Текст книги "Стихий безумные удары"

Е.В. Буянов, П.П. Захаров, Ю.А. Кузнецов
Они больше «не ходили»…

Рассказал мне знакомый альпинист одну историю.

Был в альплагере один компанейский парень. Балагур, весельчак, певун и гитарист. И по хозяйству хорош во всем. В любой компании его рады были видеть. В общем, «душечка», а не парень. Но вот однажды взяли мы его в группу на восхождение. В компании у нас он был новеньким, – никто с ним до этого не ходил. Случился на этом восхождении срыв, – сорвался его напарник по связке. А вот сам он к срыву был не готов, – мы сразу поняли, что сейчас первый сорвет второго и полетят оба. Но! Он вдруг быстрым движением отстегнул карабин связочной веревки. Кажется, по простой и понятной логике: «Зачем биться двоим?..». К счастью, веревка, хотя и отстегнутая, все же как-то случайно змеилась и зацепилась за скалу, – срыв был остановлен. Однако… Что-то изменилось в наших взглядах на этого парня.

С ним больше никто из нас не ходил…

Вот такая история.

Был однажды в горах трагический случай. Знаю понаслышке, как легенду. Парень не мог удержать девушку. Понял, что оба разобьются, и… перерезал веревку. Момент был очень опасный! Потому группа скрыла и «покрыла» этот поступок, – не захотели, чтобы его за этот поступок судили. Бог им судья. Но вот с ним, с этим парнем они больше уже не ходили…

Рассказывала мне еще одна альпинистка, Лида Боревич об одном случае. Дали ей в напарники одного парня, – и она уже на маршруте поняла, что он ни по снегу ходить, ни по скалам лазать, ни страховать не умеет. Что он во всем и неумел, и небрежен. Маршрут они все же прошли, – спустилась она, вся взмыленная, с ужасом в глазах… Больше она с ним, с этим парнем, не ходила.

Тот же альпинист (что и в начале) рассказал еще одну притчу-легенду. Одно время тренировался он у одного опытнейшего инструктора-методиста. И появился у них в группе парень, – сама «услужливость». Он инструктору тарелки и кружки подносил. А тот его за это из своей группы очень скоро выгнал, и другим сказал: «Не верьте тем, кто вам кружки и тарелки таскает. Не верю я таким!» (такую легенду мне, якобы, про Барова рассказали, но, – вот беда, – Баров сам о таком случае не вспомнил в нашем разговоре).

Я, конечно, примерно представлял, что имел в виду «инструктор», но вот яркого примера такого «типа» у меня на памяти не было. А тут, как будто специально уже другой старый альпинист рассказал еще одну историю, которая «тык-в-тык» с выводами и смыслом слов Барова совпала. Но вначале Пал Палыч сказал вот что.

Учил меня еще мой мудрый дедушка: может, будет в жизни тебе кто-то свое «золотишко» в разных видах «подпихивать». В виде самых разных «благ»… Так вот, прежде чем эти блага взять, ты посмотри ему в лицо хорошенько. На месте ли оно, лицо, или это маска. А если маска, то что под ней? Под ней может и харя свиная, и морда волчья оказаться. В общем, посмотри, вглядись хорошенько. И если лицо тебе не понравится, не бери никакое «золотишко», как бы заманчиво не смотрелось. Боком выйдет! Это – мудрость жизни. А сама история вот такая случилась.

Попала группа в непогоду на гребне Бжедуха. Отсиживались, а продукты на исходе. Холодно и голодно. Последние сухари считали и делили. Был в группе парень один, – компанейский, с виду трудолюбивый. В общем, нормальный и хороший парень. Как все считали. Как и другие, он нес продукты, – порядочный такой шмат колбасы.

– А где колбаса-то, коллега?

– «Вы знаете, рюкзак перекладывал, выложил ее на уступ, и позабыл там…».

Ну, ладно, бывает. Ночью лежим в палатке, и вдруг слышим какой-то приглушенный звук. Думали, что показалось. Прислушались. Чавканье негромкое слышно… Перешептались: действительно, чавкает кто-то во сне. Разобрались быстро. Он, как глист, забрался внутрь спальника. А с закрытой стороны в спальнике колбаса лежала, И он жрал колбасу втихаря. Колбасу у него отобрали, и остатки поделили.

