Текст книги "История ракетно-ядерной гонки США и СССР"

Многие люди жили в землянках и сараях, – в «шанхаях» и «нахаловках», – построенных стихийно и самостоятельно посёлках без всяких разрешений. Люди жили впроголодь, без обеспечения одеждой и обувью. Для улучшения жизни людей разные директоры предприятий действовали по-разному, но в целом и в ходе, и после завершения основного строительства стремились решить и улучшить бытовые проблемы людей, переселив их из бараков и «времянок» в добротные дома. Случалось, директора для этого и «хитрили», выдавая людям для строительства жилья ранее использованные материалы (например, доски от бетонных опалубок) и те материалы, которые не были нужны для основного строительства.

Социальные проблемы людей решались параллельно с решением главных производственных задач повышения обороноспособности страны. Ясно, что тот огромный авторитет, который имели «советские директоры», они завоёвывали и своей заботой о людях. Огромной победой советского «менеджмента» было, как и в годы войны, быстрое повышение квалификации рабочих, инженеров и научных работников для нужд нового производства и научных исследований. И огромной победой было и создание новых производств, и быстрая перестройка прежних производств на новую продукцию. Конечно, без огромного энтузиазма народа и его веры в созидательную роль Советской власти, поднять все эти стройки и решить все проблемы, было невозможно.

Можно заметить, что «репрессии в сталинские времена» были трагическими страницами развития СССР в первые, особенно тяжёлые десятилетия своего существования. Эти репрессии и беззакония были одной из тяжелейших трудностей той эпохи, которые народу тоже пришлось преодолеть с огромным напряженим сил. От этих политических «издержек» развития и борьбы за власть пострадали все, – все слои общества и все народы СССР. И пострадали все люди, которые были и «жертвами», и «палачами» этих репрессий. Под их «нож» попали и те, кто погиб, и кто провёл долгие годы в тюрьмах и колониях, и те, кто морально себя изуродовал участием в этом беззаконии. Виноватым здесь был не один Сталин, – одной из главных причин репрессий был низкий уровень сознания и образования в после феодальной стране, – и населения, и руководства страны, трагические последствия Гражданской войны, жестокая борьба за власть в руководстве страны и сложнейшее международное положение. В сознании людей было ещё много пережитков старого феодального строя. Революция и Гражданская война разрушили старую социальную структуру страны, а новая только создавалась, и серьёзные социальные перемены имели не только позитивные, но и негативные проявления. Например, как и в древнем Китае, обретение массовой грамотности населением, способствовало и распространению анонимных доносов. Поэтому неверно приписывать негативные проявления начала советской эпохи только «недостатками советского строя», – они были следствием и пережитков старой системы и особенностями исторического развития в годы после революции.

Проблемы выживания страны в тяжелейших условиях, проблемы выбора верного пути, проблемы становления новых отношений тоже были не «последними причинами» террора и беззакония. Условия развития не давали выбора между формами капитализма, – данный этап требовал жёстко-централизованного управления экономикой на базе монопольной государственной собственности на средства производства и предметов потребления. «Монополия» государственной собственности и «монополия власти» были не чьим-то «злодейством» с нелёгкими «издержками», а историческим законом развития общества на определённом этапе. По-другому было просто не выжить! Распределение весьма ограниченных ресурсов продовольствия, промышленных товаров и жилья требовало жёсткого государственного регулирования, чтобы ресурсов хватило на всех, и чтобы эти ресурсы не пропали или стали предметом спекуляций, предметом обретения нетрудовых доходов и ухудшения материального положения людей. Ту безудержную расточительность материальных ценностей, которые позволяли себе развитые метрополии колониальных империй, Советский Союз себе позволить не мог. А «расточительность» СССР в плане прямого уничтожения людей из-за политических репрессий стоила СССР слишком дорого, – оправдать её ничем нельзя. Но объективные причины её надо видеть не только в личностях «советских руководителей». Надо понимать, что высших руководителей во многом делает их «свита», которой поручено выполнение важнейших государственных задач. Личность Сталина была трагическим и триумфальным противоречием эпохи. А в «свите» Сталина были и великие люди, и насквозь «гнилые людишки» вроде Ягоды, Ежова, Лысенко или «маршала Кулика» (когда погибли такие, умницы как Артузов, Н. Вавилов и И. Якир). Но время и история показали, чего стоили эти «люди», и какова была разрушительная «цена» «деятельности» манипуляторов для всей страны и народа. И в массовых преступлениях виновны не только их «руководители», но и рьяные доносчики-провокаторы, и бездушные исполнители беззакония. В ней виновны все «манипуляторы», которые вместо полезного труда строили своё «благосостояние» на бедах и страданиях других людей. Формирование новой социально-классовой структуры СССР проходило не без решения тяжёлых проблем и в сознания, и в поведения людей.

