Текст книги "Искусство и коммуникация"

Дж. Локк

Своеобразное положение в истории английской эстетики XVII в. занимает Дж. Локк. Он ничего не написал по эстетике, а те очень немногочисленные высказывания об искусстве, которые имеются в его сочинениях, свидетельствуют об известном предубеждении Локка к «живости воображения», «образной речи» и пр. и тем не менее, гносеологические принципы Локка положили начало ряду важнейших эстетических идей английского Просвещения[321]321
  М. Ф. Овсянников. Введение ко II тому «Истории философии», с. 19.


[Закрыть]. Среди этих принципов немаловажную роль играли взгляды Локка на роль знаков и языка в познании, изложенные главным образом в III книге его «Опыта о человеческом разуме»[322]322
  О значении этой III книги «Опытов» см.: K. MacLean. John Locke and english literature of the eighteenth century. N.Y., 1962, p. 103. D.J. O’Connor. John Locke. New York, 1967, p. 123.


[Закрыть].

Развивая положения Бэкона и Гоббса, Локк подчеркивает важность философских проблем языка и теории знаков для исследования познания[323]323
  Дю Локк. Избранные философские произведения (в двух томах). М., 1960, с. 481, 563.


[Закрыть]. Учение о знаках (Локк вводит для обозначения этого учения термин «семиотика»), которое «должно рассмотреть природу знаков, которым ум пользуется для понимания вещей или для передачи своего знания другим»[324]324
  Дю Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 695.


[Закрыть], он рассматривает как один из важнейших трех разделов научного знания. Свое внимание Локк сосредоточивает на наиболее обычных знаках – словах.

Так же, как Бэкону и Гоббсу, Локку свойственен «прагматический» подход к языку с точки зрения его «пользы». Для человека как существа общественного, подчеркивает Локк, «удобства и выгоды общественной жизни не могут существовать без сообщения мыслей», поэтому необходимы «внешние чувственные знаки, при посредстве которых можно было бы делать известными другим невидимые идеи, из которых состоят мысли. Слова и являются необходимыми для общения чувственными знаками идей, «которые представляют собой их настоящее и непосредственное значение»[325]325
  Дю Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 402–405.


[Закрыть]. Функция сообщения (коммуникации) предполагает и другие функции слов – «вспоминать свои мысли», выражая их, «показать свои идеи и выставлять их перед другими»[326]326
  Д. Гивнер выделяет у Локка две главные функции языка: обозначения и классификации. (D. A. Civner. Scientifc preconseption in Locke’s philosophy of language. – «Journal of the History of Ideas», 1962, vol. XXIII, N 3, op. cit 346), О’Коннор – референциальную и экспрессивную (D.J. O’Connor, op. cit., p. 129).


[Закрыть], непосредственно обозначая идеи, слова, названия, «указывают также некоторое реальное существование»[327]327
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 419.


[Закрыть].

Между словами и их значениями нет «естественной связи», значение слов совершенно произвольно[328]328
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 407.


[Закрыть], являясь «произвольными знаками, «слова – не частное достояние кого – либо одного, а общее средство обмена и общения; поэтому никто не должен по собственному желанию менять их чеканку, под которой они обращаются, ни идеи, к которым они прикреплены…»[329]329
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 504.


[Закрыть]. В этом Локк видит злоупотребление словами, так же, как в том, что слова употребляются без всяких идей или, что еще хуже, «без всякого значения». Именно в этом контексте, там, где речь идет об истине и познании, «о способности суждения», он рассматривает всякое искусственное и образное употребление слов как злоупотребление языком[330]330
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 499.


[Закрыть]. Несколько позже в работе «О пользовании разумом» Локк допускает, что образные и метафорические выражения, аллегории хороши для иллюстрации непривычных идей, могут оттенять уже найденную истину[331]331
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 2, с. 237.


[Закрыть].

По – иному подходит Локк к этим особенностям языка, когда речь идет не о «способном суждении», а об «остроумии» и «воображении» – области риторики и искусства. В этих сферах «мы ищем скорее удовольствия и наслаждения, чем поучений и обогащения знаниями», не столько «научение и просвещение», сколько возбуждение страстей»[332]332
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т.1, с. 499.


[Закрыть]. Р. Аарон справедливо замечает, что хотя Локк и не выделяет такой вид использования языка, как выражение эмоций, оно подразумевается во многом из того, что он говорит[333]333
  R. J. Aoron. John Locke. Oxford, 1955, p. 208.


