Текст книги "Рыбинск. Портрет города в 11 ракурсах"

5 сентября 1942 года попал в сильную грозу и загорелся бомбардировщик уроженца Рыбинска, гвардии майора Алексея Вихорева. Летчик выбросился с парашютом и через двадцать суток ходьбы по немецким тылам благополучно пересек линию фронта.

15 марта 1943 года погиб летчик-истребитель, Герой Советского Союза, ветеран боевых действий в небе Китая, Испании и Монголии Леонид Орлов (его брат, тоже летчик, Анатолий погиб во время военного конфликта на Халхин-Голе).

14 июля 1943 года Никита Сморчков на своем самолете с трех заходов разбомбил немецкий эшелон, сжег пять цистерн с бензином, три вагона с боеприпасами и отбил атаку двух фашистских истребителей, уничтожив один из них.

18 сентября 1943 года было присвоено звание Героя Советского Союза воспитаннику рыбинского аэроклуба летчику Николаю Сыщикову. (Сыщиков попал потом в плен, бежал, прожил долгую жизнь и умер в 2012 году в Виннице.)

26 июня 1944 года повел шестерку штурмовиков на уничтожение танковой колонны врага Павел Ермилов. Он разбомбил во время этой атаки два танка и расстрелял из пулеметов четыре немецкие автомашины.

Есть среди героев-рыбинцев и моряки. Моряк-подводник Иван Колышкин командовал бригадой подводных лодок, в состав которой входила и подводная лодка «Ярославский комсомолец». А капитан II ранга Иван Леднев звание Героя Советского Союза получил в боях на Черном море, будучи командиром дивизиона сторожевых катеров.

Город находился в тылу, но каждый его житель многое перенес и испытал в те годы. Люди трудились не за деньги, а для победы. Мужчины были мобилизованы в армию, а за станки на предприятиях встали женщины и подростки. Обычными были постоянные привлечения на авральные сверхурочные работы. Не хватало еды, тепла и света. Пайково-карточная система обеспечивала только скромный минимум.

Оставшиеся в городе предприятия практически полностью перешли на выпуск военной продукции. С первого месяца осени 1941 года выпускают минометы, противотанковые ежи, военные катера, шьют воинское обмундирование, отправляют на фронт продовольствие. Город давал фронту 125 видов военной продукции.

Невыносимую эпоху нужно было не просто вынести, но и преодолеть. На заводе полиграфических машин при переходе на военные рельсы, как пишет в своих воспоминаниях директор завода Василий Манин, возникло много трудностей. На фронт ушли 1858 человек, взамен пришли женщины-домохозяйки, эвакуированные, подростки, пополнение из ремесленного училища № 5, которое было превращено в один из цехов завода и выполняло задание по изготовлению деталей к узлам для минометов. Для литейного цеха заводу прислали 500 мобилизованных узбеков. Вовлечь их в производство оказалось делом не простым. «На нас навалилась беда, – продолжает Манин, – литье шло бракованное, в отдельных плавках брак достигал 70 %, о выполнении планов даже не мечтали. В это время мы с начальником литейного цеха не уходили домой ни днем, ни ночью. И ситуация выправилась» .

Предприятие перешло на 11-часовой рабочий день. Для производства военной продукции были разработаны и изготовлены станки. Завод выпускал 82-мм минометы, причем некоторое время был их единственным производителем, а также корпуса авиабомб и мин, компактное печатное оборудование для военных целей и др. Когда начался выпуск мин крупного калибра, потребовалось больше рабочей силы. Сборочный и механический цеха укомплектовали женщинами. Каждое изделие весило около 30 кг. Женщины почти все делали вручную. За годы войны производительность труда на заводе возросла в 2,8 раза.