Реактор был возведён и пущен в строй за 1 год и 8 месяцев, – примерно за такой же срок, который понадобился для его разработки и проектирования (создания проекта строительных работ и необходимой инфраструктуры).

Работа на котловане комбината 817

После возведения огромного здания высотой 80 м с заглублением 54 м и с габаритами в плане примерно 100 на 100 м, установки оборудования и пуска реактора очень трудной и неожиданной проблемой оказалась проблема повреждения с оплавлением концов технологических каналов (ТК), – так называемые «козлы». Термин пришёл из металлургии – так называли образования с нарушенной структурой из-за некачественной плавки металла. Вначале просто не поняли, что это такое «козёл», почему он возникает, и долго не могли извлечь его и разделать для изучения. Технологический канал содержал трубу со сборками тепловыделяющих элементов. Эти топливные сборки реактора А были сделаны из цилиндрических элементов природного урана высотой 100 мм и диаметром 35 мм, заключённые в оболочку из сплава алюминия. Позже из-за коррозии этих оболочек их поверхности стали анодировать и применять для них более стойкие сплавы. Топливные элементы помещались в авиалевую трубу теплового канала и охлаждались текущей по трубе чистой водой. В конструкции предусмотрели два контура охлаждения – рабочий и холостого хода. «Козёл» возникал при перегреве нижнего концевика технологического канала и сплавления металла с графитом. Извлечь конец поврежденного ТК сначала не могли, а при большом усилии труба канала отрывалась от «козла». Не сразу и с большим трудом удалось извлечь то, что образовалось внизу на месте конца ТК. Вот выдержка из книги академика Б. В. Броховича «Серпантин событий. Воспоминания о сослуживцах, избранное». Озерск, 2016:

«…26 июля 1948 года из ячейки 7–20 удалось извлечь оплавленный верхний урановый блочок и осмотреть его. Составлено первое представление о «козле», как о спёкшемся столбе урановых сердечников с оплавленными оболочками и авиалевой трубой, сплавленной с графитом ячейки с образованием твёрдых карбидов урана. Попытки пробить блок штангами через кассеты или выдавить из-под кассет домкратами, высверлить свёрлами и пустотелыми цанговыми фрезами, изготовленными за это время, к успеху не привели, а лишь к облучению персонала. Решились поднять мощность реактора и выплавить «козла», чтобы уран расплавился и вытек вниз по ячейке из активной зоны реактора – не получилось. Так что же делать? Совета Игорь Васильевич [Курчатов] получить ни у кого не мог. Остался один выход: попытаться работать на номинальной мощности с «козлом». В блочке урана будет выделяться мощность – 10–20 квт в час на блок и выше, будет гореть графит и уран, а выделяемое тепло в «козловой» ячейке будет отводиться охлаждающей водой соседних каналов. Но можно ли работать, и сколько? За ячейкой «козла» установили периодическое наблюдение. На мощности ячейка ярко светилась, увеличились радиоактивные газовые сбросы и загрязнялись контрольные системы и оборудование.

Но можно ли так делать – было неясно.

Здесь впервые выявились недостатки реактора «А»: пожароопасность замедлителя реактора – графита, малый диаметр ячейки реактора, сужающийся книзу, отсутствие хорошо защищённого пульта управления крановщика в Центральном зале реактора и шахт, заполненных водой для технологических каналов и инструмента, облучённого и загрязнённого в ячейках реактора, и др. Не было инструмента и технологической оснастки для разделки «козлов».

