Текст книги "Мой дорогой демон"

* * *

Бужор вернулся в замок под утро, взлохмаченный, осунувшийся, с темными кругами под глазами и еще большей бледностью, нежели обычно. Но, несмотря на то, что провел бессонную ночь, он был так счастлив, как не был уже давно в своей жизни. Всё удалось! И уже сегодня он сможет запустить необратимый процесс, который приведет к желанной цели. Его планы были нарушены непокорностью супруги, но теперь все это казалось такой мелочью в сравнении с вечностью, что будет его ожидать. Все ингредиенты были собраны, приготовления закончены. Луна находилась в нужной фазе, дело оставалось за малым – добраться до самой главной составляющей, ожидавшей его в спальне.

Как только карета остановилась, Бырцой, отпихнув с дороги кучера, выскочил на улицу. Его трясло, как в лихорадке, а в уголках губ белела пена. Шаркая ногами по булыжникам, Бужор спешил в замок и гаркнул на ходу вышедшему навстречу Марку:

– Немедленно приведи мне ее! Быстро! Можешь не церемониться, тащи сразу в подвал. Я буду в лаборатории. Не заставляй меня ждать!

– Да, домнул, как прикажете, – мужчина поклонился бесновавшемуся от нетерпения хозяину и по его приказу отправился за госпожой Илинкой. Неужели… Сегодня господин завершит свое многолетнее дело? Оставалось надеяться, что результат превзойдет ожидания.

Бужор, спотыкаясь и едва не падая на плохо освещенных ступенях, спустился вниз. «Осталось еще немного… Немного!» Преодолев недлинный коридор, он зашел в свою обитель. Алхимический стол был завален книгами, успевшими покрыться пылью, валялись опрокинутые в порыве яростного бессилия колбы и чаши, а разлитые из них эликсиры и препараты едким запахом впитались в стены. Бросив котомку с последними ингредиентами на стол, Бужор даже не присел, чтобы перевести дух. Он нервно расхаживал по комнате, заложив руки за спину, и бубнил себе под нос:

– Как же лучше… Как же лучше сделать… Сначала окропить раствором можжевеловой эссенции или после? А если ее кровь свернется? Нет… Нет, все же сначала кровь, потом остальное… Главное все делать правильно… Главное прочитать слова из Амдуат, пока еще ее сердце будет биться…

Услышав в коридоре шаги, он резко обернулся, оскалившись от алчного желания поскорее завладеть самым главным элементом. Но когда он увидел на пороге одного Марку без Илинки, задохнулся и прохрипел:

– Где она?

– Домнул, хм… Госпожи не было в своей спальне.

– Что?! Где она? Опять! Где она? – Бырцой, впав в неистовство, подлетел к нему, тряся кулаками.

– Я отыскал вашу супругу. Но вам лучше взглянуть… самому, – Крецу замолчал, отведя виноватый взгляд. Он должен был следить. Это он должен был оберегать Илинку, пока домнул не вернется. Марку догадывался, каким жестоким может быть наказание за его провинность.

Бужор, вытаращившись на него в ужасе и панике, не стал больше ни о чем расспрашивать:

– ГДЕ ОНА?!

– Доамна… в конюшне.

Яростно дыша, старик вырвал плетку из-за пояса Марку, с которой тот редко когда расставался, и ринулся наверх. Он был в оцепенении, но разум гнал его все быстрее, чтобы увидеть то, о чем побоялся рассказать его слуга. Что она еще устроила? Он забьет ее до смерти! Он будет хлестать ее, пока последняя капля крови не наполнит чаши, из которых потом он сотворит себе вечность. И ее душа сгорит в аду, в то время как он будет над ним властвовать! Это ее последняя выходка, какой бы та ни была. Последняя! Бужор пересек двор, бешено вращая глазами, задыхаясь с пеной у рта, и устремился к конюшне, где эта поганая Илинка опять якшалась с конюхом. И ведь тому все мало! Показывает свою вольность перед господином, за это он будет карать его беспрестанно! А может, и вовсе убьет. Бырцой, готовый от гнева сокрушить все вокруг, не видел, как за ним спешно следовал Марку.

