Текст книги "Лучшие истории о невероятных преступлениях"

– Держите ее, Пейдж! – крикнул Маркуис.

Но удерживать ее не пришлось. Кэролайн повернулась к ним со спокойной улыбкой.

– Продолжайте, – произнесла она.

– Вы с Уайтом спланировали это вместе, – сказал полковник Маркуис. – Вы ненавидели судью почти так же сильно, как и он: всю его манерность и мягкость. Кроме того, полагаю, вы оказались в отчаянном положении из-за вашего прежнего романа с шантажистом Ральфом Стрэтфилдом. Услышь ваш отец об этом – и в своем завещании он наверняка не оставил бы вам ни пенни. А вам нужны были деньги на разных красавчиков вроде Стрэтфилда и Гэбриэла Уайта.

Конечно, с самого начала было ясно, что у Уайта есть сообщник в этом доме. Иначе он не мог бы так много выяснить и получить. Также было понятно, что его сообщник – женщина. В деле ощущалось то, что инспектор Пейдж назвал «женской рукой»; и ни у кого другого в доме не было серьезного мотива, кроме вас и вашей сестры. Признаюсь, это меня беспокоило. Я не знал, кто из вас виновен. Был склонен подозревать Иду, пока не стало очевидно, что эти явные попытки бросить подозрения на вас на самом деле были направлены против нее и еще кое-кого… Какой размер обуви вы носите, мистер Трэверс?

– Десятый, – мрачно ответил сэр Эндрю. – Я довольно грузный, как вы заметили.

– Да. И еще ваш пистолет. И прежде всего, как известно, вы собирались приехать в гости к судье. Вот почему Уайт так долго медлил – надеялся, что вы все же появитесь. Вы… связаны с Идой Мортлейк. Да, вы двое призваны были навлечь на себя подозрения. По плану подразумевалось, что Кэролайн Мортлейк не должна иметь никакого отношения к убийству. У нее должно было иметься алиби. Ведь ее могли бы заподозрить в симпатии к Трэверсу, и они собирались подстраховаться на сей счет. Отсюда и хитрость: «Ральфа Стрэтфилда» собирались использовать как прикрытие для прочного алиби, которое становилось тем более убедительным, что дискредитировало бы Кэролайн. Гэбриэлу Уайту следовало позвонить в дом и предложить Кэролайн пойти по такому-то адресу и спросить письмо. Вы, Кэролайн, действительно должны были уйти. Это – гениальная комбинация: данного адреса не существовало, и вы с Уайтом знали это. Эффектнее всего в этой затее было обратить на себя внимание, когда позднее вы бродили бы взад-вперед по улице в Блумсбери, и создать таким образом алиби с запасом на время убийства судьи. Вы могли свободно ходить на виду у всех – и заполучить свидетелей своей прогулки. Кроме того, должны были отказаться отвечать на любые вопросы об этом, понимая, что полицейские станут разузнавать и что бесценная Милли Рейли, горничная, имеет привычку подслушивать все телефонные разговоры. Она бы и сообщила об этом. И вы бы позволили вытянуть из себя кажущуюся истину, «алиби». Похоже на трюк Уайта: вы тоже очерняли себя, чтобы обелить.

Но вы все-таки не пошли на Гастингс-стрит. – Маркуис сделал паузу и внимательно посмотрел на Кэролайн. Затем кивнул в сторону Уайта. – Вы очень его любите, верно?

– Да или нет, – сказала она, – вас не касается и не имеет отношения к этому делу.

Что озадачивало Пейджа – так это отчужденный, почти безразличный вид самого Гэбриэла Уайта, в котором сейчас, казалось, нет уже утренней бодрости и горячности. Он словно находился мыслями где-то далеко.

– Но это имеет отношение к делу! – резко возразил полковник Маркуис. – Вы боялись за Уайта. Считали его и сейчас считаете слабым. Опасались, что он потеряет самообладание, начнет нервничать и провалит дело. И прежде всего вы тревожились за него, потому что любите его. Вы хотели остаться здесь. Хотя вы, полагаю, хладнокровная злодейка, почти такая же, как этот ухмыляющийся Адонис. И вы хотели получить это алиби. Возможность представилась вчера днем: вы проводили собеседование с претендентками на место горничной…

– И что?

– Одна из них оказалась похожа на вас, – сказал он.

Маркуис взглянул на Пейджа.

