Текст книги "Погонщик"

ПЕРВАЯ ФАНТАЗИЯ ПО МОТИВАМ МАРЕНА МАРЕ

…музыкой можно говорить с тенью…

С теми, кто ушёл в иной мир…

Monsieur de Sainte Colombe

…Как будто бы с якоря снялись

Химеры: вечерняя мгла.

Сугробы, как дети, обнялись,

Да перешепнулись ветра.

Да веет (в басовом ключе ли?),

По-зимнему вспыхнув, Маре…

И тянутся тени, и дщери

Теней в нехолодной норе,

Да теплится жёлтая лампа

Как бы огоньком саламандр,

Волочит бессмертное гамба,

Вставляет смычковый талант.

Все замыслы и завихренья,

Все музы соткались в мюзет,

В котором живое свеченье —

Создателя нашего свет.

Все музы в замесе таланта —

Охвачены полночью так,

Что следом звучит сарабанда

Да тикалки тикают в такт…

Как будто такое условье

В высотке на Чернево-2,

Гуляет в рифмованном слове,

Да катится на хер строфа

В такое «с горчинкой» гамбиста —

В поток семиструнной игры…

Бемоль – полумрак аметиста,

Бекар – преисподней костры?..

ВТОРАЯ ФАНТАЗИЯ ПО МОТИВАМ МАРЕНА МАРЕ

…о чём все семь

Щемящих струн звучат?..

…Поют о том, что крепок снег зимы,

в жилище свет обыкновенной лампы,

Которая спугнула духов тьмы —

всё о таком бертрановские гамбы,

В таком размере, что Творец везде:

в динамике, который дышит треком,

Во мне необъяснимом и т. д.

Беседует о жизни с человеком,

О том, как сын башмачника проник

к Людовику: прижился музыкантом.

О том, как в масть мой архаичный стих,

конечно, пересоленный талантом.

О жизни как о смерти, и ещё —

о солнышке, которого так мало,

О полночи, с которой хорошо?

Чудно? Нищо? Как с вывертами галла!

О тех местах, в которых с сентября —

в пределах райских – обитает мама…

…Да синим-синим умирает бра,

да гаснет звук, и – каменеет гамба…

СКРИПИЧНАЯ МУЗЫКА

Татьяне Брагинской

Тёплую осень с Джузеппе Тартини —

Я доживаю. Сгущается синий

Воздух. Сгущается так…

Входит сливовая мгла подворотен,

Тащит из сказок фантомов-уродин,

Прячется хоббит в кустах.

Вечер такой, что Тартини Джузеппе —

Век мне свободы! – подметил бы в небе —

Метки, симптомы того,

Кто рассказал эту музыку, эту

Нотную песню, подобную свету?

Свет ли? Смычка колдовство?

Это – смычковая музыка. Это —

Жёлтая осень. На донышке ветра.

Мойры печали прядут.

Охра, сомон, медно-красные были

В листьях, которые были и сплыли,

Были и плыли… Плывут.

Это 3.30 на ходиках жизни,

Стрелки, как голые ветки, повисли,

Вспыхнет? Потянется звук:

Духи несут эту музыку, эту

Нотную песню (немалую лепту) —

Музы отъявленной дух.

Это смеётся в сознанье Тартини

Дьявольской трелью, как будто в пустыне…

(Выверты разума? Бред?)

Кто же тогда эти тёплые рифмы,

Древние вещи, воздушные мифы

В матовый шепчет рассвет?..

УИЛЬЯМУ ЛОУСУ, СРЕДНЕВЕКОВОМУ МЕЧТАТЕЛЮ И МУЗЫКАНТУ

Мне ль быть не в чёрном, если все тебя

Слезой и кипарисом чтут, скорбя?

Роберт Геррик (Пер. В. Савина)

I

Месяц рыбкою анчоус

Живо вымахнул из туч,

Из пластинки скорбный Лоус

(Ровно тот Кастальский ключ)

Весь в виолах разной масти —

Кварта, терция: печаль,

Точно вечер пьёт ненастье,

Точно рыцари Грааль

II

Вновь запрятали куда-то…

Дышит музыку консорт,

Будто слышится «не надо» —

Что «не надо»? – разберёт

Ангел? Демон? Кто был рядом?

Кто британцу нашептал

Эти пьесы, правил адом,

Предстоящим искушал?