А пока принятый в эксплуатацию Курчатовым, Музруковым, Славским реактор стоит, плутоний не нарабатывается день, два, пять и дальше, сколько ж будет стоять реактор? Когда он будет вырабатывать плутоний или, может быть, совсем не сможет нарабатывать, и тогда все жертвы и усилия народа пойдут насмарку? Не пора ли и Курчатова и К° призвать к ответу? А может быть, – в расход? Если бы это только было выходом из положения, то это было бы сделано без промедления. А так Лаврентий Павлович [Берия] вынужден ждать. Хорошо понимает это и Курчатов, что он заложник номер один, и положение у него безвыходное, «козёл» не разделан, и неизвестно когда будет полностью разделан, и будет ли. И. В. Курчатов принимает исключительно рискованное, но единственно возможное решение: с 2 июля 1948 г. реактору «А» работать на номинальной мощности с «козловой» ячейкой № 7–20 без охлаждения. Мощность была поднята, плутоний начал нарабатываться. Ежедневный доклад Берии продолжался, ячейка «козла» умеренно горит в реакторе и ярко светится. Проводятся попытки расчищать ячейку фрезами, на рабочем реакторе положительных результатов нет, но реактор работает на номинальной мощности – пожара кладки пока нет, большая активность воздушных сбросов реактора. Курчатов работает с петлёй на шее. Как никто другой он понимает свою ответственность перед народом. Внешне он спокоен, но пока удаётся держаться? Какое здесь удовлетворение? Здесь – беда.

Беда не приходит одна, и 27 июля 1948 года в 4.35 появился сигнал СРВ ТК 28–8. Расход охлаждающей воды – нуль – образовался второй тепловой «козёл» в реакторе «А». Причина опять же не ясна, виновных опять нет. Используя уже полученный опыт разделки первого «козла» 7–20 пустотелыми полыми фрезами, пытались ими разделать и «козла» 8–28, но опять полного успеха не добились Пришлось реактору работать с двумя «козлами» в кладке. Пока пожара нет, руководству страны доложили – зловещее молчание…

Постоянное наличие влаги в кладке реактора «А» из-за неудачной конструкции вентиляции, влагосигнализации и попадании воды из «козловых» ячеек привело к электрохимической коррозии авиалевых труб, течи их и наличию в кладке такого количества воды, что реактор заглох, но уже из-за недостатка реактивности…»

«Козлы» перегревали и разрушали ячейки, а наличие воды в графитовой кладке при ее контакте с алюминиевыми трубами вызывало их коррозию, и к концу года началась массовая течь каналов. 20 января 1949 г. реактор все же остановили для капитального ремонта. Над решением проблем «билось» и руководство Первого главного управления: Ванников Б. Л., Курчатов И. В., и руководство комбината: Музруков Б. Г. и Славский Е. П., и целая группа инженеров и рабочих комбината. После возникновения серьёзных проблем на заводе «А» в 1947 году Берия снял директора комбината Славского Е. П. и назначил на его место генерала Музрукова Б. Г., – в годы войны директора «Уралмаша», выпустившего для фронта многие тысячи танков. Музрукову удалось вернуть Славского на комбинат на должность главного инженера в рамках своего ведомства.

Комплекс первого здания комбината 817 – реактор А («Аннушка»)

Кратко вся эта «эпопея» с «козлами» и ремонтом реактора из-за коррозии алюминиевых труб с заменой труб на стойкие к коррозии анодированные трубы изложена так (см. Аварии на объектах ядерно-оружейного комплекса: http://gochs.info/p641.htm):

19 июня 1948 года – Первая крупная радиационная авария в СССР. На промышленном атомном реакторе по наработке оружейного плутония на следующий же день после его выхода на проектную мощность из-за недостаточного охлаждения нескольких урановых блоков произошло их локальное сплавление с окружающим графитом, получившее название «козёл». Реактор был остановлен, и в течение девяти суток «закозлившийся» канал расчищался путем ручной рассверловки. В ходе ликвидации аварии переоблучился весь мужской персонал реактора. Затем к работам были привлечены солдаты строительных батальонов, которые дислоцировались рядом с комбинатом. По сути, эти люди были первыми советскими «ликвидаторами» (Грабовский, 2002)

25 июля 1948 года. – Новая авария на первом советском атомном реакторе по наработке оружейного плутония для первой советской атомной бомбы. На этот раз реактор останавливать не стали: требовалось выполнить план по плутонию любой ценой. Ликвидация последствий аварии осуществлялась на действующем оборудовании, что привело к переоблучению аварийных работников (Грабовский, 2001).

