Текст книги "Властители ночи"

– Как можно более широкий круг их знакомых, – сказал я и повернулся к Саркисяну. – Кто-то их снарядил на эту работу, снабдил всем необходимым, а потом прикончил. Разыщите, но без лишнего шума, всех родственников и знакомых, начиная со школы, и, вообще, пусть постоянно действуют сравнительные фильтры: как только где-либо и когда-либо в их окружении одна и та же личность появится дважды – тревога. Естественно, необходимо допросить всех здесь присутствующих, а тех, кто уехал уже после убийства, – найти.

– Это понятно, – вмешался Дуг, но увидел мой испепеляющий взгляд. – Прошу прощения…

– Я просто думаю вслух… Введите в базу фамилии Гроддехаар, Падхерст, Таттл, все, которые…

– Веринчи! – подсказал Ник.

– Именно. Институт Моргана, та хижина Лейши Падхерст… Я уже не говорю о том, что если где-то появится что-то связанное со сновидениями…

Саркисян движениями бровей провел в воздухе линию между мной и техником. Все трое техников радостно закивали. Мы встали и вышли наружу.

Светало. В нескольких до сих пор темных окнах вспыхнул свет, в нескольких других, до сих пор освещенных, – погас. Замолк ругавшийся с любопытной подружкой зануда с испанским акцентом. Мы закурили – сигареты были только у меня, семь штук. В таком темпе, подумал я, придется посылать в город вертолет за куревом. Может быть, есть и тут в баре. Что-то заскрипело над крышей мотеля – может быть, пробудился какой-то флюгер?

На половине сигареты зазвонил телефон Саркисяна. Дуг достал трубку и начал слушать, всё больше каменея. В конце концов он протянул руку с сигаретой в сторону Ника, а когда тот удивленно протянул свою, просто сунул горящую сигарету ему в ладонь, словно в пепельницу. Ник зашипел и швырнул окурок на землю. Дуг этого не заметил – он стоял, уставившись стеклянным взглядом в небо, весь сосредоточившись на трубке, передававшей ему в ухо какие-то данные.

Так продолжалось три, может быть, четыре минуты, во всяком случае, я успел выкурить сигарету и еще половину второй.

Наконец Дуглас Саркисян хлопнул себя по карману.

– Черт бы тебя побрал, Оуэн! – процедил он. – Неужели каждый раз, когда происходит что-то экстраординарное, ты должен оказываться в центре событий?!

– Но я… Ничего не знаю…

– Вот именно! – яростно завопил он. – Но тебе обязательно захочется это узнать, мать твою так! И потому всё пойдет совершенно по-идиотски, а не так, как это делаем мы! Как это должны делать профессионалы!

– Я пока не знаю, что должно происходить!.. Мать твою так! – добавил я, надеясь, что провокация удастся.

– Нет, я не могу!.. – простонал Дуг, махнув рукой троим быстро приближавшимся охранникам, обеспокоенным его воплем. Охрана вглядывалась в шефа с надеждой, что он позволит им мне всыпать. Он не позволил – дыхание его было тяжелым, как у разъяренного андалузского быка, но он всё же сдержался. Молодец. – Черт бы всё это побрал!..

Он направился к вертолету, помахав рукой, чтобы пилот не включал двигатель. Когда мы вошли внутрь, он рухнул в кресло и бросил Нику:

– Ты меньше всех устал… Дай нам по глоточку.

Первые глоточки пошли быстро. После второго Саркисян сказал:

– Больше я тебе ничего не скажу, Оуэн. И даже не пытайся возражать, а если не послушаешься – вылетишь из этого дела. С большой высоты. Нет, я в самом деле клянусь: ты получишь такую порцию оглупляющего, что, выражаясь твоим убогим языком, у тебя будет путаться голова с задницей. А мы в это время будем делать то, что должны. Если ты выдержишь до дома, то там я тебе расскажу всё, что знаю. Но сейчас – ни слова!

На этот раз я ему поверил. И хотя меня так и распирало от комментариев, вопросов и предположений – я выдержал. А после часовой лекции Саркисяна, выслушанной уже в бункере ЦБР, мне стало не по себе, и я забыл про приколы, язвительные замечания и вообще все подобного рода идиотизмы.

