Текст книги "Стихий безумные удары"

Молния

(Рассказ геодезиста)

 
Когда всю жизнь в походах ходишь
В отрыве от семьи, друзей,
В природе кое-что находишь,
Что непонятно для людей…
 

В многочисленных экспедициях случалось встречать много разных необычных явлений, среди которых были и необъяснимые. В советские времена упоминание о них активно не приветствовалось. Возможно, это было связано вообще с очень закрытым характером нашей деятельности: режимным службам очень не нравилось, когда любые человеческие проявления привлекали к ней внимание. Встречал в походах и шаровую молнию, и миражи, и НЛО. Должен заметить, что я человек не суеверный, не мистик и не выдумщик. Расскажу о том, что действительно видел на самом деле.

Шли на вершину Хадж-Парьях в Фанских горах. Справа – потрясающий висячий ледопад, обрывающийся в долину трехсотметровым сбросом, а прямо и слева – стометровая скальная стена, по которой поднялись на гребень. Над нами – тяжелые тучи, пасмурно и мокро. Сильный ветер. Воздух пах озоном, чувствовалась электризация. Я по привычке шел без головного убора, когда вдруг помощник, техник-геодезист, закричал сзади: «Дмитрич, что с тобой!?» На повороте к нему, по инерции провожу ладонью по волосам, ощутив, что они встали дыбом и тут же отдергиваю руку от сильного удара током.

– Что это? – слышу возглас рабочего.

Медленно, на высоте 10–15 метров от склона в нашу сторону движется темный шар диаметром сантиметров двадцать, примерно с голову человека. Когда он приблизился на расстояние 20–25 метров, его диаметр не изменился, но мы смогли лучше рассмотреть его ядро, совершенно черное, в поперечнике сантиметров пять-десять. Далее к периферии свет переходил от темно-фиолетового к темно-синему, с ярко-оранжевой границей ореола. Движение сопровождалось легким жужжанием с потрескиванием. Электризация еще более увеличилась. «Шарик» постоял, как бы раздумывая. Мы замерли, понимая, что разряд этой «штучки» может навечно души успокоить… Малейшие движения с нашей стороны, казалось, притягивали его к нам. Мы почти не дышали. «Шарик» покачался совсем близко, и медленно, метров пять в секунду поплыл дальше, по воле сил, известных только ему. Полетел почти точно против ветра. По мере удаления видимый диаметр опять оставался неизменным. На удалении около километра молния внезапно исчезла. А мы долго стояли, онемев, как завороженные…

Такая молния – явление, имеющее очень специфичные оптические проявления, обманывающие человеческое зрение, к нему непривычное. В движение ее приводят силы не обычные механические, а электромагнитные, нам или невидимые, или ощутимые по таким побочным проявлениям, как электризация и свечение в видимой части спектра. Сама молния, по-видимому, является порождением сильных местных аномалий магнитного поля, и ее поведение определяется, прежде всего, взаимодействием с этим полем и полем Земли. Это малоизученная, редкая форма электрического разряда, электрического тока. Она очень нестабильна, неустойчива, ее поведение «капризно» непредсказуемо. То, что при удалении она не уменьшалась в размерах, казалось самым удивительным. Я объясняю это тем, что изменялось оптическое восприятие ореола, – издали он казался самим «телом». Может, причина была и другая (может, она и изменялась в размерах, а может, подводила сама оценка расстояния до нее или расстояние изменяло характер или восприятие ее излучения), – так или иначе человеческие глаза воспринимали этот объект не совсем адекватно. Она «обманывала» зрение просто потому, что зрение не привыкло правильно воспринимать и оценивать ее. Ядро, наверно, казалось черным потому, что излучало в невидимой для глаза части спектра, но при этом видимое излучение оно не отражало и не пропускало (являясь для видимой части спектра тем, что физики называют «черным телом»). Внезапное исчезновение ее также может быть объяснено тем, что глаза просто перестали ее видеть. Как отрезало. Очень интересно бы ее было увидеть во всей полосе спектра излучения…

Случилось в экспедиции видеть и удаляющийся объект НЛО в виде белого облачка небольшого размера. Возможно, это был пуск ракеты с Байконура, – до него от места наблюдения в горах было полторы-две тысячи километров, – расстояние для космической ракеты небольшое.