На следующий день никто с ним в связке идти на спуск не захотел. Пришлось идти мне, руководителю. Там есть место одно, – «гоголем» называется. Скала в форме носа, – три монолита, а между ними трещина. Надо сверху подлезть, свесившись нащупать в трещине крюк и встегнуть карабин спусковой веревки. Я это сделал, а потом стал выбирать веревку для приема напарника. Конец веревки ко мне без узла пришел…

– Ты зачем веревку отвязал, ядрена вошь!!?

– Да, а вдруг Вы бы сорвались, – мне что, тоже лететь?..

Пришли в лагерь. Ночью вызывают в медпункт. Врач говорит:

– Где это у Вас так участник побился?

– Какой участник? У меня никто не побился, – все целые пришли, как огурчики!

– Да, вот этот. Его в больницу отправлять надо. Я спрашивал, где побился. А он все молчит!

Его вечером ребята под ручки отвели в лесок за лагерем, взяли «в кружок» и устроили «пятый угол» руками по лицу и по туловищу, а ногами по «пятой точке». Так «метелили», пока он не догадался свалиться. Понятно, лежачего не бьют, – лежачему они объяснили:

– Вали отсюда! Со страшной силой! Никто из нас к тебе не пристегнется! И доброй девочке к тебе «пристегнуться» не позволим, – ты ее в благодарность в пропасть спустишь. Этого еще не хватало! Мотай подальше, гнида! Ты нам не нужен!

Может, конечно, и не совсем так оно было, – я того не видел. Но, по сути, – по сути, было так!..

Больше его в альплагерях не видели.

Знать надо, с кем ходить. А если видишь, что с «этим» ходить не надо, надо сразу завернуть с ним вниз. При первой возможности, – черт с ним, с маршрутом…

Лучше, «черт с маршрутом», чем «с чертом на маршруте»!

И не ходите с теми, с которыми другие предпочитают не ходить.

Ходить надо не с «господами», а с «товарищами». Есть такое понятие.

«Господа» способны оплатить и «трансфер» гида-проводника, и похороны, – и свои и «твои». Но вот в трудный момент спасти ни себя, ни тебя и не смогут, и не захотят.

Жизнь одна, товарищ!..

(Написано по рассказам Кузнецова Ю.А., Иркутск и Захарова П.П., Москва, 29.10.06.).

Е.В. Буянов
Воля и завет парашютиста

(Парашютные истории, стихия свободного полета)

«Знак вопроса» у Эльбруса (июль, 2001, утро)…

– Стать парашютистом! Зачем? Вы, «супер-герои» свою жизнь отдаете на волю какой-то «ТРЯПОЧКИ»! Для чего? Чтобы падение превратить во взлет?.. – сказал младший брат старшему брату, мастеру парашютного спорта.

– Да! Для нас падение – это высокий взлет души, а «тряпочка» парашюта, – не воля «тряпочки». Это наша воля, воля парашютиста! Пока эта «воля» у тебя в руках, все зависит от тебя самого! От тебя, а не от прихоти этой тряпочки!.. Все в твоих руках!.. В небе, паря в высоте, я счастлив оттого, что знаю: там все у меня в руках: и высота, и скорость, и мощь парашюта, И в этом восторг борьбы… А знаешь ли ты, что такое настоящий полет?.. Продуманный, подготовленный, рассчитанный до мелочей? А знаешь ли ты, как это все интересно?.. Ты говоришь: «Тряпочка» А ведь знамя – тоже «тряпочка». Но за ним люди шли на смерть и побеждали тем вернее, чем решительнее действовали. Знамя – символ веры и устремлений. У каждого свое знамя, своя вера, за которыми надо идти. Вот у кого веры нет в свои силы, – у тех остаются только «тряпочки» на плечах. Мое знамя – парашют! Я в него верю настолько, насколько верю в себя, в свои силы. С ним стихия свободного полета у меня в руках. Все в твоих руках, когда есть воля и вера в свои силы! Понимаешь, есть в жизни моменты, когда все зависит от твоей воли к борьбе. Жизнь – борьба, но в обыденных условиях мы об этом забываем, и лишаем себя великой радости познания того мгновения, когда все зависит от тебя! Беда, если человек отдается на волю стихии, не понимая, что может переломить ситуацию своими силами.