Поскольку повода шутить не было. Абсолютно никакого.

Часть вторая
«СПОКОЙНОЙ НОЧИ, МОЖЕТ БЫТЬ, ЕЩЕ ПРОСНЕШЬСЯ»

«Мелкая изморось сменилась легким дождиком…»

Дорога заканчивалась совсем как девичество – неожиданно и необратимо: она вбегала на мост, шла как ни в чем не бывало до первого пролета и… попросту исчезала. Второй пролет моста торчал из воды метрах в двадцати от берега, ощетинившись толстыми металлическими прутьями. Если бы я каким-то чудом спрыгнул туда, например, с вертолета, то наверняка напоролся бы на железяку. Вот только зачем мне было туда прыгать? Я поставил машину на ручной тормоз и вышел под дождь. Моросило уже четыре часа, что меня, с одной стороны, радовало, а с другой – беспокоило: я не люблю дождь, а в особенности такой вот затяжной, унылый и мелкий. Кроме того, он закрывал вид на горы, так что я не мог видеть, во что ввязываюсь и чего ради покинул уютный и сухой Нью-Йорк.

Подойдя к первому ограждению, я толкнул его ногой. Оно загрохотало, нарушив насыщенную влагой тишину. Вынув руки из карманов, я поднял воротник и отодвинул ограждение в сторону, так же поступил и со вторым. На растянутую, словно третье ограждение, проволоку я вообще не обратил внимания. Вернувшись к тихо шумевшему двухсотсильным двигателем БМВ, я сел за руль, не сумев удержаться от того, чтобы не бросить взгляд на прикуриватель, но всё же заставил себя думать над дальнейшими действиями, а не над положительными и отрицательными сторонами прощания с дурной привычкой. Из динамиков доносился очередной шлягер группы «Догз энд Боунз», а я занялся отпечатками пальцев. Я точно помнил, до чего дотрагивался, но, несмотря на это, дважды протер всю внутренность салона, заполнив его запахом «свежей кожи» из аэрозоля. Затем я медленно проехал вперед, остановившись лишь после того, как капот разорвал проволоку, проверил, насколько далеко от края находятся передние колеса, и вышел из машины. Поместив между педалью газа и краем сиденья дощечку с привязанной к ней веревкой, я дернул за нее. Дощечка выпала, двигатель снова мягко, но энергично заурчал; я послал последний чувственный взгляд прикуривателю, надел перчатки, протер ими клавиши плеера, рычаг скоростей, кожу сиденья. Еще раз нажав на газ с помощью дощечки, я проверил, надежно ли держится веревка. Ждать больше было нечего, но я еще раз внимательно огляделся по сторонам. Из динамиков доносилась романтически-металлическая баллада.

– Не злись, старик, – сказал я Джассарею, заканчивавшему одну из своих божественных песен. – Я сразу же куплю комплект твоих дисков…

Присев возле машины, я резко ударил по рычагу и отскочил; коробка передач рявкнула от столь хамского обращения, но передала усилие на колеса. БМВ с номером С850 SGI промчался мимо меня, слегка свернув в сторону, но практически не отклонившись от предназначенного ему мной пути к первому, и наверняка последнему, полету в воду. Я крепко схватился за веревку, дощечка выпала, как и предполагалось, двигатель тотчас же стих, но машину спасти уже не мог. Автомобиль исчез из виду, а я даже не стал тратить время на то, чтобы посмотреть, как в мутной Айриш-Ривер тонут полмиллиона долларов. Может быть, потому, что не моих?

Смотав веревку, я отложил ее в сторону и несколькими горстями песка присыпал черные следы стертых шин. Забрав веревку, я вернулся на шоссе и поставил на место ограждения. Отвязав дощечку, использовавшуюся для блокировки педали, я швырнул ее в кучу строительного мусора, веревку – в воду, ополоснул руки в луже. Больше мне ничего не оставалось, кроме как возвращаться под дождем в Редлиф-Хилл. Восемь километров. Я зашагал по дороге, подсчитывая, сколько воды может впитать одежда такого индивидуума, как я, – сто восемьдесят шесть сантиметров, восемьдесят килограммов, короткие волосы. Усы. Усы, кажется, не намокают?