В пустыне довелось увидеть миражи. Ситуация тогда была опасной: в нужное время и нужное место не явился погонщик с верблюдами, и всей экспедиции грозила гибель от недостатка воды. До Аму-Дарьи было около 150 км, – туда надо было дойти, чтобы вызвать помощь. С собой смог взять только полфляги воды и пошел по кратчайшему пути до реки. Шел двое суток с остановками только в полуденный час, в самое пекло. Ночью не останавливался. Но видел я все! И озера. И города. И леса!.. В основном в увеличенных размерах! Одна из картин городской улицы особенно запомнилась тем, что вскоре ее увидел наяву, в самом городе, который отстоял от того места в пустыне на 300 км. Только в пустыне она виделась увеличенной раз в шесть. Память сохранила целый ряд «деталей», по которым однозначно определил, что это та самая улица, и на ней сумел выбрать положение, с которого восстановился ракурс картинки почти совершенно точно, с некоторой «погрешностью» по высоте (без подъема над улицей вверх)…

Объяснять непонятные явления проявлениями «потустороннего» разума не стоит. Просто надо понимать, что есть явления, которые мы пока не можем объяснить в силу недостатка знаний о них, а также недостатками нашего их восприятия. И зрение, и слух человека имеют весьма ограниченные диапазоны восприятия, которое не позволяет «увидеть» многие проявления физических явлений. А многие физические явления мы просто не можем почувствовать, – здесь нужны очень специальные приборы для наблюдений. Кроме того, весьма ограничены и наши знания о своей собственной природе. Внутренние проявления человека, его подсознательные восприятия и возможности, изучены еще тоже весьма слабо. Так что при столкновении с неизвестными явлениями не следует впадать в панику. Надо спокойно пронаблюдать и постараться уклониться от возможных негативных проявлений, используя силу своих знаний и опыта. Использовать все возможности своего восприятия, свои знания, свой разум для того, чтобы избежать опасных последствий…

Написано Е.В. Буяновым по рассказу Вишневского Г.Д., 09–10.2002 г.

Опасность свободного полета

«Срыв!.. А сколько он падал?..»

Мастер спорта Игорь Чашников сорвался и погиб на стене Шхельды в 1939 году, а нашли и похоронили его спустя 26 лет (этот срок почти точно равен его возрасту в момент гибели).

Шхельда-Тау от ночевок Ах-Су (1974).

Он был сильным спортсменом, – не только альпинистом, но и горнолыжником, и прыгуном с трамплина. И в этом роковом срыве он не падал, а красиво летел, как прыгун с трамплина, планируя над заснеженными скалами, и потому полет был дальним, – не менее чем на триста метров («… а сколько он падал? – Там метров пятьсот…» – Ю.Визбор, стороки из песни «Ну вот и поминки за нашим столом…»). Единственным свидетелем являлся его напарник по связке Вадим Медведев, который в бессильном отчаянии провожал друга взглядом в последний путь. Наконец, уже совсем крошечная фигурка Игоря с огромной скоростью ударилась о скалы и исчезла среди них, как маленькая песчинка…