– Инспектор, вы, конечно, заметили это при осмотре тела Сары Сэмюэлс? Невысокая, пухлая, темноволосая, привлекательная… Разумеется, ее нельзя назвать двойником, но она похожа на Кэролайн. Предположим, Сару Сэмюэлс отправили на Гастингс-стрит. Было темно, шел дождь; девушка подняла воротник пальто, как ей велели; и случайный свидетель, опрошенный позднее, сочтет ее Кэролайн Мортлейк. Наверное, дело было так: «Вам очень нужна работа, не так ли? Тогда пройдите небольшую проверку. Отправляйтесь на Гастингс-стрит, – и все остальное, – иначе работу вы не получите». И Сара согласилась. На случай, если бы она что-нибудь заподозрила… Ну, вы не сильно боялись: вы верите в силу шантажа и, вероятно, заявили примерно так: «Ты не посмеешь заговорить – тебя просто арестуют». Но вряд ли из-за Сары Сэмюэлс возникли бы проблемы. Ей предстояло выйти на работу только в следующем месяце, и полиция вообще не должна была ею заинтересоваться.

Этот план вы сочинили минут за десять – как увидели Сару. Теперь вы могли остаться дома и даже сами убить судью, если Уайт вдруг дрогнет. Думаю, именно поэтому вы зашли в павильон до того, как якобы «покинули» поместье. Дело было не в том, что вы нуждались в деньгах. Вы хотели заполучить пистолет, лежавший в столе вашего отца. Взять его без ведома судьи было непросто. Но вы сами невольно подсказали, как сумели его украсть, когда так стремились бросить подозрение на сэра Эндрю Трэверса и подчеркнуть, что его там ожидали. Вы сказали отцу, что в гостиной надо включить электрический камин, а иначе будет холодно, и еще расставить посуду для чая. Мы слышали о его привередливом характере и о том, что судья не позволял другим прикасаться к своим вещам. Он направился в гостиную включить камин и приготовить чайник и чашки, чтобы вы сами за него это не сделали. В его отсутствие вы и вытащили из ящика пневматический пистолет «Эркманн».

Не знаю, приходило ли вам в голову выстрелить ему в сердце прямо там и, таким образом, предотвратить возможную оплошность Уайта. Но вы осознали, что шансы не в вашу пользу, и были достаточно осторожны, чтобы этого не делать. Кое в чем вы ошиблись – забыли внимательно присмотреться к западному окну и убедиться, что Робинсон действительно отремонтировал его. Наконец вы покинули поместье.

Тем временем Уайт разговаривал с вашей сестрой в чайной. На самом деле он этого не хотел – то была неудачная случайная встреча; но, поскольку ее не удалось избежать, он попытался укрепить свое положение, сыпля угрозами в адрес судьи. И перестарался. Уайт испугал ее. Испугал до такой степени, что, вернувшись домой, Ида позвонила в полицию. Вы, двое заговорщиков, не желали впутывать полицию – это было бы слишком опасно. Уайт хотел вбежать в этот павильон, преследуемый слугой или замеченный несколькими слугами, не более.

Когда Ида отправилась домой, Уайт последовал за ней и проник на территорию поместья через черный ход с помощью дубликата ключа. Было весьма предусмотрительно заполучить этот ключ, потому что через главные ворота Уайт не смог бы пройти – Ида велела запереть их. Кстати, Уайт, вы глупо солгали, заявив, что проникли на территорию поместья в машине Иды. Это было не только глупо, но и не нужно. Наверняка вы это сделали, чтобы привлечь внимание к Иде и заставив нас задуматься, насколько невиновной она была в остальном.

Посмотрим – я все еще следую по вашему тогдашнему пути, Уайт, – что вы сделали позднее.

Оказавшись на территории поместья, вы стали бродить вокруг павильона. Оставили следы. Когда вы прикоснулись к ставням западного окна, они показались достаточно прочными, что вас встревожило. Вы обошли вокруг и бросили камешек в одно из передних окон, чтобы привлечь внимание судьи и Пенни, который был с ним тогда, к фасадной части павильона. И тогда вы смогли бы получше проверить ставни на западном окне. К сожалению, судья только открыл переднее окно и выглянул наружу – вы его совсем не отвлекли. Но вы сочли, как Кэролайн вам сказала, поверив словам Робинсона, что западное окно легко открывается изнутри.

Вскоре вы отправились в дом. В рассказанной вами истории было и кое-что правдивое – вы действительно проникли в помещение через боковое окно после безуспешных попыток пролезть как-то еще. Вы собирались внезапно появиться в доме при слугах. Выбежать, преследуемый грозным Дэвисом, стремительно скрыться и оказаться в павильоне. Но, когда пролезли в окно в двадцать минут шестого, вы услышали ужасную вещь – разговор Иды Мортлейк с дворецким. Я спрашиваю у вас, Дэвис, в том разговоре мисс Мортлейк сообщила вам что-нибудь еще, кроме факта, что судья пьет чай в павильоне?

