Текст книги "Сильнодействующее средство"

15
Изабель

Когда приехала «скорая», Реймонд да Коста все еще лежал на полу ресторана. Полный раскаяния парень, чьи гнусные намеки послужили причиной вспышки и сердечного приступа Реймонда, подложил ему под голову свою куртку, а хозяин заведения двумя скатертями накрыл больного, чтобы не замерз.

По вызову также приехала полицейская машина, и офицер предложил довезти Изабель до клиники, но не стал настаивать, когда девочка захотела поехать в «скорой» вместе с отцом.

Дрожа от страха, Изабель смотрела, как Реймонда положили на носилки и понесли. Ей на плечи легла какая-то вещь. Это была та самая куртка, которая до этого служила подушкой ее отцу.

– Послушай, – умоляющим тоном произнес парень. – Я только хотел пошутить, клянусь! Ты мне веришь, а?

– Да какая теперь разница? – закричала на него Изабель.

Ее перебил спокойный мужской голос:

– Прошу прощения, мисс, мы хотим побыстрее доставить вашего отца в больницу.

Изабель кивнула и быстро вышла вслед за фельдшером. Ее шок был тем сильней, что она вдруг оказалась без поддержки, которую всегда видела в отце, тщательно оберегавшем ее от жестокой реальности повседневной жизни.

Машина неслась по городу, с визгом поворачивая на перекрестках, а Реймонд все пытался заговорить с дочерью. Но медики велели ему не нервничать и глубоко дышать через кислородную маску.

Изабель боролась со слезами, но вид беспомощного отца, с кислородной маской на лице, повергал ее в панику.

Машина затормозила перед входом в отделение «скорой помощи» клиники Альта-Бейтс. Откуда-то появились люди, они перенесли больного на каталку и быстро увезли в здание.

Внутри старший ординатор отделения быстро отдавал приказания подчиненным. Врачи уже приготовились везти Реймонда в реанимацию, когда он вдруг заметил Изабель. Девочка стояла в сторонке, онемев от ужаса.

– Это кто? – угрюмо спросил он.

– Дочь, – на ходу бросил фельдшер, пробегая к машине, чтобы ехать на следующий вызов.

– А есть кому за ней приглядеть?

– Отправьте ее в педиатрию, пусть посидит там в коридоре, – распорядился врач.

– Нет-нет! – воскликнула Изабель. – Я хочу остаться с папой!

Стараясь сдерживать эмоции, молодой доктор как можно мягче произнес:

– Послушай, девочка, у меня тут дел невпроворот, и мне нужно сосредоточиться на том, как помочь твоему отцу. Ты уж лучше не сопротивляйся, тебя отведут в детское отделение, а когда все прояснится, я им позвоню, чтобы ты спустилась. Сестра!..

– Сама дорогу найду! – буркнула Изабель.

Она не отдавала себе отчета в том, что подобное заявление прозвучало из ее уст впервые в жизни.

* * *

Почти три часа Изабель провела среди кашляющих, хнычущих, стонущих малышей. Все это время она не двигалась с места.

Наконец появился тот самый ординатор.

Едва заметив его, Изабель перестала дышать. Она приготовилась услышать самое страшное.

Врач медленно подошел и тихо сказал:

– Твой папа в порядке. То есть… У него был сердечный приступ.

– Приступ? – сердито повторила девочка. – Доктор, объясните толком, что это значит.

– Послушай, – ответил тот, – ты еще маленькая девочка. Я не могу обсуждать с тобой детали кардиограммы. Я тебе скажу, какой сухой остаток… Ну, основное…

– Я знаю, что такое «сухой остаток», – огрызнулась Изабель. – И думаю, если бы вы потрудились показать мне кардиограмму, я бы в ней тоже разобралась. Скажите главное: он будет жить?

– Несомненно, – устало ответил врач. – У него был легкий инфаркт миокарда. На первый взгляд повреждения незначительные. Ты, малыш, на меня не обижайся, но я только что оттарабанил сорок восемь часов кряду, так что у меня в голове стучит, а во рту пересохло. Я едва на ногах держусь. Тебе все расскажет кардиолог – этому негодяю везет, он даже поспать ночью умудряется.

В лифте ехали молча. Врач – от усталости, девочка – от беспокойства.

