Текст книги "История ракетно-ядерной гонки США и СССР"

«…Теперь советская миссия (отряд особого назначения) стала работать параллельно с миссией «Алсос», и обе группы ничего друг о друге не знали. Падальщики из Старого и Нового света прочесали в поисках атомных технологий, материалов и специалистов весь окровавленный скелет поверженной Германии…» (Бэггот, [24])

«…В 1945 году в СССР была перевезена лаборатория Манфреда фон Арденне, и на её базе в Сухуми создан Институт прикладной и ядерной физики (лаборатория «А» Девятого управления НКВД)…

В СССР была также вывезена лаборатория концерна «Сименс» во главе с Густавом Герцем и на её основе создан институт (лаборатория «Г» Девятого управления НКВД). (см. [25], с. 49)

В результате обе стороны получили для себя и материалы, и документацию, и учёных, и оборудование, – во всём этом американцы преуспели больше, но вот для советского проекта помощь немецкие физики оказали, видимо, более существенную, чем для американского.

Черчилль в силу своей антисоветской позиции неверно оценивал способность СССР проникнуть в ядерные секреты США и Великобритании. Он настаивал на полной секретности работ, не понимая, что полностью их скрыть от СССР невозможно. В свою очередь, руководство СССР, видя полную закрытость «темы» со стороны США и Великобритании, тоже делало вид, что ему ничего неизвестно о работе над ядерной бомбой, хотя осведомлённость о ходе работ имелась высокая.

Уровень секретности доходил до забавных «казусов» у обеих сторон. В США один из физиков руководил двумя отделами. И вынужден был дать подписку в том, что он мог, а что не мог сообщать сам себе! При определении «круга лиц», которые для манхэттенского проекта должны были быть крайне ограничены в информировании о секретах программы, выяснилось, что эти «лица» – это как раз те люди, которые этой информацией уже обладают, но не имеют даже американского гражданства!.. Они не входили в круг людей «надёжных» и лояльных в полной мере. Интересно, – это было действительно так. А самыми «надёжными» оказались люди, которые ничего не знали и ничего не умели… Конечно, многие люди о многом догадывались и знали, «что не положено знать», но помалкивали и делали вид, что «не знают», чтобы не иметь проблем со спецслужбами.

Обе стороны активно использовали трофейные источники, материалы и учёных из Германии. И американцы, и «русские» поспешили захватить немецкие запасы урана, тяжёлой воды и технологического оборудования для их производства.

Берия создал разведывательное управление для взлома «Манхэттенского проекта» и контрразведку для сокрытия советских работ, объединив работу всех разведывательных служб, работавших по данному направлению. Павел Судоплатов возглавлял и разведгруппу «С» («Судопатова») и «службу «К» – контрразведку, не входившими в состав НКВД-МГБ и военной разведки (Разведупра РККА и позже – ГРУ). Заместителями Судоплатова были генералы Эйтингон и Сазыкин. Но по линии военной разведки полученная ею информация об американском атомном проекте и о действиях иностранных разведок в отношении советского атомного проекта оперативно передавалась в группы «С» и «К», – (см. [16], c. 342). Однако сам по себе отдел «С» самостоятельно крупных успехов по сравнению с уже созданной разведсети МГБ-НКВД не достиг, и через год был упразднён. В результате борьбы в руководстве разведки и не без помощи Берия, невзлюбившего Фитина и Квасникова, в 1945 г. Фитина П. М. сняли с должности руководителя внешней разведки НКВД-МГБ, а Квасникова отозвали, как руководителя нью-йоркской резидентуры МГБ-НКВД и назначили заместителем отдела «11» Василевского Л. П. (он же – Тарасов, начальник НТР в 1945–1947 годах).

