Текст книги "Триада"

Евгений Владимирович Чепкасов
Рецензия на книгу Евгения Валерьевича Чепкасова «Триада»

Началось всё с того, что я занялся вопросом своей родословной. Фамилия у меня редкая, и перевирали ее очень часто, почти всегда. Я даже думал, что некий мой предок, по фамилии Черкасов, писал у буквы «р» слишком короткий хвостик, и так в фамилию закралась ошибка. Но при занятии родословной выяснилось, что Чепкасовых много, что в Ульяновской области есть речка Чепкас и два населенных пункта возле этой речки с производными названиями. Так что версия о «короткохвостом» Черкасове отпала. Попутно выяснилось, что несколько десятков Евгениев Чепкасовых живут на просторах нашей Родины, есть среди них и Владимировичи. Но Владимировичи меня не заинтересовали, речь пойдет не о них, а о том Евгении Чепкасове, который живет в Петербурге и на которого я вышел через группу «Чепкасовы forever» на «Одноклассниках». Прямых родственных связей между нами не прослеживается, и отчество у него другое, и по возрасту он значительно младше меня, но он тоже литературовед (правда, он специализируется на литературе народов Крайнего Севера, а я – на Достоевском). И еще он прозаик. Разумеется, в такой ситуации я не мог не ознакомиться с тем, что пишет мой тезка и однофамилец.

До сих пор у Чепкасова вышла только одна малотиражная книга «Бухта Барахта» с ранними рассказами и стихами, в предисловии которой «Триада» была проанонсирована. До того с творчеством автора можно было ознакомиться либо в толстых литературных журналах и коллективных сборниках, либо на сайте Чепкасова в Интернете, либо в группе «В контакте» со скромным названием «Чепкасоведение». Надо сказать, что произведения Евгения Чепкасова мне понравились, особенно «Повесть о хромавшем человеке» (в журнале «Наш современник» она опубликована под названием «Хромающий человек. Петербургская повесть»), и я написал об этом в гостевой книге его сайта. Чепкасов ответил мне словами благодарности за рецензию, удивлением по поводу одинаковости наших имен-фамилий, и объяснением, что «Повесть о хромавшем человеке» составлена из рассказа «Кружение» и повести «Врачебница», опубликованных ранее в журнале «Сура», и что в дальнейшем к этим двум произведениям прибавится роман «Детский сад». В целом три произведения составят книгу «Триада» – ту самую, которую вы, уважаемый читатель, держите в руках. Замысел мне понравился, и я предложил автору, когда тот закончит свой труд, прислать его мне на рецензию. Чепкасов согласился, причем моя принадлежность к литературоведению оказалось для него неожиданностью, – должен с прискорбием констатировать, что моих работ о Достоевском он не читал. Такова предыстория нижеследующей рецензии.

«Триада» – книга весьма сложная. Под сложностью я понимаю не трудность для читательского восприятия, а необходимость интеллектуальных усилий для постижения глубинных слоев подтекста. Как и большинство мастерски написанных произведений, «Триада» выглядит целостно и для тех читателей, которые подтекста не видят, и для тех, которые видят первый его слой, и для тех, которые видят второй, третий…

Композиция «Триады» необычна. Это рассказ, повесть и роман (малая, средняя и крупная формы), причем каждое из произведений достаточно самостоятельно, чтобы быть опубликованным отдельно. Однако в таком случае очень многое потерялось бы, ведь, как известно, целое больше суммы своих частей. Что же такое «Триада» как целое?

Для Евгения Чепкасова характерно стремление к композиционной симметрии, которая является ключом к одному из слоев подтекста. Каждая из трех вещей, составляющих «Триаду», трехчастна.

В «Кружении» каждая часть подразделяется на три, что дает в сумме 9 – число кругов дантова ада, а сам рассказ достаточно прозрачно соотносится с «Адом» из «Божественной комедии». При вдумчивом прочтении можно даже отгадать, какие именно круги ада зашифровал Чепкасов (1-й, 3-й и 5-й, порядковые номера в сумме дают опять-таки 9). Обращать внимание на цифры я стал после прямой подсказки автора, так что удивляться моей проницательности не следует. Но продолжим наши математические упражнения.