III

Я бы тоже, будто Геррик,

Кипарисом и слезой

Обрыдал бы сто америк:

Гамбы плачутся тобой…

Выйду заполночь из дома,

В третьеримские снега,

Всё по-зимнему знакомо…

Говорю издалека:

IV

Брат Уильям, жизнь такая —

Ни хрена не разберёшь.

Маргинальная, глухая

Да колючая, как ёж.

Мнится кладбище ли, череп,

Некто с дьявольским лицом?

…Был ли Честер[13]13
  Уильям Лоус (1602 – 1645), английский композитор и
  музыкант, убит в Честере (Англия).


[Закрыть]честен перед

Сочинителем-певцом?..

JOHN DOWLAND

…печаль моя светла…

А. П.

С большою лютней, с дудочкой такой,

В которой столько ниточек печали,

Прощаюсь с мартом, с белою порой,

С которой пели-грезили-гадали.

Джон Доуленд: печальник – поискать,

Да я и сам британец в этом деле…

Чернеет снег. Вся в музыке кровать,

Да сёстры бра, да вымыслы и зелье.

Всё в дудочке, всё в скрипочке, в любви,

Да я и сам британец в этом деле.

В последнем марте слышится: живи

Во все лопатки, сочиняй, емеля.

Лови печаль, которая светла,

Как бард другой приметил между делом.

Смотри – в окно царапнулась заря

И двинулась гулять по онемелым

Дворам, проулкам, рощам и т. д.

Лови печаль, которая – цезура,

Которая светла, почти везде…

Всё остальное – так, литература.

ЛЮТНЯ

Мама осенью умерла…

(Из стихотворения «Детское»)

…и мама осенью… И друг

С Востока Дальнего не пишет,

Лишь старомодной лютни звук

Такой бемольной грустью дышит,

Что понимаю, почему

Багряный лист устал от жизни

Да приспевающую тьму

Рисуют сморщенные выси.

Я сам окраин тех дружбан,

Там скоро выкатится утро…

В минувшем – марево-туман,

Пробелы, пятнышки, как будто

Потеря памяти? Ещё

Глоточек этого барокко:

Так вкупе щедро и нищо,

И словно к Сущему немного

Я ближе с пастырем таким —

Рыжеволосым Лучо[14]14
  Антонио Лучо Вивальди (1678 – 1741), венецианский
  композитор и скрипач, был священником.


[Закрыть]?.. Подле

Рифмовок, сложенных моим

Пером, текущим к музе по две…

Не пишет кореш. Мама там,

Где только ангелы и лютни…

Наскучил амфибрахий, ямб,

Хорей и дактиль, т. е. будни!

ПОДВОДНЫЙ ШАР

СОН ЮЖНОЙ РЕКИ

В копилке снов, на грани слова

Шумят солёные ветра.

У солнца – сливочная роба,

Сквозная в облаке смола,

У детворы по лицам хохот

Размазан, будто на холсте,

У маяка – пещерный шёпот,

У пирса ладится к ладье

Волна в обличье древней рыбы,

Библейским тянет от щедрот!

Чужих скитаний манускрипты

Несёт нескучный пароход

В пространство, мазанное синью,

Где ангел к демону – спиной,

Щебечут певчие латынью,

Сиречь Катулловой игрой

И ящер (вовсе не ex-libris)

Здесь расписался не спеша…

Два мотылька над шлюпкой слиплись,

Телами вечность сторожа.

У малышни на лицах хохот, —

Какой из них детёныш мой?

…Блестит обёртка сыра «Хохланд»,

Катясь за матовой волной.

И слышно: маленькое эхо

Переключается в рассвет,

И мельтешат искринки смеха,

И ветер сыпется в фальцет…

* * *

В сторону Мандельштама

Завари эту жизнь в золотистом кофейнике мглы,

Сахаристую речь переплавь в стиховые миры,

Пусть анапест сверкнёт, пусть светлеет от ямба в башке

После века в тоске, после птицы-синицы в руке.

Завари эту смесь на ромашке, на дольнике, на

Крутизне-белизне, существительном ярком «весна»,

Пусть когтистая смерть отплывает на вторнике в ад,

Откуси эту жизнь так легонечко, как мармелад.

Откуси эту жизнь, чтобы звёзды пролились ручьём

За раскидистый куст, за которым лежалось пластом,

Чтоб перу – канифоль, чтоб смычок надышался чернил,

Откуси этот рай от Европы до птичьих Курил.