Старик дернул на себя двери, за которыми располагались стойла, и зашел. Сердце Бужора на миг остановилось от того, что предстало его взору в свете утреннего солнца. Неподалеку от входа на разметавшемся стоге сена, спали обнаженные Илинка и Янко. Одежда их была разбросана рядом, видимо, сорванная ночью в порыве жаркой страсти. Взгляд Бужора остекленел, когда он скользнул им по внутренней стороне бедер девушки, где… алели небольшие капли крови. Ему показалось, что замок дрогнул, застонав вместе с ним, когда весь мир вокруг него стал рушиться с громогласным треском. Бырцой остолбенел, парализованный провалом. И жалкий хрип сорвался с его побелевших губ:

– Как посмели… Как… Что же…

И опять всему конец? Опять, когда он был почти у цели? Когда берег девственность этой девки для великих свершений? Нет… Не может быть. Отказываясь принять то, что видел, он крепче сжал рукоять хлыста. Она разрушила его жизнь… Похотливая грязная стерва! ОНА РАЗРУШИЛА ЕГО ЖИЗНЬ!

С громким ревом Бужор подался вперед, занося руку с плеткой как можно выше. Конец хлыста просвистел в воздухе, описывая дугу, и врезался в тело Илинки со звуком, рассекающим едва ли зажившую кожу. Бырцой стегнул ее еще раз, зверея не по-человечески. Девушка резко открыла глаза, захватив ртом воздух, и оглушительно закричала.

7 глава

Илинка еще толком не успела проснуться и осознать, что происходит, как вдруг ее настигла уже знакомая острая боль. Девушка отпрянула назад, закрывшись руками, но кнут все стегал и стегал ее, попадал, куда мог достать: по лицу, обнаженным плечам, животу, ногам. «Что происходит?!» Несчастная попыталась кричать, но во рту было отвратительно сухо, а глаза щипало так, будто провела в забвении много лет. Что с ней? Девушке еле удалось отодвинуться так, чтобы плетка не доставала ее. Илинка в ужасе уставилась на карателя, не понимая, за что на этот раз ей достались розги. Где она? Почему она голая? Тяжело дыша, Илинка взглянула в глаза своему супругу:

– Что… Что вы делаете? Где я?! – она медленно повернула голову, будто налитую свинцом от тяжести и пульсирующей боли в висках. Рядом с ней приходил в себя обнаженный и ничего не понимающий конюх. – Янко… Что это значит? Бужор…

И когда Бырцой вновь с ревом занес над ними хлыст, юноша подскочил, не заметив своей наготы, сделал выпад вперед и перехватил руку хозяина, оскалившись от ответной ярости. Его сон был тягучим и мучительным, он не помнил, как заснул, зато пробуждение было настолько безобразным, что не мог поверить в реальность происходящего. Но он не позволит больше ударить себя! Никогда!

Марку подоспел к хозяину, увидев, как дрянной юнец вздумал сопротивляться, и крикнул на помощь других слуг, приказав немедленно оттащить раба от господина. Его долгом было защищать домнула. Бырцой продолжал бесноваться, визжа так, что на его крик сбегалась прислуга:

– Уведите этого поганца! Заковать его в кандалы! Забить до смерти! Марку! Ты слышал меня? Забить до смерти!

Илинка схватила одежду и прижала к себе, прикрывшись. Как она оказалась здесь? В таком виде и вместе с Янко? Она пришла сюда вечером, они разговаривали, он… Кажется, поцеловал ее? Воспоминание словно обожгло ее губы. Но ее трясло от ужаса и холода, ноги онемели, не слушались, как и язык, ибо она не могла произнести ничего внятного, повторяя:

– Бужор… Домнул, вы… Нет! Это совсем не то, это… – и увидев, как двое крепких слуг схватили Янко, она бросилась к мужу. – Отпустите его! Что вы творите?!

– Заткнись! Заткнись позорная девка! – Бужор, замахнувшись, вновь ударил ее по лицу, девушка дернулась, а его желание убить ее усилилось. – Как ты посмела?! Изменить мне! Своему супругу, своему хозяину! Черт… О, черт… – он схватился за сердце, выпустив плетку из рук, прикрыл глаза и прислонился спиной к каменной стене. Все кончено… На этот раз все кончено. Она сломала ему жизнь. Она его сломала.

– Не смей трогать ее! Только попробуй ее тронуть! Трус! Мерзавец! Ты не хозяин мне! – Янко вырвался из рук, кинувшись к тому, кто собирался причинить вред его доамне. Но юноша не успел сделать и пары шагов до Бырцоя, как ощутил сильный и оглушительный удар по затылку. Вмиг его ноги подкосились, и он упал на землю, не увидев прислужника, остановившего его деревянной дубиной. Марку одобрительно зарычал:

– В подвал его! Слышали, что сказал хозяин? – послушные рабы кинулись выполнять приказ, а он остался с Бужором, дабы не допустить несвоевременной гибели Илинки. Она больше не была невинна, значит, у домнула не осталось шансов претворить планы в жизнь. Но убить ее раньше, чем попробовать – опрометчиво.