4 января 1949 года. – Уникальная операция по ремонту активной зоны первого советского атомного реактора по наработке оружейного плутония. В нарушение технического регламента поврежденные урановые блоки вручную поднимались в центральный зал реактора, а после ремонта загружались в новые каналы. Всего было заменено более 39 тыс. блоков. В течение полуторамесячной работы переоблучился весь персонал объекта – около 60 процентов работников реактора получили дозы от 25 до 100 рентген, а более 30 процентов – от 100 до 400 рентген (Славский, 1993; Круглов, 1995).

Кроме «козлов» и коррозии были и иные причины, приводившие к остановкам реактора. Из-за низкой температуры воздуха и метели забило решётки двух водоводов реактора, один из которых сломался, а второй сплющился. Пришлось срочно ремонтировать водоводы с помощью водолазов. Реактор нередко останавливался от попадания воды в кладку графита через повреждённые ТК и, как следствие, недостатка реактивности. Приходилось просушивать реактор и запускать его снова, но при этом ускорялась коррозия труб, их протечки и опять – попадание воды в кладку и остановка реактора. Из-за разбухания топливных сборок изменялся зазор между ними и трубой ТК – в результате падал расход воды, реактор останавливался, и приходилось преждевременно извлекать сборки ТК. Конечно, происходило и ксеноновое отравление активной зоны продуктами распада.

Возникли и три новых «козла» на ячейках 20–06, 32–3 и 34–4. И только после этих аварий и отслеживания момента, когда они происходили, наконец, стала ясна причина возникновения «козлов» – не закрывшиеся в ходе работы дефектные клапаны холостого хода. Из-за них вода для охлаждения ТК вместо канала рабочего хода попадала в коллектор холостого хода, а все показатели расхода воды внешне были «в норме». Конечно, здесь подвела и несовершенная сигнализация о расходе воды в каналах. Это были явные конструктивные дефекты: недостаточная надёжность отдельных клапанов холостого хода и, как следствие – отказ некоторых из них в условиях отсутствия сигнала о неполадке в системе охлаждения. Кроме того, остался и основной дефект металлических урановых блоков – это их формоизменение при облучении и разгерметизации их оболочки. И коррозия их сердечников, приводившая к увеличению сопротивления, сокращению количества охлаждающей воды и к зависанию реактора из-за нарушений в системе охлаждения. По опыту аварий на реакторе «А» на последующих реакторах комбината вообще отказались от контура охлаждения «холостого хода». Серьёзно изменили конструкцию и материалы с целью уменьшения коррозии и устранения эффекта разбухания топливных сборок. Проблемы с реактором А, – как технические, так и медицинские, описаны и в книге [27].

Интересно, что из-за утечек жидкости через неисправные клапаны и из-за того, что их обнаружили не сразу, имели место и другие радиационные аварии. Например, на американском заводе Y-12 из-за вовремя не замеченной утечки уранилнитрата через неисправный клапан произошла радиационная авария со скачками реактивности в растворе и с облучением персонала – см. http://rb.mchs.gov.ru/mchs/radiation_accidents/m_other_accidents/1958_god/Radiohimicheskij_zavod_Y_12_Okridzh_16_i

Изначально первый реактор комбината «Маяк» функционировал с мощностью 100 тепловых МВт. Однако И. В. Курчатов внес предложение, которое заключалось в том, чтобы реактор в зимнее время работал с мощностью 170–190 МВт, а в летний период времени – 140–150 МВт. Такой подход позволил реактору производить почти 140 граммов драгоценного плутония в сутки. (подробнее на FB.ru: http://fb.ru/article/254964/orujeynyiy-plutoniy-primenenie-proizvodstvo-utilizatsiya). Пропускная способность циркулирующей воды значительно возросла после того, как был увеличен зазор между топливом и стенками канала после ремонта ТК. В воду начали активно добавлять бихромат натрия, что, в конечном счете, повысило мягкость охлаждающей воды (рН стал равен порядка 6.0–6.2). Позже окисление графита перестало быть актуальной проблемой после того, как для его охлаждения и просушки стали применять азот (до этого использовался исключительно воздух).