[Закрыть]. Здесь «украшения речи», образные выражения, игра слов не являются несовершенством языка или злоупотреблением им, напротив, оно похвально и допустимо[334]334
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 499.


[Закрыть]. Вряд ли поэтому можно полностью согласиться с мнением о том, что Локк игнорировал эстетические возможности языка[335]335
  R. J. Aoron. John Locke’s of the conduct of the understanding. New York, 1968, p. 83.


[Закрыть]. В метафорах и намеках в большинстве случаев заключается занимательность и прелесть остроумия, «столь живо действующего на воображение и потому всем столь угодного, ибо оно с первого взгляда привлекает, и нет надобности работать мыслью, чтобы исследовать, какая в нем истина и какое разумное основание. Без дальнейшего рассмотрения ум остается довольным приятностью картины и живостью воображения»[336]336
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 174.


[Закрыть]. Если вспомнить, что, характеризуя «интуитивное познание», Локк отмечал, что в этом случае «уму не нужно при этом доказывать либо изучать, он воспринимает истину, как глаз воспринимает свет, только благодаря тому, что он на него направлен»[337]337
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 129.


[Закрыть], то станет весьма вероятным предположение, что художественное познание весьма напоминает интуитивное. Локк видит различия между искусством («остроумием»), с одной стороны, и научными истинами и здравым смыслом – с друтой, и правильно отсюда делает вывод, что и исследование этих областей должно иметь свою специфику[338]338
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 174.


[Закрыть].

Локку принадлежит мысль о «чувственном» характере мышления и языка «первых творцов языка». Я не сомневаюсь, – пишет Локк, – что будь мы в состоянии проследить слова до их источников, мы нашли бы, что названия, обозначающие вещи, не относящиеся к области наших чувств, во всех языках имели свое первое начало от чувственных идей. Отсюда мы можем догадаться, какого рода и какого происхождения понятия наполняли ум первых творцов языка, и как природа, даже при наименовании вещей, бессознательно внушала людям источники и начала всего их познания[339]339
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 403.


[Закрыть].

Эта материалистическая и сенсуалистическая идея была позже развита Гердером в учение о поэтическом характере первоначального языка.

Все отмеченные выше моменты в учении Локка о языке продолжали материалистическую линию эмпиризма Бэкона и Гоббса и послужили источником материалистических идей в последующем развитии эстетики.

Локк не был последовательным материалистом, в его эмпиризме, в том числе и в его философии языка были идеалистические элементы, развитые Беркли[340]340
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 406.


[Закрыть], Юмом, а через них и семантическим идеализмом ХХ в., они послужили одним из философских источников семантической философии искусства.

Камнем преткновения для философии языка Локка явилась проблема значения. Пытаясь решить ее на путях эмпирически психологического подхода (с тенденцией к интроспекционизму), английский философ не в состоянии был объяснить главную функцию языка, которую он постулировал – функцию общения. Слова, утверждает Локк, как их люди употребляют, собственно и непосредственно могут обозначать только идеи, имеющиеся в уме говорящего[341]341
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 419.


[Закрыть]. С психологической точки зрения это верно. С этой же точки зрения верно и то, что обозначение словами идей и в уме других людей, и обозначение действительных вещей – это всего лишь «предположения» говорящих. Но ведь в основе факта реального взаимопонимания людей в процессе языкового общения должны лежать не «предположения», а объективные факторы, иначе невозможно объяснить взаимопонимание[342]342
  D.J. O’Connor, op.cit., p. 132.


[Закрыть]. Если слова – знаки моих идей, как их поймут другие? Учение Локка о языке, правильно отмечает О. Коннор, не дает ответа на этот вопрос[343]343
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 419.


[Закрыть]. Таким объективным фактором является отнесенность слов к действительным вещам и к объективным значениям как социальным, а не субъективно – психологическим феноменам.

Локк не отрицает, что слова, названия «указывают также некоторое реальное существование»[344]344
  D. A. Givner. op.cit., p. 132.


[Закрыть], а функции значения и классификации[345]345
  См. Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 514.


[Закрыть] распространяются им и на реальные вещи. Но у Локка, как и у Гоббса, это – вторичное, опосредованное идеей отношение, и с точки зрения психологии это правильно. Но с гносеологической и общественно – исторической точек зрения первичным является отношение слов к действительности, а связь с идеями – производной и вторичной. Именно это и позволяет объяснить сходство идей у людей и взаимопонимание между ними.