– Я понимаю, что вы чувствуете, – наконец сказала Изабель, чтобы заполнить пустоту. – Как вы все это выносите?

Врач посмотрел на нее с улыбкой.

– Тебя насмешить? Я много ворчу, но на самом деле мне эта работа нравится. Это самый кайф – когда спасаешь кому-то жизнь. Может, вырастешь – тоже врачом станешь, а?

Девочку так тронул этот ответ, что она не стала говорить, что уже давно выросла.

Хотя… Может, сегодняшние события как раз говорят об обратном?

* * *

Врачи заверили ее, что отцу дали успокоительное и он проспит еще несколько часов, но Изабель продолжала сидеть у его постели и говорить какие-то утешительные слова, хотя и знала, что он не мог ее слышать.

Прошло четыре с лишним часа, когда Реймонд начал приходить в себя. Первая его мысль была о дочери.

– Изабель! Где Изабель?

– Папа, я здесь, – прошептала девочка и взяла его за руку.

– Дочка, ты себе не представляешь, как мне жаль, что я так с тобой поступил.

– Папа, но ты же хотел меня защитить!

– И вот полюбуйся, что натворил. Что теперь с тобой будет? – печально произнес он.

– Пап, со мной все будет в порядке.

– Они мне сказали, что хотят подержать меня тут, под наблюдением. Кто же позаботится о тебе? Кто станет готовить…

– Перестань! – перебила дочь. – Я не настолько далека от реальной жизни. Если не хватит ума разморозить что-нибудь готовое – обойдусь и пиццей, тоже не беда.

– Нет! – вдруг обрел силы Реймонд.

Подумать только, что может случиться в его отсутствие! Он ужаснулся. Ведь Изабель, чего доброго, отправится в пиццерию или еще куда, а там вступит в разговор с другими посетителями… Или они – с ней.

Она такая молоденькая, такая неопытная. На каждом углу ее подстерегает опасность.

Вслух он сказал:

– Послушай меня, дорогая, главное – не пропускать занятий. Я позвоню декану Кендаллу. Уверен, он найдет какую-нибудь старшекурсницу, чтобы провожала тебя на лекции и обратно. А с больницей я попробую договориться, чтобы тебе разрешили ночевать здесь.

– Я думаю, Реймонд, это не понадобится, – раздался женский голос.

Оба разом обернулись к двери.

– Мам, как ты кстати!

По лицу Мюриэл было видно, что она разделяет радость дочери. Она повернулась к мужу.

– Реймонд, ты как?

– Жить буду, – мрачно ответил тот.

– Я отправила Питера к тете Эдне и договорилась на работе, так что смогу побыть здесь, сколько потребуется. – Переведя взор на дочь, Мюриэл прибавила: – Что я с удовольствием и сделаю.

Реймонд был слишком слаб, чтобы возражать. По правде говоря, в душе он даже радовался, что дочь будет в надежных руках.

– Пап, это я ей позвонила, – сообщила Изабель. И, предвосхищая недовольство отца, добавила: – Можете разбираться между собой сами, но в данной ситуации это было правильным решением. – Дальнейшие препирательства она поспешила пресечь репликой: – Во всяком случае, для меня.

* * *

Наутро осматривавший Реймонда кардиолог выразил сдержанный оптимизм.

– Рад вам сообщить, что последствия приступа минимальны. Но это вам звоночек, к нему надо прислушаться. Из нашего разговора я заключил, что мистер да Коста является классическим примером личностного типа А. Соответственно, он принадлежит к группе риска с точки зрения заболеваний сердечно-сосудистой системы. Отныне ему следует всячески избегать стрессов, ограничить потребление холестерола и хотя бы три раза в неделю заниматься физкультурой на открытом воздухе. Минут по сорок пять.

– А долго вы его еще здесь продержите? – спросила Изабель.

– Я бы хотел, чтобы он еще дня два-три отдохнул, даже если для этого придется его привязать к койке.

В болезни Реймонда была и положительная сторона: до его выписки из клиники с Изабель будет жить мама.

Мать и дочь так давно не виделись, что не могли наговориться.

– Девочка моя, тебе нравится учиться?

– Да, тут очень здорово. На физфаке так много интересных людей!