При подходе немцев к Москве прекратилось централизованное снабжение завода топливом. Зимой помещения не отапливались, станки в цехах промерзали. Приходилось разогревать их факелами, чтобы пустить в ход. Там, где применялась смазочно-охлаждающая жидкость, работали в рукавицах. Люди трудились иной раз в буквальном смысле насмерть – на заводе были случаи смерти на рабочем месте.

Завод дорожных машин производит в это время минометы, пневматические молоты, гидротурбины, прессы ЭР-35. Судостроительный завод и судоверфь имени Володарского строят военные катера, осваивает производство боеприпасов. Завод дорожных машин – фугасные и химические авиабомбы. На кожзаводе внедряется новый ускоренный метод выработки кож для нужд фронта. Легкая промышленность отправляла на фронт полушубки, рукавицы, жилеты, гимнастерки. Предприятия пищевой промышленности снабжали армию мясопродуктами, мучными изделиями, рыбой, молоком, маслом. Пивзавод поставляет в армию сухари, белковые дрожжи, витаминный напиток из еловой хвои, сушеный картофель. На фабрике «Маяк» наряду со стандартными спичками выпускают специальные, для поджигания противотанковой смеси (а с фронта поступают жалобы на плохое качество «маяковских» спичек). В городе запущены новые предприятия: электроремонтный и машиностроительный, осуществляющие ремонт электродвигателей и моторов для войны.

Рыбинцы вместе со всеми ярославцами собирали из скудных заработков средства на авиаэскадрилью «Ярославский комсомолец», танковые колонны «Ярославский колхозник» и «Иван Сусанин», подводную лодку «Ярославский комсомолец». 11 апреля 1943 года верховный главнокомандующий направил благодарность в адрес драматического театра, коллектив которого собрал на строительство боевого самолета 120 тысяч рублей, а на подарки бойцам и семьям мобилизованных – еще 13 тысяч рублей.

С октября 1941 года начались регулярные авианалеты на Рыбинск. Немецкие самолеты разбомбили бензиновые склады под Рыбинском – горели 5000-10000-тонные резервуары. Бомбы падали на железнодорожные станции и эшелоны; под удары попадали поезда, шедшие на фронт, перевозившие эвакуированных детей, пассажирские и санитарные поезда. Так, 13 октября 1941 года вражеские самолёты разбомбили в районе станции Лом эшелон с рабочими и студентами из Шуи, ехавшими на трудовой фронт под Ленинград. В августе 1942 года в окрестностях Рыбинска, около деревни Почесновики, был разбомблен эшелон с эвакуируемыми ленинградцами.

В городе созданы отряды самообороны: тушат зажигательные бомбы, борются с пожарами, оказывают помощь раненым, несут круглосуточное дежурство на военных объектах. Строились бомбоубежища.

К осени 1941 года линия фронта приблизилась к юго-западной границе области. На октябрь 1941 года немецким командованием была запланирована оккупация города. «Что касается районов тундры севернее Верхней Волги, – писал в своем дневнике начальник генштаба немецких сухопутных войск генерал-полковник Франц Гальдер, – то у нас к ним не может быть никакого интереса. Интересующий нас район ограничивается рубежом Рыбинск – Онежское озеро. Этот район следует сохранить за собой в качестве базы обеспечения оккупированных территорий». 10 октября Гальдер пишет, что «возможность проведения запланированного наступления южнее Московского моря на Клин и Рыбинск представляется сомнительной». Тем не менее, 14 октября немецкое командование группы армий «Центр» отдало приказ о продолжении операций на московском направлении и возможности удара на Ярославль и Рыбинск. Гальдер записал 19 ноября, что конечная цель операции в районе Москвы – «выход на рубеж Ярославль, Рыбинск (а возможно, Вологда)».