– Ты рискуешь ради риска? И создаешь ситуацию, чтобы рисковать и чувствовать «радость жизни» через опасность?

– Нет, я не рискую специально! Я решаю свои задачи, которые иногда связаны с риском в силу своей специфики и в силу особенностей тех условий, которые возникают. Чем лучше я подготовлен, тем меньше риск. Но по мере роста мастерства растет сложность решаемых задач, а риск всегда больше, чем задача труднее. Постижение нового всегда связано с риском, проявлениями неведомой стихии. Это борьба, и борьба интересная! Рудольф Дизель чуть не погиб, когда впрыснул в цилиндр двигателя бензин, и произошел взрыв. Высокая борьба состоит в одолении трудностей на новых путях, при совершенствовании навыков, техники, понимания… Процесс познания сложен, но очень интересен, когда ты идешь по нему с пониманием, когда он – процесс твоего взлета. Риск не во всем, но во многом может быть управляемым, осознанным. Часть трудностей вполне естественно связана и с повышенным риском, с непонятыми проявлениями природы и специфики ситуации. А стихия, она коварна, жестока внезапностью своих проявлений. Но должны ли мы бояться и уходить от столкновения с нею? Нет, не должны, – мы так потеряем себя, мы так лишим себя радости познания, мы лишим себя будущего. Любое техническое средство, – лишь усиление наших возможностей. Они – наше продолжение, они – элемент нашей воли и силы. Ты, наверное, думаешь, что я рано или поздно разобьюсь. Но я сейчас уверен, что если и погибну, то не от прыжка с парашютом. Вот если я эту уверенность потеряю, я, наверное, перестану прыгать. Парашют – продолжение меня! Парашют раскроется!

– Но ведь не любую ситуацию, не любую стихию человек может переломить!

– Я так считаю: если может, то должен, обязан переломить! Должна быть вера в свои силы, и устремленность действия! С ними человек в большинстве ситуаций одолевает стихию. Без них же человек слаб, и пасует в большинстве ситуаций. В борьбе есть выбор, – надо выбрать активную позицию в любом случае! Всегда верь, что справишься, если будешь активен, – тогда вера и активность тебя спасут. Решения и действия должны быть волевыми, – тогда и в жизни, и в ситуации ты победишь. Если ты пассивен и уходишь от активных действий – ты проиграл. Конечно, всегда и везде есть то, что от нас, от нашей воли никак не зависит. И что можешь оказаться не в своей стихии, а в чужой. Примем это спокойно, как неизбежное, а глупое заблуждение о том, что всегда бывает «так плохо», отбросим. Глупая вера губит, она ненужная и вредная. Вера должна спасать. «Все в твоих руках», – умная вера спасает, она нужна. Сделай ее своей, сделай волевой выбор в пользу борьбы. Вера и воля должны быть слиты, – иначе ты не личность… Ничто, в том числе и сложность жизни, не должны быть оправданиями слабой позиции.

Даже когда человек в одиночку ведет борьбу со стихией «на грани» своих сил, на грани выживания, он в этой борьбе не одинок. У него много могучих союзников. Это его знания и умения, это его действенность, мужество и решимость, это его организованность, собранность. И, конечно, ответственность перед другими и за свою жизнь, и за жизнь других людей, с которыми он связан. Когда все это с человеком, он необычайно силен. Человек становится очень слабым, когда эти качества его покидают. Когда взамен них с ним бездействие и лень, уныние и отчаяние, когда он поддается апатии, оцепенению или панике.

Конечно, и в борьбе, и в обыденной жизни возможно всякое. Жизнь сложнее любой статистики, а единичные события не обоснуешь никакой теорией вероятности. Они уникальны и неповторимы, как человек. И опасность бывает такой. Ты думаешь, что вот здесь, сейчас мы заговорены от случайностей?

Это были его последние слова. Легкий треск был не слышен на фоне городского шума. Тяжелая сосулька, пролетев мимо пяти этажей, упала прямо на голову.