Дэвис кивнул:

– Да, сэр. Она велела не тревожиться, если я увижу около дома полицейских. Сказала, что позвонила им. На самом деле я уже знал об этом. Милли услышала это по второму телефонному аппарату.

Полковник Маркуис щелкнул пальцами.

– Хорошо! Теперь посмотрим на положение Уайта. Все пошло не по плану. Он нервничает. Только полиции ему и не хватало – тогда он может потерять самообладание. Или уже потерял? Уайт вылезает из окна и мокнет под дождем, пораженный услышанным. На следующий день он не упомянул об этой десятиминутной паузе, перенес разговор почти на половину шестого, что должно было навести подозрение на Иду Мортлейк, стоило нам узнать настоящее время. Там он мокнет под дождем и наконец идет в павильон, все еще нервничающий, ослабевший и сомневающийся. Но гром и молния вдохновляют Уайта, и он решает стать богом. Убить судью на глазах хоть у полицейских всего мира… Как раз когда молния высвечивает двух полицейских на дорожке… Но, – мрачно продолжил Маркуис, – не будем забывать о мисс Кэролайн Мортлейк – для нее началась самая важная часть истории. Она вернулась в поместье, о чем не знал Уайт. (Неожиданно Кэролайн чуть не оказалась перед закрытыми воротами, и если бы Уайт не оставил за собой черный ход незапертым, она вообще не смогла бы попасть внутрь.) Она наблюдает и, как я склонен предположить, даже молится. Что же она слышит? Ближе к половине шестого около ворот сторожки она слышит, как Робинсон спорит с парой только что прибывших полицейских.

Очевидно, это было похоже на конец. Кэролайн мчится к павильону, прежде чем они успевают добраться туда. Вокруг павильона растут деревья. Она прячется за деревом, примерно в дюжине футов от одного из передних окон. И в свете молнии видит, как к павильону бегут полицейские, и впереди них мчится обезумевший Гэбриэл Уайт.

Теперь не остается сомнений, что он может потерять самообладание. Кэролайн знает, что Уайт уже потерял самообладание и провалит все их планы, если пойдет дальше. Хуже всего то, что она не в силах его остановить. Уайта точно поймают и повесят. Есть ли у нее какой-нибудь способ уберечь его от поимки за убийство, которое теперь превратилось в глупость? Нет ни малейшего… но Кэролайн находит способ.

Вот она стоит перед деревом, между ним и павильоном, скрытая от глаз Пейджа стволом. И тут из-за крика сержанта Бордена происходит важное событие. Отодвигаются шторы, и судья Мортлейк, приоткрывая окно, высовывается наружу и кричит. Вот ее отчим, стоящий лицом к ней в десяти футах, освещенный, как мишень, в окне. Есть одна вещь, о которой вы забыли. Если пуля от «Браунинга» тридцать второго калибра может вылететь из открытого окна, то пуля от пневматического пистолета «Эркманн» может влететь!

Кэролайн поднимает руку с «Эркманном» и стреляет. Вспышки не видно. И не слышно особенного шума – ничего такого, что не было бы заглушено грозой. Пуля от «Эркманна» попала в грудь судьи Мортлейка примерно за секунду до того, как Гэбриэл Уайт распахнул дверь кабинета. Кэролайн надо лишь обойти дерево – и инспектор не увидит ее, пробегая мимо.

Сэр Эндрю Трэверс протянул руку, как человек, пытающийся остановить автобус.

– Вы хотите сказать, что это был первый выстрел? А два других были сделаны позднее?

– Да. Раненный в грудь, судья едва понимает, что произошло, когда в кабинет врывается Уайт. Вспомните, судмедэксперт определил, что смерть не была мгновенной; Мортлейк мог сделать несколько шагов или заговорить, прежде чем рухнул. Судья обернулся, услышав шум шагов Уайта. А потом…

Вы поймете, что ошарашило Уайта и отчего на его лице возникло недоумение, сыграть которое не сумел бы ни один актер. Уайт поднял «Браунинг» и выстрелил, но в момент выстрела или даже раньше него жертва сделала несколько шагов вбок и упала поперек письменного стола. Попал он в судью или нет? У Уайта нет времени это выяснять. Он забыл про это окно. Запер дверь на засов, но полицейские могут влезть через окно и схватить его, прежде чем он успеет осуществить свой посекундный план. Уайт подбежал к западному окну, чтобы выбросить «Браунинг». И Вселенная рушится, поскольку окно не поддается. Теперь он может сделать только одно – просто роняет «Браунинг», и тот падает в вазу. Сейчас все, что он хочет, – это нанести ответный удар, поскольку слышит подбегающего Пейджа в пределах десяти шагов от окна. Уайт поворачивается с пистолетом тридцать восьмого калибра и снова стреляет вслепую. Было ли это сделано с намерением завершить таким образом свою историю и собственный план? Да. Что бы ни случилось, он должен придерживаться своей истории. Хуже всего то, что на самом деле Уайт сам не знал, убил ли он судью. Не знал этого до сегодняшнего утра.