Вадим остался один на стене, и никто не мог подстраховать его, помочь и поддержать в борьбе на одной из самых легендарных и крутых вершин Кавказа. Он продолжил спуск, используя свою толстую, мохнатую пеньковую веревку и сизалевый репшнур для ее продергивания (такое тогда было снаряжение, молодежь наша отважная!). «Дюльфер» за «дюльфером» вниз, вниз, вниз. И казалось, не будет конца этим спускам, звону крючьев, продергиваниям веревки, пронзительному холоду вершины-убийцы и пурге, в которой тонула вся отвесная стена и горы вокруг. Конечно, психологически он был тяжело травмирован смертью товарища по связке, и понимал, что малейшая ошибка на каждом шаге будет последней… Он выложил все душевные, и физические силы, заставив кровоточащую душу сражаться, держаться за последний шанс все-таки устоять в этой борьбе… Спасатели нашли его лежащим внизу, под основанием стены, в снегу, без сознания. Хватило сил пройти стену, но когда она осталась вверху, силы оставили восходителя. Насколько тяжелы и опасны подобные «соло-спуски» говорит хотя бы такой факт: после гибели Михаила Хергиани его напарник А.Овчинников не стал спускаться со стены Су-Альто, а дождался прихода спасателей (его сняли сверху). Конечно, условия этих восхождений были во многом очень разными (прежде всего в части возможностей спасения), но ситуации в целом во многом сходными, особенно в части психологических травм.

«Русский в одиночку сумел спуститься по стене Шхельды!..», – написали как сенсацию некоторые альпинистские журналы даже за океаном, корреспонденты которых узнали об этом случае.

А тело Игоря спустя много лет нашли на леднике Шхельды и однозначно опознали по личным предметам (хотя одна из рук и голова не сохранились). Родные и друзья бережно похоронили останки под мраморной доской там, на повороте ущелья Шхельды к леднику Ах-Су.

Доска в месте захоронения И.Чашникова у ночевок Аристова (ущелье Шхельды, 1976).

Как же он сорвался? Вадим рассказал, что на одном из спусков Игорю не хватило длины основной веревки для выхода на очередную полочку скал, и потому скомандовал партнеру: «Перехожу на репшнур!». Он решил спуститься ниже, удерживаясь рукой за конец репшнура, более длинного, чем основная веревка. Но тонкий репшнур предательски заскользил в руке, а схватывающий узел Игорь не завязал (впрочем, схватывающий узел на репшнуре тоже не удержал бы…). Понадеялся на свои силы и опыт. Современных тормозных устройств тогда еще не было, спускались или классическим «дюльфером», или способом «карабин-плечо»… В общем, вроде бы маленькая небрежность. А если приглядеться, то наслоение небрежностей: репшнур (а не толстая веревка), удержание репшнура рукой без дополнительных охватов, отсутствие «пруссика» и, видимо, резкая нагрузка. Ошибочный расчет только на свою физическую силу, не увеличенную снаряжением и приемами. Возможно, здесь сыграл свою роковую роль такой фактор, как малая жесткость длинного конца тонкой веревки, ее большой ход под нагрузкой, и вызванный резкой нагрузкой рывок. Свой вес Игорь смог бы удержать, а вот резкий динамический рывок после провала на глубину нескольких метров, оказался не по силам. Вадим с ужасом увидел, как репшнур заскользил в руках партнера, тот разогнался в падении и не смог удержаться даже за концевой узел…

Историю эту я услышал еще в юности, в 60-е годы, вскоре после того, как Игоря нашли на леднике. Рассказал мне ее другой Игорь, – Игорь Павлович Адамов, старинный друг моего отца. Адамов хорошо знал Чашникова и Медведева, и давал свидетельские показания для опознания спустя 26 лет после трагедии (сам Медведев до этого времени не дожил, и, кажется, погиб на войне в 1942-м, но это не могу утверждать точно). Почти одновременно с Чашниковым поблизости, на Бжедухе, в результате срыва разбилась связка альпинистов. И как результат этих и еще нескольких аварий родилась песня со строчками «… шли вчетвером они по гребню Шхельды». Эту трагическую песню пели альпинисты и у военных костров Великой Отечественной, и в послевоенные годы.