А брат, до этого слушавший его с ленивым вниманием весьма равнодушного человека, был потрясен до глубин подсознания. Слова старшего подтвердились так быстро и так трагично. На душевном сломе трагедии последние слова брата пронзили его насквозь, он принял их, как завет, как завещание!..

И он стал парашютистом. Он занял место брата по его завету, – по призванию, которое теперь стало ЕГО призванием. Он стал мастером парашютного спорта, познав стихии воздуха, тяготения и свободного падения. И вот однажды воля злого рока пришла «за ним» и в виде стихии неисправного основного парашюта, и в виде неуправляемого полета. Две стихии сложились в смертельную ситуацию.

Он увидел, как начавший раскрываться купол набегавшие воздушные струи скрутили в тонкий жгут, который бессильно трепетал за ним, подобно флагу. У жгута не было нужной силы сопротивления, чтобы погасить смертельную скорость падения до скорости, дающей спасение.

«Запаска»!.. Раскрылся-то запасной парашют нормально. Но у предательского жгута основного парашюта оказалось достаточно сил, чтобы перехлестнуть и купол запасного.

Падение продолжается. Земля уже близко!

За стропы «запаски» он с силой вытягивает ее из скрутки основного парашюта, и зажимает в руках. Надо сделать «отцеп»: отрезать ножом стропы основного парашюта. Но ясно, что уже нет времени это сделать: земля несется навстречу, она слишком близко! Руки заняты…

Погиб?..

И тут опять в нем звучат слова брата: «Твоя воля в твоих руках!..»

Но другой, плачущий голос погибающего внутри кричит: «Но ведь нельзя! Купол опять погасит! А дальше все, – конец!..»

– Можно! Все можно, пока твоя воля у тебя в руках!.. Парашют раскроется! Но как?

Взгляд вниз!

Да!

Да, можно! Парашют в руках! Он – спасение! Все просто! Но надо еще… Надо и выдержать, и успеть! Еще чуть-чуть! Ошибиться нельзя!.. Вот… Вот сейчас! Пора!

Купол «запаски» летит вверх и гасит, гасит скорость! Основной жгут так же, как и в первый раз охватывает его, и начинает «предательски душить» в бешеных вихрях воздушных струй.

Но… Но, казалось, совсем погасшая, «запаска» отказывает как раз в тот момент, когда он уже стоит на земле.

Стоит живой, а со всех сторон к нему бегут испуганные люди. Стоит со слезами на глазах, а губы тихо шепчут: «Спасибо, брат! Твоя воля – моя воля! И она – в руках!.. Парашют раскрылся!»

Примечание автора. Рассказ написан на основе двух реальных историй, услышанных мною. Одна от парашютиста (о спасении с полете с помощью «запаски»), а вторая – от старого, опытного геодезиста Вишневского Г.Д. (о гибели мастера-парашютиста от сосульки и о его младшем брате, ставшем парашютистом). Спустя более года после написания рассказа (в первой, укороченной редакции), из телепередачи я узнал, что история, очень похожая по сценарию на историю со спасением на запасном парашюте, произошла не с «кем-то», а с человеком весьма известным, – с Юрием Александровичем Сенкевичем. Это случилось, когда он проходил парашютную подготовку в отряде космонавтов еще до своих плаваний с Туром Хейердалом, до работы в «Клубе кинопутешествий», – еще до того, как он стал человеком, всем известным… 20.02.2003 г.,10.10.2005 г. И 05.05.2008 (примечание: 11.01.2005 г.)

Вихрь у Эльбруса (июль, 2001, вечер)…

Лики стихии. Походные рассказы

Алибек, хижина Визбора

В те июньские дни 1993 года мы «приземлялись» на этой хижине дважды, – когда шли вверх к перевалу Джалаучат, в ущелье Аксаут, а потом, когда спускались вниз с вершины Узлового Джалаучата.

Горы поразили нас своей необычайной заснеженностью, в них еще стояло весеннее межсезонье, и столь необычайной пустынностью, которая так не свойственна району Домбая.