Мелкая изморось сменилась легким дождиком; судя по подсчетам, которые я делал на ходу, получалось, что каждые десять шагов на меня выливается около стакана воды. Сто шагов – десять стаканов, чуть меньше трех литров. Полкилометра – вот уже и ведро. Нет, наверное, не так – ведро воды весит двенадцать кило, через километр на мне был бы панцирь из двадцати, я бы это непременно почувствовал, черт побери. Наверняка избыток вытекает, подумал я. Я посмотрел вниз – в ботинках действительно хлюпало, но из них должна была бы хлестать вода, разве что я ошибся в подсчетах? Если бы еще забыть о сигаретах… О боже, как же мне сразу захотелось курить, когда я подумал о том, что не должен думать о том, как мне хочется курить. Попробую еще раз посчитать, может быть, пройдет. Дождь будет пытаться сбить меня с толку, то усиливаясь, то ослабевая, но полностью это ему никогда не удастся. Задача: на идущего под дождем человека падает каждую секунду «х» воды. Впитывающая поверхность этого человека составляет «у». Через какое время у него возникнет желание силы «z», чтобы помчаться кратчайшим путем к старой дороге, поймать машину и смыться из предместий Редлиф-Хилл, из этого проклятого промокшего штата и, может быть, самой этой благословенной страны?..

О, первые дома. Ура, буль-буль, хлюп-хлюп! Я восстановил в памяти план города: так, сворачиваем с главной, начинающейся здесь, Горизонт-авеню, попадаем на Брукс-авеню, две улицы, и небольшая гостиница. Там мы бросим якорь, послав кого-нибудь за сухой пижамой, двумя гектарами полотенец и – йо-хо-хо – бутылкой рома!..

Подтянув потяжелевшие, спадающие брюки, я двинулся дальше, словно участник провинциального состязания по бегу в мешках. Преодолев так полкилометра совершенно пустой улицы, я свернул на Брукс-авеню и, чувствуя прилив сил и надежды, побежал по скользкому тротуару вдоль ряда припаркованных автомобилей, с укоризной в ветровых стеклах ожидавших своих владельцев. Я как раз миновал заднюю часть выкрашенного в ярко-красный цвет фургона, не отрывая взгляда от маячившей впереди неоновой вывески, как вдруг его задние двери резко распахнулись. Я поскользнулся на мокром асфальте, инстинктивно пытаясь выставить руки, ударился виском о железо и завертелся вокруг собственной оси. Мне показалось, что сквозь грохот обрушившегося на меня неба я слышу чей-то крик, стукнулся затылком о кузов и успел подумать: «Это еще не всё!» Исключительно ценная мысль, поскольку и в самом деле в завершение я треснулся черепом об асфальт. В пронзительном блеске замаячило темное пятно, затем и оно посветлело и стало ярче солнца, а потом всё вокруг почернело, и реальность разорвала со мной все отношения.

Что-то обожгло лицо, стало больно. Я сделал всё, что мог, чтобы пересилить боль, то есть – застонал. Беззвучно. Нужно собрать все силы… Все – что? Где их взять?

Жжение сменилось холодом, в первое мгновение неприятным, но сразу же принесшим облегчение. Я благодарно вздохнул. Сквозь окно пробился свет, откуда-то возникло светлое пятно и нависло надо мной. Я понял, что лежу, а это пятно – лицо, причем, скорее всего, не мое. Я также понял, что это вовсе не открыли окно, это я открыл глаза. Мозг вздрогнул, заскрежетал и заработал.

Я начал мыслить. И слышать:

– …койно. Вы меня слышите? Пожалуйста, не двигайтесь. Сейчас вам будет лучше…

Голос становился то громче, то тише, словно говоривший раскачивался на большом кресле-качалке, но его лицо висело надо мной на одном и том же расстоянии. Нарушения слуха, констатировал я и несколько раз моргнул. Со стороны левой руки – я неожиданно почувствовал ее где-то рядом с собой и даже вспомнил, что она всегда там была, – разошлась теплая волна, что-то пробилось сквозь легкие, я закашлялся. Почувствовав прилив сил, я вдохнул полной грудью.