Возникла угроза окружения Москвы с севера. Поэтому 15 октября 1941 года к Сталину были вызваны первый секретарь Ярославского обкома ВКП (б) Николай Патоличев, секретари Ярославского, Рыбинского и Костромского горкомов; им был дан приказ во что бы то ни стало удержать линию обороны «Рыбинское море – Ярославль». 27 октября 1941 года создан штаб обороны города. Начались работы по созданию укреплений общей протяженностью 1900 км, на них было привлечено по области до 250 тысяч человек. По берегу Волги сооружались оборонительные сооружения, остатки которых иногда заметны до сих пор.

В летописях войны есть история о подвиге сержанта Сергея Ачкасова в небе в районе Рыбинска. «17 октября 1941 года. Поднявшись выше облаков, Сергей направил свой истребитель И-16 в район Рыбинска. Вдруг прямо перед ним вынырнули из-под облаков 2 бомбардировщика «Хейнкель-111». Начался бой. Сергей яростно атаковал фашистов, но те напором продолжали лететь к городу. Замолкли пулемёты советского истребителя: кончились патроны. Что делать? Сержант Ачкасов уже слышал о таранах советских лётчиков. Он также запомнил слова командира полка подполковника Ф.М. Пруцкова: «Противник не должен уйти живым от истребителя. У советского лётчика есть ещё одно оружие, разящее фашистов, – таран»… «Ястребок» на максимальной скорости правой плоскостью режет левое крыло фашистского «Хейнкеля-111». От сильного удара Сергей потерял сознание, не увидев, как вражеский бомбардировщик врезался в землю. От тарана самолёт Сергея загорелся. Он очнулся, когда до земли оставалось метров 800, и выпрыгнул с парашютом. Жители села Власихи помогли Сергею, получившему сильные ушибы, освободиться от парашюта. Несколько дней ему пришлось пролежать в больнице… 4 марта 1942 года лейтенанта С.В. Ачкасова наградили орденом Ленина – за его первый воздушный таран».

Еще одним сбитым посредством тарана близ Рыбинска вражеским самолётом стал разведывательный «Юнкерс». Это случилось 28 апреля 1942 года. Советский лётчик майор Геннадий Троицкий погиб. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

9 ноября 1941 года был создан Рыбинско-Ярославский дивизионный район противовоздушной обороны. Сюда была направлена 147-я истребительная авиационная дивизия ПВО. Вводили обязательную светомаскировку, подготовили бомбо– и газоубежища; на базе строительных организаций были созданы аварийно-восстановительные отряды. Впрочем, обеспеченность бомбо– и газоубежищами в Рыбинске на май 1943 года составляла от плана лишь 31 %.

Ночью 4 февраля 1942 года в Рыбинске, несмотря на «режим полного затемнения», была разбомблена копаевская нефтебаза, пострадал катерозавод. «Было очень страшно, – вспоминала Капитолина Торгонская, – когда горела нефтебаза, было очень жарко, прятались в подвалах. Все боялись, что пламя перекинется на другие баки, на жилые дома деревни Осипово, которая располагалась по соседству с нефнебазой. Людям удалось отстоять нефтебазу». В марте 1943 года несколько раз подвергалась бомбёжке железнодорожная станция, а в июне была сброшена бомба на авиамоторный завод. Затем несколько дней подряд падали бомбы на Северный поселок. А крупнейший авианалёт на область случился около полночи 9 июня 1943 года. В Рыбинске была повреждена силовая станция авиамоторного завода, снова сильно пострадали катерозавод, Северный посёлок.

Копаевские воспоминания (сведения Н. Петровой): «Около домов были выкопаны траншеи глубиной около двух метров, сверху они были замаскированы. Нужно было во время воздушной тревоги укрываться в этих траншеях. Но люди настолько привыкли к воздушным атакам, что перестали соблюдать меры предосторожности. Они выбегали на улицу, пережидали налёт, но в траншеи почти никто не прятался. Детям матери шили нагрудные мешочки, в которых лежали метрики. Во время тревоги, выбегая на улицу, эти мешочки брали с собой.

Во время войны было очень голодно, ели лепёшки из дуранды, иначе говоря из жмыха.