Посмотри-ка в тетрадь, там за Стиксом прощают стихи,

Там Харон раздаёт по тарелке такой требухи,

Что вторую бы жизнь намотать бы поэтам, как срок,

Заверни этот бред, как лоточник-пацан пирожок.

Завари эту жизнь в Подмосковье, где буковок рать

За китайской стеной волшебству обучает внимать.

Пусть курносая смерть отплывает на вторнике в ад…

Окунись в тишину: дочитай виноградник менад.

STARE MIASTO

Владимиру Штокману

I

Осенний Краков. Башенкой собор

В наколках неба, музыка по-птичьи

Подмешана в нетрезвый разговор,

Да тянет ноту легендарный горн,

Cтекая с Мариацкого… Привычный

К такому, Штокман курит не спеша

(Не в этих кольцах прячется душа?),

На драндулете чешет дед комичный!

II

Сказать бы что-то славное, но что? —

Всё Пушкин да Мицкевич расстарались!

Смеётся мим в раскрашенном пальто

(В обличье с чёртом самое родство),

Два голубя в полёте приобнялись

И – стали рифмой? Музычкой на грош —

Стихом, в котором что-то узнаёшь,

Да синевой, в которой расписались.

III

Обрывки листьев, лица монахинь,

Сутулый цадик с тёмным амулетом,

На францисканском логове латынь,

Глядится в пропадающую синь —

Не раскумекать ни на грошик в этом.

Да вьётся лист в готическую мглу,

Да ветер тянет добрую муру,

Да золотым? Скорей янтарным цветом

VI

Проклюнулась звезда над Канони…

(Над Каноничей – краковское слово),

Да лепятся нетвёрдые огни…

Давай-ка помолчим ещё в тени

Пивницы ли, кофейни?.. Вряд ли снова

Нам выпадет на Вавель помолчать,

Да под молчанье русское – кирять…

Не так ли INRI? Так ли, Иегова?

СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА

Рог буйвола?[15]15
  Духовой инструмент, горн.


[Закрыть] Скорее флейта, та,

Которой JETHRO TULL скликает ветры,

Сны деревень, хвостатые кометы…

Пересчитай созвездия до ста

И впустишь свет, и втянешь каберне,

Смотря в гадес, подметишь парадиза

Огни живые, стрелку кипариса

Да ключника, смотрящего вовне.

С бамбуковой (обертоновой) я

Смотрю в глаза трёхглавому страшиле:

Колеблются библейские цифири

Эмблемами такого бытия.

Экзотика? Но вертится урод

Под музыку и мается в бессилье,

Как будто в чернокнижном кинофильме,

И отступает задом наперёд,

Шипя, равно в готическом кино,

В котором – привидение, аббатство

Доминиканцев? Францисканцев братство?

И что ещё? Не помню. Всё равно.

И пятницей Страстной кричит петух,

О Том, который принял муки ради…

Некрепкий свет волочится к тетради,

Стекает к лампе, высветив сундук…

МАЛОРОССИЙСКОЕ

В копилке дня: на грани вздоха

Соткалась медленная мгла,

Шумит листва в ладонях Бога,

Огнём зелёным весела.

На грани прошлого: за камнем

Две нимфы тискают того,

Кто козлоног и шерстью славен…

И так под сводами легко

Смотреть во все глаза на игры

Созданий мифов и молвы:

Блестят на шкурах тварей иглы

И пахнет мерзким дух любви

Такой, с которой нам не светит…

Выносит ломтик желтизны

Младенец месяц, боком метит

Присесть в прибрежные челны,

И неприметно дышат жабры

Реки, текущей в трёх шагах,

И камыши – тугие мавры —

На грани выдоха… В кустах

Проистекает то, что было

За валуном… Крылатый бог

Любви залёг, как Буратино,

Глотая лакомый восторг.

Проистекает… где-то ангел

Спешит Хоме на помощь, но…

Уже горит летальный факел

В таком «мосфильмовском» кино.

…Ползущий звук, в низинах кто-то?

Всё вопросительно, всё так

Нетвёрдо… парус небосвода…

Правитель мух пришпорил мрак.

СМОТРЕТЬ С УТРА

Смотреть с утра, как вьётся лёгкий снег,

Как дети свет поймали в рукавицы,

Мальчишечью строку припомнить – смех…

С каким-то сновидением проститься.

Смотреть разиней, чайником, ещё

Ушастым фраерком, как мокнет снегом

Неброский свет. Как тянет «хорошо»

Сказать себе… Как срифмовались с небом

Деревья и деревни, там, вдали,

Река, в которой ледяные джунгли,

Да облака, которые прошли,

Как будто фантастические шхуны…

* * *

Коровьим взглядом смотрят облака

В простую жизнь и жизнь примерно так же.