Вся разведывательная информация по ядерной тематике в СССР замыкалась на Курчатове, а он избирательно информировал коллег по тем конкретным вопросам, которыми они занимались, – он сообщал эту информацию с «туманными ссылками» якобы на советские источники с «других предприятий», занимающихся этими проблемами. Курчатов получал от коллег-физиков вопросы, которые они задавали по тематике исследований, и передавал эти вопросы Л. П. Берия, а через него – советским разведчикам, ориентируя их на поиск нужной информации. И на часть этих вопросов он получал ответы через некоторое время. Разведданные по понятным причинам запаздывали: они не проходили по каналам разведки сразу и «моментально», – их требовалось добыть, передать, а после и тщательно проанализировать и понять, выделив информацию наиболее важную и нужную. Да и значимость той или иной информации, конечно, тоже доходила не сразу, но с повышением уровня понимания деталей процесса прояснялась и реальная ценность отдельных данных полученной информации. Курчатов определял направления, по которым следовало вести разведку, и по этим направлениям ориентировал и коллег-физиков, и разведчиков. Начальственная перетряска» разведывательных структур негативно сказывалась на их работе. Сложность работы разведчика состоит в том, что надо не только обмануть противника и с риском для жизни добыть нужную информацию, но и в том, чтобы вовремя донести эту информацию до собственного высшего начальства, чтобы оно ей поверило. Тоже с риском для жизни или свободы.

Для сокрытия и своих ядерных секретов, и своего военного и экономического потенциала СССР пришлось ввести беспрецедентные меры по сохранению государственных тайн. Чтобы в США даже точно не знали, по каким целям наносить ядерные удары и где расположены главные оборонные и научные объекты СССР. На западе придумали термин-штамп «железный занавес в СССР» относительно мер по ограничению поездок граждан за границу и поездок иностранцев по СССР, по ограничению распространения враждебной пропаганды в СССР, по пресечению полётов самолётов-разведчиков и любой разведывательной деятельности против СССР. Это тогда была вынужденная мера в условиях подавляющего превосходства США в ядерном оружии и опасности ядерной войны, продиктованная опасностью войны, которая для СССР была в те годы значительно большей, чем для США. Поэтому в ней были виноваты, в первую очередь, США, а не СССР, серьёзно уступавший США в ядерных вооружениях и экономических возможностях. Конечно, при соблюдении режима секретности Берия и руководство советского атомного проекта допускало и перегибы, с которыми иногда приходилось решительно бороться. Известен случай, когда к академику-химику Хлопину (директору радиевого института в Ленинграде) пришёл приказ со списком «неблагонадёжных» сотрудников, которых надо было уволить. Академика чуть не «хватил» сердечный приступ, а когда его привели в чувство, он сказал: «Передайте товарищу Берия, что «коли так», то пусть он начнёт с меня». Так Хлопину удалось отстоять своих сотрудников и защитить то «дело», которым они занимались (см. [40], с. 42).

Попытки доносительства и научной дезинформации были предприняты в начале 50-х годов и со стороны отдельных учёных-обществоведов. Когда Курчатов, а затем и Харитон обратились к Берии с просьбой прекратить «преследования» квантовой механики, как «лженауки» со стороны группы учёных «обществоведов», Берия ответил Харитону: «Мы не позволим «засранцам» мешать нашей работе». Усилиями Курчатова и Харитона Берия, наконец, понял, что без «квантовой механики» атомную бомбу не сделать. А когда на заседании АН СССР, на повестке дня которого стоял этот вопрос, у её президента Сергея Вавилова зазвонил телефон от Берия, их короткий разговор закончился фразой Вавилова: «Слушаюсь, товарищ Берия! Вопрос об обсуждении квантовой механики, как лженауки, с повестки дня окончательно снят». Конечно, Вавилов, как академик-физик, прекрасно понимал, насколько глупым был сам этот политизированный вопрос, поставленный «людьми от науки», которые в физике совершенно не разбирались. Наука – область деятельности людей, которая, как и другие, должна быть свободной от спекуляций и манипуляций. В ней результаты должны оцениваться на основе объективных достижений и экспериментов, а не на основе бездоказательных «умозрительных заключений» идеологических профанов. Имеются и другие варианты изложения данной истории, но исход её был таким же: вопрос сняли указанием «сверху». Ясно, что никакие «идеологические и политические соображения» нельзя ставить выше законов природы, как и противопоставлять достижения отдельных наук друг другу, поскольку они занимаются изучением разных явлений природы.