– Я жив…

– Конечно, вам ничто не угрожает, – сказало приятно улыбающееся, симпатичное мужское лицо. Я попытался сосредоточить на нем взгляд. Врач понял, что у меня проблемы с фокусировкой зрения, и слегка отодвинулся. Я увидел его более отчетливо и сообразил, что это лицо мне знакомо, что я видел его, и даже не один раз. Он улыбнулся, и до меня дошло, что он удивительно похож на Джоша Да Сильву из сериала «Бай-бай, Дороти». Я попытался об этом сказать, но он меня опередил: – Полежите еще немного, а потом, если вы захотите, сможете сесть.

– Да Сильва… – пробормотал я.

– Отлично! – обрадовался он. – Правда, я – не он, но вижу, что к вам вернулась способность видеть и рассуждать, поскольку об этом мне уже приходилось слышать от других.

Я поморгал, на мгновение закрыл глаза, несколько раз вздохнул и начал садиться.

– Ну ладно, раз уж вы упрямитесь… – сказал «Джош». —Сейчас сами убедитесь…

Он профессионально поддержал меня, передвинул что-то за спиной, а когда я уже сидел, отошел, продолжая улыбаться, потом вдруг посмотрел куда-то в сторону и сказал, обращаясь не ко мне:

– Вот она, твоя жертва.

Я повернул голову и почувствовал, что сейчас меня хватит удар. Волна горячей крови поднялась откуда-то из нижней части организма и начала закипать в голове; на всякий случай я открыл рот и издал какой-то неопределенный звук. Фальшивый Да Сильва схватил меня за плечи и силой уложил обратно, – впрочем, ему не пришлось особо стараться.

– Ну вот видите, я же предупреждал. Немного терпения… – укоризненно проворчал он.

Я был с ним полностью согласен, хотя он не сказал, где мне это терпение взять. Я полежал немного с закрытыми глазами, шум в голове утих, и я снова открыл глаза. Рядом с врачом стояла женщина. Ей было лет тридцать, серо-голубые глаза были широко распахнуты, огненно-рыжие волосы торчали во все стороны, над левым уголком рта – маленькая родинка. Даже еще не вполне придя в себя, я заметил, что ее лицо когда-то подверглось безжалостному анализу, были сделаны соответствующие выводы, и наверняка нынешний, весьма привлекательный, конечный эффект был результатом немалого труда и женщины, и ее компьютера, и визажистов; я также был уверен, что в каких бы отношениях я с ней ни был, мне не удалось бы увидеть ее в «натуральном» облике.

Полулежа, я смотрел на нее снизу. Меня удивила форма ее ноздрей – изящные, вытянутые овалы, может быть, даже не овалы, а закругленные на концах щели, самые узкие, какие я когда-либо видел. Я по-идиотски таращился на ее нос и молчал, не доверяя собственному разуму и органам речи. Она тоже молчала, разглядывая меня столь же внимательно, но – даю голову на отсечение – по совершенно другой причине. «Да Сильва» кашлянул и отошел в сторону. Я подмигнул и улыбнулся женщине, не переставая лихорадочно размышлять, что означает ее присутствие здесь. Множество золотистых и черных цепочек на ее шее и груди зашевелились, когда она тряхнула головой, собираясь сказать нечто, на что никак не могла решиться. Доктор, похожий на Да Сильву, смешал микстуру и подсунул ее мне под нос. В ноздри ударило облачко воздушных пузырьков.

– Выпейте. Уверен, у вас сейчас шумит в голове. Скоро перестанет, но прежде всего вам необходим долгий, укрепляющий сон, часов на пятнадцать.

– Но, может быть, я всё же успею узнать, что произошло? Где я?..

– Это я… То есть это я виновата. – У женщины оказался приятный голос, слегка хриплый, словно от избытка крепких сигарет, но она наверняка не курила. У меня начало посасывать там, где всегда обычно зарождается никотиновый голод. – Я слишком резко открыла дверцы своего «баджера» и ударила вас по голове…

– Три крупных шишки! – радостно дополнил «Джош». – Похоже, что вы получили дверцей по голове, а потом еще добавили о кузов и тротуар.