До войны вокруг Копаева были леса, куда дети большими компаниями ходили за грибами и за ягодами. Во время войны лес вырубили на дрова.

Помнят старожилы и эпоху «шубников», когда взвод из Заполярья был переброшен в Рыбинск на отдых и переформирование. Это было в декабре 1944 – январе 1945 годов. Все солдаты носили полушубки, отсюда и название – «шубники». В каждом доме размещались по 4–5 человек. Их любили, берегли, кто мог – подкармливали. Ведь из каждой семьи кто-то ушёл на фронт. Поэтому к солдатам относились как к родным» .

В первые месяцы войны велась эвакуация предприятий. Какие-то прибывалт в область с запада, в то же время на восток отправлялись местные заводы. Так, авиамоторный завод за десять дней был полностью разобран и отправлен в Уфу (где позднее и остался навсегда). Через несколько дней, 10 декабря, его территория была подвергнута сильной бомбардировке. В результате бомбардировки пустых корпусов завода уничтожено 87 % производственных площадей. На завод было сброшено 1026 бомб. В декабре на судостроительном заводе начался демонтаж заводского оборудования и погрузка его в вагоны для эвакуации в Красноярск.

В Уфу был эвакуирован и авиационный институт. Фонды филиала областного архива были эвакуированы в Серов Свердловской области.

Резко увеличилась интенсивность движения железнодорожного транспорта через рыбинский узел и речную пристань. Так, с мая по октябрь 1941 года было обработано и отправлено 203373 тонны грузов.

Достраивались ГЭС; в ноябре 1941 года, несмотря на бомбежки, введен в эксплуатацию первый агрегат гидроэлектростанции. Гидроэлектростанции питали в основном столицу. За годы войны рыбинская и угличская станции выработали около 3,2 млрд (по другому источнику – более 4 млрд) кВт·ч электроэнергии; ими производилась в начале войны половина всей потребляемой Москвой энергии, а в конце – треть. Рыбинцы или не получали от них энергию совсем, или получали через день на 3–4 часа.

Продолжались интенсивные бомбежки города. Последняя произошла 26 мая 1943 года. Всего на Рыбинск было сброшено 713 авиабомб. Убиты 33 человека, ранены 85. Разрушено 63 здания, повреждено 70. Еще в начале 1945 года у немцев существовал план операции «Железный молот»: авиационные ударные комплексы должны были уничтожить электростанции в районе Москвы и Верхней Волги, в том числе Рыбинскую ГЭС…

В Рыбинске открылись госпитали в зоне действия фронтового эвакуационного пункта № 211, в который направлялись раненые с Волховского фронта. Всего их было 44, одновременно работали до 12; 67 тысяч военнослужащих прошли через них. Здесь умер участник войны, московский писатель и журналист армейской газеты Ефим Зозуля. 29 августа 1944 года был организован госпиталь для инвалидов войны (№ 3905).

В Рыбинске были созданы два лагеря для немецких военнопленных, № 221 в Переборах и № 259 с тремя отделениями в городе; всего в Рыбинске находились около пяти тысяч пленных. Они работали на промышленных предприятиях, на строительстве жилых домов на проспекте Ленина. Мемориальный камень в память лагерников установлен в Угличе.

Актриса Валентина Прокофьева вспоминает день 9 мая 1945 года: «В ночь с 8 на 9 мая объявили: Германия капитулировала. И что тут началось! Мы жили напротив Спасо-Преображенского собора. За окнами стали раздаваться крики «Ура!». Я тоже выбежала на улицу. Народ высыпал на площадь Маяковского (теперь – Соборная). Все радовались, обнимались, целовались и… плакали! Мама осталась дома – она рыдала: очень дорогой ценой досталась нам Победа… На следующий день повсюду стали отмывать окна от ненавистных крестов, избавляться от светомаскировочного картона» .