По известной статистике прошлых лет аварии в результате срывов на крутых склонах в альпинизме и горном туризме обычно держали печальное «первенство». Они составляли примерно 20–30 % от всех несчастных случаев и превышали тот же показатель для других значимых причин аварий, таких как камнепады, лавины, высота и непогода (переохлаждение), горные реки и селевые потоки, падения в ледовые трещины (последнее – тоже срывы, но выделяемые в отдельную специфичную группу).

У меня в походной практике было несколько случаев срывов, но как достаточно опасный вспоминается только один (срывы в ледовые трещины здесь не учитываю, – о них написал в статье «Трещины!»). Случилось это на Памиро-Алае, в 1983 году. Здесь тоже участник М, находящийся вне моего поля зрения руководителя (хотя и с меня, конечно, тоже нельзя снять часть вины) допустил целый «букет» нарушений и сорвался на снежно-ледовом склоне крутизной около 40 градусов. Он совершенно неправильно выполнил закрепление веревки на ледорубе (хотя надо было закрепить на скале или на ледобуре), выбрал как нарочно самый короткий айсбайль с очень скользкой рукояткой, забил его в неуплотненный снег и резко нагрузил веревкой не вниз, а более вверх. Айсбайль вылетел «как морковка», и М. опрокинулся и заскользил вниз на спутавшейся веревке, отчаянно пытаясь затормозить ногами и руками. Все окончилось относительно благополучно: его вынесло на снежный мост, перебросило через неширокий бергшрунд и ударило о мягкую снежную подушку на пологой части ледового уступа. Он отделался, видимо, легким сотрясением мозга (вечером у него сильно болела голова). Часть группы пыталась все «замять по-тихому», поскольку я происшествие не наблюдал, занятый наверху напряженной работой, но потом на разборе все открылось…

Всегда ли срыв является следствием грубых, «больших» ошибок или же комплекса, наслоения нескольких (пусть менее «грубых» и явных)? Да, очень часто это так, но… Мне кажется, что когда возникает сама опасность срыва с тяжелыми последствиями, когда человек находится в зоне повышенного риска, даже небольшая с виду причина способна «стряхнуть» его в пропасть, если он лишен защиты в виде страховки или самостраховки. Так что отсутствие мер безопасности на потенциально опасном участке уже само по себе является такой «крупной» ошибкой, которая может «наделать дел». Конечно, комплекс этих мер безопасности очень различен для групп разного состава: группа с сильной подготовкой может «проскочить участок» достаточно надежно там, где для более слабой повышенные меры безопасности просто необходимы. Конечно, в начале похода или сбора альпинистов участники и группа являются существенно более «слабыми», чем «в пике формы», поскольку необходима адаптация к рельефу, техническая и физическая «раскачка» на простых препятствиях перед более сложными. А в конце похода или сложного восхождения может быть опасно преждевременное психологическое расслабление. На таких «неровностях» в начале и в конце походов и сборов происходит немалое количество несчастных случаев.

Вспоминаются печальные похороны на турбазе «Терскол» летом 1970 года. Хоронили молодого парня – участника сборной команды Грузии по альпинизму, сорвавшегося на стене Кокюртлю (она на западном склоне Эльбруса). Он падал метров на 60, это не 600, но на 20 этажей, вполне достаточно… А почему? По простой причине; страховочную веревку пристегнул не к обвязке, а к лямке рюкзака. Ведь очевидное, грубейшее техническое нарушение. И сам пропустил, и товарищи вовремя «не дали по лбу» за это… Понадеялся и… При срыве рюкзак остался на веревке, а его «вытряхнуло» из лямок вниз…