Бужор, кривясь от боли, открыл глаза и посмотрел на дрожавшую девушку, похожую на загнанную испуганную лань. Вот и все. Он скользнул взглядом по ее белоснежной коже, вспоротой кнутом, ниже, туда, где некогда хранилась ее чистота. Он берег ее, он жаждал обладать ею сам. Но он запрещал себе эти алчные мысли, ибо невинность ее была ему дороже всего злата мира. А теперь? Что она сделала с ним? Ему больше не найти такую, как она. Илинка Прутяну была единственной, он искал ее столько лет. И сегодня был его день… Его предстоящая ночь с той луной, что даровала бы ему власть над всем живым. «Она поплатится за то, что сотворила. Ведьма!» Ведьма, околдовавшая раба своими развратными чарами. Околдовавшая и его.

Старик ощутил, как бешенство сменяется возбуждением, рождавшим твердость плоти и боль внизу живота от одного взгляда на супругу. Он оскалился в подобии улыбки и тяжело прошептал:

– Марку… Проводи доамну в мою спальню. У меня есть к ней разговор.

Илинка вжалась в стену покалеченной спиной, но не почувствовала боли. Что старик задумал? Ведь она ничего не сделала! Она ничего не помнит! Между ней и Янко ничего не могло произойти! От охватившей ее паники девушку даже затошнило. Не дожидаясь, пока Марку схватит ее, она неожиданно метнулась к выходу из конюшни. Обнаженная и босая, с разметавшимися длинными черными волосами, Илинка побежала к замку, а слезы ужаса обожгли глаза. Бежать было некуда. Высокие ворота были заперты, а впереди стеной стояли ничего не понимающие слуги. Как только Марку нагнал ее и схватил за талию, Илинка громко закричала, взывая хоть к чьему-то разуму:

– Не трогайте меня! Я ничего не помню! Не смейте меня трогать!

Когда крики девушки затихли в стенах замка, Бужор, обернувшись, оглядел онемевших от увиденного слуг. На их лицах застыл ужас, сожаление, но ни у кого не было протеста. Но Бырцой даже не испытал удовлетворения. Апатия сменилась иными желаниями, и это превратило его в сумасшедшего зверя. Он направился в свою спальню, глядя перед собой ничего невидящим взглядом. Мира вокруг больше не было. А черный хаос, захвативший его в свой смрадный плен, разжигал в старике животную похоть.

Дойдя до комнаты, он замер на пороге. Марку преграждал выход Илинке, успевшей натянуть на себя сорочку. Бужор кивнул прислужнику, чтобы тот вышел:

– Благодарю. А теперь оставь нас, – и, увидев, как тот замешкался на миг, Бырцой осклабился. – Что-то не так?

Крецу покорно поспешил удалиться, но прежде чем вышел из спальни господина, успел прошептать ему:

– Молю вас… Не убивайте ее. Вы должны хотя бы попытаться.

От этих слов Бужор озверел еще больше, зарычав тому вслед, как дикарь. И когда за Марку закрылась дверь, домнул резко развернулся обратно к Илинке:

– За измену я могу казнить тебя. Это мое правосудие. И никто не узнает, от чего ты умерла.

– Бужор… Я клянусь вам, ничего не было. Я ничего не помню… – она понимала, что эти слова для него ничего не значили. Но страх перед смертью заставил Илинку потерять всю решимость.

– Замолчи! Замолчи… – он негромко рявкнул, но она послушалась его. – Ты посмела… Ты! Как ты посмела отдать себя этому рабу?!

Бужор опять ударил ее, и куда более сильно и болезненно. Вожделение зашкаливало и затмевало его разум. Она его жена! Она его собственность – ее жизнь принадлежит ему. От схватил несчастную за руки и резко отбросил на кровать. Теперь он мог делать с ней все что угодно. Он сделает ее покорной… Он покажет ей, что такое принадлежать супругу. Грязная девка! Но он не боялся запачкаться. Бужор трясущимися руками расстегивал штаны, наблюдая за истеричным ужасом девушки:

– Нет, нет… Только не это, нет… Только не так, пожалуйста! Бужор! НЕТ! – Илинка попыталась отползти по кровати назад, как можно дальше от него. Все это было подобно смерти. Дикий страх, обуявший ее при виде наготы отвратительного мужа, сменился таким отвращением, что она еле сдержала тошноту. Она не могла позволить ему тронуть себя! Ей лучше умереть! Ей нужно было бежать! Бежать вместе с Янко еще прошлым вечером! Зачем она осталась, желая спасти неизвестно кого, а теперь погибнет сама!