Три части повести «Врачебница» подразделяются соответственно на пять, четыре и три, что в сумме дает 12 (число, весьма положительное; вспомните рассуждение мальчика Жени из «Детского сада» об этом числе). На протяжении трех частей так или иначе упоминаются все 7 церковных таинств – они-то и являются мистическим стержнем повести. Соотнесенность «Врачебницы» с «Чистилищем» Данте также имеется, но поскольку по учению Православной Церкви никакого чистилища не существует, очищающую, врачующую функцию в повести выполняет сама Церковь, что ясно из эпиграфа повести («Понеже пришел во врачебницу, да не неисцелен отыдеши»).

А эпиграф романа «Детский сад» («И выслал его Господь Бог из сада Эдемского») прямо указывает на потерянный рай, так что налицо структурное соответствие «Триады» Чепкасова «Божественной комедии» Данте. Кстати, композиция «Детского сада» симметрично усложнена: три части по девять глав в каждой, три в третьей степени. В этом романе троичность проявляется наиболее заметно: три главных героя (Гена Валерьев, Миша и Женя Солевы), три вставных письма (Гены, Владимира Валерьева и Степы), три вставных стихотворения (Гены, Владимира Валерьева и Миши), три сна Артурки (роль третьего сна выполняет сюжет «Стереоскопа»: «Мне бы могло такое присниться», – признается Артурка), три поездки (в студенческий лагерь, Москву и Дивеево), три символичных детских игры («Тепло – холодно», «Классики», «Догонялки»), причем все эти композиционные элементы равномерно распределены по трем частям романа.

Необходимо сказать, что «Кружение» и «Врачебница» оканчиваются крохотными текстовыми довесочками, как бы выпадающими из их общей структуры, – вероятно, эти довесочки выполняют функцию надписи «Продолжение следует» – и оно, действительно, следует. А после романа «Детский сад» нет ничего, похожего на эпилог, что придает «Триаде» в целом абсолютную композиционную законченность. Хотя вполне возможно, что автор рассчитывал на мою рецензию как на такой текстовой довесочек, который обеспечивал бы структурную симметрию.

Вообще, приверженность Евгения Чепкасова к троичности почти маниакальна, но в «Триаде» эта приверженность вполне оправданна. Точно так же художественно оправдано постоянное упоминание цифры 4 в «Преступлении и наказании», объяснение чего мы находим четвертой главе четвертой части романа – в истории воскрешения четверодневного Лазаря из «четвертого» Евангелия, прочитанной Соней Раскольникову в своей комнатке на четвертом этаже. Впрочем, мы отвлеклись.

Завершая разговор о композиции «Триады», следует обратить внимание на то, что трехчастное деление в каждом произведении весьма остроумно: в «Кружении» это три троллейбусных круга, во «Врачебнице» это три недели, проведенные главным героем в больнице, а в «Детском саде» это три детских игры, особенности которых символически определяют содержание и динамику каждой части.

Теперь следует сказать о художественном методе Евгения Чепкасова. «Триада» – книга, написанная в духе мистического реализма. Мистический компонент происходящего очень ярок в «Кружении», во «Врачебнице» он эпизодичен, а в «Детском саде» почти сводится на нет, как бы уходя на задний план, но при этом чувствуется, что этот задний план вполне реален. Чепкасов использует и некоторые приемы постмодернизма (литературные аллюзии, внутренние авторы, интеллектуальная игра), но это не более, чем приемы, а игра в «Детском саде» выполняет совсем иную функцию, нежели в постмодернизме. В постмодернизме игра призвана показать несерьезность происходящего, отсутствие твердых ориентиров, идеалов, и, по большому счету, реальности как таковой. А в книге Чепкасова нравственные ориентиры и идеалы весьма твердые, они по ходу действия проверяются жизнью, и истинные выстаивают, а ложные идеи разбиваются о жизнь – совсем как у Достоевского. Игры же в романе Чепкасова выполняют функции символически-мистические, т.е. должны восприниматься очень серьезно.