На мой взгляд, главными «общими» причинами срывов являются невысокая культура восхождений: недостатки в обучении, технические ошибки (включая недостатки снаряжения, откровенно небрежное передвижение по рельефу, пренебрежение страховкой) и причины психологического плана: расслабление, психическое утомление, отсутствие должного внимания на переходах рельефа, инерция мышления и действий. Тактические ошибки и объективные факторы, конечно, тоже могут в отдельных случаях способствовать срывам участников, но их «удельный вес» в этой «стихии» меньше и обычно сказывается в тех случаях, когда срывы вызваны и другими факторами опасности (камнепадами, лавинами, трещинами, реками…). Срыв в «чистом виде» обычно случается тогда, когда человек допускает сразу несколько ошибок («ляпов»): расслабляется, отвлекается, начинает игнорировать опасность крутизны, допускает нарушения и недоработки технических приемов, Потеря внимательности и осторожности – плохо видимые глубинные факторы срыва. Они могут быть связаны с угнетенным состоянием психики, плохим самочувствием, усталостью, болезнью. Когда человек работает аккуратно, вдумчиво и собранно, вероятность срыва невелика, так же как не очень велика опасность при срыве. Конечно, правильная оценка своих сил и сил своих партнеров и правильный выбор по своим силам – это тоже те тактические факторы, которые существенно уменьшают вероятность срыва.

Когда человек плохо обучен, не готов предпринять правильные действия, даже опасность срыва может повергнуть его в панику, в шок. Это надо понять и не осуждать.

Срыв очень опасен, когда к нему не подготовлен технически и психологически.

Плохое снаряжение (техническое оснащение) – один из источников срыва и тяжелых последствий при срыве. Плохие, неудобные ботинки со стертой подошвой – опасный источник срыва. Плохо забитый или дефектный крюк или веревка с дефектом – верные источники опасных последствий срыва. Очень опасным источником срыва являются плохие крепления кошек (или просто плохие кошки). Причиной срыва на высоте может быть развязавшийся шнурок, – о таком случае упоминает Мартынов в книге «Промышленный альпинизм. Промальп» (Шнурочек?! Этакая «мелочь»?..). Известный альпинист О.Борисенок мне рассказал о случае, когда он чуть не сорвался на ледовом склоне, вдруг, в последний миг, ощутив, что крепление кошки на очередном шаге расстегнулось. Его спас отчаянный прыжок в сторону небольшого снежника, с опорой на другую ногу с целой кошкой. В прыжке удалось сгруппироваться и при падении на снежник сразу же врубиться в него клювом ледоруба. Зацепиться за голый лед при срыве на такой крутизне было бы невозможно.

Небрежное исполнение технического приема, прежде всего неумелая, небрежная ходьба – опасный источник срыва. «Лишние» мысли, отвлеченное внимание – источники срыва. Детское баловство, бравада, лихачество (демонстрация» крутости», а точнее, лихачества) – источники срыва.

Надо сказать, что и возможности страховки всегда надо оценивать реально. Случается, самая надежная страховка не обеспечивает безопасности. Участника могут надежно удержать, но в случае падения на большую глубину он может получить смертельные травмы от ударов о скалы или от самого рывка страховочной веревки. Падение на большую глубину всегда опасно. Так, при переломе тазобедренных костей (после сильного удара «пятой точкой») даже в городских условиях трое из пяти умирают от потери крови (чего же говорить о статистике для гор). Многие ли об этом помнят, залезая на дерево или развалины или лазая без страховки?

Гребень Гумачи (поход 2006 г.).

В юности я видел в альпинистах беззаветных героев, людей высочайшей отваги и мужества. И это было, безусловно так, по отношению к лучшим. Но все ли были такими? Конечно, не все. Как-то знакомая альпинистка Лида Боревич рассказала мне об одном своем восхождении, наверно, одном из самых опасных. После него она спустилась в лагерь, психологически измотанная до предела. Ее партнер дважды срывался (второй раз он ее в падении чуть не сбил), и на восхождении демонстрировал такую «технику» передвижения (на «корячках», на рантах кошек и т. п.) что она страховала с ужасом в глазах и ощущением, что он ее «подставляет» под удар на каждом шаге. А сама поднималась, понимая, что при срыве он ее не сумеет удержать. Тот явно не был подготовлен для восхождений подобного уровня (хотя формально и имел по документам необходимый опыт). Конечно, на этом их совместные восхождения были закончены. Еще правильнее было прервать восхождение уже после первого срыва. Господи избави от таких «друзей» и пошли на них дисквалификацию, как великое благо! Если видите, что партнер явно «проваливается», найдите силы и мужество сразу же и благополучно» спустить его на землю», отдать «на благостное растерзание» начспасу и начучу для его же пользы. В турпоходе технически неподготовленного участника надо снять с маршрута