С этими местами у меня связаны воспоминания ранней юности, когда в 1967 году я впервые участвовал здесь в плановом походе по туристской путевке. Промежуточный туристский лагерь для групп, совершающих походы между военными турбазами в Пятигорске (район Минеральных Вод) и Кудепсте (под Сочи, на побережье) располагался тогда на лесной поляне левого берега реки Гоначхир – первого правого притока Теберды (ниже ее истока при слиянии рек Домбай-Ульген, Аманауз и Алибек у Домбайской поляны). Здесь стояли несколько армейских шатровых палаток с деревянными коробами-поддонами и узкие дощатые столики с рядами пустых консервных банок из-под сгущенки (которые использовали в качестве кружек за неимением последних). Еду готовили на кострах, а дрова частично подвозили, а частично добывали в лесу). Запомнился звонкий голос девушки-солистки у костра, которая пела известную песню «Улыбка» из «Карнавальной ночи», но перефразированную на туристский лад:

 
И улыбка, без сомненья
Вдруг разинет вашу пасть,
И хорошее настроение
Не позволит вам упасть!..
 

Звучали здесь и более «кровавые» мотивы на альпинистский лад:

 
Ты по карнизу шла, я страховал,
Ты полетела вниз, я прокричал:
Лети же, черт с тобой, лети же черт с тобой,
Ничто не свяжет нас веревочкой одной!
 

Это, конечно, была «Веревочка» Ю.Визбора, но в интерпретации, которую я нигде больше уже не слышал. Тогда гуляло много перефразировок на мотивы известных песен, ведь на известный мотив очень легко сочинить «новые» стихи, чуть-чуть подправив слова старых на туристский лад. И наша группа тоже сочинила свой «гимн» на слова известной песни:

 
Бегут, мелькают версты,
Но где ж Домбай-перекресток,
Где ждет меня, где ждет меня моя
Необходимая
Любовь навеки…
 

В этой песне, так любимой и чуть-чуть перефразированной моим отцом, уже сейчас, когда его нет, я нашел внутренний «секрет», о котором он, видимо, не знал, но чувствовал подсознательно нечто родное. В концовке слова «Необходимая» звучало его имя: Дима Я! Вот так стихотворные строчки вдруг становятся нам очень близкими и родными по причинам, которые заметить и понять не так просто… Что иногда понимаешь спустя много лет… Или еще одна интересная, подтекстная двузначность: любовь не только «необходима», но и так велика, что ее никак «не обойти» («не обходимая»). И все в одном слове! Как много значит в песне правильно подобранное слово!

Первый поход!.. Первый, совсем еще небольшой и несложный! Пожив пару дней в этом лагере с выходом вверх на Муса-Ачетарские озера, мы прошли трехдневным походом по району Домбая, осмотрев Алибекское и Тебердинское ущелья и Бадукские озера. По прекрасной тенистой тропе-аллее в буковом лесу левого берега Теберды наша группа шла стройной походной колонной. В том времени была своя строгая красивость. Да, мы не имели современной цветастой одежды, мы шли в невзрачных «хабэшных» штормовых костюмах, и не в ботинках, а в кедах. Но инструктор сложил группу в дружный коллектив, дал уроки походной дисциплины и правильного поведения в горах, обучил первым премудростям походного быта. Группа путешествовала по путевкам военной турбазы, в ней имелось несколько офицеров, а часть девчат и ребят тоже из офицерских семей, – народ достаточно дисциплинированный, культурный, неприхотливый и легко обучаемый. Мы быстро сработались, научились варить кашу и ходить по склонам с рюкзаком. В конце похода прошли Клухорский перевал и вышли к морю. Шестнадцатилетний мальчишка, я не сразу освоился с рюкзаком, промучился от сожженных на горном солнце плеч, но остался с «диким» внутренним восторгом от полученных впечатлений. От снежных вершин, голубых озер, палитры лугового разнотравья, от чистоты и красоты рек и лесов, скал, ледников и водопадов. От походных костров, песен, ночевок в палатках, от горного дождя и облаков, летящих не только сверху, но и снизу. Все казалось таким новым, удивительным, таинственным и манящим, а горы такими крутыми, высокими и неприступными… И так хотелось все это освоить, понять и пройти.

Водопад у устья реки Хутый (левый приток Теберды).

