Текст книги "Властители ночи"

– Можно сказать, да, – ответил Ник. – В конце концов, этим мы занимаемся с самого рождения.

– Но что конкретно?

– Конкретно – мы хотели бы, чтобы вы в доступной форме познакомили нас со следующими темами: сны, сновидения, кошмары, страхи, содержание снов… – помог я Дугласу. – Если мы что-то из этого поймем, то начнем задавать вопросы.

– Хо-хо! – По мере того как я говорил, профессор всё выше поднимал брови и откидывал назад голову. – Довольно широкая тематика, я бы сказал.

– Не сумеете?

– Сумею, конечно. – Он провел указательным пальцем вдоль ноздрей, одновременно втягивая ими воздух. Послышался звук, похожий на дыхание простуженного слона. – Но, учитывая широту темы, естественно, изложение будет очень популярным…

– И очень хорошо, профессор, – обрадовался Ник. – Именно это нам и надо. Потом уточним детали…

Из дома вышел охранник с подносом. Поставив поднос на столик, он подошел к машине и чудесным образом исчез, словно впитавшись в кузов. Профессор спокойно долил в кофе сливки, всыпал сахар, размешал, попробовал, добавил еще.

– Конечно, я так и не узнаю, с кем имею честь и с какой целью меня…

– Профессор, – Саркисян наклонился к ученому, – мы платим за консультацию шесть тысяч и выделяем грант институту. Это в самом деле вполне приемлемая оплата.

– Наверняка! – Профессор отставил чашку и сделал глоток бурбона. – Ладно. – Он бодро хлопнул ладонью по бедру. Мне он начинал не нравиться. – Гм… С чего бы начать… Ладно! Начнем с того, что до сих пор мы не знаем, зачем, собственно, и почему мы спим, хотя есть одна закономерность, а именно: спят все, у кого есть мозг.

– Простите, – вмешался Ник, – а что, есть такие, у кого нет мозга? – Он сардонически усмехнулся.

– Дождевой червь, например, – спокойно парировал Таттл. – Устрица.

– Ну да… – Ник больше не улыбался.

Зато улыбался я – поскольку не успел задать тот же вопрос до Дугласа и теперь имел на это полное право.

– Итак, – продолжал Таттл, – мы спим наверняка в память о тех временах, когда наш не цивилизованный еще предок вынужден был отдыхать ночью, чтобы пережить очередной день. Во всяком случае, существует несколько десятков тысяч тщательно исследованных и описанных случаев, когда люди в результате контузий и повреждений не смыкали глаз в течение нескольких или даже нескольких десятков лет и нормально функционировали двадцать четыре часа в сутки. – Он глотнул бурбона. – Сновидения – неотделимая черта сна, а кошмары, например, являются, как сказал когда-то Джон Мак, «самыми страшными психическими переживаниями, какие только могут случиться с людьми». Человек, преследуемый таким кошмаром, впадает в состояние наивысшего ужаса, в смертельном страхе бежит от воображаемых противников, врагов, преследователей. Застигнутый в безвыходной ситуации – на пристани, в глухом переулке, в лифте или даже в своем собственном, но в данный момент враждебном жилище, – он может оказаться на грани удушья. Впрочем, – он многозначительно посмотрел на нас, – кто знает, сколько умерших во сне отправились на тот свет в результате именно такого кошмара. Во всяком случае, почти каждому известны подобные истории – попадание под грязевую, каменную или снежную лавину, падение в пропасть, с крыши, с самолета…

– Простите, вы, профессор, говорите о кошмарах. Означает ли это, что сон исследован лишь с этой стороны? – спросил я.

– Нет, но я думал… – Он беспомощно огляделся, впервые после того, как вышел из машины, почувствовав себя слегка неуверенно. – Раз вы… вы… Ну, понятно! Просто я…

– Кошмары, как неотделимая часть явления, наверняка нас интересуют. Но начнем с самих сновидений как таковых. Что их вызывает?.. —Я огляделся, ища поддержки у друзей, но их не было рядом, во всяком случае, никто не отозвался.