– Рада за тебя, – ответила Мюриэл, не выдавая своего разочарования, ведь подтверждались самые худшие ее опасения. – Но ты, мне кажется, еще слишком мала, чтобы заводить дружбу со старшекурсниками.

– Если честно, – посетовала Изабель, – меня этот возраст уже достал. По метрике мне всего тринадцать, и в то же время я хожу на семинар по астрофизике с людьми вдвое старше. Все в студгородке водят машины, а мне еще три года ждать.

– Не беспокойся, дорогая. Природа сама за тебя все наверстает.

При этих словах Мюриэл невольно посмотрела на наливающуюся грудь дочери. Они поняли друг друга без лишних объяснений.

– Да, мам, – с радостью призналась Изабель, – у меня недавно месячные начались.

– Небось испугалась сначала? – Мюриэл обняла девочку. – Мне, помнится, в первый раз было очень страшно.

– Да.

Как же это здорово, что можно наконец с кем-то поделиться!

– Надо было мне позвонить.

– Я хотела, но папа был дома, и я постеснялась.

Лицо у матери помрачнело.

– Ты хочешь сказать, что всегда звонишь мне при нем?

– Мам, квартира-то у нас маленькая…

– А ты считаешь, ему действительно нужно тебя сопровождать на все занятия?

– А это ты откуда знаешь?

– Изабель, – вздохнула мать, – о тебе то и дело пишут в нашей газете. Если я что-то пропущу – мне тут же подсовывают другие преподаватели. – Помолчав, она с горечью добавила: – Они руководствуются лучшими побуждениями, но смотрят на вещи как-то однобоко. Все считают, что я должна тобой гордиться. И все.

– А ты что же, мной не гордишься?

Девочка была явно разочарована.

– Милая моя, если честно, я бы с большим удовольствием вернулась на несколько лет назад и все изменила. Тогда я сейчас возила бы тебя в школу, а не навещала в университете. Ну да ладно. Мы с папой договорились, что все каникулы будем проводить семьей. Только у вас с ним почему-то вечно находятся причины…

– Мам, я тут ни при чем.

– А разве ты по мне не скучаешь? – продолжала расспрашивать Мюриэл. Было заметно, что ее это тревожит. – Видит бог, как у меня за тебя сердце болит.

– Я тоже скучаю, мам. Может, нам вдвоем с папой поговорить?

С тоской Мюриэл посмотрела на дочь и горестно произнесла:

– Боюсь, это мало что изменит.

Она опустилась на стул, закрыла лицо руками и тихонько заплакала.

Изабель подошла и обняла мать.

– Мам, не надо, не плачь.

– Извини. Это из-за того, что мне тебя очень не хватает.

Они обнялись.

Наконец Мюриэл напомнила себе, что надо держаться, и как можно более убедительно сказала:

– Все будет хорошо.

Она направилась к раковине и умылась. А затем они обе, не сговариваясь, перешли на менее болезненные темы.

– Расскажи мне о Питере, – попросила Изабель. Она старалась говорить беспечным тоном. – Когда я с ним разговариваю, он только ворчит.

– Ну, это типичное поведение для подростка. Уж не знаю, хорошо это или плохо. Он выступает за футбольную команду, не делает уроков и бесконечно треплется по телефону с дружками о своих сексуальных победах, настоящих или вымышленных. Но я знаю, что в бумажнике он носит презервативы.

– Мам, ты что, лазила по его карманам?

– Нет, конечно, – заверила Мюриэл. – Он мне сам сказал.

Изабель невольно ощутила укол зависти. Везет же брату – живет дома, даже позволяет себе доверительные разговоры с мамой. А главное, у него есть друзья, с которыми можно общаться в свое удовольствие.

Однако ей не хотелось создавать у матери впечатление, что она считает себя в каком-то смысле обделенной по сравнению с братом.

– Мам, Беркли – замечательное место. Я тебе завтра все покажу.

– С большим удовольствием, дочка.

– До двенадцати у меня лекции, а в половине третьего лабораторная. Можем перекусить на скорую руку, а потом я проведу тебя по университету.

– Наверное, тебе это будет странно – сидеть на лекциях самой, без папиных пояснений?

– Ну, он же мне лекции не разжевывает… – Она осеклась. – Нет, ты права, мне его будет недоставать.