«Раненый» реактор «А», всё же, заставили работать с пятью «тампонированными» «козлами» (рассверленными и засыпанными графитовой крошкой), и заставили его выдать нужное количество плутония для создания первого «изделия» до постановки реактора на капитальный ремонт. Последние 4 «козла» из-за внимательных наблюдений за ними оказались небольшими, и их смогли быстро заделать, а неисправности клапанов и системы сигнализации устранить.

Плутоний ещё следовало извлечь из топливных сборок реактора на заводе «В» комбината в составе азотно-кислого раствора. И из этого раствора изготовить детали «изделия» (ядерной бомбы) на заводе «С» комбината. Эти заводы строили параллельно с заводом «А», и к моменту первых поставок топливных сборок с наработанным плутонием подготовились начать их переработку.

Пульт управления реактором А

22 декабря 1948 года на завод «В» загрузили первую партию облучённых блоков после выдержки её в реакторе «А-1» (завода «А»), который в январе 1949 года поставили на капитальный ремонт с заменой всей активной зоны для повышения коррозионной стойкости алюминиевых труб (поставили анодированные трубы из более стойких сплавов). А блоки с наработанным плутонием перевезли на завод В.

На перерабатывающем заводе «В» (английское «В» = русскому «Б») возникло множество своих проблем и с переработкой блоков, и с облучением персонала, и с хранением отходов производства. Именно на нём позже произошла «Кыштымская» авария в сентябре 1957 года со взрывом ёмкости радиоактивных отходов из-за её перегрева. Здесь с топливных блоков снимали алюминиевые оболочки и растворяли в азотной кислоте в специальном канале. Процесс растворения сопровождался радиоактивными выделениями ксенона и йода в газообразной форме (через дымовые трубы). Первая партия раствора с плутонием, которую получали методом осаждения, куда-то таинственно исчезла, – она не пришла «на выход». Авральный поиск обнаружил её в боковой полости воздуходувки вентиляционной системы, – из-за неправильной регулировки воздух выдул весь раствор в полость. После регулировки продукт пошёл на выход нормально, но вот плутония в нём почти не было. Упрямые новые материалы «убегали» меж пальцев своих создателей из-за каких-то их малоизвестных свойств. Здесь опять все «забегали» в поисках «сбежавшего изотопа», пока кого-то не «осенило» насчёт его общего количества. «Сколько его всего-то в этом растворе? А, – всего 200 грамм – так такое количество могло просто осесть на стенках трубопроводов и сосудов. После насыщения поверхностей – эффект пропадёт, а плутоний – пойдёт на выход». Так и оказалось.

Наконец, завод «В» передал первую продукцию плутония в виде азотно-кислого раствора в марте 1949 года на химико-металлургический завод «С». На заводе «С» тоже возник целый комплекс проблем, с переработкой плутония, облучения персонала и заражения радиацией технологического оборудования, оснастки и инструмента. Конструкцию пришлось радикально переделывать. Но, несмотря на все трудности, плутониевые детали для первой ядерной бомбы изготовили. 5 августа 1949 г. заряд из плутония, изготовленный на Комбинате № 817, был принят комиссией во главе с Харитоном и затем отправлен литерным поездом в КБ-11. Здесь в ночь с 10 на 11 августа произвели контрольную сборку ядерного заряда и проверку его свойств и параметров физическими приборами. Она показала, что РДС-1 соответствует техническим требованиям, изделие пригодно для испытаний на полигоне.

Ядерный заряд в виде «шарика из плутония», который нагревался из-за идущей в нём ядерной реакции не предъявляли Сталину, и он не спрашивал «почему его нагрели». Этот миф родился из воспоминаний академика Александрова А. П., который действительно показывал «шарик» заряда группе генералов, которые и задали этот вопрос.

Сейчас кажутся очень наивными некоторые представления об опасности проникающей радиации и поведении новых веществ, которые тогда существовали даже у учёных-физиков. «Шарики» из плутония облучали их всех. Но значительно большее число людей подверглось облучению на производстве. Немало людей, «схвативших» изрядные дозы радиоактивности пришлось переводить на другие, менее опасные работы. Был случай, когда сам Курчатов «схватил» 250 рентген – весьма крупную дозу, вызывающую первую-вторую стадии лучевой болезни (случаи с облучением физиков-ядерщиков показаны и в фильме «9 дней одного года», но не на «комбинате», а в научно-исследовательском институте, – впрочем, крупные физики активно работали и в НИИ, и на комбинатах).