Кроме научно-технических данных разведка решала и задачи технологического производства для ядерной промышленности СССР. Развитие ядерных технологий требовало большого количества разного оборудования, приборов и материалов для оснащения советских научных центров и заводов. Часть оборудования удалось приобрести в странах Восточной Европы или вывезти из Германии в счёт репараций, но большую часть необходимо было или произвести самим, или приобрести в странах Западной Европы и США. Это делалось через внешнеторговые организации, – их деятельность строилась, в частности, и на данных разведки. Где можно купить нужное оборудование и приборы, по какой цене, как обойти «различные «барьеры», как вывезти оборудование, – эти вопросы тоже решала советская разведка, агенты которой активно работали и в советских торгпредствах. Если что-то в СССР было ещё не разработано, для быстрой и эффективной разработки техники надо было достать лучшие образцы, чтобы их быстро «повторить» в отечественных разработках. Здесь немало было проделано «хитрых» операций по приобретению образцов под видом их закупок частными фирмами и переправкой в СССР через «третьи» страны. Хватким бизнесменам часто было «наплевать», куда отправлялись их «товары», – лишь бы за них вовремя и хорошо заплатили. А «американская предприимчивость» выражалась и в продаже инженерами и учёными техдокументации и секретов технологии частных фирм «себе на пользу».

Торопя советских учёных и министров, Сталин говорил: «Если мы до 1950 года не сделаем свою атомную бомбу, – мы её испробуем на себе». И это были не пустые слова. Сталин знал, что США активно готовили против СССР превентивную ядерную войну, – её начать надо было до создания СССР своей атомной бомбы. И сроки начала такой войны США привязывали и к их оценочным срокам создания в СССР атомной бомбы, и к собственным срокам создания необходимого для победы арсенала ядерных бомб.

1 июля 1949 года директор ЦРУ адмирал Роскоу Хиллинкоттер повторил свою, сделанную годом ранее оценку меморандума для президента США Г. Трумэна о сроке создания в СССР ядерного оружия. По выводу этого доклада следовало, что СССР сможет создать атомную бомбу к середине 1950 года, но более вероятно – к середине 1953 года. Это были «нижняя и верхняя» оценки сроков по данным американской разведки.

Характерной была оценка, данная в статьях книги [33], – в ней специалист-атомщик Рэймонд Э. и специалист Хогертон Д. по промышленному развитию оценивают возможности СССР по созданию атомной бомбы в 1948 году, исходя из развития научного и промышленного потенциала СССР с учётом военных потерь СССР и сравнения общих уровней развития США и СССР. Оценка учитывала опыт создания атомной бомбы США и те преимущества, которые получил СССР в результате создания атомной бомбы в США и отсева двух «тупиковых» из пяти направлений создания бомбы (плутониевой – на основе реакторных установок, газодиффузионной и, частично, электромагнитной, а термодиффузионную технологию и газовые центрифуги довести не удалось). Авторы двух статей на основе огромных работ в США и на основе анализа общего состояния советской промышленности после войны сделали вывод о том, что СССР сможет создать атомную бомбу не ранее 1954 года при развитии технологии создания плутониевых бомб. А завод, подобный К-25, появится в СССР ещё позже. Но эти специалисты помыслить не могли, что и атомная бомба, и завод, подобный К-25, появятся в СССР уже через год после выхода их статей (их книга появилась в 1948 году). При том, что они не были «простыми американцами» в плане понимания проблем создания атомной бомбы, и развития связанных в ней технологий промышленных мощностей, – они действительно были компетентными специалистами в своих областях. Но они плохо знали СССР и его возможности, и потому серьёзно ошиблись в своих оценках. Примерно так же ошибалась и американская разведка.

Наличие атомного оружия стало считаться непременным признаком способности вести войну «нового типа», – ядерную войну. А из-за отсутствия атомного оружия у СССР делался вывод о том, что СССР может вести только войну «старого типа», – с использованием систем оружия Второй мировой войны. Т. е. делался вывод о неспособности СССР вести современную войну «нового типа» с использованием ядерного оружия.