Девушка с криком бросилась с постели в попытке встать, но Бужор схватил ее быстрее. Извиваясь, она перевернулась на живот, брыкалась и кричала больше от ненависти и злости, нежели от ужаса:

– Убери от меня руки! Я не стану твоей! Уж лучше я бы отдалась ему! Ему! Чем тебе! Никогда!

Ее слова подстегивали его жгучую агрессию. И, несмотря на то, что Бужор был стар, силы у него для нее хватало. Она была такая нежная и белоснежная, не под стать другой, которая ублажала его ночами. Бьянка была только способом забыться от желаний к той, которой касаться было запрещено. Но теперь никто не остановит его. Бырцой, истекая слюнями от желания, порвал на девушке сорочку и пригвоздил собой к кровати, закричав:

– Ты убила меня! Ведьма! Ты убила меня… – раны на коже Илинки возбуждали старика, ведь они были следами ее слабости перед ним.

И, одержимый бешеной похотью и яростью, он подчинил ее своей жажде, не обращая внимания на мольбы, угрозы и истошные крики.

* * *

Ему казалось, что все это с ним уже происходило. Почти так же… Но совершенно иначе. Янко пришел в себя столь же внезапно, как потерял сознание. Он забился в руках слуг, голова кружилась, сердце рвалось из груди, но все его мысли находились с той, которая подвергалась извращенному гневу мерзкого старика. Янко пытался вырваться из крепкой хватки рабов, которые с обреченным, покорным видом волокли его в подземелье. Туда, где он прежде уже отбывал наказание, закованный в цепи, где вместе с ним истекала кровью несчастная доамна.

– Где госпожа?! Что он с ней сделает?! Отпустите, неужели вы не понимаете, что он причинит ей вред?! – юноша заорал во всю глотку. Затхлый, смрадный запах вновь ударил в нос, отчего Янко передернуло, все внутри клокотало от дикой злобы и непонимания. Слуги закинули его за решетку, с силой захлопнув следом тяжелую дубовую дверь.

– Я убью его! Чего вы боитесь?! – конюх с таким остервенением ударил кулаками по двери, что та дрогнула. Мужчины отшатнулись, глухо отозвавшись на его рев:

– Заткнись, Янко! Ты кем возомнил себя? Обесчестил хозяйку, кидаешься на хозяина, ты кто такой?! Тебя кто кормит, кто твою задницу от голода спас?! А ты…

– Он не хозяин мне! – Янко заорал еще громче, еще и еще ударяя по двери. – Я убью его, пусть только попадется! Симон! – он окликнул одного из слуг. Мужчина замешкался, обернувшись на Янко, и в его глазах плескалась жалость. Ему было почти пятьдесят лет, но от тяжелой работы и горестной жизни его лицо было похоже на печеное яблоко. Янко взмолился:

– Какого дьявола вы все так боитесь его?! Он причинит ей вред, Илинке! Симон!

– Думать нужно было самому, прежде чем так поступать! – резко откликнулся мужчина. – Ты думаешь, ты мятежник? Полагаешь, что сможешь вырваться из этого ада и… И что дальше?! К чему ты призываешь нас? К скитанию без воды и еды грязными оборванцами, зато свободными?! – Симон сплюнул на пол, презрительно скривившись. – Беглые рабы… И ты раб!

Он развернулся и скрылся во мраке коридора. Янко отшатнулся, содрогнувшись от безысходности. Что вообще произошло с ними?! За что им досталось?! Как оказался рядом с обнаженной доамной, он не помнил. Юноша скривился, опустившись на каменный пол, зарычал от собственного бессилия и ударил кулаками об пол. Слабый! Никчемный раб! Его разрывало от боли и ужаса, от мыслей о том, что после увиденного в конюшне Бужор сотворит с Илинкой. Почему все так?! Что случилось?! Янко сжал голову, застонав от боли, разрывавшей виски. Хотелось кричать от паники – ничего не помнил и не понимал!