В голове у меня снова зашумело. Оба моих собеседника расплылись в воздухе, затем изображение снова стало резким. Я облизал губы и решил хоть что-то сказать. Оказалось, что это не так легко, но я все же выдавил из себя:

– Надеюсь, краска не повреждена, я не хотел бы в первый же день звонить в страховую компанию…

– Побеспокойтесь лучше о себе, – посоветовал врач. – Потребуется новая покраска в нескольких местах или шпаклевка, по крайней мере временно. Ну, – он весело посмотрел на женщину, – я побежал, Вэл. – И, обращаясь ко мне: – Спите…

Словно загипнотизированный его словами, я провалился во тьму.

Меня разбудило болезненное давление на мочевой пузырь. Я осторожно сел, вглядываясь в окружавшую меня темноту. Вспомнить, где я нахожусь, не составило для меня никаких проблем, но определить, что находится вокруг, было невозможно – плотные шторы полностью перекрывали свет. Борясь с нарастающей в геометрической прогрессии естественной потребностью, я поднес к лицу левую руку. Второй час ночи. Я огляделся по сторонам; сердце подпрыгнуло, когда мне показалось, что в углу возле двери сидит кто-то с сигаретой во рту, и лишь несколько мгновений спустя я сообразил, что маленький красный огонек – это светодиод на панели телефона. Если бы не полный мочевой пузырь, я рискнул бы подслушать хозяйку, но сейчас важнейшей моей задачей было найти туалет.

Я сел, осторожно опустив ноги на холодный деревянный пол. Дверь находилась где-то справа, но я не был в этом настолько уверен, чтобы рисковать еще одной шишкой. И у меня не было времени. Тихо постанывая, я встал, сделал два неуклюжих шага к окну, нащупал и поднял штору, а затем, лавируя среди мебели, вышел из комнаты. На противоположной стороне коридора была еще одна дверь. Мысленно поскуливая, а может быть, и не только мысленно, я добрался до нее, нащупал выключатель и, ослепленный ярким светом, бросился к унитазу. Мне пришлось на него сесть, настолько у меня закружилась голова, но это того стоило. Минуты через две я отважился открыть глаза и осмотреться, но ничего интересного не увидел – классическая ванная комната, нейтрально-белые полотенца, немного косметики, мужской и женской, возможно оставленной предыдущими гостями. Катушка зубной нити, гель после бритья, и рядом – «Единственный Действенный и Безопасный Для Окружающей Среды Крем-Депилятор». Я попытался рассмешить самого себя, представив себе собственное лицо, намазанное «ЕДиБДОСКД», но чувство облегчения в мочевом пузыре не приносило душевного спокойствия. Слишком много всего, причем слишком внезапно и внепланово, произошло за последние – я еще раз посмотрел на часы – десять часов. Я облегченно вздохнул и вдруг почувствовал, что ванную заполняет резкий запах мочи с характерным лекарственным оттенком. Вскочив на ноги, я бросился к всё еще открытой двери, закрыл ее и спустил воду и лишь затем подошел к зеркалу, чтобы тотчас же об этом пожалеть.

Бедняга Скотти!

Небритая физиономия с глубокими и обширными синяками под глазами. Гигантская шишка над правым глазом. Я дотронулся до нее, и ей это явно не понравилось. Я попытался прикрыть ее волосами, но для этого мне потребовалось бы их вдвое больше, чем имелось в наличии. Ничего не поделаешь. Оставив глаз в покое, я ощупал голову. Так, как и сказал доктор – еще две шишки, но где им было тягаться с той громадиной на лбу!

Открыв кран, я плеснул немного воды на шишку, сполоснул стакан и выпил холодной воды, оказавшейся куда вкуснее типичного содержимого нью-йоркского водопровода. Я зевнул – шишка предостерегающе запульсировала. Я подошел к двери и прислушался. Тишина. Не особо скрываясь, но и не слишком демонстративно, я вышел из ванной, погасив свет и не закрывая дверь. Лампочка на телефоне всё еще светилась. Долгий ночной разговор. Может быть, она советуется с адвокатом, что делать с собственноручно изувеченным до потери сознания человеком?