Позиция Локка открывала возможность для субъективистского истолкования коммуникации вообще и в искусстве в частности. Такая возможность усугублялась положениями Локка, встречающимися в его сочинениях, о том, что субъект в процессе познания имеет дело не с внешней действительностью, а с собственными идеями, как таковыми, т. е. со своими ощущениями, представлениями и т. п.[346]346
  См. об этом: R. J. Armstrong. John Locke’s «Doctrine of Signs», A New Metaphysics. – «Journal of the History of Ideas», 1965, vol. XXVI, N 3, p. 381–382.


[Закрыть]. Ошибочным было также то, что Локк не проводит ясного различия между семантическим отношением обозначения (слово – знак идеи), свободного от качественного сходства между словом и идеей, и гносеологическим отношением идея – вещь, для которого характерно именно отношение сходства[347]347
  Критику этой тенденции локковской философии см.: И. С. Нарский. Вступительная статья к I тому в кн. «Д. Локк. Избранные философские произведения», с. 34–35; E. Albrecht. Sprache und Erkenntnis. Logisch – Linguistische Analysen. Berlin, 1967, s. 49–53.


[Закрыть]. Эта ошибка вела к агностической теории символов, или иероглифов[348]348
  E. L. Tuveson. The Imagination as Means of Grace: Locke and Aesthics of romanticism. Berkelly and Los Angeles, 1960, p. 5–6, 72, 187–192; К. Гильберт, Г. Кун. История эстетики, с. 251.


[Закрыть].

Отступления Локка от материализма были причиной того, что его гносеология, в частности, философия языка, послужила источником развития не только материалистических идей в эстетике и литературе Просвещения, но и тенденций идеалистического и субъективного характера.

Имеются в виду не только субъективно – идеалистическая эстетика Беркли и Юма, но некоторые субъективистские тенденции в эстетических теориях Аддисона, Берка Фузели, Стюарта и др. В основе и школы «внутреннего ощущения», и «символизма» (см. А. Алисон. Эссе о природе и принципах вкуса, 1790) лежит идея о том, что объектом художественного творчества являюстя субъективные впечатления[349]349
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 506.


[Закрыть].

Учитывая идеалистические элементы в учении Локка, представители семантического идеализма (Айер, Виттгенштейн и др.) стремятся использовать их и в учении о языке, и в теориях искусства. В этой связи следует подчеркнуть ряд отличий его взглядов от семантического идеализма, важных с точки зрения философского подхода к семантическим проблемам искусства.

Локк далек от чисто конвенциоаналистского номинализма и агностицизма семантиков. Характерным в этом отношении является его тезис о возможности доказательства не только в математике, но и в этике. Этот тезис имеет принципиальное значение и относится не только к этике, но и к эстетике.

Исходным для Локка является положение, направленное против агностицизма, а именно, что «реальная сущность вещей, обозначенных словами из области нравственности, может быть точно известна»[350]350
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 507.


[Закрыть]. Легко составить в уме идею, дать ей название «справедливость» и затем подводить под это название все согласные с нею действия. Труднее – и в этом Локк и видит истинный путь употребления слов – исследовать всю природу, строение «существующей вне нас вещи» и составить идею, вполне и во всем похожую на нее[351]351
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 501.


[Закрыть]. Английский философ видит и критикует плохое употребление слов, но он полагает, что это «не портит источников знания, которые находятся в самих вещах, хотя и засоряет великий канал коммуникации человеческих знаний[352]352
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 1, с. 512.


[Закрыть]. Признавая всю важность закрепленного обычаем употребления слов, Локк в отличие, скажем, от оксфордской школы «лингвистической философии» не фетишизирует его. Обычное упортребление, замечает он, дает правила очень неопределенные и часто оказывается очень неустойчивым образцом.

Таким образом, влияние Локка (его гносеология, учение о знаках и языке) на философскую интерпретацию семантических проблем теории искусства пошло в двух направлениях – материалистическом (английские и французские материалисты XVIII в.) и в идеалистическом – Беркли, Юм, Кант, а через них – семантическая философия искусства.

Г. Хом. Дж. Харрис

Сенсуалистическо – эмпирические тенденции в истолковании семантических проблем отчетливо обнаруживаются в сочинениях Гартли, Пристли. С точки зрения коммуникативных проблем теории искусства большой интерес представляют взгляды шотландского философа – эстетика Генри Хома (лорда Каймса), изложенные им в трехтомной книге «Элементы критики».