Срыв может произойти в результате одной грубой ошибки, отказа снаряжения. Но может быть и следствием ряда мелких «проколов» в работе. Да, «большой», роковой срыв неумолимо происходит в результате серии маленьких «срывов», подчас незаметных. Тот, кто прощает себе ошибки и позволяет им повторяться и складываться, обреченно несется к краю обрыва.

Срыв приводит к роковым последствиям, если его не остановить сразу решительными действиями, в начальный момент набора скорости. Скорость – источник опасных нагрузок при срыве. Набирать скорость в падении нельзя, поскольку она вызовет удар, а что такое удар о препятствие? Удар это большой импульс ускорения, а потому и действующих на человека сил. Эти силы ломают все: и кости, и внутренние органы, вызывая тяжелейшие травмы с летальным исходом… Известно немало случаев, когда, не удержавшись в начальный момент падения, считая срыв «неопасным» и даже просто из возникшего вдруг желания «прокатиться», участник набирал скорость и уже не мог ничего сделать для остановки опасного падения. Так, в результате срыва на снежном склоне ниже перевала Курай-Шапак (Памир, 1990) участница похода получила смертельную черепно-мозговую травму, когда ее с крутого снежника на большой скорости вынесло на камни осыпи. Известны случаи, когда таким же образом «уезжали» под ледник (в рандклюфт, в бергшрунд, в краевые трещины) так, что «достать» человека оттуда живым уже не удавалось, и обычно гибель происходила сразу, но в отдельных случаях из-за невозможности оказать пострадавшему быструю помощь.

Физическая сущность страховки состоит в том, чтобы остановить падение человека при срыве таким образом, чтобы вызванные этой остановкой нагрузки не привели к тяжелым травмам. Т. е. она состоит в уменьшении действующих на человека нагрузок при срыве до безопасных пределов (до таких нагрузок, которые не представляют опасности для жизни и здоровья): очень короткий удар с большим ускорением надо «растянуть» на удар с большой длительностью, но с ускорением существенно меньшим. И выполнить это тем легче, чем меньше набранная скорость.

Срыв опасен еще и тем, что при падении вы можете сбить партнера (в том числе и того, который должен вас удержать), и это еще более усугубит тяжесть ситуации. Вот такие ситуации надо стараться предотвратить не только технически, но и тактически правильным выбором маршрута, смещением и уходом в сторону от возможных мест падения при срыве на страховку. И, конечно, работа на страховке требует постоянного внимания и готовности «принять удар».

…Татьяна, руководитель похода (весьма опытная туристка и альпинистка), стояла на страховке, но в момент срыва партнера отвлеклась, наблюдая за движением группы. Партнер молча заскользил по склону, не предупреждая напарницу, и без эффективных действий по самозадержанию. Когда он «просвистел» мимо Татьяны, она уже не успела среагировать, и рывок страховочной веревки сорвал ее с пункта страховки. В результате падения связка провалилась в бергшрунд, и каждый получил по перелому: партнер сломал голеностоп, а Татьяна руку (перевал Мосота, Дигория, Ц.Кавказ, 1983).

Выводы очевидны: на страховке нельзя отвлекаться, надо всегда видеть охраняемого вами партнера хотя бы краем глаза (как всегда должен видеть дорогу на ходу водитель машины). А уж если вы сорвались на страховке, надо сразу же предупредить партнеров криком: «Срыв!» Это «тот случай», когда кричать «полезно», а «думать» – вредно!

«Амортизаторы рывка не нужны, потому что срывы происходят нечасто».