По лицу дочери Мюриэл прочла, что ее раздирают двойственные чувства. Опасаясь огорчить девочку еще больше, она решила переменить тему.

– У меня для тебя сюрприз, – объявила она бодрым тоном.

Мюриэл прошла в комнату мужа, которую временно оккупировала, и вернулась с…

– Скрипка! Моя скрипка! – восторженно вскрикнула Изабель. – Спасибо, мамочка, мне ее так недоставало!

– И еще ноты, целая куча, – с улыбкой сообщила мать. – Должна сказать, ты скоро увидишь – как я когда-то, – что игра на музыкальном инструменте немало способствует активной личной жизни.

– В смысле?

– В университете я не только ходила на репетиции оркестра, но еще и брала уроки у Эдмундо. И когда в квартет физфака понадобилась вторая скрипка, они тут же пришли ко мне. Это было здорово – мы много ездили, знакомились с разными людьми… Даже наши споры из-за темпа исполнения мне жутко нравились. Может, и ты станешь играть в университетском оркестре?

– Где же я время-то возьму? – Изабель озорно улыбнулась. – Мне ведь всего тринадцать лет.

– Тогда тебе понравится и другой мой сюрприз, – объявила Мюриэл и достала из сумки магнитофонную кассету. – Это серия записей под названием «Минус один». То есть запись концерта без сольной партии. Таким образом, ты можешь играть в сопровождении настоящего филармонического оркестра.

– Класс! – обрадовалась Изабель.

Мюриэл была довольна.

– Я решила, тебе лучше начать с ми-минорного концерта Мендельсона. Если хочешь, можем пройтись вдвоем, я помогу тебе с трудными местами.

– Мам, это так здорово! Только вот…

– Ушам своим не верю! – пролепетала Мюриэл. – У вас что, нет даже кассетника?

Изабель помотала головой.

– Но ты же так любила заниматься под музыку…

– Да. Но папа считает, это мешает сосредоточиться.

– И ты его во всем, во всем слушаешь? – Дело обстояло даже хуже, чем она предполагала, но Мюриэл постаралась не выдать своей озабоченности. – В твоем возрасте обычно дух противоречия так и играет.

– Хорошо, мам, – отшутилась Изабель. – Я непременно приму участие в нескольких маршах протеста. А теперь ты мне ответь: что будет с тобой и папой?

– Этого я не могу тебе сказать, – глухо сказала мать.

– Но почему?

– Потому что не могу определить своих чувств.

– По отношению к чему?

– К твоему отцу. – Не давая дочери среагировать на эту бомбу, Мюриэл ловко сменила тему: – Давай-ка я что-нибудь приготовлю поесть.

– Отлично. – Дочь оживилась. – Папа совсем не умеет готовить.

И слава богу, подумала Мюриэл.

* * *

Они отправились в магазин пополнить запасы, что на время избавило их от гнетущей атмосферы, царившей дома. Заодно Мюриэл получила возможность компенсировать недостатки супруга в ведении домашнего хозяйства.

Очень деликатно она затронула новую тему.

– Я знаю, что в Беркли принят свободный стиль в женской одежде, если можно так выразиться. Но что бы ты сказала, если бы я предложила тебе купить бюстгальтер на пробу?

– Конечно, мам. Спасибо, что предложила.

Мюриэл помогла дочери выбрать новый для нее предмет одежды, после чего оставила ее примерять какие-то блузки, а сама бросилась через дорогу, где продавались кассетные магнитофоны. Вернувшись, она с радостным удивлением обнаружила дочь в совершенно ином настроении. На обеих напало веселье, и Изабель не выказывала никакого желания покинуть магазин.

К несчастью, когда они вернулись, в доме продолжал витать дух Реймонда. Однако утренние разговоры по душам уже научили Мюриэл умело обходить опасные для обсуждения темы.

Поужинав, они снова поехали в клинику. Реймонда уже перевели из реанимации в терапевтическое отделение. С полчаса они посидели у постели больного, своим разговором отвлекая его от экрана телевизора, где шел захватывающий баскетбольный матч. Поняв наконец, что без них ему будет только лучше, они попрощались.

Для Изабель это был момент душевного равновесия, ведь с ней были и мать, и отец. Мюриэл догадалась, что сейчас самое подходящее время достать магнитофон. Изабель пришла в восторг.