…В 1965 году в Рыбинске постановлением горисполкома несколько улиц переименовали в честь героев Советского Союза: Базарная стала носить имя лейтенанта-пехотинца Алексея Захарова, Институтская – имя братьев Орловых, Заозерная – имя сержанта Александра Корнева, Металлистов – имя командира орудия, старшего сержанта Константина Тарасова… В память о днях войны в Волжском парке был возведен мемориальный комплекс «Огонь славы». В 1967 году здесь установили 28-метровую стелу, построенную по проекту художника Анатолия Комарова, а в 1975 зажгли Вечный огонь. Конструкция памятника довольно замысловата: «Обелиск состоит из четырнадцати двухметровых параллелепипедов, поставленных друг на друга. Внутри параллелепипедов сварные фермы. Параллелепипеды скреплялись между собой болтами, которых потребовалось более восьмисот. Внешнюю одежду параллелепипедов изготовили из полированной нержавеющей стали. В основании обелиска толщина стали 3 миллиметра, в вершине она сокращалась до 0,8 миллиметра. Общая длина сварных швов составила четыре километра!» На монументе высечены слова «Боевым и трудовым подвигам рыбинцев. 1941–1945». В 1977 году стальной обелиск дополнили 11-метровой скульптурой рабочего-моторостроителя, стоящего на крыльях самолета и держащего в руках пропеллер. Этот образ был создан скульптором Григорием Постниковым. В комплекс входит и бюст Павла Батова скульптора Заира Азгура (1953).

После победы

Городу предстояло прийти в себя. Для тех же, кто выжил в годы войны, требовались и социальная адаптация, и трудоустройство. Впоследствии рыбинцы вспоминали о всплеске преступности, о дезертирах в лесах.

На предприятиях и в учреждениях отменялись сверхурочные обязательные работы, заново были введены ежегодные оплачиваемые отпуска. В 1947 году прекратила существование карточно-продуктовая система, а одновременно была проведена денежная реформа, которая привела к изъятию у людей части сбережений.

Почти с ходу начинается и новый этап индустриальной гонки. Идеология конфронтации никуда не ушла. Это индустриализм, заточенный не на удовлетворение реальных нужд общества, а на перспективу мировой войны. Общество по-прежнему было инфицировано представлением о неизбежности противостояния с врагами и о необходимости создать базу этого противоборства, которое находится (возможно, лишь временно) в состоянии «холодной войны». А это требует развития военных производств, требует новых напряженных усилий и жертв, трудовых подвигов. Вот с чем прежде всего был связан индустриальный рост.

Рыбинск 1950-х – 1960-х годов – центр машиностроения. Здесь растут заводы. Рабочий Александр Малышев с завода полиграфического машиностроения в духе времени оптимистично рассуждает в заметках столичной журналистки Тамары Квитко: «Щербаков… бывший Рыбинск… – Малышев говорит негромко, задумчиво. – Стоял себе на Волге заштатный городишко. Перед революцией имел около тридцати тысяч жителей. Теперь, заметьте, двести тысяч! Имел двадцать шесть фабрик и заводов… при четырех сотнях рабочих. Верно говорю, почитайте об этом в старой энциклопедии. А ныне приедет человек в Щербаков, осмотрится – и уезжать неохота. Какие заводы поднялись, сколько новых улиц появилось!.. А главное, люди у нас… рабочая косточка, мастера! Их продукция и по всему Союзу и за границей известна. Для таких людей, как наши щербаковцы, хочется стараться да стараться» …