Одним из центральных вопросов его книги является проблема выражения эмоций («страстей») в искусстве. Исходным для Хома является неразрывная связь души и тела, постоянный характер соответствия между ними, что позволяет рассматривать внешнее выражение чувств, или их знаки как язык[353]353
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 116.


[Закрыть]. Этому языку присущи общепонятность, определенность и ясность[354]354
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 118.


[Закрыть]. Все знаки эмоций («страстей») делятся на произвольные и непроизвольные, причем первые могут быть искусственными и естественными.

В качестве произвольных знаков «страстей» выступают слова, которые содержат в себе и естественный способ выражения страсти – соответствующий чувству тон – знать который необходимо писателям. Другой вид произвольных знаков – позы и жесты, соответственно сопровождающие некоторые эмоции с удивительным постоянством[355]355
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 119–120.


[Закрыть]. В качестве внешних знаков чувств Хом рассматривает и действия, которые в известной мере могут быть дешифрованы и могут служить средством регулирования нашего поведения в отношении друг к другу[356]356
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 128–129.


[Закрыть].

С точки зрения обозначения (Хом считает, что неясность терминов, обозначающих эмоции – не больше, чем терминов логики) и коммуникации эмоций, язык, по мнению шотландского философа, – самое всеобъемлющее средство, но с точки зрения убедительности уступает рассмотренным выше знакам в том случае, если обозначение эмоции не сопровождается и выражением ее в языке[357]357
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 139–140.


[Закрыть].

Ценной у Хома является идея детерминизма и «сходства» в объяснении возникновения и выражения эмоций. Во – первых, по Хому, имеется соответствие и сходство между чувствами и теми знаками, которые они производят[358]358
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 120.


[Закрыть]; во – вторых, имеется сходство между эмоциями и вызывающими их причинами (например, характером движения, звука и пр.)[359]359
  H. Home. Elements of criticism. In three volumos. 1967, v. II, p. 217.


[Закрыть]. Таким образом, Хом высказал глубокую мысль (сам он считал себя пионером в этой области), сформулированную позже в науке как учение о причинном изоморфизме между явлениями, вызывающими чувство, и знаками, которые их выражают. Эта идея Хома прямо противоположна субъективистской «теории вчувствования» XIX в., а вовсе не является, как уверяют Гильберт и Кун, ее «предвосхищением»[360]360
  См. К. Гильберт, Г. Кун. История эстетики, с. 274.


[Закрыть].

В книге Хома содержится и семантический подход к красоте, поскольку она рассматривается в связи с использованием знаков языка в искусстве. Хом различает красоту языка с точки зрения звука, с точки зрения значения и с точки зрения соответствия между звуком и значением[361]361
  H. Home. Elements of criticism, vol. I, pp. 238–258.


[Закрыть]. При истолковании природы красоты Хом исходит из теории Локка о «вторичных качествах», и поэтому источник всякой красоты он видит в душе человека[362]362
  W. Neumann. Die Bedeutung Home’s fur die Asthetik und sein Einfuss anf deutschen Asthetiker. Halle, 1894, s. 168.


[Закрыть].

Учение Хома о «знаках страстей», их классификация и пр. оказали большое влияние на немецкую эстетику, начиная от Винкельмана, Мендельсона, Лессинга, Гердера и вплоть до Циммермана, Лотце и Фехнера, а также на эстетические взгляды Колериджа[363]363
  См. об этом подробнее: W. Neumann, op. cit., s. 112–167. К. Гильберт, Г. Кун. Цит. соч., с. 341, 564.


[Закрыть].

В английской эстетике XVIII в. следует отметить «Рассуждение о музыке, живописи и поэзии» Дж. Харриса 1744 г.

Характеризуя все искусства как подражательные, Харрис вводит различие между ними в средствах. Живопись и музыка пользуются «естественными» средствами (знаками), поэзия (большей частью) – искусственными. Слова по отношению к идеям – это символы[364]364
  J. Harris. Three treatises… L., MDCCXLIV, p. 58.


[Закрыть]. Если живопись и музыка доступны всем, то язык поэзии надо знать. Харрис вводит кроме различия искусств по средствам подражания различие по ценности предмета подражания[365]365
  J. Harris. Three treatises… L., MDCCXLIV, p. 59.