К. цитаты (реплика Языкова на мое предложение ВИСТИ внедрить амортизатор новой конструкции, собрание по итогам выставки конкурса ВДНХ «Туристское снаряжение-89»).

Я считаю такой тезис совершенно неверным: да, десятки лет альпинист или турист может ходить в горы без срывов (честь и хвала за это!), но это обстоятельство вовсе не освобождает от необходимости применять средства страховки: на то страховка и существует, чтобы защитить человека в критический момент, пусть даже такой момент произойдет раз в жизни (а может и не произойти вовсе). Жизнь – одна, пойми «до дна». А амортизаторы имеют свою нишу применения, – об этом свидетельствует и наш и иностранный опыт альпинизма и промальпа (промышленного альпинизма). Особенно они нужны, конечно, при восхождениях «соло» (в одиночку). «Соло» без амортизатора это нонсенс. Такие восхождения реально доступны только альпинистам высшей квалификации, да и то только после специального обучения и с использованием связи. «Соло» же на несложных маршрутах в горах без связи и наблюдателя всегда связаны с неоправданным риском (поскольку человек на горном рельефе всегда может получить травму и потерять подвижность в условиях, когда ему необходима срочная помощь).

Без срывов на потенциально опасном рельефе может ходить в горах только достаточно обученный участник. А до того, как он обучился ему можно разрешать ходить по склонам, где срыв не приведет к трагическим последствиям. Поэтому первое «лекарство» от срыва – это обучение правильному движению и действиям по самозадержанию на рельефе. Сначала личным, а потом и групповым, – и теории, и практике. Можно десять раз хорошо объяснить, но практически новички еще ничего сделать не сумеют, пока не «покувыркаются» на склоне. Конечно, в начале похода с новичками надо использовать все возможности для тренировки на снежном склоне с безопасным выкатом. А перед этим научить правильно держать ледоруб, альпеншток, лыжные палки и пользоваться ими для сохранения равновесия и при падении (опытный турист должен владеть всем арсеналом и всеми этими техническими средствами).

Система обучения, принятая в альплагерях, достаточно хорошо подготавливала технически к передвижениям по склонам. Примерно такого же результата удавалось достичь и при целенаправленном обучении туристов в организованных лагерях турклубов (например, наш Петроградский клуб туристов проводил традиционное обучение в своем лагере «Гвандра»). Но вот если такого обучения не было, то пробелы в подготовке надо целенаправленно удалять в ходе самого спортивного похода, проводя обучение на «акклиматизационной раскачке» группы в первую неделю путешествия. Надо спланировать и «отдать» на это часть походного времени. Иначе…

«Таня падала, как деревянный Буратино: мелькали руки, ноги, ее „покатило“ по снежному склону кубарем, закрутив вокруг рюкзака. Вместо того чтобы жестко вцепиться в ледоруб руками и превратиться в жесткую „корягу“, которая тут же остановится на этом некрутом снежнике, она ледоруб потеряла и расслаблено падала по воле ретивого своего заплечного груза. Но рюкзак, в конце концов, сорвался, укатился вниз, и тогда она остановилась, встала и… растерянно улыбнулась, „веселичка“ (чего не простишь в походе девушке веселой, здоровой и красивой!). А мне пришлось усмехнуться горько: не доучил ведь девочку! А значит, наверно, и всех остальных. Потому на ближайшем же снежнике провел занятие по самозадержанию. Хороший руководитель должен, конечно, свою группу знать, как себя! К сожалению, „хорошим“ руководитель становится не сразу, это сложный процесс, на котором „достается“ всякое и многое…» (Архыз, 1987). И вспомнились более ранние случаи с новичками, из которых не извлек должных уроков.