Здесь и родилась она – любовь, – любовь к горам, любовь с первого взгляда. «Необходимая», необъятная. Позже будет много других походов, куда повыше и покруче – до «шестерок», – и по Памиру, и по Тянь-Шаню, и участником и руководителем, но этот поход запомнился и особенно дорог тем, что он был первым, ведь это он открыл глаза на горы, он указал дорогу… Он оставил мечту попасть сюда снова. Спустя 12 лет, пройдя в одиночку Клухорский перевал, я быстро скатился на грузовике по Гоначхиру. Дорога к Северному приюту тогда жила активной жизнью, – по ней туда и сюда сновали машины. Попасть в Домбай с другой стороны, – со стороны перевала Алибек в следующий раз удалось летом 1990-го. Проходя здесь, мы застали поток туристов, табуны экскурсионных автобусов, букет услуг шашлычных, магазинов, канаток и турбаз.

А теперь, в 93-ем – мертвая тишина! За месяц похода встретили лишь четверку альпинистов с КСП Домбая, да бродила внизу еще группа гуляющих из Элисты с турбазы «Горные вершины». И все! Альплагерь стоит необитаемым островом, канатки замерли в неподвижности… На Военно-Сухумской дороге – засохшие ветки деревьев (остатки зимних выбросов дыханием лавин), да нераспаханный завал снежной лавины у Форельного озера («Тунманлы-Кель»). Тишина!.. В ней был лик войны, то тлевшей, то грохотавшей за грядой Большого Кавказа – в Абхазии, на побережье. Такой предстала перед нами Военно-Сухумская дорога. Да, война – это не только грохот взрывов и выстрелы. Где-то она предстает в образе кладбищенской тишины и запустения… Лишь приглушенный шум реки Гоначхир нарушал эту тишину.

Межсезонье и непогода – всегда «гуляют под ручку». Вторая наша остановка на Алибекской хижине затянулась на три дня из-за проливного дождя. Устроились по походным понятиям очень уютно, а время коротали небольшими экскурсиями по окрестностям, за чтением и починкой снаряжения, в дружеских беседах и обсуждениях дальнейшего плана похода. И, конечно, за песнями под гитару долгими вечерами при свече, слыша потрескивание дров в той самой печке, у которой стояли лыжи из «Домбайского вальса». И хотя лыж у нас не было, мы видели, что они там стоят, и будут стоять, пока стоит эта хижина. И Юра Визбор, скромно примостившись в уголке со своей гитарой, тихо подпевает и подсказывает нам слова своих песен, временами бросая проникновенный взгляд в лучи огня, в глубины глаз и душ, на эти стены… А на стене висит чудесный план эвакуации на случай пожара, и в нем четко указано, что спасаться можно почти во все стороны через многочисленные окна и через дверь. Правда, забыли указать на этом плане дымоход, но ведь через него не всякий пролезет…

 
Лучами солнечными выжжены,
Красивые и беззаботные,
Мы жили десять дней на хижине
Под Алибекским ледником,
Здесь горы солнцем не обижены
И по февральским вечера-а-ам
Горят окошки нашей хижины
Мешая спать большим горам!..
 

(Ю.Визбор, «Хижина»)

Приятно тепло походного уюта в кругу товарищей-единомышленников, в кругу любимых гор. Это чувство ни с чем не сравнимо, оно уникально по восприятию, и чтобы его понять, его надо испытать в походе самому…

Я наслаждался с записной книжкой и карандашом в руке, продумывая проблемы совершенствования горного походного снаряжения, благо глаза постоянно цеплялись за эти предметы, находя те или иные несовершенства, открывая возможности улучшения и резервы использования (подвигался замысел книги «Техника горных маршрутов», – беда с ней, неприкаянной…). Группа наша была экипирована очень неплохо: титановые крючья, телескопические палки, якори айс-фифи и добротная (в основном, самодельная) одежда. А вот с «акклимашкой» и «спортивным нажимом» на маршрут что-то не клеилось. Правда, и погодные условия сложились нелегкие, да и лавинная опасность сдерживала походные порывы.