– Мам, тебе надо к нам чаще приезжать!

Мать улыбнулась.

– Боюсь, лучше будет, чтобы я держалась в стороне. Ну что, попробуем Мендельсона сыграть?

– Почему бы нет? – согласилась дочь.

Мюриэл открыла чемодан, достала свою скрипку и камертон, и они с наслаждением заиграли скрипичное соло на двух инструментах в унисон.

* * *

На другой день Изабель взяла маму с собой на лекции.

Лекция профессора Розенмайера по греческой трагедии Мюриэл понравилась, зато «Введение в физическую химию» поставило в тупик.

И еще она невольно обратила внимание, что Изабель выделяется среди однокурсников не только своим возрастом, но и полом: кроме нее в аудитории была только одна девушка.

После лекции кто-то из студентов прокричал им вслед:

– Эй, да Коста, сегодня у тебя телохранитель посимпатичней, чем всегда.

Перекусив на открытом воздухе и совершив еще один захватывающий поход по магазинам, они вернулись домой. И застали там Реймонда, который сосредоточенно изучал свежий номер журнала «Сайенс».

– Господи, я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего, – неодобрительно заметил он.

Воцарилось неловкое молчание. Мюриэл было ясно, что затишью конец.

– Рей, я рада, что тебе лучше.

Она постаралась, чтобы это прозвучало искренне.

– Да, я выписался. Вообще-то я совершенно здоров.

У Мюриэл упало сердце.

– Кажется, мне следует узнать расписание вечерних рейсов.

– Мам, ты что, не останешься? – Дочь была откровенно разочарована. – Поужинали бы вместе. Как в старые добрые времена, – невольно сорвалось у нее с языка.

– Нет, правда, – поддакнул Реймонд, – Изабель будет очень рада.

– Но в таком случае мне придется у вас ночевать, – по возможности тактично произнесла Мюриэл. – А у вас, я вижу, комнаты для гостей не предусмотрено.

– Зато есть диван, – заметил Реймонд.

«Неужели он не понимает, что говорит жестокие вещи?» – ужаснулась Мюриэл.

– Нет, это не по мне. Я в походных условиях спать не привыкла. – Мюриэл улыбнулась. – Я мигом соберусь. Билет до Сан-Диего всегда найдется.

Такси мчало ее в аэропорт, а Мюриэл трясло от праведного гнева.

Неужели до Рея не дошло, какой жуткий урок супружеской жизни они только что преподнесли своей дочери?

Имея перед глазами такой пример, Изабель никогда не сумеет создать себе нормальную семью.

Но, может, Рей именно этого и добивается?

* * *

27 марта

Зачем они заставляют меня выбирать между ними?

16
Сэнди

– Сынок, а ты еще девственник?

Вопрос Сидни Рейвена застал сына врасплох. Сэнди не знал, что ответить. С одной стороны, ему не хотелось ронять репутацию в глазах отца, с другой – не терпелось расстаться со своей невинностью.

Он замялся.

– Пап, ну ты и вопросы задаешь…

– Не переживай, малыш, это мы легко устроим. Считай, что ты мне уже ответил. Именно с этой целью я заказал в «Скандии» столик для вас с Глорией.

– С какой еще Глорией? – смутился Сэнди.

– С той, с которой у тебя будет свидание, – лукаво подмигнул Сидни. – Она симпатяга, спит и видит себя на экране, но умудряется оставаться при этом милой девочкой. И не жадная. В смысле тела.

– А-а. – Сэнди занервничал. – А я кого должен изображать?

– Себя самого, – с оттенком гордости произнес отец. – Сына Сидни Рейвена. Думаю, она тебе понравится. Она даже колледж закончила, не припомню только, по какой специальности. В ресторане, когда принесут счет, впиши туда пятнадцать процентов на чай и распишись за меня. У меня там открытый счет.

– А как с Глорией?

– А что с ней?

– Как с ней расплачиваться?

– Смеешься? – Сидни изобразил возмущение. – Она не шлюха какая-то. Вполне порядочная девушка. Не хуже тебя.

Сэнди совсем растерялся.

– Пап, – признался он, – но я понятия не имею, как это делается.

– Не волнуйся, сынок, предоставь это ей.