– Ага. Ладно. Ладно… – повторил он, собираясь с мыслями. – Звучит парадоксально, но мозг человека вовсе не отдыхает во сне; мы уже точно знаем, что во время сна он работает интенсивнее, чем, например, – он показал на гамак, три головы повернулись и посмотрели в ту сторону, – во время обычного пребывания в лежачем положении. – Словно по команде, мы повернулись обратно. Несколько секунд он держал паузу. – Основной цикл сна повторяется несколько раз в течение ночи. Мы выделяем в нем до пяти фаз. В первой фазе человек просто переходит от бодрствования ко сну. Это обычно продолжается около пяти минут. Во второй фазе у спящего снижается частота дыхания и сердцебиения, падает также температура тела и уменьшается скорость обмена веществ.

– Поэтому не следует наедаться перед сном? – спросил Ник.

Он явно не мог примириться с недавней оплошностью. Похоже, ему хотелось наброситься на профессора и прыгать по нему, как по батуту.

Таттл испепелил его взглядом.

– Несколько минут спустя начинается третья фаза, когда мозговые волны на электроэнцефалограмме становятся более регулярными, ну, а еще через какое-то время наступает четвертая – так называемый глубокий сон. И только потом начинается наиболее интересная для нас, ученых, фаза быстрого сна, называемого также парадоксальным. Парадокс заключается в том, что мозг спящего столь же активен, как и наяву, в то время как его тело спит. Именно в фазе быстрого сна происходят сновидения, а наблюдателя удивляет неподвижность спящего, за исключением быстрых движений глазных яблок; наступает паралич туловища и конечностей, а наиболее характерным является снижение напряжения мышц шеи и падение активности межреберных мышц, так что дыхание поддерживается в основном благодаря работе диафрагмы. Люди, страдающие нарушениями дыхания, могут даже умереть из-за снижения активности дыхательного центра. С другой стороны – во время кошмарных сновидений пульс спящего может подскочить за пятнадцать секунд до ста восьмидесяти ударов в минуту; ни одно другое событие, ни резкое физическое усилие, ни даже страстный половой акт не могут вызвать столь быстрого увеличения пульса.

– О господи, профессор, – простонал Ник, – вы хотите сказать, что во время сна я всё время нахожусь под гильотиной?

– Ну, не стоит преувеличивать, – покровительственно улыбнулся разоруженный Таттл. – Здоровым людям ничего не угрожает как во сне, так и наяву, а для больных опасность одна и та же. Хотя иногда… – Он развел руками.

– А что насчет сновидений? – вмешался я.

– Фаза быстрого сна занимает от двадцати до двадцати пяти процентов сна и сокращается с возрастом. Она появляется с интервалом в девяносто минут и каждый раз продолжается от пятнадцати до тридцати минут. Первый период парадоксального сна, наступающий примерно через полтора часа после засыпания, обычно короткий, следующие периоды, около четырех, – длиннее. Таким образом, первая фаза быстрого сна продолжается десять минут, а последняя, уже ранним утром, может длиться час. Но в любом случае в памяти остаются лишь сновидения, которые были прерваны в фазе быстрого сна, хотя и они быстро выветриваются, теряют свой цвет и привлекательность, а потом забываются. Даже записывание не помогает: всё сильнее в них видны отсутствие логики, несвязность и сюрреализм.

– Сновидения бывают у всех? – быстро спросил я.

– Да, – безапелляционным тоном ответил он и, заметив, как шевельнулся Саркисян, добавил: – Те, кто утверждает, что у них не бывает сновидений, просто просыпаются в фазе нормального сна и потому ничего не запоминают.

– А как так получается, что, например, мне снилось, – начал Саркисян, – что меня обложили взрывчаткой, а потом произошел взрыв, и я проснулся? Оказалось, что поблизости действительно раздался выстрел. Значит ли это, что во сне я стал ясновидцем? Что я предвидел этот выстрел и подстроил под него сновидение?