Может быть…

Или…

Я обошел столик с пустой вазой, прошел, почти не замедляя шаг, мимо тумбочки с телефоном, лег и погрузился в размышления. Вернее, собирался погрузиться, но не успел. У меня лишь мелькнула какая-то единственная мысль, но прежде чем я схватил ее за хвост, она шмыгнула прочь, и я рухнул в пустоту.

Меня разбудила боль – это Шишка Номер Один среагировала на прикосновение к углу подушки. Я сразу же всё вспомнил, и мне удалось удержаться от рефлекторно-мазохистских попыток ощупать череп. Отбросив плед, я сел. Что-то перекатилось внутри черепной коробки, оставив после себя кратковременную вспышку боли. Я немного поморгал и почувствовал, что снова готов действовать.

В качестве пункта первого я вспомнил, что уже две недели не курю и что это очень больно; сразу же засосало где-то во внутренностях, словно от жуткого голода, которого не могут удовлетворить перец, сахар, карри, мята, орехи, батоны, пиво, лакрица, травы доктоpa Пратакаера, сосновый экстракт, желе из водорослей, чили, сухая колбаса, морская капуста, речной окунь, сахарная вата, шоколад, жевательная резинка и так далее, и так далее… Лишь нездоровый, смолистый, вонючий, клейкий, коричневый, канцерогенный никотин. Я пососал собственные щеки, они оказались не слишком вкусными, да и не могли быть – в конце концов, я сосал их уже несколько десятков лет.

Чтобы подавить приступ сочувствия к самому себе, я встал и подошел к окну. Залитый ливнем асфальт, ряды автомобилей – мимо проехал какой-то «комбо», забрызгав собственный зад и бока припаркованных машин; посмотрев на небо, я подумал, что в такую погоду хорошо может быть только лягушкам. В комнате сразу сделалось холоднее, я потер руки, но это ничего не дало, ходить же в одеяле не относилось к числу моих любимых занятий, так что оставался лишь горячий душ, и именно это я и выбрал. Где-то на середине мытья, когда, поливая спину кипятком, я одновременно чистил зубы одной из приготовленных на этот случай щеток, у меня вдруг закружилась голова, и, чтобы не рухнуть лицом вниз, пришлось резко сменить температуру воды и сесть на дно ванны.

– Плохи твои дела, приятель, – сказал я вслух. Изо рта на подбородок и грудь потекла белая пена. Что-то случилось с глазами, потом зрение пришло в норму. Отфыркиваясь, я подставил лицо под струи воды и прополоскал рот. Недомогание прошло, я снова чувствовал себя собой, однако на всякий случай еще немного посидел в ванне.

Завершив мытье ледяным душем, я завернулся в два полотенца и побежал в комнату. Стуча зубами, надел халат, пригладил волосы и направился к двери.

Дверь открылась передо мной сама, на пороге стояла взъерошенная рыжая хозяйка. Увидев меня, она пошевелила губами, шире открыла глаза… Глаза были красивые, у меня у самого такие, так что я мог оценить вполне объективно. Я остановился.

– Если я вас напугал… – я воспользовался одной из своих обворожительных улыбок, – то всегда можно сказать, что это было не так-то легко!

Поднявшиеся было брови вернулись на место, словно испуганные неожиданным шумом лежавшие на удобных подушках кошки, на губах появилась ответная улыбка. Насколько эта улыбка была искренней, я понять пока что не мог.

– Я и в самом деле испугалась, еще как. Я на цыпочках подкрадывалась, чтобы… – Она вытянула руку, на которой висели какие-то предметы гардероба. – Ваша одежда выглядит не лучшим образом…

Я взял у нее джинсы и пушистый шерстяной свитер; зашелестели пакеты, в которые были упакованы рубашка, белье и носки. Ее рука, которой я случайно коснулся, оказалась холодной.

– Спасибо.