На перевал Туманный взошли, но пройти дальше, на южные склоны, не решились и из-за самочувствия участников, и из-за огромных снежных карнизов. Вернулись на перевал Джалаучат, а с него взошли на вершину Узлового Джалаучата. Еще на леднике Джалаучат безуспешно пытался уговорить руководителя похода выйти на седловину между вершиной Сунахет и Узловым Джалаучатом, – это был бы новый, ранее не пройденный перевал примерно на «2А» в тех условиях, а при меньшем количестве снега, возможно, и сложнее.

Поход с самого начала стал «не складываться»: нарушился график, группа медленно раскачивалась на акклиматизации. Тому были причины и в походных условиях, и в подготовке группы. Многое было понято только после похода. Состав группы оказался не очень ровным: некоторые участники, впервые попавшие в «пятерку» чувствовали себя неуверенно. Это, конечно, не могло не сказаться на поведении и настроении руководителя группы, который особенно остро ощутил эту неуверенность, и правильно: если бы так не случилось, поход вообще мог бы кончиться аварией. Волей-неволей пришлось упростить маршрут, отсидеться в непогоду и облегчить график.

Я старался помочь руководителю, часто брал инициативу (но не руководство) на себя, стараясь расшевелить ребят на более активную работу. Сейчас сознаю, что было некоторое непонимание младших по опыту и возрасту товарищей. Когда количество пройденных походов-«пятерок» и «шестерок» в горах переваливает за десяток, уже редко вспоминаешь, как нелегко давался первый из них.

Один из участников покинул группу, видимо, из-за внутренней неуверенности, или неважного самочувствия, а может быть, из-за тревоги по семейным делам дома (такое бывает, когда внутри пересиливает домашний настрой). В середине маршрута проводили еще одного, но уже по другой причине: сильный парень, он ожидал от похода большего, а на меньшее был не согласен.

Но минимальный состав в 6 человек мы сохранили, и маршрут на аккуратную «четверочку» вытянули. После хижины погода пришла, и поход пошел красиво, начал «раскручиваться». Переправляемся ниже альплагеря через реку Алибек и, найдя «обезьянью тропу», лезем по ней на Белалакайский ледник через густой лес. Тропа крутая, подъем интересный. Выходим на острый гребешок: слева – глубокая пропасть, а справа – крутой обрывистый склон, заросший лесом. По скалам вылезаем к альпинистским стоянкам ниже ледника, затем влево – на морену и по ней выходим на пологое плато ледника. Чудесный подъем для опытной группы!

На «обезьянней тропе». Лезем по скалам.

На следующий день идем на перевал Чхалта-Дзых. Взлет сильно заснежен. Выхожу вперед и топчу ступени, проваливаясь в снег почти по пояс. Склон крутой, до 40 градусов, и внутри гложет сомнение: а не поедет ли на нас вся эта зыбкая масса снега. Но выходим благополучно и без паузы продолжаем подъем от седловины в сторону вершины Чхалта-Дзых. Сильный леденящий ветер не особенно располагает к остановке на отдых. Путь преграждает крутая скала, которую обходим справа по небольшому кулуару с навеской двух веревок. Скала сильно разрушена, сверху покрыта ледяной трухой и снегом, и трещины для крючьев нашел с трудом. Пока вылезала группа, погода успела испортиться, – солнце закрыли облака, налетевшие со стороны моря, посыпалась снежная крупа. Фронт непогоды шел с мощным гулом ветра, временами закрывая видимость плотной пеленой тумана (когда мы погружались в облака), временами открывая картину быстро меняющегося неба. С большой высоты небо наблюдалось в разрезе, – виднелись несколько ярусов облаков, несущихся с разной скоростью. Нижние ярусы, упираясь в гребень Большого Кавказа, образовывали пелену тумана, из которой непрерывно сыпал снег и склоны внизу пылили многочисленными снежными лавинами. Верхние ярусы являли собой сложную картину многослойной турбулентности (закручивания), перемешивания слоев, их трения и сталкивания на границах воздушных потоков. Картина неба все время менялась на глазах. Туман, пятна и струи облаков местами виднелись на фоне синего неба, местами образовывали темные углы, а местами золотились в лучах солнечных просветов. Такой динамичной картины неба я еще не видел даже при полетах на самолете. На это стоит посмотреть!