Ведёт январь в ошейнике снега,

Меняя контур в маленьком пейзаже.

Хрусталь и лёд – синонимы… Синей

На ветках, снег, младенческим и всяким!

Уходит век погонщиком теней,

Как эскимосы к умершим собакам.

Танцует ангел выше проводов

Лицом к лицу с последним сновиденьем,

На птичьих лицах метки колдунов

Лежат грядущим светопреставленьем.

Кастрюльным цветом выкрашен закат

В застывшей до иголочек округе,

Сугробами бульвар стрелков помят:

Не потому ли смотрится не в духе?

Не потому ли музыка слышна,

Что было слева и лучилось справа,

И человечьим пахла тишина,

И скотским переполнилась октава

Подшитого бореем городка,

В котором я не сдохну до Субботы.

Стесняют воздух под Москвой снега,

Встают потёмок черепашьи роты.

ЛАМПА

Светло в потёмках… призрачная нить

Свивается в пролистанное «было»,

И масляная лампа озарить

От мошкары до лампочки факира

Способна в пользу эксцентричных муз

И дурака, сдирающего кожу…

Светило – фантастический моллюск —

Морщинистую вытащило рожу.

Ты помнишь что? В подробностях, в дета…

Перебираю выпавшее лето:

Вытаскиваю рифму «мудота»,

Смотря на переплюнутое «где-то».

К тому, что перемазано давно

В мозгах, в которых клоуны и шлюхи, —

Добавить что? Размытое кино,

В котором разговаривают духи?..

Пришпилить что? Печальный смех совы,

Прилипший призрак хомяковой крысы?

В растоптанных ботиночках строфы

Придумщика, глотающего смыслы?

Светло кругом? Как в брошенных краях,

Потешных, как гиббоновый питомник,

Там гиппогрифы выдувают страх,

И тянет бормотушное бездомник.

Светло кругом? В скворешнике светло?

Там прошлое как скомканное платье…

…Кричит петух клювастое добро,

Вбивая в нечисть древнее заклятье.

НА ПУШКИНСКОЙ В ГОД ТИГРА

ПО КИТАЙСКОМУ КАЛЕНДАРЮ

Повернёшься, а город в аграфах зимы,

Два лохмотника просят на жизнь

Или смерть? Для которой накидано тьмы,

В ожидании нынешних тризн?

Повернёшься, а холод эвенком стоит,

Негритянкой несётся к метро

И молчит «абиссинцем», бореем язвит,

Проникает когтями в нутро.

Посмотреть бы? Куда? Может, в Африку? Там —

Сахарится светило, ещё

Бедуин понимает песочный ислам,

Подставляя хамсину плечо.

Там гекконы, агамы мелькают за так…

И ребёнком рыдает шакал.

Там в лазурь зазевался фисташковый флаг,

Там, курнув, переходят в астрал.

Уходи, набиваясь сиротством в «ГАЗель»

(Караван твой давно без тебя…).

На китайском животном вкатилась метель,

Золотые рифмовки трубя.

* * *

Белее ню

(Конечно, М.),

Прижат к окну

Снежок, затем,

Что всё зима,

Опять зима,

С высот весьма

На все дома,

На птичий свет,

Глухой восток,

На смертный бред

Спешит снежок.

Да ветер в сто

Блатных кифар

Слагает что?

Причуду? Фарт?

Валится снег

(Светлее ню,

Добрей аптек)

На белизну,

На след грача,

Тепло его,

На блеск ключа

Кастальского,

Который во —

Во мне течёт,

Как вещество,

Который год.

С которым я

Дожился до —

Тебя, зима,

Тебя, пальто…

* * *

…дохлую крысу на длинной верёвочке,

чтобы удобнее было эту крысу вертеть…

Марк Твен. Приключения Тома Сойера

В последнем сновиденье видел, как

Придумщик Сойер заболтался с Финном.

Впадаю в детство? Вязну в пустяках?

Смотрю, как небо светится кармином

И сумерки берут за барки двор,

Крошится жизнь. Не пойманный – не вор,

Сбегает день, чтоб постареть смогла

Строфа, в которой музыки негусто,

За окнами сверчковая игра,

Материя, с которой слишком грустно,

Неспешно раскрываются слова

В потоке алфавита, ведовства

Смеющейся, с меня большой луны.