Остаток дня прошел для Сэнди в сильном волнении. Что, если и эта девица его отвергнет, как привереда Марджи? Рана, оставшаяся после того жуткого случая, все еще кровоточила.

Предположим, эта девушка вынуждена будет его терпеть. Достанет ли у него смелости проявить инициативу? Этот вопрос не давал Сэнди покоя.

Чтобы исправить огрехи внешности, он четыре часа проторчал на солнце, рассчитывая, что в результате его физиономия будет меньше напоминать белый лунный диск. Бритье закончилось тремя порезами, и Сэнди так разнервничался, что пришлось снова вставать под душ. Целую вечность он провел в отцовской гардеробной, пытаясь выбрать подходящий галстук.

Косые лучи вечернего солнца просачивались сквозь огромные ели, отбрасывающие на газон длинные тени – почему-то Сэнди воспринимал их как нечто непристойное, – а отец все это время сидел у бассейна и потягивал мартини.

– Развлекайся, мальчик, – напутствовал он сына. – Непременно возьми лососину – пальчики оближешь.

Сэнди кивнул, вышел во двор и сел во взятый отцом напрокат «ягуар». Спустившись по Стоун-каньон, он повернул на бульвар Сансет.

Со страху Сэнди ехал черепашьим темпом, не переставая твердить себе, что лихачей всегда ловят. На самом деле он весь день только тем и занимался, что уговаривал себя не нервничать и держаться непринужденно.

Бульвар Сансет выглядел точно так, как его показывают в кино. По обе стороны стояли роскошные особняки; у бескрайних газонов был такой вид, словно их не далее как сегодня стригли маникюрными ножницами легионы диснеевских гномов.

Мало того что Сэнди всего трясло от паники, его еще не отпускало ощущение дежа-вю. У него было такое чувство, как будто он бывал тут уже тысячу раз. И одновременно он ощущал себя инопланетянином.

Он подъехал к ресторану. Светловолосый, загорелый служитель автостоянки в красном жилете поспешил взять у него ключи и отогнал машину в сторонку.

Выйдя из автомобиля, как броней отделявшего его от сказочной голливудской реальности, Сэнди почувствовал себя раздетым.

Он вошел в ресторан и поразился роскошному оформлению и умиротворяющему негромкому гулу голосов. Посетители тут были один другого солиднее.

Стоило Сэнди назвать свою фамилию, как метрдотель с подчеркнутым почтением произнес:

– Да-да, мистер Рейвен. Я уже проводил вашу гостью за столик.

При всей рассеянности, Сэнди сразу выделил из общей массы людей сидящую в одиночестве молодую женщину с роскошными волосами в тициановском духе. На ней был светло-песочный костюм и женственная белая блузка. Все ближе, ближе… – и Сэнди с неловким чувством начал понимать, что незнакомка улыбается не кому-нибудь, а ему.

Нет, это не она. Не Глория. Это Аврора, богиня утренней зари. С таким ангельским личиком…

– Добрый вечер, Сэнди, – улыбнулась девушка и вежливо подала руку. – Рада познакомиться. – По говору было слышно, что она родом с Восточного побережья.

Сэнди опустился в мягкое кресло и только и сумел выдавить:

– Хм… Я тоже рад познакомиться.

Метрдотель с поклоном положил перед ними меню и одновременно поинтересовался:

– Желаете аперитив?

Вопрос, конечно, был адресован Сэнди.

– Я взяла на себя смелость заказать «Кир Рояль», – вежливо сообщила Глория.

Почему она говорит с ним с таким почтением?

– Тогда я тоже его возьму, – поддакнул Сэнди.

Метрдотель кивнул и удалился.

Ну вот, подумал Сэнди, теперь надо о чем-то говорить.

– Так что конкретно я заказал?

Он посмотрел на Глорию в упор, пытаясь справиться с ошеломляющим эффектом, который произвела на него ее красота.

– Шампанское с кассисом, – пояснила она с улыбкой.

– Ну, про шампанское я много чего знаю, – ухватился он. – В основном с научной точки зрения, конечно. Не думаю, что вам это будет интересно.

– Как раз наоборот. – Девушка коснулась его руки. – Я преклоняюсь перед наукой. Сама-то я в Редклиффе только один естественно-научный курс прослушала.