А навещавший Анну Тимиреву родственник, Илья Сафонов, вспоминал о Рыбинске конца 1940-х годов, с другими подробностями: «Центральная и одна из немногих асфальтированных улиц <…>, конечно же, называлась ул. Ленина и тянулась параллельно Волге. Она проходила правым берегом реки в квартале от вытянувшихся вдоль берега пристаней, дебаркадеров, пропитанного дегтем песка, пеньковых мотков, тросов, бочек, складов невесть чего и т. д. – совершенно особого прибрежного мира, к которому город обрывался крутым и высоким вымощенным булыжником спуском. Улица эта проходила сквозь весь город и образовывала главную его артерию, от которой в направлении от реки уходили улочки и переулки, становившиеся по мере удаления от центра все тише и травянистее. Вот там-то, на одном из довольно тихих перекрестков, и стоял наш дом. В один из своих приездов Тюля сделала несколько очень точных этюдов из окон угловой квартиры тети Ани: в одну сторону виднелся небольшой прудик или наполненная талой водой большая яма; в перпендикулярном направлении – глухой забор со скрытым за ним прекрасным тенистым чужим садом; поверх забора видны только кроны довольно могучих лип, цветение которых наполняло в июне воздух сладчайшим медовым запахом. Тротуары этой улочки были выстланы двумя рядами широких квадратных плит известняка, мостовая – булыжником; все это делалось очень аккуратно и продуманно: мостовая была выпуклой и вода при дожде стекала к ее обочинам, где по также вымощенным канавкам текла в направлении сточных люков.

Кварталы между ул. Ленина и Волгой были застроены, пожалуй, лучшими домами; в них, я думаю, прежде жили хозяева и управители реки. Теперь, вернее тогда, в 1948 г., эти дома, как и весь город, как и вся страна, потеряли форму, потрескались, облупились, все в них подтекало, не закрывалось или, наоборот, не открывалось, и были они густо заселены озабоченным и нищеватым людом»…

Жизнь у многих скудна, обиход беден. Руководивший кружком во дворце пионеров художник Михаил Соколов сообщает в 1946 году в письме: «Быт тоже осложнился: заработка не хватает даже на ежедневный обед в столовой по карточкам, цена их утроилась». В апреле 1947 года он потерял свою собаку, ее «убили и съели».

А вот свидетельства 1955 года: «хлеба нет, яблоки – 20 руб. кило, виноград – 20, масло – мечта поэта… в магазинах расставлено преимущественно суррогатное кофе и пачки с какао».

И все-таки после войны общественная атмосфера постепенно меняется.

Эти изменения стали очевидными после смерти Сталина. Пропаганда ненависти к врагам, идейной и классовой непримиримости мало-помалу теряет остроту и силу. Ослабевают репрессии. Начинается «оттепель». Производится «десталинизация» страны (и ее содержание – не только снос памятников вождю), реабилитировались политические заключенные. Жизнь человека встает на более надежный и прочный фундамент, больше зависит от него, чем от властных инстанций и органов.

Однако открытое недовольство политикой государства подавлялось. Была поставлена очередная утопическая задача – построить коммунизм за 20 лет. А поскольку коммунизм казался несовместимым с религией, в период правления Н. Хрущева было разрушено храмов больше, чем за предыдущие годы советской власти, пропаганда атеизма усилилась.

Следующий лидер, Л. Брежнев, уже не замахивался на строительство коммунизма в ускоренном темпе. При нем речь шла скорее о стабилизации авторитарного режима, которую потом назовут «застоем». Страна уже соглашалась с «разрядкой напряженности», обменяв на нее мечту о мировой революции. Она помаленьку остывала к утопии, но тогдашний официоз не находил сил для того, чтоб расстаться с замшелыми идеологическими догмами о классовой борьбе и о жертве настоящим ради гипотетичного будущего.

Охота на инакомыслящих не прекращалась и впоследствии, даже несмотря на принятую в 1977 году новую, «брежневскую», Конституцию, в которой декларировались права и свободы советского человека. Правда, она уже не имела массового характера. Некоторые рыбинцы подверглись гонениям, вследствие них драматично сложилась судьба поэта Николая Якушева. А другие просто эмигрировали: например, воспользовавшись правом на это, данным евреям.