…Как хорошо бы на верёвке крысу

Крутить-вертеть… Не понимать – челны,

Пиратские фрегаты к парадизу

Свалили без меня, поднявши флаг…

…Потухший дворик флоксами пропах.

Впадаю в детство? Завираюсь, как

Барон, любивший подвиги по средам,

Сближаюсь, точно стрелки на часах,

С глядящим в зазеркалье липким бредом,

В котором призрак смотрит двойником.

…Шаги в подъезде. Звяканье ключом.

* * *

…Недетский дождь,

Так грустно, как вчера;

Растений дрожь

Да миргород двора;

И – никого,

Кто мог бы – мог бы что?

Про волшебство,

Как тот конёк в пальто,

Наврать, чтоб – смех,

Чтоб только рай-эдем,

Да птичий цех,

Да синий свет поэм.

Во мне – чудак

В огромный рай молчит,

Как тот очаг,

В котором сказка спит.

…Пусть добряки

С глазами Бога мне

Дудят стихи,

Мерещатся в окне?

Где никого…

Куда ни глянь – вдохнёшь

То волшебство,

А то… недетский дождь.

НАКАНУНЕ ГОДА СВИНЬИ ПО КИТАЙСКОМУ КАЛЕНДАРЮ

…от рубля и выше!

В. В.

Жизнь осени ещё в календаре,

но – перемешан мёртвый лист со снегом,

Как мерно дышит ангел в ноябре,

плывущий над идущим человеком

В какую Мекку под названьем дом? —

в молельню грёз, заваренных на кофе,

На музыке с Пьеро и бубенцом,

на сумерках, текущих в Подмосковье.

Жизнь осени кристаллами плывёт

в глухую старость. Поднимаю ворот.

Кто праздничней лапландское поёт,

кто сочиняет сказочное в холод?

Какие предсказания в ходу,

кто тащит сновиденья на верёвке

Из райских кущей? Ловит немоту

на сдобренной светилом остановке?

Повсюду сказка: добрая Свинья,

которая бредёт из Поднебесной,

Да демонов, да ангелов возня…

Да Вифлеем (младенческий) чудесный,

Да мысль о той, единственной звезде,

с которой жизнь понятнее и тише…

Гуляй, дружбан, в морозной пустоте,

крути планиду от гринца и выше.

ДЕТСКОЕ

Я не буду? Конечно, буду саперави: красней, бокал

Одиночества, что повсюду… Золотись, ночника накал.

Я ещё под лимон – стихами – саперави ещё глоток.

Рассказать бы об этом маме!.. Притекай к ночнику, стишок,

Чтоб текли молочные реки, кровь Христа да слова тепла.

…Опускает в потёмки веки 21 ноября.

Одиночество. Саперави. Под такое луна вошла

В самой чёрной своей оправе. Мама осенью умерла.

ЭДВАРД МУНК

Во всех углах бессонница стоит,

За окнами пейзаж сиротским Мунком

Так смотрит, словно в чёрных веждах стыд…

Светило – переливчатый карбункул,

И тучи попадают в этот круг.

Жиреет даль, в которой «дали спали»,

На крыльях Люциферовых разлук

Взлетает Смерть в наморднике печали…

В размытость ночи ангелы плывут,

Всё тонет и всплывает в гипнотизме

Стекающих по капельке минут,

В каком-то роковом автоматизме.

Всё это Мунк? Ну, предположим, Мунк.

Лиловым цветом схвачено сознанье

В котором преисподняя – лишь пункт,

Смотрящий в золотое наказанье.

СМОТРИТЕЛЬ МЕСТА

Рептилии неведомой скелет,

Драконий мыс. Песок береговой

Широт, в которых бледноватый цвет

повязан с фиолетовой волной,

С идущей джонкой: опиум, табак?

С китайским ширпотребом и т. д.

Заросший светом яшмовым маяк —

лучами распускается в воде.

В таком «сейчас» я – иероглиф, знак…

Бемоль харит да ключик аонид? —

Встречающий солёный полумрак,

смотритель места больше, чем пиит…

Ловитель моря на приманку строк,

на шепоток, дыхание Творца…

Смотри, как хобот тьмы пробил Восток:

не вытереть нечистое с лица.

Не выхватить из темени причал,

над волнами фантазии встают:

Сапфирный кит, лиловый скат, финвал?