– Что подстроили – справедливое замечание, – обрадовался Таттл. – Но мы уже давно убедились, что время в снах не обязательно течет линейно. Вы просто услышали грохот, а мозг за долю секунды «сотворил» подходящий к этому звуку сон, как бы происходивший раньше по времени. Неплохой фокус, но во время сна и не такое бывает! – Он рассмеялся, гордясь собственным превосходством. – Иногда то, что мы во сне слышим по радио, или телевизору, или из ведущегося рядом разговора, переходит в сновидение, и утром мы вспоминаем, что во сне сгорел какой-то самолет, а потом из новостей узнаем, что это произошло на самом деле. И так далее.

– А вот другой сон, – подхватил я. – Мне снилось, будто я всю ночь не сомкнул глаз, и я проснулся, повторяю, проснулся, страшно уставшим, словно действительно не спал ни минуты. Однако я знаю от другого человека, что спал как сурок.

– Знаете, очень часто случается, что сновидения становятся продолжением последних сознательных мыслей. Например, известный писатель конца прошлого века Норхан Каббидж утверждал, что всегда перед сном думал о последних написанных словах, о последних сценах. Часто во сне он видел продолжение, которым затем пользовался. В случае вашего сна – последней сознательной мыслью могло быть что-то вроде: «Черт побери, не могу заснуть, только мучаюсь. Утром буду падать от усталости!», или что-то подобное. Ну, вот вам это и приснилось.

Он довольно улыбнулся.

– А… – я постучал пальцем по столу, чтобы снова привлечь к себе внимание профессора, – можно ли управлять снами?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Речь идет о содержании сновидений, – уточнил я.

– Управлять снами? – Он поморщился. – Знаете, перегрев организма или переедание влияет на частоту появления кошмаров. Поэтому, например, больные с высокой температурой…

– Нет, я имею в виду специально вызываемые… – я щелкнул пальцами, – сюжеты.

– Ну, как я уже говорил – с помощью, например, передачи какой-либо информации по звуковому каналу. Или читая перед самым засыпанием какую-нибудь лекцию, на которой объект должен сосредоточиться. Потом эта лекция часто получает свое продолжение. Мы можем довольно легко прерывать кошмары, даже можно после короткой и простой тренировки самому это делать…

– Понятно, но я имел в виду нечто иное: можно ли уложить человека спать, а потом включить ему сон об африканском сафари?

Профессор задумался.

– Если бы мне поставили такую задачу, то я попытался бы подсунуть ему какие-нибудь «африканские» звуки: там-тамы, рев слона, может быть, ливень на какой-нибудь равнине Серенгети. Но вызвало ли бы это именно такой сон…

– Значит ли это, что мы не в состоянии навязать сновидение? Например, сделать так, что человеку будет сниться, будто он разгадывает кроссворды?

Профессор наклонил голову и некоторое время, прищурившись, смотрел на меня.

– Это абстракция, которую я мог бы попытаться вызвать, лишь заставив интенсивно разгадывать кроссворды непосредственно перед сном, может быть, сеанс гипноза и нашептывание на ухо спящему текста: «Ты любишь разгадывать кроссворды. Ты часто этим занимаешься, и у тебя это хорошо получается».

Теперь уже я прищурился и посмотрел на него.

– И какова надежность…

– Почти никакой! – прервал он меня, явно довольный. – А знаете…

Я хотел задать очередной вопрос, но замолчал и кивнул, чтобы он продолжал.

– Знаете, – наверное, раз уже в третий начал он таким образом фразу, – у меня была одна коллега по профессии, так сказать. Вот как раз она пыталась вызывать конкретные сны – не с помощью гипноза. Лейша Падхерст… – Его взгляд затуманился – он вспоминал Лейшу и лишь потому не заметил, как мы вздрогнули, все трое. – У нее, чертовки, даже была куча грантов. Деньги сыпались на нее как из рога изобилия! – Он несколько принужденно засмеялся. – Конечно, дама она привлекательная, но не настолько, чтобы от нее можно было сойти с ума. Честно говоря, даже в нашем довольно завистливом кругу я ни о чем подобном не слышал, и тем не менее ее исследования прекрасно финансировались.

– А где она работает? – осторожно спросил я.

– В Институте Моргана. То есть – работала. Год… нет, больше, года полтора назад она вроде бы получила наследство и всё бросила. Уволилась из института, уехала куда-то… в Оклахому?