Уже 3-го сентября 1949 года на стол Трумэна лег доклад из отдела технической разведки, в котором сообщалось, что по данным анализа проб воздуха, собранных самолётом-разведчиком у границ СССР в районе Камчатки, в этих пробах обнаружена радиоактивная пыль с набором радионуклидов, которые образуются после взрыва плутониевой ядерной бомбы! Такой, как американские бомбы «Тринити» и «Толстяк»! И этот взрыв произведён СССР в конце августа или в начале сентября! Вот так грохот взрыва первой советской атомной бомбы на Семипалатинском полигоне докатился и потряс Белый дом на пятый день после её испытания. Сообщение американцев о взрыве атомной бомбы в СССР вызвало нервную реакцию в верхах СССР у Сталина и Берия из-за подозрений, что произошла утечка секретной информации об испытаниях. Но физики быстро объяснили Берии, что обнаружение произошло через пробы воздуха с радиоактивными продуктами распада из пылевого облака взрыва, а не из-за утечки сведений из научных организаций СССР (см. [16] C. 401).

Взрыв первой советской ядерной бомбы был крупнейшим провалом американских спецслужб. Стало ясно, что они не смогли предотвратить утечку секретных данных из важнейших научных и технических центров Манхэттенского проекта. Но не меньшим их провалом было и то, что американская разведка не смогла реально оценить сроки создания ядерной бомбы в СССР, – она не смогла отследить создание в СССР мощнейшей отрасли ядерной промышленности с огромными комбинатами, заводами, добывающими предприятиями, полигонами и научными центрами. Она не смогла правильно оценить уровень советской науки, техники и их возможностей. Не смогла правильно оценить уровень руководства СССР и способность руководства СССР решать крупнейшие научно-технические задачи. В личной беседе Трумэн в октябре 1946 года задал вопрос Оппенгеймеру: «Когда русские создадут свою атомную бомбу?», – в ответ Оппенгеймер сказал: «Я не знаю». На что Трумэн со смехом ответил: «А я знаю: никогда!». Т. е. Трумэн считал, что США или победят СССР в войне или силой заставят отказаться от производства своего ядерного оружия ещё до того, как «русские» его создадут. Но Трумэн глубоко ошибался потому, что его спецслужбы не сообщили о том, что «русские» вот-вот запустят свой первый ядерный реактор и быстрыми темпами уже возводят заводы и реакторные установки для производства ядерного оружия. И не сообщили, что «русские» уже владеют американскими секретами производства ядерной бомбы. В ответ на высказанную Оппенгеймером озабоченность атомной бомбардировкой японских городов, Трумэн отреагировал бурно, назвал его «плаксивым ребёнком» и выразил желание никогда с ним больше не встречаться.

Дальнейшие события ракетно-ядерной гонки показали, что и в последующие годы американская разведка не смогла правильно оценивать уровень научно-технических разработок в СССР. Неприятными «сюрпризами» для неё явились и создание в СССР термоядерной бомбы, создание первой МБР Р-7, и запуск с её помощью первого искусственного спутника Земли, создание в СССР мощных ракетных систем ПВО и ПРО и эффективное овладение методом разделения изотопов на газовых центрифугах. Такие неверные оценки не могли не вызывать в руководстве США определённого недоверия к данным собственных разведок и, в результате, – сомнения в правильности прогнозов и планов ведения ядерной войны. Если в основу планов заложены неверные данные – значит, планы неверны, авантюрны, и последствия от их реализации могут быть очень тяжёлыми. Поэтому после таких «встрясок» американская администрация и спецслужбы были вынуждены отвергать свои же планы и работать для получения уточнённой информации о «потенциальном противнике» – СССР. А такая работа требовала времени и немалых затрат – в результате сроки возможной войны оттягивались на годы. За эти годы соотношение сил опять менялось и требовало новых изменений планов войны.