Прежде чем я успел сказать что-то еще, она сообщила, что завтрак ждет меня внизу, его можно также принести наверх, а едва я произнес, что не намерен провести весь день в постели, хозяйка повернулась и проворно сбежала по лестнице. От свитера пахло магазином, но он явно был куплен не сегодня, джинсы уже по крайней мере раз стирались, рубашка и белье – в магазинной упаковке. В итоге я оказался одетым в серо-сине-голубых тонах, но – черт побери, откуда она об этом знала? – примерно так, как одеваюсь я сам. Даже джинсы были моей любимой модели 501. А ведь во время столкновения с ее фургоном на мне были фланелевые брюки, которые, промокнув, могли навести на мысль о любых возможных моделях и цветах мира.

Гм?

Испытав во время одевания еще один приступ боли, я понял, что мне не следует слишком долго держать голову наклоненной вперед, так что всё остальное время я комично задирал ее вверх. Под конец я обнаружил, что никто не подумал об обуви – моих ботинок не было. Впрочем, я тут же представил, как они выглядят после вчерашнего ливня. Носки оказались в достаточной степени мягкими, теплыми и уютными. Я спустился в них вниз, стараясь не опускать голову. Мне повезло, и я не свалился с лестницы.

– Я здесь! – услышал я ее голос; с той же стороны донесся крепкий аромат кофе, так что именно туда я и направился. Интересным было лишь то, что в носках я двигался бесшумнее, чем голливудский индеец, и тем не менее она услышала мое приближение, когда я был на предпоследней ступеньке. Может быть, я слишком громко сопел?

– Прошу!

Я вошел в кухню, из тех, где всё новое, но не напоказ, а действительно используется каждый день. Даже микроволновка была самой последней модели. Стоя на пороге, я принюхался: кофе, горячие булочки, кажется, бекон и еще какое-то мясо, кроме того…

– Кофе?

– Да, пожалуйста. – Я подошел ближе и протянул руку: – Скотт Хэмисдейл.

Несмотря на возню на кухне, ее руки оставались всё такими же холодными. Она пожала мне руку не слишком сильно, но и не слишком робко.

– Валери Полмант, – сказала она. – Можете звать меня Вэл. Сразу скажу, что не знаю, как перед вами извиниться, и моя страховка…

– Вэл! – Я поднял руку, прерывая поток извинений. – Это я во всём виноват – бежал и напоролся на твою дверцу. Что поделаешь – бывает… Я рад, что ты не подаешь на меня в суд за причинение душевных страданий, и закончим на этом. Только передашь мне еще счет от доктора Да Сильвы, пойдет за счет моей страховки, и так далее. Ладно?

Она надолго задумалась, и это начало меня слегка беспокоить – в конце концов, я протягиваю ей дружескую руку, а тут на тебе…

– Почему Да Сильва?

Теперь уже я надолго задумался. А, вот в чем дело?!

– Я имею в виду доктора Да Сильву, которого играл Нико Сенавака. Из сериала «Бай-бай, Дороти», – пояснил я.

Она нахмурилась и тряхнула копной огненно-рыжих волос, совсем как персонаж одного из мультфильмов Гарри Квестинга. На нее приятно было смотреть.

– Не понимаю, – в конце концов заявила она.

– Ну, это один тип, который играл в одном сериале, – терпеливо объяснил я. – Похож на того доктора, который был здесь вчера…

– А! Поняла, ну и идиотка же я. Это был Гарри Вернер. Страшно рычащее имя, верно? Как у какого-нибудь злого полицейского. – Она быстро расставила на столе тарелки, разложила приборы. – Прошу. – Она показала мне на стул, сама же бросилась к микроволновке и ловко выгрузила оттуда ломти бекона, куриные грудки, кружки перца с наложенной на них какой-то массой, теплые булочки. Прямо как для медведя, проснувшегося от зимней спячки. Она разложила еду по тарелкам. – Этим я в основном и питаюсь, – пояснила она, не ожидая вопроса, но ей, видимо, не первый раз уже приходилось объяснять отсутствие кукурузных хлопьев и тостов. – Потом я принимаюсь за работу и уже до вечера от нее не отрываюсь.