Я едва не поправил: «в Огайо», но удержался.

– А ее исследования? – Он оживился:

– Очень хорошо, что вы спросили. – Он схватил свой стакан и сделал глоток. Я тоже. Остальные тоже не стали ждать тостов. – Надо бы это проверить, но за два месяца до ее ухода из института в компьютерную систему штата проник вирус. Какая-то сволочь запустила червя, который выжрал кучу данных из институтской базы. А сразу же после случился пожар, не на ее кафедре, в соседнем здании, но пострадала и их библиотека. Может, именно поэтому Лейша рассердилась и ушла – может быть, ей не хотелось или у нее уже не было сил повторять или воспроизводить всё сначала? – Он замолчал, пытаясь что-то вспомнить. – Кто-то мне говорил, что эти события ее подкосили…

– Кто, не помните? – спросил Саркисян.

– Гм… Кто-то из Моргана… – Он тряхнул головой: – Нет, не помню.

Я размышлял несколько минут, прежде чем решился задать вопрос.

– А, так сказать, серийные сны, – небрежно бросил я, – похожие друг на друга или взаимно друг друга дополняющие? Что об этом известно?

– Ну, это банально – те же бегства, полеты, завалы под лавиной…

– Нет, нет! Я имею в виду что-то вроде того, когда, например, мне снится, будто я покупаю у вас в киоске газеты, а вам той же ночью снится, что до этой газеты вам удалось продать мне четыре дюжины сигар и обсчитать на сорок центов?

Он вытаращил глаза, и этого мне было достаточно в качестве ответа.

– Н-нет… О таком не слышал… Гм… это интересно…

Мне вовсе не было нужно, чтобы он заинтересовался и болтал об этом где попало.

– А кто еще занимается снами, кроме этой Падворст и вас?

– Падхерст… – машинально поправил он. – О, многие. Одним хотелось бы исключить сон из нашей жизни, ведь это продлило бы время активной деятельности, фактически – время жизни, почти вдвое. Другим, не столь радикальным, хотелось бы научить людей спать несколько раз в сутки по полчаса, что дало бы и нормальный отдых, и продлило бы время бодрствования. Третьим, к которым принадлежу и я, хотелось бы использовать сновидения для моделирования личности, лечения психических заболеваний, эффективного обучения. Это, так сказать, наиболее обширная область исследования снов.

– А результаты? – спросил Дуг Саркисян.

– Очень, очень интересные, – с хитрой усмешкой ответил профессор, глядя на Саркисяна, словно кот на сметану. – Но это уже дело будущего…

Ясно – вы мне грант, я вам результаты. Я мимоходом подумал, что этот разговор будет стоить ЦБР дороже, чем предполагалось ранее. Таттл, видя интерес к своим исследованиям, высосет всё, что можно, прежде чем скажет еще хоть слово.

Саркисян вопросительно посмотрел на меня и Ника. Мы молчали.

– А вы не могли бы сказать хоть пару слов о том, из-за чего все эти расспросы?

– Профессор, в данный момент…

Таттл посмотрел на душевную улыбку Саркисяна, на его разведенные руки и вздохнул. Над столом, над нашими головами, повисла тишина. Профессор втянул щеки, прикусив их изнутри, и заложил ногу на ногу. Гигантские ступни чуть ли не со свистом рассекли воздух.

– Прошу прощения. – Я встал и кивнул Нику: – Можно тебя?

Мы отошли в сторону корта. Саркисяну следовало вежливо, но решительно и быстро избавиться от профессора.

– Есть какие-нибудь идеи? – Я посмотрел на Ника.

– А у тебя? – задал я контрвопрос.

– С той профессоршей что-то случилось, верно?

– Наверняка. Результаты ее исследований сгорели, записи в базе данных уничтожены… Она сама куда-то исчезла…

За моей спиной хлопнула дверца «линкольна».

– Интересно, какие возможности есть у Дуга, – сказал я в пространство.

– Спроси его, – предложил Ник.

– Ну да, я же забыл, что ты его подчиненный.

– А ты – его друг!

Мы вернулись к Саркисяну, подозрительно смотревшему на нас.