Янко обвел затравленным взглядом глухую темницу. Все стены поросли мхом и плесенью, воздух был до того влажный, что дышать было очень тяжело. Никаких окон, никаких лазеек, лишь единственная дверь, которая вряд ли поддастся его натиску. Янко взревев, занес кулак и со всей силы ударил по ней, попытавшись сбить с петель. Последовал еще удар, и еще, юноша молотил кулаками по замку, силясь сломать его или привлечь к себе внимание, чтобы хоть кто-то вернулся. Костяшки пальцев сбились в кровь, раны на теле от натуги засочились еще сильнее, но Янко не мог позволить себе ослабеть. Он выйдет отсюда! Они сегодня же сбегут! Вдруг в коридоре послышались тяжелые, грузные шаги, лязг цепей, что будто волочились вслед за незнакомцем по каменной кладке. Янко отступил назад, готовый напасть на неизвестного, как только дверь распахнется.

На пороге замер один из приспешников Бужора, облаченный в тяжелую робу. Неведомо, сколько ему было лет, его лицо было скрыто тканью до самых глаз. Когда-то в битве он был подвергнут изощренным пыткам, которыми изувечили лицо и тело. Его судьба была циклична. Сперва покарали его… Теперь карал он сам.

И когда человек вошел, Янко с ревом бросился навстречу, надеясь на то, что ему удастся вырваться. Кнут, просвистев в воздухе, настиг конюха и рассек окровавленную кожу новыми ранами. Юноша протяжно застонал, ноги подвели его, он обессилено рухнул на каменный пол. Он плотно сцепил зубы, зажмурился, едва сдержавшись от того, чтобы не закричать от боли. Он не мог позволить палачу насладиться его страданиями. Но следующий удар хлыстом был таким сильным, боль была до того непреодолимой, что конюх с трудом сдержал крик. Его разум отключился, все тело будто парализовало. Прислужник Бырцоя оттащил Янко к стене и заковал руки в кандалы. Юноша слабо мотнул головой, попытавшись прийти в себя. Он желал бы слышать, что происходит там… наверху, но в его голове словно образовался вакуум, он слышал только, как кровь неслась по венам.

– Илинка… – тяжело выдохнул конюх и уронил голову на окровавленную грудь. Свежие рубцы превратили его и без того покалеченное тело в кровавое месиво, живого места на нем почти не осталось. В прошлый раз Янко слышал, как Бужор пытал девушку, издевался над ее красотой, ее телом, полагая, что болью сможет высечь в ее душе покорность. Но царившая тишина пугала юношу гораздо больше, чем если бы он слышал ее крики. «Илинка еще жива? Что происходит там?!»

Но стоило Янко дернуться в цепях, слуга со всей силы ударил юношу наотмашь, врезав кулаком по лицу. Пленник дрогнул, голова пошла кругом, и он провалился в небытие, безвольной марионеткой повиснув на цепях в ожидании расплаты за то, чего не совершал.

* * *

Это был шок. Это был удар для него такой силы, что он не мог пошевелиться вот уже больше получаса, неподвижно сидя на краю постели. Илинка беззвучно содрогалась в рыданиях позади Бужора, сжавшись на смятых простынях, на которых алели следы ее невинности. Старик с трудом дышал. Ослепленный похотью, он вовремя не заметил того, что должно было остановить его. Теперь было уже поздно. Как же так могло выйти? Ведь он видел, как она была с этим рабом, как кровь запеклась на ее бедрах, как… Но сейчас, когда Бырцой лично убедился в ее чистоте, он впал в забытье. Она кричала ему о том, что он ошибался, она умоляла не трогать ее. Но не мог услышать.

Бужор медленно поднял трясущиеся руки и взглянул на ладони. Как же так? Что он наделал? Но дважды поверить в то, что теперь все кончено для него навсегда, было слишком. Старик заставил себя медленно встать и взглянуть на свои голые ноги. Он был в рубашке, жилетке и даже сюртуке, обнаженный ниже пояса. Найдя смятые и вывернутые штаны на полу, Бужор долго не мог справиться с ними.