Но теперь вы поймете, почему инспектор Пейдж, подбегая к тому окну, поклялся, что ни одна пуля не могла пролететь мимо него и попасть в дерево, иначе он бы это услышал. Просто пуля, застрявшая в стволе, была первой из двух, выпущенных Уайтом, и вылетела, когда инспектор находился в семидесяти футах от дерева. Вы также поймете, почему Пейдж не заметил ни женщины, ни ее следов. Она уже убежала. Однако вернулась после того, как он пролез в окно. Кэролайн спряталась за деревом и выглянула из-за него, желая увидеть происходящее в комнате. Так она поскользнулась – вы обнаружили размытый отпечаток одной туфли – и машинально ступила тяжелее, оставив четкий отпечаток в мягкой почве. Вот где ирония – то был настоящий след. Предположим, что Кэролайн вспомнила об этом и позднее уничтожила эту обувь.

Полагаю, мы должны выдвинуть немало предположений, пока я не докажу их в деле Сары Сэмюэлс. Когда вы выходили сегодня днем, мисс Мортлейк, вы заметили Сару по пути сюда? Вы поняли, что она догадалась про ваше ложное алиби, которое создала сама, и шла сюда, чтобы разоблачить вас? Вы проскользнули сюда раньше нее через тот черный ход, который теперь не заперт? Проникли в дом незамеченной и нашли нож и молоток? Вы хотели сделать ее неузнаваемой, чтобы никто не догадался, что она похожа на вас, и не развалил алиби? Ведь только вы проводили с ней собеседование, и Робинсон не смог бы точно описать ее. Это была паника. Это была жуткая паника. Но, по крайней мере, сейчас вы обошлись без лишней изощренности, с какой подложили пневматический пистолет в собственный ящик комода, создавая впечатление, будто сестра пыталась бросить на вас подозрение.

Кэролайн Мортлейк сжала и разжала кулаки. Она стояла в круге яркого света около стола – и вдруг повернулась к Уайту. Она не кричала – ее голос был довольно низким, но слова произвели впечатление панического возгласа.

– Ты не собираешься ничего сделать? – обратилась она к Уайту. – Не хочешь что-нибудь сказать? Возразить? Сделать что-то? Ты ведь мужчина? Не стой там, как манекен. Ради бога, не стой там, ухмыляясь. У них нет никаких доказательств. Они блефуют. Во всем, что он сказал, нет ни единого реального доказательства.

Уайт ответил ей таким холодным, отстраненным тоном, что присутствующие невольно замерли.

– Сожалею, старушка, – произнес он, ввернув словцо из студенческого сленга, – но я действительно мало что могу сказать.

Кэролайн уставилась на него.

– В конце концов, знаешь ли, нападение на девушку – это было гадко, – продолжил Уайт, нахмурившись. – Не следовало ожидать, что я это поддержу. Проблема вот в чем. Тебе жутко не повезло, но, боюсь, мне придется спасать собственную шкуру. Sauve qui peu[14]14
   Спасайся кто может (фр.).


[Закрыть]. Я не совершал убийство. В сложившихся обстоятельствах мне придется обратиться к королевскому свидетельствованию[15]15
  Имеется в виду «показания против своих сообщников в суде».


[Закрыть]. Я должен заявить им, что видел, как ты стреляла в судью через окно; это повредит тебе не больше, чем их собственные улики сейчас, когда преступление раскрыто, а мне может принести немного пользы. Извини, старушка, вот такие дела.

Уайт поправил свое поношенное пальто, взглянув на Кэролайн любезно и приветливо. Пейдж был так потрясен, что не мог ни говорить, ни даже думать. Кэролайн Мортлейк промолчала. Она продолжала внимательно смотреть на Уайта. И только когда ее уводили, начала рыдать.

– Итак, – официальным тоном произнес полковник Маркуис, – вы видели, как она произвела выстрел?

– Да. Нет никаких сомнений на сей счет.

– Вы делаете это заявление по собственной воле, зная, что оно будет записано и может использоваться в качестве доказательства?