Схематическое устройство гетерогенного (составного) реактора на тепловых (медленных) нейтронах: 1 – управляющий стержень; 2 – биологическая защита; 3 – тепловая защита; 4 – замедлитель; 5 – ядерное топливо; 6 – теплоноситель

Уран-графитовый реактор А на тепловых нейтронах

При дальнейшей эксплуатации реактора выявили массу недоработок в системах контроля над технологическим процессом, который непрерывно совершенствовался. Условия работы приблизились к норме только спустя несколько лет после начала эксплуатации реактора. Промышленный реактор – основная база наработки радиоизотопов, измерения некоторых ядерных констант и радиобиологических исследований. По инициативе И. В. Курчатова уже в первые годы работы реактора были выделены отдельные ячейки для получения кобальта-60, полония-210, фосфора-32, хлора-36, углерода-14 и некоторых других радионуклидов. Естественно, в промышленном реакторе не могли нарабатываться изотопы с малым периодом полураспада, которые затем следовало бы передавать в специальную препарационную лабораторию. За время перевозок такие изотопы просто распадались бы (см. Грешилов А. [27]).

В книге [58] подробно рассказано о создании и работе КБ-11 П. М. Зернова (начальника и Ю. Б. Харитона (главного инженера) в Арзамасе-75, затем Арзамасе-16 – Сарове, – этот город фактически стал аналогом американского атомного центра в Лос-Аламосе. Этот город и КБ-11 были созданы в виде ведущего советского ядерного центра для проектирования и производства ядерного оружия. Крупный закрытый город ядерщиков Саров был возведён на месте посёлка с небольшим заводом по производству боеприпасов. Кроме научных лабораторий здесь были построены опытные заводы № 1 и № 2, а позже и первый серийный завод для изготовления ядерного оружия. Здесь отрабатывались, рассчитывались, изучались и создавались конструкции советских атомных и водородных бомб, – их конструктивные схемы и элементы, приборы их электрики и автоматики, отрабатывалась физика взрывов и инициирования, технология их производства, – сначала опытного, а потом и серийного. Все те работы, которые не смогли выполнить смежники, этот ядерный центр выполнил на своём заводе и в своих лабораториях. Сюда привозили детали ядерных зарядов из плутония-239 и урана-235, созданные в ядерных реакторах и на заводах по разделению изотопов урана. Здесь отрабатывались надёжность и безопасность всех конструктивных элементов и систем ядерных зарядов. Решались задачи аэродинамики, прочности бомб, их совместимость с носителем (тогда – самолётом), безопасности систем подрыва заряда. Проводились многочисленные испытания: только для отработки зарядов было проведено более 3 тысяч одиночных и групповых подрывов. Было проведено 5 лётных испытаний со взрывами бомб-аналогов с обычной взрывчаткой – два при срабатывании от бародатчиков, два – со срабатыванием от радиодатчиков и одно – со срабатыванием от контактно-взрывного устройства при ударе о землю. Системы постоянно совершенствовались, – в частности, была добавлена и система подрыва бомбы при встрече с препятствием в воздухе. Непростой оказалась и отработка «борного фильтра» бомбы, который перехватывал нейтроны, отражённые внешней взрывчаткой заряда, препятствуя преждевременному подрыву бомбы со стороны этих частиц. Была серьёзно усовершенствована и конструкция источника нейтронов с изменением внутреннего инициирования на внешнее (этот источник «урчин» в первых бомбах был очень вредным и недолговечным из-за радиации и малого времени полураспада полония-210). Завод № 1 изготавливал все узлы и детали атомных бомб и производил их сборку. Завод № 2 изготавливал элементы заряда и обеспечивал временное хранение изготавливаемых бомб. Серийный завод производил серийное изготовление атомных бомб, начиная с РДС-3 «И» – (мощностью 62 кт ТЭ) с 23.10.1954 г., в которой использовалась новая система инициирования заряда. Здесь был запущен процесс создания новых образцов ядерного, а затем и термоядерного оружия, который приводил к созданию новых более мощных и компактных бомб, боеголовок и артиллерийских снарядов с надёжными и безопасными системами подрыва. Улучшались эксплуатационные характеристики ядерных зарядов в части габаритов, веса, увеличения сроков хранения, улучшения и облегчения условий эксплуатации, улучшения технологии изготовления, снижения стоимости и затрат дефицитных материалов и т. п. Главный конструктор КБ-11 Харитон Ю. Б. знал конструкцию первой атомной бомбы «целиком»: он знал тысячи чертежей её узлов и деталей, все их размеры и допуски. И нередко указывал конструкторам на допущенные ими ошибки, если, например, обнаруживал несоответствие размеров сопрягаемых деталей.