Оценки США возможностей СССР по наращиванию ядерного потенциала в первой половине 50-х годов XX века

30 ноября 1950 г. президент США Г. Трумэн сделал заявление с угрозой применить против Северной Кореи ядерное оружие. Генерал Макартур предлагал применить 15 атомных бомб, чтобы разбомбить важнейшие объекты в Корее вдоль границы с Китаем. Макартур «договорился» даже до предложения перенести войну на территорию Китая. Но против этих «инициатив» резко выступили союзники США в Европе – Франция и Великобритания, которым казалась очень неприятной опасность ядерной войны. В результате Г. Трумэн вместо Макартура поставил командующим войсками в Корее генерала М. Б. Риджуэя (позже уже Д. Эйзехауэр поставил на этот пост генерала М. Кларка). Американцы прекратили угрозы использования ядерного оружия, но продолжали бомбардировки до окончания войны 27.07.1953 г. так, что к концу войны в Северной Корее не осталось крупных объектов для бомбардировок. Американцы просто уничтожали страну и её народ, уничтожали не только и не столько военные объекты – уничтожали гражданскую инфраструктуру: города, электростанции, дороги, ирригационную систему и т. п., – война велась методами геноцида.

В 1953 СССР создал свою водородную бомбу, идя с США уже на равных в научных разработках термоядерного оружия, – частично благодаря данным нашей разведки, которая предупредила о состоянии работ над водородной бомбой в США. К этому сроку разведслужбы СССР уже потеряли немало своих агентов и «источников» по разным причинам: часть из них разоблачили американские и английские спецслужбы, часть ушла от работы над «атомными вопросами» по мере их решения, часть удалось вывести из-под удара и переправить в СССР. Но главные вопросы помощи СССР в создании ядерной бомбы и начальные вопросы создания термоядерной бомбы советская разведка сумела решить. В деле создания термоядерного оружия советская сторона, видимо, была информирована хуже, чем ранее по «ядерной» тематике. Но уровень советских разработок поднялся к тому времени достаточно высоко – так, чтобы вести работы на равных с американцами без научного отставания и уже почти без помощи разведслужб. В США же о работах советских физиков над проблемами термоядерной энергии были по-прежнему информированы слабо. Это, например, следует из письма Лоуренса (датированного 1953 годом), который полагает, что СССР отстаёт в этих вопросах на 4 ÷ 5 лет. Продолжая ту же «линию заблуждения», которая была и насчёт сроков создания советской атомной бомбы. Хотя такое или даже большее (до 7 лет) отставание у СССР от США продолжало оставаться в части налаживания серийного, массового выпуска ядерных и термоядерных бомб. Серийное производство ядерных бомб в СССР было налажено к 1954 году, а серийное производство термоядерных бомб – в конце 50-х годов. США наладили серийное производство термоядерных бомб в 1954–1955 годах, создав огромный термоядерный потенциал к концу 50-х годов, – и в этой части американского превосходства выводы Лоуренса можно считать верными.

При анализе разведданных надо учитывать их разную значимость для разведчиков, учёных и политиков. Поэтому оценки этих людей порой существенно расходились. Например, определённая информация, очень важная для принятия политических решений, могла иметь небольшую ценность с точки зрения научных данных для инженеров и учёных. Поэтому надо вдумчиво оценивать информацию с точки зрения её значимости для людей разных профессий. Перечень информации, добытой советской разведкой для «атомного проекта», дан в книге [25] c. 50.

Со стороны спецслужб США были и попытки внедрения дезинформации советской стороны о ведении работ по американскому атомному проекту. В частности, такие попытки были предприняты через сотрудника советского диппредставительства Андрея Раину в 1944–1945 годах. Советские учёные и разведчики достаточно быстро поняли, что «источник фальшивый», но продолжали получать «дезу» до 1949 года уже для того, чтобы понять, от каких важных вопросов она пытается увести советских физиков, и чтобы отвлекать американцев на бесполезную работу. В 1949 сами американцы, видимо, поняли, что их «дэза» не прошла, и свернули свою операцию (см. [16], с. 401).