Идеологические рубежи по-прежнему обозначают перспективу общественного развития (как оказалось, тупиковую). Но наряду с ними возникает и другое целеполагание: улучшение жизни сегодня, здесь и теперь. Об этом тоже нужно заботиться, над этим тоже нужно работать. И мы видим, что город в середине века начинает благоустраиваться, хотя происходит это довольно противоречиво. Какие-то сферы городской жизни развиваются в масштабе города в целом, а какие-то перепоручаются предприятиям. В Рыбинске развивалась бытовая урбанизация, связанная с оснащением жилья горожан городскими коммуникациями – водопроводом, горячим водоснабжением, канализацией, – тем, что делает проживание в городе, быт действительно «городским». Уже с 1947 года благоустраиваются набережные, устанавливают уличные фонари, кладут асфальт на улицах, высаживают деревья и кустарники.

Планы развития города 1950-х – 1960-х годов имеют в виду создание целесообразной среды существования человека, какой она виделась советским прожектерам. Многое в этих планах было утопичным, как и в плане 1977 года, по которому, например, в городе не должно было остаться построек частного сектора.

Понемногу росло благосостояние населения. В отсутствие массовых репрессий и реквизиций страна и в целом неуверенно, но неуклонно входила в фазу общества потребления. В 1961–1985 годах доходы выросли более чем в два раза, а цены на товары народного потребления оставались низкими. Семьи обзаводятся холодильником, телевизором, стиральной машиной советского производства. Строят скромного вида дачи, меблируются. Коротковолновый радиоприемник, проигрыватель для виниловых дисков, бобинный магнитофон – уже не такая редкость. А кто-то покупает и автомобиль, хотя он стоил страшно дорого. Однако продуктов и товаров хронически не хватало, возникают дефицит, очереди, распространяется блат как теневая форма распространения дефицита и растут черный рынок, коррупция.

Административно-командная система не справлялась с руководством сложным социумом. Постепенно разрастался бюрократический аппарат, но это не решало задачи. В 1980-х годах начало падать реальное благосостояние людей, ощущаются нехватка продовольствия и товаров быта, средства на воплощение социальных программ (здравоохранение, образование) выделяются по принципу остаточного финансирования. Почти не обновляются социальные и производственные технологии.

В городе многие проблемы организации социальной жизни отчасти решались усилиями менеджеров местных предприятий. За счет местных ресурсов многие работники крупных предприятий получали своего рода дополнительную компенсацию за свой труд. Организовывалось альтернативное продовольственное и товарное снабжение, люди получали возможность по-человечески отдохнуть после работы и во время отпуска. Особенно важным было то, что многие из работников предприятий заработали практически неотчуждаемую жилплощадь, которую потом, в других исторических декорациях, смогли даже приватизировать.

Бурная и в целом по тем временам успешная индустриализация незаметно привела к тому, что городская идентичность начала стираться, отходить на задний план, а важнее для многих оказалась связь со своим заводом. Вся жизнь заводчан, с ее праздниками и буднями, была сосредоточена в определенном индустриальном локусе, связана с заводом и его социальной и культурной инфраструктурой. Вокруг заводов вырастали рабочие поселки, давшие названия новым городским микрорайонам.

Обширная инфраструктура сложилась, например, вокруг авиамоторного завода. Еще в конце 1930-х годов заводом был построен клубный комплекс «Авиатор», фабрика-кухня, бани, поликлиника, открыт авиационный институт, началось строительство жилого комплекса. Впоследствии заводом были построены два миллиона квадратных метров жилья, футбольный стадион, бассейн, воднолыжный стадион, дворец спорта «Полет», организован аэроклуб.