– И как, дало это нам что-нибудь? – спросил он.

– По-моему, да. Во-первых, мы кое-что знаем о снах. Во-вторых, у нас есть еще один след: Падхерст. – Я закурил и, затянувшись, выпустил длинную струю дыма. – Что-то, видимо, она в снах нашла интересное…

– Прекрасно, – усмехнулся Саркисян. – Пойду к Э. М. П. и скажу ему, что мы вынуждены гоняться за сновидениями и это будет нам стоить несколько вовсе не приснившихся десятков тысяч.

Мы сочувствовали ему, но не настолько, чтобы пойти вместо него к шефу Центрального Бюро Расследований Эзре М. Парсону и объяснить ему необходимость подобных расходов. Дуг бросил несколько фраз, по сути своей комментировавших нашу позицию, и уехал.

Мы отправились на корт, а потом провели почти два часа на поле для стрельбы из лука. Мальчикам удалось по два раза попасть в мишени, а нам – избежать их стрел. Я тоже попал два раза, хотя один раз случайно, во всяком случае, не в свою мишень. Лучше всего получалось у Ника, который раздражал всех, дырявя мишень, к тому же свою, и притом всем содержимым колчана. Лишь когда Филу пришла в голову идея встать позади него и щекотать его под мышками, наши шансы несколько сравнялись. В сумме наша любительская четверка, Пима, я, Фил и Бинки, завоевала семнадцать очков из ста возможных, Ник Дуглас же – несколько больше, а именно восемьдесят четыре. Но радовался этому только он сам.

«Похитители у нас…»

Меня разбудила Пима. Вырванный из сна, я нервно схватил трубку и стукнул ею себя по голове. Лишь после этого я окончательно покинул страну сновидений.

– Да?!

– Оуэн, одевайся, и ждите с Ником машину. Похитители у нас, только торопиться особо некуда – они мертвы.

– Хорошо. Тьфу, я не то хотел сказать… Неважно…

Я положил трубку. Пима спокойно выслушала еще более краткую версию данного известия. Я выбрался из-под одеяла и помчался в ванную. Семь минут спустя я был в холле, еще чуть позже ко мне присоединился заспанный Ник. Мы спустились в гараж. Нас ждали два одинаковых «форда» с одинаковыми номерами. Мы сели в один из них, стекла стали непрозрачными, и мы поехали. За воротами мы свернули налево, вторая машина направо. Процедура доставки нас в секретную резиденцию была разработана во всех подробностях и впечатляла точностью исполнения. Я до сих пор не мог забыть: после того, как были найдены мальчики, нас перевозили сюда, в убежище. В туннеле Эдисона нам преградил дорогу автобус, сзади и с боков видимость закрывали два грузовика, мы неожиданно свернули в технический коридор, а чуть раньше оттуда вынырнул точно такой же лимузин, как наш. Если кто-то за нами следил, то наверняка поехал за ним. Не знаю, куда он его завел. Теперь – два «форда». Интересно, существует ли еще более секретная процедура? Наверняка президента прятали бы тщательнее. Хотя Дуг утверждал иное.

– Может быть, ты знаешь больше меня? – спросил Ник.

– Кто-то избавляется от свидетелей.

– Это глупо.

– Знаю, но не я этим занимаюсь.

Удивительна вера преступников в возможность разорвать с помощью убийства цепочку других убийств, этакое затирание следов одних трупов другими. А ведь убийство убийцы приводит лишь к тому, что интерес следствия переносится на очередной объект и никогда не заканчивается. И каждое убийство дает всё больше материала для сравнения, анализа, поиска. К счастью, преступники не столь хитры, как я.

Мы ехали час, с одной пересадкой. Потом мы въехали в какой-то гараж, по крайней мере так я полагал, судя по тому, как нас прижимало к правому боку салона. С его крыши нас забрал вертолет с надписью «Федеральное Бюро Энергетики». Несмотря на возбуждение из-за того, что мы, возможно, ухватились за какой-то след, монотонное гудение двигателя и свист лопастей вызвали у меня странную сонливость, и я заснул.

Лишь когда мы оказались над целью нашего полета, Ник толкнул меня в плечо.