Творческий принцип, который один из героев Чепкасова сформулировал по отношению к Достоевскому, применим и к самому автору: «Однако вернемся к тому, что Федор Михайлович сунул тебя лицом в страсти и грязь. Самая естественная реакция в данном случае какая? Встать и отряхнуться. Движение прочь от хорошо описанной грязи – это движение в сторону неописуемого Бога. А система координат в произведениях Достоевского истинно православная, так что рефлекторное движение читателя предполагается не в сторону какой-нибудь пустой нирваны, а в сторону всепрощающего Христа». Именно благодаря следованию этому принципу в «Триаде» встречается «хорошо описанная грязь». Чепкасову, как ни странно, удается описывать грязь чистыми средствами, т.е. именно хорошо, а если и встречаются в речи его персонажей не вполне приличные слова, то ситуативно и художественно это вполне оправдано (впрочем, мата в его произведениях нет).

Если цель Чепкасова – «рефлекторное движение читателя», прочитавшего его книгу, «в сторону всепрощающего Христа», то это цель миссионерская, а саму книгу следует признать скрытой проповедью. Это и верно, и неверно. Так называемая «идея» произведения, призванная чему-то «научить» читателя, – чаще всего фикция, т.е. все «идеи» возникают в сознании читателей по прочтении, а не следуют из текста напрямую. Вместе с тем, угол зрения, под которым автор показывает окружающий мир, отсев событий окружающего мира, выбор героев – всё это создает некую виртуальную вселенную, или «мир художественного произведения», в который читатель начинает верить. И этот мир, действительно, может повлиять на психику читателя так, как это прогнозировал создатель виртуального мира, т.е. писатель. Многие, полюбившие вселенную Достоевского, стали православными христианами, и я вполне допускаю, что с некоторыми читателями Евгения Чепкасова может произойти то же самое. Но это не значит, что Достоевский или Чепкасов сознательно проповедовали в художественной форме и этой цели подчинили свое творчество. На мой взгляд, они, будучи православными, привнесли в свои произведения свой взгляд на мир, свои духовные интересы, симпатии и антипатии. Писатель, если он правдоподобен и увлекателен, заставляет читателя видеть мир его (писателя) глазами – только и всего. Однако мы опять слегка отвлеклись.

По художественной манере все три произведения различаются. «Кружение» богато описаниями, тропами, символами, обладает неторопливостью изложения при мощной сюжетной напряженности и, в целом, высочайшей плотностью текста, оно зациклено на одном герое и в этом смысле монологично. Атмосфера «Врачебницы» более разрежена, в ней нет монополии главного героя на восприятие всех событий, ведущую роль играет не речь автора, проявляющаяся в описаниях, а речи персонажей, т.е. торжествует диалогичность, а главными художественными приемами становятся антитеза и параллелизм, соотносящие события рассказа и повести, символичность обретает меньшую плотность, время убыстряется. В «Детском саде» происходит синтез первой и второй манер написания, – возможно, это указывает на еще один смысл названия книги: гегелевская триада (тезис, антитезис, синтез), о которой рассуждал бес во «Врачебнице». Например, диалогичность и описательность уравновешиваются, причем явственно проявляются полифоничность и «плавающая точка зрения», когда происходящее описывается с позиции того или иного персонажа, насыщенность тропами гармонично усредняется, время течет с разгоном от медленного до очень быстрого, разгоняясь от части к части, но в последних («выездных») главах каждой части оно симметрично замедляется.

Чтобы проиллюстрировать символичность чепкасовской прозы, приведу небольшой пример: дядя Паша едет в троллейбусе и перебирает в памяти «цветные лоскутки воспоминаний о детстве». Он вспоминает, как однажды какой-то мальчик в детском саду нарисовал свастику, и воспитательница на глазах у других детей разорвала этот рисунок.  «Сам Пашенька рисовал хорошо. Особенно ему удавались богатыри: на коне, с мечом-кладенцом или копьем, они кололи драконов в брюхо или рубили им головы. Воспитательница не раз поручала Пашеньке копировать простенькие рисунки из какой-то заветной книжечки, что было очень почетно. Один из них хорошо запомнился: воздушный бой, фашистский самолет, разорванный взрывом надвое, словно он был бумажным, и наш самолет-победитель. Пашенька скопировал всё очень похоже и тщательно закрасил клетчатое небо голубым карандашом, хотя этого и не требовалось. Когда детсадовцев выводили на прогулку, Пашенька часто смотрел в небо каким-то вопрошающим взглядом. Затем его забирала мама». И почему фашистский самолет разорван «словно бумажный», и почему небо «клетчатое», не требующее цвета, и почему взгляд в настоящее небо «вопрошающий», и что это за богатырь на коне, колющий дракона копьем в брюхо, и почему позднее, в кошмаре дяди Паши, с кровати свешивается «некто трехголовый», а падшему юноше хочется «убить гадину» – всё это составляет символический уровень рассказа, и этот уровень нужно уметь видеть, если читатель действительно пытлив.