Ого, ужаснулся Сэнди, эта… профессиональная жрица любви еще и в Гарвард ходила! Вслух он сказал:

– А вы по какой специальности учились?

– История искусств, – ответила Глория. – Вообще-то я как раз заканчиваю диплом по гравюрам Альбрехта Дюрера. Буду защищаться здесь, в университете Лос-Анджелеса.

Сэнди мысленно вздохнул с облегчением: она этим зарабатывает себе на университет. То есть я фактически помогаю ей набрать нужную сумму. И хорошо, что она так широко образованна. Иначе до решающего момента не дотянуть.

Когда подошло время делать заказ, Глория проявила недюжинное знание скандинавской кухни. Когда же принесли карту вин, она не стала отбирать у Сэнди инициативу, а лишь шепотом посоветовала:

– Попробуй номер сто двенадцать. Только чтобы из холодильника!

Сэнди повторил это вслух. Сомелье заметил, что это прекрасный выбор, и удалился.

Вдруг Сэнди разинул рот. Глаза у него полезли на лоб.

Глория решила, что он встретил кого-то нежелательного.

– Что, жену увидел? – шепотом спросила она.

Сэнди молча покрутил головой.

Глория осторожно проследила за его взглядом. Его внимание было приковано к столику в дальнем углу, за которым, в ее представлении, сидела ничем не примечательная компания, трое мужчин и одна женщина.

– У тебя голливудская болезнь, – посочувствовала она.

– Что это значит?

– Ну, разновидность галлюцинаций, нападающих на человека, впервые оказавшегося в Голливуде. Длится, как правило, несколько дней. У меня тоже поначалу такое было. Тебе кажется, что всякий, кого ты видишь – мясник, бакалейщик, кто угодно, – на самом деле знаменитость типа Роберта Редфорда или Джейн Фонды. На самом деле здесь всякий плебей изо всех сил старается выглядеть как настоящая звезда.

– Нет, – возразил Сэнди, все еще в полутрансе. – Я знаю этого человека. Мы вместе учились в старших классах школы.

Глория еще раз осторожно посмотрела на компанию.

– Надеюсь, ты не о Ким Тауэр говоришь? – с презрением произнесла она.

– Да, – подтвердил Сэнди. – Это она, я ее знаю.

– Ничего удивительного, – небрежно прокомментировала Глория. – В этом городе ее все знают.

Сэнди намеренно пропустил ее реплику мимо ушей. И спросил тоном ребенка, обращающегося за советом к взрослому:

– Как думаешь, ничего, если я к ней подойду и поздороваюсь?

– Если тебе от этого станет легче – ради бога, – ответила Глория. – Но, выражаясь твоим языком, у нее в голове ровно одна извилина.

Сэнди машинально принялся оправдываться.

– Ничего подобного, она очень умная, – сурово заявил он.

– Хорошо, хорошо, – с улыбкой согласилась Глория, – будем считать, что умные женщины своего ума не показывают. Она, во всяком случае, его скрывает весьма умело.

Не обращая внимания на сарказм Глории, Сэнди поднялся и, словно в трансе, вызванном встречей со своей богиней, неуверенно направился к столику Рошель.

Чем ближе он подходил, тем восхитительнее казался ему предмет его обожания. Безупречная кожа, идеальные зубы – в ней все сверкает, все совершенно. Подойдя так близко, как позволяла ему его смелость, Сэнди робко произнес:

– Привет, Рошель, рад тебя здесь видеть.

По лицу девушки пробежала тень сомнения. Одновременно три ее кавалера разом повернулись к тому, кого они приняли за незадачливого поклонника в поисках автографа.

Их остановила ее улыбка.

– Сэнди, неужто ты?

– Я уж подумал, ты меня забыла… – пробормотал он.

– Как это забыла? – воскликнула Рошель. Она встала и протянула ему обе руки. – Иди сюда, я тебя обниму.

Сэнди повиновался и, сам того не осознавая, получил по поцелую в каждую щеку.

Но это была только увертюра к праздничному салюту. Рошель принялась на все лады представлять Сэнди своим спутникам.