– Чтоб тебя, Оуэн, – сказал он с завистью в голосе. – Ты что, таблетки какие-то принимаешь, или как? У меня глаза слипаются, и всё равно я глаз не сомкнул, – пожаловался он.

– Потому что ты на работе… – Я зевнул и потянулся. – Где мы?

– У меня на работе! – буркнул он и пошел в туалет.

На горизонте виднелось ночное зарево какого-то города, под нами была автострада с немногочисленными огнями двигавшихся по ней автомобилей. Несколько освещенных, словно новогодние елки, грузовиков, мотель. Похоже, именно туда мы и направлялись. Чуть в стороне дважды мигнули фары какой-то машины, выхватив из темноты участок земли и несколько кустов, отбрасывавших казавшиеся демоническими тени. В это освещенное пространство пилот и направил вертолет.

Мы сели мягко и профессионально, словно на пирожное с кремом, и если бы не изменившийся звук турбин, я считал бы, что мы всё еще в воздухе. Мы спрыгнули на землю.

– Здравствуйте! – крикнул кто-то. – Прошу за мной!

Пригнувшись, мы пробежали под вращающимися всё медленнее лопастями, затем перешли на шаг. До мотеля «Пируба» мы добрались через две минуты, уже в полной тишине. Проводник шагал впереди, не говоря ни слова и не показывая лица. Он подвел нас к одному из ярко освещенных домиков и жестом пригласил внутрь, сам же остался снаружи, пополнив ряды тех разбуженных, которым обязательно хотелось узнать, что же вырвало их из сна.

В первой комнате не было никаких следов преступления, кроме сидевшего в кресле усталого местного шерифа. На пороге спальни стоял Саркисян. Он сразу же помахал нам рукой, и мы вошли.

– О гос-споди… – простонал Ник.

Я молчал, поскольку мог лишь к нему присоединиться.

Вся комната была залита кровью. На стенах и потолке ее было столько, что казалось, будто как раз на полу ее меньше всего. Естественно, это была лишь иллюзия, но достаточно отчетливая. По обе стороны от двуспальной кровати, на полу, где обычно стоят тумбочки с лампочками, телефонами и Библиями в ящиках, кто-то усадил тела женщины и мужчины. Голова женщины была отрезана и лежала на коленях, руки убийца поместил на ее макушке, так что казалось, будто она держит голову, чтобы та не улетела. Чудовищный юмор. Длинные волосы, пропитанные кровью, были расчесаны и аккуратно уложены вдоль бедер и на полу. При жизни она наверняка не была некрасивой, но в данный момент я был не в состоянии оценить черты ее лица, скрытые под уже запекшейся кровью. Трудно было определить и ее возраст, хотя скорее всего она была моложе меня. Я шагнул в сторону и посмотрел на мужчину. Какой-то агент сканировал его лицо; услышав мое приближение, он прервал свое занятие и прошептал:

– Сейчас уберу кровь, можно будет их увидеть… по-другому.

Я кивнул и встал рядом. У этой жертвы голова была на месте. На нее кто-то положил вырезанную из распоротого живота печень. «Парик» отвлекал внимание, не позволяя присмотреться к лицу.

– Эти потроха тоже, пожалуйста, уберите, – бросил я агенту со сканером.

– Ясное дело.

У мужчины – мне удалось пересилить себя и оценить его возраст: от двадцати восьми до тридцати двух лет – были взрезаны живот и диафрагма и вынута печень. Убийца повозился и с гениталиями, но всё покрывала корка запекшейся крови. Я отошел в сторону и окинул взглядом комнату. Судя по количеству крови на полу, жертвы таскали по всей комнате. Обильно залитая кровью кровать – возможно, именно там их застрелили, – затем кровавые полосы на ковре, в нескольких направлениях, и, наконец, у стен, на месте отодвинутых в стороны тумбочек. Потом, видимо, кто-то набирал в спринцовку хлещущую кровь и разбрызгивал ее по стенам и потолку. И при этом он наверняка смеялся. Если не блевал – значит, смеялся.

– Какой-то псих, верно? – Я посмотрел на Ника. Он кивнул.