«Моральные» аспекты в действиях разведки важны. Но они совсем разные у разных сторон противоборства, – моральный аспект является вещью сугубо индивидуальной и должен рассматриваться конкретно в каждом случае. Действия и политика какой-то страны является аморальной, если она направлена только на достижение разных «благ» только для себя и своей страны ценой жизни тысяч и миллионов людей. И если она достигается аморальными средствами, – посредством преступлений. Такую политику нельзя оправдывать соображениями «патриотизма», – это политика национализма, политика угнетения и жизни за счёт «других», это политика самообмана насчёт тех «ценностей», которые она защищает. Ибо защищает она не общие для всех высокие понятия «свободы», «демократии», «права человека» и т. п., а защищает «свободу» грабить и убивать других во имя своего «блага и процветания». Политика, направленная на подготовку агрессивной войны – глубоко аморальна и преступна, по сути. И она не руководствуется никакими «моральными соображениями», – разведчики и военные США не принимала их во внимание, и они действовали без всяких ограничений. Вот это не понимали и не поймут те, кто не понимает побуждения и мораль борцов за мир, борцов против войны. Это не понимает, например, и автор книги [68] О. Пилат, – он крайне примитивно представляет побуждения «атомных шпионов» (К. Фукса, А. Мэя и других). Агрессивная война – самое страшное преступление против прав человека, и её нельзя оправдать никакими высокими понятиями о «свободе», «демократии» и «правах человека».

Спор о том, кто внёс больший вклад в атомный проект – разведка или учёные, мне кажется беспредметным. Верен вывод разведчиков Баркова, Яцкова и Феклисова: «Каждый делал своё дело». Вклад разведки и учёных был несомненен, но он был разным, и данные разведки и учёных дополняли друг друга. Очень важной была роль разведки в правильном ориентировании политики руководства страны на создание атомной бомбы. Без этого наверняка бы произошла задержка работ и по атомной проблеме, и по работе по ней и физиков, и разведки. Разведка очень помогла нашим учёным ускорить развитие работ, выбрать нужные направления, отсеяв ложные, и решить ряд задач с меньшими затратами сил, средств и времени. Что касается оценки этого вклада со стороны руководства страны в плане различных правительственных наград, то здесь, безусловно, вклад учёных был оценён особенно высоко. А разведчики получили лишь малую «толику» от того, что получили учёные и инженеры. Среди разведчиков не было Героев социалистического труда (тем более, дважды и трижды, – как среди учёных), а вот Героев Советского Союза, Героев России и боевые ордена получили немногие разведчики, причём часть из них – посмертно уже в 90-е годы. Сама скрытость действий разведки мешала верной оценки их деятельности. И разведчиков численно, видимо, было значительно меньше, чем учёных и инженеров, хотя и среди разведчиков были замечательные учёные и инженеры.

Советская разведка очень пострадала от репрессивных действий политического руководства страны. Это произошло и в 30-е годы, и в 40-е (в результате неверных действий по руководству разведывательными действиями и недоверием к результатам действий разведки) и в начале 50-х, когда после отстранения и гибели Берия многих опытных разведчиков уволили просто потому, что они работали вместе с Берия. Конечно, разведка страдала и от действий контрразведок наших противников. В смысле «опасности» работы, – разведка была «на самом острие борьбы и риска», – это надо понимать и ценить. Сложность работы разведки состояла в том, что надо было не только получить достоверную информацию, но и добиться, чтобы она была правильно воспринята и руководством разведки, и руководством страны. Безусловно, ряд действий высшего руководства страны в отношении разведки по разрушению и роспуску её структур (и в первую очередь, попытки распустить НТР) можно охарактеризовать, как преступное «вредительство» которое заслуживало наказания, но наказание это, так или иначе, «пришло» только в начале 50-х, и формально – за другие «деяния». До смерти Сталина и падения Берия, главные решения по разведке и по снятию и репрессиям её руководителей принимали Сталин и Берия. Но после их смерти репрессии, беззаконие и террор обрушились на исполнителей воли «вождей».

Роль разведки, НТР и просто «промышленного шпионажа» в настоящее время очень значительна – и их нельзя принижать или «шельмовать». Это – естественное проявление научно-технического прогресса, когда обмен идеями и разработками надо делиться и внедрять их в практику. НТР борется с монополизмом в науке и технике и не позволяет извлекать из разработок монопольную выгоду на длительные периоды времени. России надо продолжать славные действия своей разведки и контрразведки, используя её большой опыт, знания и научные кадры. Эффективно работающая НТР – это одна из самых рентабельных отраслей отечественного производства, если её информация правильно и быстро используется. В условиях экспортных запрещений КОКОМ и различных других санкций и ограничений, введённых США НТР была тем «снарядом», который прорывал эти ограничения. И надо понимать, что наши противники никак себя не ограничивают в плане добычи информации, материалов и образцов техники никакими «моральными» нормами и для добычи информации не останавливаются перед преступлениями, но стараясь «не попадаться» и уходить от ответственности всеми средствами. Они прекрасно понимают, что, если не будут пользоваться достижениями других, – отставание им обеспечено.