Горы в мареве облаков – вид на запад с вершины Чхалты-Дзых.

Мы упорно шли по гребню к вершине, несмотря на непогоду. И лишь выйдя на вершину и поняв, что выше идти уже некуда, вынуждены были остановиться: все так заволокло белой мглой тумана, что было совершенно неясно, куда и как идти на спуск. На юг и на север гребень вершины обрывался пропастями. Решили остановиться и переждать на вершине, раскинув палатки. А потом стали потихоньку укладываться на ночь. Палатки углубили в снег по-штормовому, чтобы их не сорвало ветром. К вечеру погода утихомирилась, и склоны стали обнажаться от облаков. Здесь тоже ловили глазами чудесные, неповторимые картины гор. Красавица Белалакая, казалось, танцевала в белом платье облаков. Глаз сразу вроде и не замечал это движение, но, отвлекаясь на минуту-другую, находил уже совершенно другую картину вершин. Они то ныряли в облака, то обнажались, то торчали из неровного поля облаков причудливыми скалистыми островами. И краски… краски, меняющиеся на переходах освещенности и контрастности… Замечательно! В хорошем живописце эти картины разбудили бы море творческих фантазий богатством спектральных сюжетов, переходов и динамикой их движения.

Вечерняя Белалакая и облака над долиной Теберды (с вершины Чхалта-Дзых).

Ночь на вершине прошла спокойно, ветер практически стих. Немного тревожили только вспышки далеких зарниц. Утро пришло морозным и солнечным. По гребню спустились в сторону пика Джесарский на седловину, а с нее немного вниз по скату южного склона легко вышли на перевал Софруджу. Снег ночью подморозило, да и плотнее он был наверху, поэтому глубоко не проваливались. На перевале сбросили рюкзаки и взошли на вершину:

 
Вот ерунда, – какое дело,
Ну, осужу, – не осужу,
Мне б только знать, что снегом белым
Еще покрыта Софруджу!..
 

(А.Якушева, Ю.Визбор)

Вид с Софруджу на долину Теберды (ближняя вершина справа – Зуб Софруджу).

А с вершины картина просто потрясающая! Вся долина Теберды – как на ладони, до ее слияния с Уллу-Камом, где они вместе образуют Кубань, – Теберда, как мать Кубани своей кристально-чистой струей, а Уллу-Кам, как ее отец, – серовато-мутным потоком (он вбирает не только потоки с Главного хребта Кавказа, но и с северо-западных склонов Эльбруса). Кругом нас – сияющие вершины, вершины и вершины до самого горизонта, скалы и лед, провалы пропастей, ледники и стены, а внизу – потоки, разнотравье лугов и кущи лесов…

Женя Тимофеев (рук. похода) на вершине Софруджу, 1993). Вид на юг.

Очарованно любуемся всем этим, купаясь в солнечных лучах и порывах ветра. Не жалеем фотопленку… Ищем глазами контуры знакомых вершин, хребтов, перевалов.

 
Теберда, Теберда, голубая вода!
Серебристый напев над водой!
Теберда, Теберда, я хотел бы всегда
Жить в горах над твоею волной…
 

(Ю.Визбор)

На перевале встречаем четверку гуляющих спасателей с контрольно-спасательного поста (КСП) Домбая. Знакомые, с ними мы уже виделись внизу при регистрации на КСП. Они с легкими рюкзачками, в которых лежат монолыжи (сноуборды). Сходя на вершину, они нас догнали на спуске, на достаточно крутом снежном сбросе Белалакаи со свежим, рыхлым выносом снежной лавины. По их словам, выноса лавины не было, когда они шли вверх, значит, она упала всего один-два часа назад. Ниже снежный склон обрывается отвесной стеной бараньих лбов, но «каэспэшники» смело и ловко скользят на сноубордах мимо нас по комьям снега. Мы тоже быстро проходим опасное место. На площадке скального уступа снимаем кошки, одеваемся полегче и обмениваемся впечатлениями со спасателями, убирающими сноуборды в рюкзаки. Далее тропа сбегает через кустарник по скалам, в нижней части довольно круто, – здесь склон проходится аккуратным лазанием, некоторые спускаются без рюкзаков, с подстраховкой.