– Да, – кивнул Уайт. – Ей ужасно не повезло. Королевское свидетельствование ведь может мне помочь?

– Хочу сообщить, – проговорил полковник Маркуис, внезапно поднимаясь во весь рост, – что нет, не поможет. Это свидетельствование спасет вашу шею не больше, чем спасло Уильяма Генри Кеннеди[16]16
   Уильям Генри Кеннеди и Фредерик Браун – двое английских преступников, повешенных за убийство полицейского при исполнении. Убийцей был Браун, а Кеннеди, находившийся в момент преступления с Брауном в угнанной машине, написал признательное показание, надеясь таким образом избежать казни и получить тюремный срок лишь как сообщник, но в итоге повешенный вместе с Брауном во многом из-за своего же признательного показания.


[Закрыть] в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. Вы будете висеть, пока не умрете; и если палач будет пинать вас до самой виселицы, не скажу, что это сильно обременит мою совесть.

Он сел за письменный стол под лампой в виде дракона. Полковник выглядел бледным и уставшим и курил сигарету с таким видом, будто она была безвкусной. В комнате теперь остались только Ида Мортлейк, сэр Эндрю Трэверс и Пейдж, занятый своим блокнотом.

– Сэр, – обратился к нему Трэверс, – мои поздравления.

Маркуис усмехнулся.

– Есть еще кое-что, – сказал он, – в чем вы можете меня просветить. Послушайте, Трэверс, зачем вы так глупо солгали о том, что из ваших апартаментов нет другого выхода, кроме как через парадную дверь? Нет, я переформулирую вопрос: чем вы на самом деле занимались вчера в половине шестого?

– Вчера в пять тридцать я разговаривал по телефону с главным прокурором.

– Телефоны! – с горечью воскликнул Маркуис, ударив кулаком по столу. Затем поднял голову. – Понимаю. Да, конечно. У вас было неопровержимое алиби, но вы не захотели им воспользоваться. Вместо этого наболтали всякие глупости, потому что…

– Потому что я боялся, что вы подозреваете мисс Иду Мортлейк, – объяснил Трэверс. Пейдж, покосившись на него, подумал, что он выглядит, как напыщенное ничтожество. – Я… одно время боялся, что она могла бы… Ради справедливости, Маркуис, у нее была возможность это сделать, тем более что, я полагал, она могла украсть мой пистолет. Поэтому я обратил ваше внимание на себя. Надеялся, что, если полицейские на время пойдут по моему следу, я успею придумать что-нибудь для нее, будь она виновна или нет. На случай ареста у меня имелось надежное алиби. Видите ли, я очень люблю мисс Мортлейк.

Ида Мортлейк подняла к нему сияющее прекрасное лицо.

– Эндрю, – произнесла она и жеманно улыбнулась.

Если бы ручная граната влетела в окно и разорвалась под его стулом, и то Пейдж не мог быть поражен сильнее. Он поднял голову от своего блокнота и уставился на Иду и адвоката. Внезапный поток этих его слов не меньше, чем ее жеманность, вызвал, у него отторжение. Пейдж словно взглянул на мисс Мортлейк с другого ракурса и увидел ее по-иному. Он сравнил ее с Мэри О’Деннистон с Лафборо-роуд, Брикстон. Снова задумался, на сей раз с радостным чувством. И опять принялся деловито писать, думая теперь о Мэри О’Деннистон…

– В каком-то смысле это был весьма примечательный случай, – заметил полковник Маркуис. – Я не про исключительную изобретательность в способе убийства или в методе раскрытия преступления. Но в этом случае есть один момент: он нарушает давно устоявшийся литературный канон. Итак, в истории убийства есть две девушки. Одна темнобровая, угрюмая, хладнокровная и мстительная, носящая свой ад в себе. Другая – белокожая, золотоволосая, с честными намерениями и легким характером. Далее, по правилам бульварных романов может произойти лишь одно. В конце истории выясняется, что угрюмая брюнетка, которая постоянно дерзит, на самом деле недооценена и невинна, она мечтает о семье и детях, а ее крутые манеры – броня для нежной натуры современной девушки. Блондинка же с милым личиком, напротив, окажется буйным огнедышащим драконом, который успел уже убить половину компании, и только арест предотвращает гибель другой половины. Слава Небесам, мы нарушили эту традицию! У нас есть темнобровая, угрюмая, хладнокровная девушка, которая действительно убийца. У нас есть нежная роза, великодушная и невинная, которая на самом деле невиновна. Подыгрывайте, невежи! Да здравствует детективный роман! Инспектор Пейдж, подайте мне мою шляпу и пальто. Я хочу выпить пинту пива.