Волжский машиностроительный завод был подчинен обладавшему мощным ресурсом министерству среднего машиностроения, поэтому жители заводского микрорайона с населением 26 тысяч человек имели лучшее в городе жильё, инфраструктуру (детсады, две школы, профессиональный лицей, дворец культуры, спортивный комплекс «Металлист» с бассейном, стадионом и катком и ФОК «Юность», поликлиника и больница, даже фонтаны). Рыбинцы из других частей города иногда называли жителей Волжского «колбасниками» за то, что в нём можно было «достать» колбасу, которая отсутствовала в других районах. По сути это был город в городе, созданный в 1960-е – 1980-е годы стараньями директора завода Анатолия Алексеевича Герасимова. В районе недавно был установлен памятник Герасимову (скульптор Елена Пасхина).

Юбилей города в 1977 году использовали для реализации некоторых полезных возможностей за счет дополнительного финансирования. К двухсотлетию построили окружную дорогу, крупнейший на тот момент в области универмаг «Юбилейный» (яркий пример стремления к региональному доминированию), один из лучших в стране дворец спорта «Полет», дворец культуры «Волжский»… В 1979 году был принят последний советский генплан развития города. Его судьба примерно та же, что у многих других планов советской эпохи: план был реализован всего на 40–50 процентов.

В 1986 году Рыбинск получил статус исторического города. Современник, писатель Сергей Смородкин, мысленно возвращался «к тем, кто разрабатывал и подвижнически работает над программой «Исторический город». Историк и культуролог Людмила Михайловна Марасинова, архитектор Николай Александрович Лосев, краеведы Юлия Ивановна Чубукова, работники культуры Ирина Геннадьевна Куликова, сотрудники музея-заповедника Александр Борисович Козлов, Сергей Дмитриевич Черкалин, Николай Макарович Алексеев, Елена Александровна Цешинская – все, кого упомянул и не упомянул: реставраторы, строители, художники, предприниматели, архивисты, библиотекари, проектировщики <…> Их единичные усилия еще сыграют свою роль в общем стремлении к достойной жизни».

Началось новое обживание Казанского конца и некоторых других кварталов, открылся музей Мологи, стали проводиться Золотаревские и другие краеведческие чтения. Был восстановлен домик Ухтомского и состоялось открытие музея полузабытого прежде земляка, приобрели изначальный внешний вид два здания из усадьбы Наумова. Художники заново отстроили свой затейливый дом на улице Пушкина… Статус исторического дал городу импульс для развития. Но в потоке перемен конца 1980-х годов и в последующие времена о нем слишком редко вспоминали до самого последнего времени. А тех, кто об этом помнил, плохо слушали.

Негативную роль в жизни города играл советский изоляционизм, сокращавший возможность культурных контактов, духовных коммуникаций с Западом и Востоком. Город, до 1917 года распахнутый настежь, в советское время закрылся от большого мира на ржавый замок. Гуманитарные контакты происходили только точечно, в гастрольном режиме. В связи с концентрацией предприятий военно-промышленного комплекса Рыбинск оказался «полузакрытым» городом и почти не принимал гостей. Хотя официально закрытым (с наличием пропускного режима, контрольной зоны) он и не являлся, его практически не посещали туристы (особенно иностранные). Туристские пароходы проплывали мимо Рыбинска ночью. Урбанолог Карл Шлегель отмечал, что «эта проблема – открыт город или, наоборот, закрыт – важна не только в аспекте международного туризма: от ее решения зависит и внутреннее устройство города. Закрытость является по существу отрицанием самой природы города, своего рода чрезвычайным положением, которое, затягиваясь на длительное время, приводит к вырождению городов, к их смерти» .

Лишь в 1989 году были подписаны скромные протоколы о побратимских отношениях с городками Кингспорт, Джонсон-Сити и Бристоль из штата Теннесси, США. В начале 1990-х города-побратимы обменивались специалистами, учащимися, реализовывали совместные социальные проекты. Последний раз представители трех городов восточного Теннесси приезжали в Рыбинск в 1995 году. Потом связи были потеряны до 2007 года.

Очень противоречиво утверждали себя в эту эпоху необходимые элементы цивилизации.