Илинка почти не дышала. Она была больше, чем мертва. Она ощущала себя низвергнутой в ад, подвергнутой мучительным пыткам. Боль разрывала ее изнутри, будто ее выпотрошили и скормили голодным волкам. Слезы высохли на щеках, она невидящим взглядом смотрела перед собой, не в состоянии пожелать даже смерти. Настоящей смерти. Девушка до сих пор ощущала отвратительный, зловонный запах его поцелуев на своих губах, кожа на груди и шее покраснела от болезненных укусов старика. Он обвинил ее в измене, покарав за это насилием. Теперь она действительно больше не была чиста. Его смрадное семя оставалось в ней, несчастная словно ощущала его в себе омерзительным жаром. Илинка была уничтожена… опустошена и лишена любой возможности не только двигаться, но и мыслить. Веки ее сомкнулись, и, будучи не в силах противостоять боли и слабости, девушка не заметила, как сознание спасительно покинуло ее.

Бужор, так ни разу и не взглянув на супругу, вышел из спальни. Сгорбленный, совсем убитый открывшейся правдой, он будто состарился на сотни лет и выглядел, как ему и полагается – стариком. Что теперь делать? Как можно начать заново то, что лелеял столько лет? После одного провала, когда сам все загубил, как пережить второй, у него никак не укладывалось в голове. Бырцой прошел почти весь коридор до лестничного пролета и едва не скатился вниз по ступеням, вовремя схватившись за перила. Внезапно будто из ниоткуда перед ним возникла Бьянка. На ней буквально не было лица. Глаза ее были красны, а веки, как и нос, распухли от нескончаемых слез. Губы, которые она искусала в кровь, дрожали, волосы были растрепаны, платье измято. Служанка упала на колени перед хозяином, заговорив, и голос ее звучал глухо, она с трудом сдерживала рыдания:

– Домнул… Мой господин, прошу вас простить меня. То, что случилось, это… – она осеклась, прервав сбивчивую речь судорожным всхлипом. Рассказать ему правду? О том, что сотворила? О том, как предала доамну и своего возлюбленного? Если да, наказания не миновать ей самой, а Илинка будет вновь цвести и пахнуть. Если нет – служанку мутило от ужаса того, что может сделать Бырцой с ее Янко. Ее любимым, предавшим ее.

Бужор медленно непонимающим взглядом осмотрел Бьянку, но не прислушивался к ее лепету.

– Господин, умоляю… Отпустите вашего раба. Янко не виноват, он… – девушка припала поцелуем к его пыльным и грязным башмакам. – Во имя Господа, прошу вас. О, вы можете сделать со мной все, что захотите… Я в вашей власти, но… Помилуйте Янко. Он… ничего не сделал. Это все она!

Вдруг Бьянка, выпрямившись на коленях, вздернула искаженное гримасой отчаяния и боли лицо на Бужора. Дикий страх перед наказанием, ожидавшим любимого, придал ей решимости, и она истерично выкрикнула:

– Это все доамна… Доамна Илинка! Я видела, как она совратила его! – служанка говорила быстро, ее ненависть к отвратительной ей госпоже только усиливалась. – У него не было возможности ослушаться! Это все она…

Бырцой все же не сдержался. Выслушав ту ересь, что несла Бьянка, он почувствовал, как к жизни его возвращает ярость. Схватив ее за волосы, он поставил ее на ноги и ударом пригвоздил к стене. Он хрипло задышал, обдав зловонием ее губы:

– Я заставлю всех вас сгореть в аду. Всех вас. Ее… Его… Тебя. Ты жалкая смердка. Ты тварь, но не бога своего… Ты принадлежишь мне. А твой Янко сдохнет, сдохнет в кандалах, и крысы будут глодать его кости, – и вдруг он отпустил ее. Старик неожиданно растерялся, опять погрузившись в пучину тяжелых дум. Он не может отказаться… Он не может все бросить. И у него нет времени, чтобы разобраться в том, что случилось. Ему нужно работать. Ему определенно надо начать заново. Но все эти поганцы, вращавшиеся вокруг него бесполезной толпой, заставляли сердце истекать ядом от ненависти. Он не знал, что делала голая Илинка в объятиях паршивого раба, если все же была невинна. Но этот конюх сгниет в темнице. А непокорная доамна, уже подчиненная его силе и похоти, найдет свое новое предназначение. Найдет… Он больше не сможет допустить промаха. Нужно работать. Бормоча под нос слова, которые и разобрать было нельзя, Бужор спустился по лестнице и направился в подвал. Глаза его опять засияли сумасшествием, а дрожащие руки рвали седые клоки волос на лысеющей макушке.

«Нужно просто попытаться… Попытаться понять, как можно избежать, как… можно обойтись без этого. Ее кровь больше не чиста, но… Я найду способ, как очистить ее. Я смогу, – он остановился внизу у двери, – конечно же, нужно всего лишь…»