Мы видим – непосредственно производством первой атомной бомбы занималось около десятка крупных комбинатов и научных центров. А вот обеспечением этих заводов оборудованием, их строительством и обеспечением материалами занимались ещё десятки других заводов, проектных (строительных) и конструкторских (машиностроительных) КБ, научных центров (НИИ) и горнодобывающих предприятий. Т. е. производством ядерного оружия занимались миллионы людей в разных отраслях промышленности: в энергетике, геологии, в строительстве, в машиностроении, в химической промышленности, металлургии, электронике, приборостроении, на транспорте и в армейских частях. И «собственно» во вновь созданной «атомной» промышленности. Причём все институты и обрабатывающие заводы советской «оборонки» могли эффективно работать, только при мощной поддержке со стороны трёх мощнейших «китов» советской индустрии, – энергетики, горнодобывающей промышленности и транспорта (включая и средства связи с их коммуникациями). Без людей, энергии, топлива, сырья заводы мертвы. А без поддержки транспорта и связи заводы не смогли бы работать в кооперации, получать сырьё и вывозить продукцию. Основаниями для «оборонки» были чёрная и цветная металлургия, промышленность строительных и конструкционных материалов, химическая промышленность, приборостроение, электроника и другие отрасли советской индустрии, построенные в основном в советский период истории. Можно заметить, что США в те годы при строительстве объектов своей индустрии испытали, куда меньшие трудности, чем СССР. США могли закупать и заказывать необходимые материалы и машины во всём мире, – денег у них для этого было достаточно. А СССР в основном мог надеяться только на свои силы. Причём промышленность и города СССР подверглись сильным разрушениям во время войны. И в исторически очень короткий период надо было не только восстановить страну из руин, но и создать в ней новейшие отрасли промышленности, базирующиеся на современной индустриальной базе. В 40–60-е годы рабочий класс СССР совершил выдающийся трудовой подвиг, подняв страну до уровня колоссальной промышленной ДЕРЖАВЫ. И сам рабочий класс в своём развитии достиг новой ступени развития в части повышения своей квалификации, уровня образования и набора опыта. И всем было ясно: овладеть ядерным оружием могла только высокоразвитая страна. Понятно, что руководителям США всегда хотелось видеть в СССР и России страну отсталую, разорённую и ослабленную внутренними проблемами. Но это было не так.

Да, первая советская атомная бомба РДС-1 была во многом аналогом американской бомбы «Малыш». Но сделана она была из советских материалов, по советским конструктивным чертежам и с советскими электронными приборами. Все эти системы были разработаны советскими учёными и инженерами, – причём с надёжным научным «заделом» уже для создания своих более совершенных конструкций. Например, наружный корпус бомбы пришлось разрабатывать и экспериментально «доводить» в лабораториях ЦАГИ, чтобы аэродинамические колебания его оболочки не нарушали работу механизмов и электроники, которые тоже пришлось создать на собственной основе. РДС расшифровывалось, как «ракетный двигатель специальный», «ракетный двигатель Сталина», «Россия делает сама», «Россия дала сдачу».

25 августа 1947 г. ТАСС в выступлении Молотова В. М. сообщил газете «Правда», что в СССР уже открыт «секрет» атомной бомбы. «Подтекст» этого заявления состоял в том, что СССР не только овладел технологией создания атомных бомб, но и уже активно создаёт атомную бомбу. Руководство США не восприняло всерьёз это заявление и полагало, что СССР сможет создать атомную бомбу только к 1952–1954 годам. А правительство СССР в то время ставило задачу своим учёным и инженерам испытать первую плутониевую бомбу к 01.01.1948 г. а первую урановую – к 01.06.1948 г. ввиду нараставшей опасности возникновения ядерной войны.