Скоты из Пятикнижия плывут

С чудесным Ноем?.. Господи, я тут

ещё один из спасшихся… ещё…

Встречающий светила изумруд:

плюющий через левое плечо.

L.

Скупо плещет фонтан захолустного L.

Справа дева, похожа на Кэтрин Трамелл,

Не по шмоткам, конечно, а в профиль.

Слева крошечный бар, а напротив ДК.

Небеса. Облака… Крепкий запах ларька:

Кукуруза, румяный картофель

Продаются за сущие – видишь – гроши.

Георгины на клумбах сейчас хороши!

Вдоволь солнца на маленьком юге.

Что-то мнится, а выхватить, вставить в куплет,

Как умеет, сваливший в Манилу, поэт,

Не выходит. По склонности к скуке

Трачу деньги на пойло, бисквиты, в кафе —

Отвратительный кофе: аутодафе

За такое положено бабе,

Что ломает язык Коцюбинского М.,

Раздражая незримых локальных камен.

Чешет некто в соломенной шляпе

И расшитой сорочке… как будто знаком?

Не врубиться теперь: в черепушке дурдом,

Столько лет отвалило к Харону!

Тихо плещет фонтан бедноватого L.

(…Амфибрахием пел, анапестом гудел,

Приучался к гаванскому рому

В этих слабых, по сути, окраинах я,

Чтоб теперь накорябать созвучия для?

Столько лет переплавлено в Лету!)

Не расплачусь на родине… Птица поёт.

Я вдыхаю-глотаю густой кислород,

Выдыхаю наитие-лепту.

* * *

Стекает в небо от

Фантасмагорий жизнь,

Прорыв в сапфирном ход,

На строчку опершись,

Оставив барахло,

Автограф на снегу,

Живую книгу pro…

Бутыль на берегу,

Недопитую до —

Вергилия? Венка?

Сквозистого ничто,

Везучего глотка

Стихотворенья… От —

Драконьего вчера,

В гадес смотрящих морд,

Привычного угла.

Уходит в небо от —

Туманного себя.

Ещё полслова, word

Из лёгких декабря…

Ещё полслова, word?

Закат карминным жжёт.

Заросший снегом форт

Да ангел-идиот

С тождественной трубой

(Ветхозаветный мим?),

С моей – во рту – судьбой…

Да сумеречный нимб…

* * *

Во всех углах бессонница стоит,

Сопливый ветер задохнулся в коме.

Снега листают белый манускрипт,

В глазах луны качается нефрит,

Желтеет плоть в космическом капроне.

Я в комнате, как в шаре под водой, —

Животное, особенно во взоре.

Зависнув в ноутбукe стрекозой,

Кому сказать спасибо, что – живой,

В живительном сдыхая алкоголе?

Когда кругом бессонница сквозит —

Ни двойника, ни женского обличья.

Кастальский ключ лакает алфавит

(На кухне демон в мойке шебаршит),

Но к ангельским дверям не та отмычка…

Когда кругом бессонница корпит —

В кенийской маске прячутся виденья,

Кто свет потусторонний объяснит,

Когда глагол под ложечкой болит,

Когда в сиротстве музыки Спасенье?..

БАТИСКАФ

В окне пейзаж – припомнишь Писсарро —

Перешагнёшь в стихи, держа руками

Видение в сиреневом: тепло

Под серыми, в изломах, облаками.

Держу в руках видение – тебя…

Весь в мареве художника ландшафтик,

В котором ветер, в дудочки трубя,

Прохожего закутал в мягкий шарфик,

Одел в пальто и – спрятал за углом,

Опять Камиль художник «вынул дождик»,

Который – раз и – сделался прудом,

Где рядышком лопух и подорожник,

Где туча в тучу переходит, как

Видение в виденье – раз – и сплыло.

Я так один. Любой ужастик-страх

По барабану! По фигу! Квартира

Меняет облик: тянет тень крылом,

Над шкафом, подрезая привиденье,

Штормит за шторой шумовым дождём…

Как в батискафе, я – в стихотворенье…

ДВЕРЬ

Так жизни мало, потому теперь

Во всякой жилке копится Усталость:

Берёт за шкирку, втискивает в дверь —

Где на стишок, на книжку намечталось.

Был птичий звук, и был животный звук,

Глоток Эреба и строка Эреба,

За долгий север – на закуску – юг,

Да облачко, закутанное в небо,

Да свет, с которым вытекает ночь,

Чай с лепестками розы и жасмина…

Как много шелестнуло пообочь…

Не получилось крохотного сына.