Я понимающе кивнул, затем, тщательно все продумав, перебросил на свою тарелку кусок постного мяса и немного перца, стараясь не смотреть тоскливым взглядом на чашку, но, кажется, всё же посмотрел, так как хозяйка хлопнула ладонью по столу и помчалась к кофеварке. Я алчно отхлебнул кофе, прежде чем откусить первый кусочек мяса. Натощак вкус показался мне несколько странным, но после нескольких глотков кофе даже поджаристый бекон выглядел вполне недурным. В поисках темы для разговора я окинул взглядом кухню. Над головой хозяйки висели круглые часы «зеркального» типа – тройка на месте девятки и ход против часовой стрелки. Но всё же, подумал я, это еще недостаточный повод для беседы за завтраком?

– Какая-то работа, в которой исключительно важную роль играет время? – наконец, спросил я, чтобы хоть как-то завязать разговор.

– Нет, просто привычка. – Она с хрустом откусила кусок хлеба с говядиной. – Что-то на грани научной литературы и беллетристики… Я психолог, но специализируюсь на человеческих страхах, точнее, нахожу новые страхи и фобии или извлекаю на свет старые, придавая им новый, современный блеск.

Интересно, подумал я, что это – самоирония или профессиональное предисловие к каталогу выставки? Я положил себе на ломтик мяса немного овощей. И кто так ест с утра?

– Если бы не упоминание о научной литературе, я бы рискнул и сказал, что вы наверняка пишете… пишешь романы ужасов?

– Почти верно, я ищу идеи для сценариев фильмов ужасов. Ну, понимаешь: кто чего боится, чем можно попугать уже сейчас, а чем только завтра. Поскольку есть такие… – она описала вилкой круг в воздухе, – моды, волны, тенденции. Помнишь – пауки? Куда ни повернешься – мохнатые, черные, бесшумно ползающие пауки. Все знали, что такое арахнофобия. Потом черви, и так далее. Летучие мыши, вуду, возродившиеся в Канаде вервольфы, не говоря уже о сибирских волколаках, вампирах…

– Ага… – Я подумал, что если занимаешься столь интересной тематикой, действительно есть смысл наедаться с утра, чтобы потом не подавлять тошноту во время работы. – Не думал, что создание ужастиков столь коммерциализировалось. И удается такими исследованиями заработать на жизнь?

– Наверняка! Может, и не хватит на хлеб с маслом для нескольких сотен таких, как я, но для полутора десятков… – Она пожала плечами.

– Ясно, – сказал я, стараясь делать вид, будто она меня убедила. – Значит, сидишь вот так и комбинируешь… – Я сделал паузу.

– Прежде всего, я читаю специальную литературу, журналы, отчеты о клинических случаях фобии, кроме того, старые романы ужасов, учебники черной магии, шабаши, ритуалы, верования и множество другого. Я живу не только за счет идей – немного пишу сама, иногда получаю письмо от сценариста: «Слушай, в этом месте должно что-то быть, но я никак не могу сообразить, что именно», читаю и помогаю. Потом получаю деньги, и всё.

Я допил кофе, вытер губы и машинально огляделся в поисках сигарет. Вэл перехватила мой взгляд и правильно его поняла:

– Я не курю, но если ты хочешь…

– Да, хочу, но три недели назад я бросил курить. – Я вслушался в собственный голос, пытаясь найти в нем признаки капитуляции, но, похоже, их пока не было. – Не будем об этом.

Она рискованно наклонилась вместе со стулом назад, но, видимо, подобная позиция давно уже была проверена и испытана, во всяком случае, она не глядя взяла кружку с кофе и перенесла ее на стол. Я поспешно подставил чашку.

– А ты чем занимаешься? – Рано или поздно она должна была об этом спросить, а я вынужден был ответить правду.

– Я частный детектив. Сыщик, про каких пишут в бульварных романах…

Она замерла столь выразительно, что если бы мне пришлось на основании ее реакции дать оценку «виновна-невиновна», я поставил бы на «виновна» последние ботинки и комплект любимых клюшек для гольфа. Несколько секунд спустя она пришла в себя – в достаточной степени для того, чтобы притвориться, будто обнаружила пятнышко на бедре, и наклонила голову, чтобы его стереть. Копна рыжих волос закрыла от моего взгляда ее лицо, но сейчас мне и незачем было на него смотреть.