– Или он хочет, чтобы мы так думали.

– Само собой. Слишком уж колоритная сцена… – Ник мотнул головой в сторону мужчины:

– У него так измазаны рот и подбородок…

Я присмотрелся внимательнее, пытаясь понять, что он хочет этим сказать. Ага, в самом деле!

– Ему что-то засунули в рот?..

– Угу.

Я почувствовал, как холодеет у меня внутри.

– Могу поклясться, что бедняге отрезали член, – пробормотал Ник.

Он был прав. Бедняга. С другой стороны, это именно его я собирался пинать до потери сознания, это он и его подруга похитили моего сына и сына незнакомых мне Дельбарров. Подошел сканировавший лица техник и показал нам экран. Ни женщина, ни мужчина не были нам знакомы. Рядовые, ничем не запоминающиеся лица.

Я достал сигарету и направился к двери. Пусть техническая бригада развлекается как хочет. Мы вышли в салон, но там сидел шериф, дремавший в кресле. Впервые в жизни я видел местного полицейского, который не путался под ногами и не требовал посвятить его во все нюансы следствия. Мы вышли наружу, здесь было намного приятнее, по крайней мере нигде не валялись изуродованные трупы.

– На парковке стоит фургон, обильно запятнанный изнутри мочой Фила и Бинки, – сказал Саркисян, закуривая «Голден гейт» из моей пачки.

– Ты начал курить? – спросил я, видя его, кажется, четвертый раз в жизни с сигаретой во рту.

– Нет. – Он раздраженно махнул рукой. – ДНК еще не готова, будет через пятнадцать минут. Кроме того, несколько электронных штучек, с помощью которых они общались с нами… – Он сильно затянулся, каким-то образом оставив дым внутри себя, поскольку, когда он говорил, в выдыхаемом воздухе не было никаких его следов. – Видимо, им было жаль вложенных в эти хреновины денег…

– Может, где-то одолжили? – заметил Ник.

– Может, и так, – согласился Дуг.

В конце концов закурил и я. Где-то в соседнем домике скандалил какой-то мужик; он хотел спать, а его женщина торчала у окна и с кем-то болтала.

– Давно вы здесь? – спросил я.

– Почти три часа. Сейчас соберется техническая бригада.

Из темноты появился коренастый парень с небольшим подносом.

– Шеф, кофе? – тихо спросил он.

– Отличная мысль, Нарьеда, – похвалил его Саркисян.

Я узнал его – это он вел лимузин, который столь ловко нырнул в техническое ответвление туннеля, а затем вынырнул уже с другим цветом кузова. Он вел машину спокойно и уверенно, именно так, как я люблю.

Мы стояли и пили кофе. Сорт был не из лучших, какой-нибудь «Блэк Кэт» не позволил бы ему даже стоять рядом с собой на одной полке, но, по крайней мере, он был горячим и настолько крепким, что казался густым.

– Если денег у них никто не спер, значит, их просто убрали, – сказал наконец Ник.

– А если сперли – значит, убрали, замаскировав следы, – добавил я.

– Ты уверен?

Я еще раз затянулся и щелчком отправил окурок далеко в темноту.

– Слишком многое вокруг меня творится, чтобы я поверил в случайное ограбление или сведение счетов. Кому-то кажется, будто я что-то знаю. Если бы я мог дать ему понять, что это лишь иллюзия, все эти странные события сразу бы прекратились.

Вот уж действительно! Я сам не верил в собственные слова.

– Или ты что-то знаешь, но не отдаешь себе отчета в том, что… Ай!.. – Дуг отхлебнул чересчур много кипятка из кружки.

– Да… Может быть… Стоп! – Я стиснул зубы и на несколько мгновений попытался отключиться, полностью сосредоточившись на одной мысли. – Дуг, мы не подумали о миссис Гроддехаар, – процедил я. – А ведь, в сущности, с нее всё началось!..

– Черррт… Нарьеда! – Рядом с нами тут же возникла большая тень. – Немедленно обеспечь тайное, но тщательное наблюдение за миссис Гроддехаар и ее охрану. Чикаго… – Он посмотрел на меня. Я пожал плечами – я не помнил адреса, даже не помнил, было ли мне что помнить. – Во всяком случае, через пятнадцать минут там должны быть… – Он снова посмотрел на меня.