О сюжетах и героях трех произведений Чепкасова можно говорить долго – не думаю, что в рамках этой рецензии имеет смысл затевать столь длинный разговор. Скажу только, что сюжеты увлекательны и целостны, даже если не брать в расчет подтекста, а герои харáктерны и живописны. «Кружение» и «Врачебница» объединены главным героем (дядей Пашей – Павлом), а в «Детском саде» главные герои другие, поэтому связь между первыми двумя произведениями заметнее, но роман всё-таки не отрывается от них: есть общие герои, перекличка с описанными ранее событиями и, наконец, композиционное единство.

И еще кое-что о троичности. Скорее всего, так получилось случайно, но имя, фамилия и название книги – это не просто три слова, но три стопы амфибрахия. Евгений Чепкасов, «Триада». Стопа амфибрахия, кстати, это единственная симметричная стопа в силлабо-тонической системе стихосложения: безударный – ударный – безударный, весомое тело ударного слога и два крыла по бокам.

Я не сомневаюсь, что книга «Триада» увидит свет, и вот какая мысль пришла мне в голову: если мой тезка и однофамилец сможет участвовать в ее допечатной подготовке, то…  Не удивлюсь, совсем не удивлюсь, если в выходных данных книги окажутся столь любимые автором тройки и девятки. Если же я ничего такого не обнаружу, то сильно порадуюсь за автора, который избавился от триадического пунктика и не допустил забавных излишеств.

Однако пора подводить итоги. «Триада», на мой взгляд, – это очень мощная книга, особенно если учесть, что ее автор весьма молод. Надеюсь, что читатели, литературная критика и литературоведение не оставят без внимания эту книгу, и ее чтение, обсуждение и изучение продолжатся. А я, со своей стороны, должен признаться, что писатель Евгений Валерьевич Чепкасов оказался в сфере моих научных интересов – и надеюсь, что надолго.

Москва, 2010

СОДЕРЖАНИЕ

Об авторе. О книге.

ТРИАДА

I.Кружение.Рассказ

Круг первый. Сумерки

Круг второй. Вечер дня

Круг третий. Ночная темнота

Вне кругов. Свет

II. Врачебница.Повесть

Неделя первая

Неделя вторая

Неделя третья

Рецепт

III. Детский сад. Роман

Часть первая. Тепло – холодно

Часть вторая. Классики

Часть третья. Догонялки

Евгений Владимирович Чепкасов. Рецензия на книгу

Евгения Валерьевича Чепкасова «Триада»

ПРИМЕЧАНИЯ

* Поскольку пришел в больницу, да не уйдешь неисцеленным (церковнославянский язык).

* Веси – ведаешь, знаешь (церковнославянский язык).

* Ны  – нас (церковнославянский язык).

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ

Впечатления от прочитанного просьба оставлять в группе «Чепкасоведение» социальной сети «В контакте» или отправлять по электронной почте [email protected]. Автор ищет возможность переиздания книги «Триада» большим тиражом.

Все права на книгу принадлежат автору.

© Чепкасов Е.В., текст, 2016

© Савельева С.Ю., рисунок, 2016

ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ КНИГИ

 Электронная книга публикуется по изданию:

Чепкасов Е.В.

Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад: Рассказ, повесть, роман. – СПб.: Издательство «Написано пером», 2014. – 479 с.

ISBN 978-5-00071-104-0

Другие издания книги:

Чепкасов Е.В.

Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад: Рассказ, повесть, роман. – СПб.: Издательство «Звездное», 2012. – 432 с.

ISBN 978-5-9903249-3-0

Чепкасов Е.В.

Триада: Кружение. Врачебница. Детский сад: Рассказ, повесть, роман. – Toronto: Altaspera Publishing, 2014. – 467 с.

ISBN 978-1-304-84282-4