[Закрыть]. У Харриса имеется также идея разграничения искусства на «временные» и «пространственные», развитая позже Лессингом[366]366
  См. Р. Ингарден. Исследования по эстетике. М., 1962, с. 172.


[Закрыть].

Дж. Беркли

Так же, как и Локк, Дж. Беркли почти не касался проблем эстетики (за исключением ряда высказываний по проблемам красоты в «Алсифроне»). Однако, его философия послужила одним из главным источников тех идей, которые определили философское кредо семантической философии искусства. Это обстоятельство требует внимательного рассмотрения «семантического» аспекта философии Беркли.

В плане конкретно – научных исследований семиотических проблем Беркли несравненно беднее, чем его великие предшественники – Бэкон, Гоббс и Локк. Он усваивает основные положения их знаковой теории, различая такие «естественные» знаки, как «краску стыда» на лице, и знаки «человеческого установления – произносимые и написанные слова». И те, и другие являются знаками идей, причем человек связывает их с идеями в результате опыта. Связь слов и идей – произвольная[367]367
  Дж. Беркли. Опыт новой теории зрения. Казань, 1912, с. 11–12, 36, 81, 152; «Три разговора между Гиласом и Филонусом». М., 1937, с. 11, 106.


[Закрыть], но это не значит, что всякий по произволу может менять обычное, собственное значение, связанное в каком-нибудь языке с общепринятым словом[368]368
  Дж. Беркли. Три разговора…, с. 65.


[Закрыть]. Помимо сообщения идей, обозначаемых словами, речь служит и другим целям: вызов какой – либо страсти, возбуждение к действию или отклонение от него, приведение души в некоторое частное состояние…[369]369
  Дж. Беркли. Трактат о началах человеческого знания. СПб., 1905, с. 53.


[Закрыть].

У Беркли (как и Бэкона, Гоббса, Локка) можно найти эмпири чески – сенсуалистический подход к объяснению знаков и языка, но в отличие от них, его эмпиризм, сенсуализм и номинализм были идеалистическими. Сводя общее к отдельному, Беркли отождествляет идею с наглядным представлением[370]370
  Дж. Беркли. Трактат о началах человеческого знания. СПб., 1905, с. 36, 43.


[Закрыть]. Он не отрицает общих идей: известная идея… будучи сама по себе частною, становится общею, когда она представляет или элемент, или другие частные идеи того же рода[371]371
  Дж. Беркли. Трактат о началах человеческого знания. СПб., 1905, с. 43.


[Закрыть]. Например, всякий реально существующий треугольник всегда имеет ту или иную форму, а не является треугольником вообще. Но при доказательстве теоремы можно отвлечься от его единичных свойств, и доказательство будет относиться к треугольникам любой формы, к треугольнику вообще. Беркли правильно указывает здесь на один из способов репрезентации общего[372]372
  Д. Локк. Избранные философские произведения, т. 2, с. 39, 176–177. Способ обобщения (репрезентации) общего через отдельное (через «пример») наиболее характерен для искусства.


[Закрыть], но, как верно отмечает С. Л. Рубинштейн, у Беркли есть путь к обобщению (абстрагированию), но нет самого общего, которое не тождественно эмпирически данному единичному[373]373
  С. Л. Рубинштейн. Бытие и сознание. М., 1957, с. 144–145.


[Закрыть]. Если у Гоббса идеи представления занимают промежуточное положение между знаками (словами) и объективной реальностью вещей, Беркли выступает против этого. Его главная цель, верно отмечает семантик Дж. Уорнок, отвергнуть различие между идеями и объектами и утвердить, что объекты суть просто идеи[374]374
  C. J. Warnock. Berkelly. Melburne (a.o.) 1953, p. 77.


[Закрыть]. Беркли, пишет Г. Грин, «идею вещи» у Локка заменяет просто «идеей»[375]375
  T. H. Green. Hume and Locke. New York, 1968, p. 141.


[Закрыть]. В результате мир знаков и слов у Беркли – это мир идей, никак не связанных с объективным миром. Все, в том числе и сами знаки и слова, превращается в идеи. Различие между знаком и обозначаемым – это различие между идеями: одна является знаком другой. Перед нами ясная, отчетливо выраженная феноменалистическая концепция знака. (В философии Беркли имеется и другая концепция языка и знака, связанная с его переходом на позиции объективного идеализма, но она не оказала такого «инспирирующего» влияния, как его феноменалистическая теория)[376]376
  См. об этом: R. L. Armstrong. Berkelly’s Theory of Signifcation. – «Journal of the History of Philosiphy», 1969, Vol. VII, N 2, p. 171; Locke and Berkelly. A Collection of Critical Esays. New York, 1968, p. 375–376.