– Десять человек как минимум. Там целая резиденция, сложенная, наверное, из привезенных из Англии кирпичей.

– Двадцать постоянно, ясно?

Нарьеда кивнул и выхватил из кармана телефон. Саркисян неожиданно схватил его под локоть и потащил куда-то в темноту.

– Всё тайны, черт бы их побрал! – рявкнул я.

– Ничего… – Дуг тут же снова появился из темноты, – такого, что касалось бы тебя. Речь идет о распределении премий. – Я молчал, но злился. Возможно, он был прав. – Идем, у техников уже есть первые данные.

Мы вошли в номер, примыкавший к последнему жилищу двух неудачливых похитителей. Двое техников склонились над своими экранами, касаясь их кончиками пальцев, еще двое собрали со стола бумаги, бросив на Саркисяна быстрый испуганный взгляд. Мы сели в поставленные в ряд кресла, словно приглашенные на просмотр очередного творения Голливуда.

– Итак, личность потерпевших установлена, вне всякого сомнения. Оба ранее не судимы. Жили вместе последние шесть лет. Она: Мардж Тора, библиотекарь, он: Слим Кью, наладчик кондиционеров. Пока что больше ничего о них неизвестно, – процитировал он по памяти одну из своих бумаг. – Они выехали из Техаса две недели назад, в отпуск. Как они оказались здесь и почему похитили… То есть – что толкнуло их на путь преступления, мы не знаем. Мы восстанавливаем их путь от места жительства до этого мотеля, проверяем счета, где должен быть перевод мистера Йитса. – Пожилой, с седеющими висками техник окинул нас взглядом. – Теперь – что здесь… Их убили семь-восемь часов назад, то есть через сутки после успешного обмена детей на деньги. Оба застрелены, каждый получил две пули в шею, но убийца целился так, чтобы пуля шла вниз, то есть ему было нужно, чтобы не было выходного отверстия. Иначе я этого объяснить не могу… Далее, у нее отрезана голова электрическим ножом, наверняка переносным, на аккумуляторах. Во рту мы нашли две металлических пуговицы, соединенных тонким ремешком. – Он пожал плечами: – Пока что мы не можем сказать, в чем смысл этих пуговиц, каково их назначение или символика. Теперь он… Его таким же образом застрелили, затем взрезали брюшину, извлекли печень и положили на голову. Кроме того, у него отрезан пенис… – Он откашлялся. – Поскольку мы не нашли эту часть тела…

– Поищите во рту, – вмешался я, повинуясь внезапному вдохновению.

Однако я имел дело с профессионалами наивысшего класса.

– Мы искали, – тут же ответил докладчик. – Во рту его нет, но наверняка он где-то дальше… глубже. Его воткнули в рот и чем-то протолкнули… Пока неизвестно, лишь после вскрытия можно будет сказать точно.

– Хорошо, что еще?

– Кровь на потолке и стенах, вне всякого сомнения, принадлежит потерпевшим. Убийцы – их было по крайней мере двое – набирали кровь в какие-то спринцовки, возможно типа тех, что используют мясники, а затем разбрызгивали ее по стенам.

– В таком случае они сами должны быть забрызганы кровью? – спросил Ник.

– Наверняка, хотя они пользовались пластиковыми накидками – кто-то из них зацепился об угол шкафа и оставил там обрывок. Но обувь и штанины должны быть сильно испачканы. Вот только со времени убийства прошло уже девять часов, и их одежда давно могла сгореть.

– Какие-то другие следы?

Докладчик покачал головой, затем бросил взгляд на мучивших компы коллег, а когда те тоже покачали головами, добавил:

– Ничего. По крайней мере на данный момент. Конечно, мы получим анализ воздуха, характерные признаки разреза на шее потерпевшей, исследуем пули, содержимое желудков, установим путь их перемещения из Техаса. В течение суток всё будет готово. – Он сел. – С удовольствием выслушаю ваши предложения…