В отдельных главах данной книги кратко сообщается и о некоторых других направлениях деятельности разведок СССР и США (хотя по ним уже вышло много книг, но многое ещё и остаётся скрытым завесой секретности).

Можно также отметить, что высокие и заслуженные награды за реализацию атомного проекта наряду с учёными получили и выдающиеся организаторы промышленности: Ванников, Завенягин, Первухин, Славский, Чурин, Комаровский и другие. Эта организаторская деятельность крупного политического и военного руководства была не менее важной, чем деятельность крупных разведчиков или ведущих учёных. Но она была видна только тем, кто непосредственно в ней участвовал, – тем же организаторам, ведущим учёным и крупным разведчикам, – таким, как Судоплатов (см. [16], стр. 378). Все они понимали и видели тот вклад, который вносят все главные участники процесса создания ЯО. Правда, и здесь, в круге высоких руководителей работ, как и среди учёных и среди разведчиков, были люди невинно пострадавшие и «обделённые» наградами, – такие как Кизима, Елян. Высоко оценили и работу военных, которые проделали огромные строительные работы, и работы по испытаниям и внедрению ядерного оружия в войска. А также работы по контролю над производством и обеспечением качества военной продукции. И, конечно, никакая атомная промышленность и «бомба» не были бы созданы без самоотверженного труда сотен тысяч рядовых тружеников, – рабочих, инженеров, служащих.

СССР оказал помощь странам Восточной Европы, Китаю, КНДР и Монголии в подготовке специалистов по мирному использованию ядерной энергии, – для этого был создан и функционировал Объединённый институт ядерных исследований (ОИЯИ) в Дубне. Этот институт был создан в «противовес» ЦЕРН (Европейский центр ядерных исследований), который в 50-е годы не шёл на сотрудничество с СССР и странами Народной демократии. В ОИЯИ (Дубне) производилось обучение специалистов созданию ядерных реакторов, ускорителей заряженных частиц, технологическим особенностям производства материалов для ядерной промышленности (производство тяжёлой воды и т. п.). Это обучение положило начало созданию в этих странах своей ядерной промышленности и энергетики: они смогли производить энергию для народного хозяйства, извлекать, использовать и продавать на мировом рынке различные материалы и технологии для атомной промышленности. Большой резонанс вызвало выступление И. В. Курчатова и других советских учёных на конференции в Харуэлле (Великобритания) в апреле 1955 г и в Женеве в августе 1955 г., когда впервые были рассекречены и показаны советские достижения в мирном использовании ядерной энергии и разработки в области управляемого термоядерного синтеза. Иностранным учёным была показана первая в мире атомная электростанция в Обнинске. Эта первая АЭС Доллежаля была ещё небольшой по мощности – всего 5 МВт. Но скоро новые, более мощные реакторы для наработки плутония в Томске-7 и Красноярске-26, были разработаны и построены уже и как энергетические – для выработки электроэнергии. С Женевской конференции берёт начало международное Пагуошское движение, объединившее учёных разных стран для обсуждения вопросов войны, мира и контроля над вооружениями, использования ядерной и термоядерной энергии и международного научного сотрудничества. Оно берёт начало от «Манифеста Эйнштейна-Рассела» от июля 1955 г., призывавших учёных всех стран к оценке опасности оружия массового поражения. Ко времени второй женевской конференции в 1958 году все основные достижения в области управляемого термоядерного синтез были рассекречены и на Востоке, и на Западе (см. [20], с. 469). Международное сотрудничество учёных в части фундаментальных исследований и мирного использования энергии атома стало возрождаться, но военные секреты ЯО оставались тайной.