[Закрыть].

Беркли придавал большее значение теории знака: «Я склонен думать, – писал он, – что учение о знаках имеет большую важность и всеобщее значение… Оно дает правильное и верное разрешение множества трудностей»[377]377
  G. Berkelly. The Works… Ed. By A. A. Luce and T. E. Jesson, vol. III, p. 307.


[Закрыть].

Идеалистический номинализм и феноменализм Беркли идет у него рука об руку с критикой языка как орудия познания. Если для Гоббса язык – вся истина, то для Беркли он – причина всех заблуждений. Фиксируя злоупотребление словами, Беркли высказывает мнение о том, не служила ли речь более препятствием, чем помощью успехам наук[378]378
  Дж. Беркли. Трактат…, с. 56.


[Закрыть]. Слова и знаки, полагает он, способствовали возникновению одного из главнейших ложных начал – учению об общих отвлеченных идеях, абстракциях. Так, математические понятия он считал «пустыми абстракциями», а саму математику – системой произвольных, условных символов[379]379
  G. Berkelly. The Works…, vol. I, p. 93.


[Закрыть].

А. Уайт в статье «Лингвистический подход к философии Беркли» справедливо проводит аналогию между указанными идеями Беркли и его стремлением «реформировать» язык со сходными идеями и устремлениями современных семантиков: Карнапа (призыв к новому и точному языку), Уиздома (главное не в том, как говорим, но как понимаем логику нашего языка), Мура (обращение к обыденной речи). «Трудно отрицать, – резюмирует автор, – что Беркли придерживался совершенно определенно того взгляда, что задача философии – анализировать наш язык…»[380]380
  A. R. White. A linguistic Approach to Berkley’s Philosophy. – Philosophy and Phenomenological Research. 1955, vol. XVI, N 2, p. 178. О генетических связях (семантиков, неопозитивистов, неореалистов, аналитиков и др.) с берклеанской философией пишут и многие другие западные авторы (Копльстон, Ермсен и др.).


[Закрыть]. В последнее время семантические философы и аналитики извлекли из философии Беркли ростки «лингвистического анализа» и теорию языковых знаков, и концепцию «бессмысленных понятий, суждений, проблем», и лингвистическую концепцию «терапевтического анализа», и даже подход к теории «языковых игр» позднего Виттгенштейна[381]381
  Б. Э. Быховской. Джордж Беркли, с. 192.


[Закрыть].

В свете всего сказанного возражения некоторых авторов[382]382
  См. H. R. Cachcart. Berkelly’s philosophy through Soviet eyes. – «Hermathena», 1964, p. 40.


[Закрыть] против того, что современные эмпиристы, позитивисты, неопозитивисты, прагматисты и т. п. действительно разрабатывают основы берклеанской позиции, не имеют под собой почвы. Представляется также бесспорным, что берклеанство явилось одним из тех философских источников, которые питали и питают поныне семантический идеализм в философии искусства.

Д. Юм

Традиция английского эмпиризма, берущая свое начало в идеалистических отступлениях Локка и подхваченных Беркли, получают свое лог ическое завершение в агностической философии Д. Юм а[383]383
  Некоторые авторы продолжают эту традицию вплоть до Канта. (См. J. Bronowskia Bruce Mazlish. The western intellectual tradition. From Leonardo to Hegel. London, 1962, p. 201, сноска).


[Закрыть].

В отличие от Локка и Беркли, Юм, как известно, уделял достаточно внимания и проблемам эстетики (напр., эссе «О норме вкуса» и др.). Однако, в сфере его эстетических интересов мы почти не находим семантических проблем эстетики. Это связано с тем, что и в философской области собственно семантические проблемы занимают Юма куда меньше, чем его предшественников.

Продолжая традиции английского эмпиризма, он рассматривает слова как знаки идей. Последние находятся в связи с фактами или объектами, представлениями которых они являются[384]384
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 180, 314.


[Закрыть]. Имя без всякого значения не заслуживает внимания[385]385
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 2, с. 482.