– Ребята, позвольте представить вам моего самого дорогого друга детства и, наверное, самого гениального американского ученого. А по счастливому совпадению, еще и сына Сидни Рейвена. Сэнди, это Харви Мэдисон, мой агент. Это Нед Гордон, мой менеджер, а это Март Хамфриз, мой рекламный агент.

Все трое поднялись и энергично пожали Сэнди руку, а Рошель продолжала:

– Мне очень жаль, что не могу тебя пригласить за наш столик, но у нас тут деловое совещание. Мой контракт заканчивается, его надо будет возобновлять, и мы проговариваем для себя кое-какие детали.

– Все в порядке, – ответил Сэнди. К нему начала возвращаться какая-то уверенность в себе. – Я все равно не один.

– Правда? – с любопытством воскликнула Ким.

– Да, – горделиво подтвердил Сэнди. – Вон она там сидит.

Четыре пары глаз издалека смерили Глорию оценивающим взглядом.

– Хорошенькая леди, – объявил Харви Мэдисон. – Тоже из наших, киношных?

Сэнди на миг показалось, что этой репликой агент принижает его девушку.

– Нет, – ответил он с оттенком высокомерия. – Она занимается историей искусств. Приятно было познакомиться, я пойду. Прошу меня извинить.

Рошель прокричала вслед:

– Обязательно позвони мне до своего отъезда! Мы с тобой куда-нибудь сходим, вспомним старые времена.

– Да-да, конечно, – промямлил Сэнди.

Он вернулся к своему столу и сел.

– Прости, – сказал он, – это моя давнишняя приятельница, еще по Нью-Йорку.

Глория кивнула.

– У тебя на щеках помада.

Принесли еду. Пока официант суетился вокруг столика, Сэнди улучил момент и внимательно рассмотрел свою спутницу. Если не считать небольшого количества туши для ресниц, никакой краски на лице Глории не было. В отличие от Рошель.

Неожиданное общение с группой киношников придало Сэнди смелости.

– Насколько я понимаю, тебя интересует кино, – заметил он.

– Не ошибся. Мне кажется, пора женщинам занять подобающее им место в этом бизнесе. А ты как считаешь?

– Ну, по-моему, Барбре Стрейзанд это уже удается.

– Быть актрисой? Очень надо! – усмехнулась Глория. – Чтобы на тебя все пялились? Я уже работаю на полставки в монтажной лаборатории «Парамаунт». Если себя зарекомендую, когда-нибудь увидишь в титрах мою фамилию. В качестве режиссера.

– Пожалуй, за это надо выпить, – заявил Сэнди и поднял бокал шабли. Именно это вино значилось в карте под номером сто двенадцать.

А Глория провозгласила свой тост.

– Теперь моя очередь, – сказала она. – За то, чтобы ты как можно скорее разлюбил Ким Тауэр.

Сэнди опешил.

– Ты почему это сказала?

– Потому что, Сэнди, она искусственная, а ты настоящий.

Потом, в квартире Глории, они до глубокой ночи занимались сексом. После чего, все еще в возбуждении, Сэнди прошептал ей на ухо:

– Глория, если я тебе скажу, что, кажется, влюбился?

– Я тебя отговорю, милый. Я для тебя тоже не пара.

* * *

Домой он приехал около четырех утра. Потихоньку вошел – и с удивлением увидел, что в отцовском кабинете горит свет.

Сэнди заглянул в дверь – старший Рейвен, в шелковом халате, сидел в кресле, задрав ноги, и быстро просматривал какой-то сценарий. Справа и слева от него были горы бумаги.

– Пап? – шепотом окликнул он.

– А, сынок, ты меня напугал. Не ожидал, что ты так рано вернешься.

– Ты всегда так засиживаешься? – удивился Сэнди.

– Если хочешь чего-то достичь в мире кино, малыш, надо поменьше бока пролеживать. Через минуту-другую начнут звонить из Испании, мы там снимаем итальянский вестерн. А я тем временем посмотрел кое-какие новые сценарии – вдруг что дельное попадется.

– Когда же ты спишь?

– Это что – допрос? – рассмеялся отец. – Это я тебя должен допрашивать. Сэнди, у тебя какое-то странное лицо. Все нормально прошло?

– Зависит от того, как интерпретировать вводные данные, отец.

– Так. Давай к делу. Глория тебе понравилась?

– Она замечательный человек. Настоящая умница и…