Этот парень казался физически очень «мощным», и такой «расхлябанности» я от него никак не ожидал. При спуске нашей плановой группы с Донгуз-Оруна (1970) он внезапно шлепнулся на снежник и резво заскользил на «пятой точке» вниз. Наш инструктор, Вячеслав Иванович, резко бросился наперерез и как-то сумел его остановить, просто вцепившись в него рукой и затормозив ногами и ледорубом. Нечто похожее случилось и со мной спустя девять лет, когда, руководя «единичкой» в Архызе, пришлось «ловить» свою участницу на снежнике. Остановиться удалось после небольшого «диалога» в совместном скольжении, – сумел ей объяснить, что главное, что от нее требуется, – это зацепиться за меня руками (после чего мои руки освободились для зарубания). Порой совсем некрутой для опытного участника снежник для неподготовленного новичка становится опасным из-за возможности срыва. Необученный человек просто не знает, что в этом случае делать. Для начинающего новичка опасен каждый снежник, на котором можно «поехать» с набором скорости. Некоторые новички очень быстро обучаются ходьбе по снегу и осыпям. А некоторые… Та моя участница, Лена, вначале падала даже на совершенно пологом снежнике, с которого соскользнуть было просто невозможно. Но постепенно научилась.

Должен сказать, что человеку, который никогда серьезно не срывался, очень непросто понять партнера, прошедшего через такое испытание. Оценка уровня опасности у них может быть совершенно разная, хотя они могли находиться рядом, в одних условиях. Такая ситуация может быть причиной серьезного конфликта в группе. Да, тот, кто сорвался (особенно вот здесь и сейчас), зачастую несколько драматизирует обстановку, но вот если участники и группа к нему при этом не прислушиваются, значит, они безобразно пренебрегают возникшей опасностью. Бывает, правда, что человек сам не выражает открыто свою оценку ситуации, боясь прослыть «слабаком» (обычно такое случается с не очень опытными людьми). А вот опытные обычно не боятся и не стесняются выразить собственное мнение, и это правильно! Случается, что легкомысленные не придают особого значения «таким пустякам» (это те, которым «море по колено, но лужа по уши»). Но руководитель-то должен чутко улавливать все настроения, а не только те, которые выражением согласия тешат его самолюбие…

В результате срыва с высоты (особенно в детском возрасте) может быть получена тяжелая психологическая травма, которая вызывает болезнь «аэрофобию» – катастрофическую боязнь высоты. Такой человек может быть внутренне угнетен такими обстоятельствами, как, например, нахождение на верхних этажах дома. Конечно, таким людям походы в горах противопоказаны, – они сами являются источником срыва (эта тема раскрыта в рассказе «Живой камень» в журнале «Турист»). Имеются и иные, достаточно редкие и скрытые заболевания, при которых человеку противопоказано ходить в горы, по крайней мере, на достаточно сложные маршруты. Таковы, например, люди, страдающие приступами эпилепсии, или кратковременными потерями сознания. У некоторых это бывает, и, если потеря сознания на 1–2 секунды в обычных условиях человеку мало чем грозит, то в горах на сложном рельефе она смертельно рискованна. Так, Саша М. погиб на перевале Имат (1980 г.) в результате срыва на крутом снежном склоне (до 45°) из-за кратковременной потери сознания. Он сорвался в ситуации внешне совершенно безопасной при подходе по хорошо набитым ступеням к пункту страховки. Конечно, здесь роковую роль сыграло и то, что он в момент срыва находился без страховки (точки закрепления нижней и верхней веревок были разнесены на некоторое расстояние, и этот небольшой участок достаточно опытная группа не посчитала опасным). Падение произошло внезапно, Володя Останен бросился на помощь, желая помочь остановиться, но не успел: Саша заскользил по склону сначала небыстро, но отсутствие активных действий по самозадержанию привело к нарастанию скорости, его закрутило, и падение стало беспорядочным, кубарем, со все нарастающей скоростью. Рюкзак и каску сорвало, снаряжение полетело во все стороны… Падение до ледника на протяжении примерно 600 метров привело к смертельному исходу (самой тяжелой была черепно-мозговая травма).