[Закрыть]. Язык, речь «основаны на соглашении и договоре» и «созданы для общего употребления»[386]386
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 641; т. 2, с. 271.


[Закрыть]. Чувства, которые не воспринимаются непосредственно, также выражаются «при помощи некоторых знаков, т. е. действий этого чувства» – или общепринятых и обычных, или редких и необычных[387]387
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 257.


[Закрыть]. Поступки тоже являются «внешними знаками» известных качеств нашего духа, нашего характера[388]388
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 626.


[Закрыть].

Воспроизводя основные идеи репрезентативной теории обобщения Беркли, Юм полагает, что слово пробуждает единичную идею, но в качестве представителей они могут стать и общими.

Образ в уме есть образ особенного объекта, хотя применение его таково, как если бы он был всеобщим[389]389
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 109–110.


[Закрыть]. Все общие идеи в действительности суть частные, связанные с общим термином, который при случае вызывает другие частные идеи…[390]390
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 2, с. 161 (сноска).


[Закрыть]. Юм, стремясь «смягчить» номинализм Беркли, внес некоторые усовершенствования, связав функционирование «частного» образа с обозначающим его словом[391]391
  Д. Юм. Сочинения в двух томах. М., 1965–1966, т. 1, с. 110.


[Закрыть]. Однако в общем он остается на «субъективистской и антиинтеллектуалистской позиции репрезентативизма», тесно связанной с абсолютизацией Юмом принципа ассоциирования[392]392
  И. С. Нарский. Вступительная статья к 1 тому Сочинений Юма, с. 18.


[Закрыть]. В статье «Проблема значения и критика неопозитивистских решений» И. С, Нарский отмечает, что субъективистские и агностические черты юмовской теории обобщения были усугублены в концепции «семейных сходств» Л. Виттгенштейна, отличаясь от них подчеркиванием полной якобы конвенциональности слов[393]393
  И. С. Нарский. Проблема значения и критика неопозитивистских решений. – ж. «Вопросы философии», 1963, № 6, с. 26–27.


[Закрыть]. Что же касается этой концепции «семейного сходства», она активно используется представителями аналитической эстетики.

В свете этого принципа Юм рассматривает вопрос об изобразительной репрезентации на примере портрета. При появлении портрета идея о том, что изображает этот портрет, заметно оживляется, причем аффект, возбуждаемый этой идеей, приобретает новую силу и энергию. Юм связывает это действие с тем, что чувственные объекты («наглядные символы») всегда оказывают на воображение большее внимание, чем всякие другие, и легко передают это влияние тем идеям, с которыми они связаны. В произведении указанного действия участвуют и отношение, и наличное впечатление. Своим верным наблюдением Юм дает, однако, упрощенное объяснение, сводя сложную диалектику непосредственного и опосредованного в процессах изобразительной репрезентации (в особенности в искусстве) к простой ассоциации сходства[394]394
  Д. Юм. Сочинения, т. 1, с. 199–200.


[Закрыть]. Правда, говоря об искусстве, Юм отводит должное место той связи, которую природа установила между формой и чувством[395]395
  Д. Юм. Сочинения, т. 2, с. 727.


[Закрыть].

Юм, пожалуй, еще в большей степени, чем Беркли, явился духовным отцом семантического идеализма[396]396
  Это влияние подробно прослеживается в монографии французского исследователя творчества Юма О. Брюне «Философия и эстетика Давида Юма», 1965 (O. Brunet. Philosophie et Estetique chez David Hume. Paris, 1965, pp. 133, 329, 496 и др., а также заключение).


[Закрыть]. Основная феноменалистическая установка Юма на ограничение человеческого познания рамками непосредственно данных впечатлений трансформировалась в семантический тезис о том, что границы познания – это границы языка. Этот тезис, как известно, был распространен и на философию искусства с ее лингвистической и знаковой ориентацией. И в философии, и в эстетике семантические проблемы стали главным и единственным предметом философского исследования.

Таким образом, влияние Юма на семантическую философию искусства осуществлялось по преимуществу не путем решения собственно коммуникативных проблем эстетики, а путем определяющего воздействия его философии на фундаментальные принципы семантического движения в философии ХХ в. Что же касается собственно эстетических воззрений Юма, его концепции красоты, воображения и ряда других идей, в основу которых он кладет свою субъективно – идеалистическую, агностическую гносеологию, оказали огромное воздействие на эстетические идеи Кроче, Коллингвуда, Ричардса и др.