Текст книги "Сочувствую ее темным духам… 1–12"

Прототип Антуана Ренфора

17 или 18 апреля 2021 года.

Уютное небольшое кафе на 51-й – отличное заведение с интерьером в стиле постимпрессионизма – с картинами Дали, Пикассо и другой подобной живописи, в которой Майкл не разбирался и разбираться не хотел. Штучные посетители сидели за столиками вычурной формы с тремя, либо пятью ножками разной длины, с расположенными на кривых столешницах кривыми вазами, в которых вместо цветущих растений стояли засохшие сорняки или ветки от экзотических растений – экзотических, даже по меркам Австралии, где уникальной флоры хватало. Кафе подходило для разговоров о возвышенно-прекрасных материях и первородном искусстве, но никак не для тривиального приема пищи. Поэтому Майкл даже по прошествии времени не мог понять – зачем, зачем он пригласил сюда Ребекку? Как эта идея вообще пришла ему в голову?

Но одно Майкл помнил точно – идея забрать у отчима мотоцикл появилась именно здесь…

Ребекка сидела за пятероногим столиком и, скрестив ноги, поправляла прическу для очередной фотосессии. Она оценила выбранное Майклом кафе – видимо, потому что ей недоставало «необычного фона» на последних фотографиях. Сам Майкл полагал, что их встреча получилась только благодаря тому, что Ребекка потеряла свою селфи-палку. Он смотрел на ее ноги – сегодняшняя юбка Ребекки была короче предыдущей, так что, думал Майкл, пропуская мимо ушей почти все слова Ребекки, ему было чем себя вознаградить.

– В июне будут «Кента и Роджера» крутить, – сказала Ребекка, сделав губы уточкой. – Там трейлер классный-преклассный, думаю, можно сходить. Мы ведь сходим?

До Майкла не сразу дошло, что это был вопрос.

– Ааа… ну да, можно…

– Куда это ты смотришь? – игриво спросила Ребекка, ударив Майкла по плечу.

– На ноги твои. Очень красивые.

– Спасииибо, – самодовольно улыбнулась Ребекка, накручивая на палец свои каштановые локоны. – Как тебе моя сегодняшняя прическа?

– Очень красиво, – ответил Майкл, не понимая, впрочем, чем ее отличие от вчерашней.

– Можешь сфоткать меня на фоне этого цветка? – попросила Ребекка, пододвигая поближе к себе горшок с особенно кривой веткой.

– Могу.

Ребекка протянула Майклу свой планшет с включенной камерой.

– Только не знаю, какой хэштег сюда приписать…

Прошло полчаса, был сделан не один десяток фотографий, прежде чем Ребекка выбрала самую удачную. Майкл на вопрос о своем мнении каждый раз отвечал, что «эта фотография еще красивее, чем предыдущая», в надежде что они покинут это артхаусное кафе как можно быстрее и поедут к ней домой, где никакая юбка не помешает ему рассматривать ее ноги.

Фотосессия окончилась – Ребекка стала что-то говорить про своих подруг, о том, какие у них парни, какие у этих парней машины, о том, что она, Ребекка, была бы не прочь «прокатиться с ветерком». Майкл прекрасно понимал ее намеки, но сказать Ребекке, что мотоцикл у него забрали насовсем, он не мог – это грозило появлением у девушки головной боли с, как минимум, недельным отсутствием секса.

Ребекка продолжала что-то безостановочно лопотать. Майкл, которому надоело разглядывать Ребекку, рассматривал картины на дальней стене с изображениями, судя по всему, вывернутых наизнанку людей. Он поймал себя на мысли, что ему по вкусу такое «странное» искусство, как вдруг его отвлекла до боли знакомая фамилия, произнесенная Ребеккой:

– Кто-кто? – спросил Майкл, проявляя энтузиазм в первый раз за время всегодняшней встречи.

– Ты про кого – про зубрилу Гиллан или про Лилиного Ламберта? – нахмурилась Ребекка.

Похоже, она осознала, что Майкл не самый лучший слушатель в мире.

– Нет, не про них.

– Про Фохё и его любовницу?

– Да, про них, – подтвердил Майкл, стараясь притвориться, что услышанная информация не вызывает у него никаких эмоций.

– А ну да, – хмыкнула Ребекка. – Представляешь, мой препод по истории подался в писатели! Написал какой-то детектив. Скоро выйдет в продажу. На каждой лекции только об этом и говорил. Слышал бы ты, как эта лаборантка смеялась над его смищными историями из издательства. – Ребекка усмехнулась. – У нее до жути убогий смех, наверное, утконосы и то симпатичнее смеются…

– Получается, – Майкл старался держать себя в руках, – эта лаборантка – любовница Фохё?

– Ну да, – ответила Ребекка, будто это само собой разумелось. – Об этом весь универ знает.

– Весь универ… – медленно повторил Майкл, чувствуя как в нем закипает гнев.

– Да. А что такое?

– Нет, ничего, – сказал Майкл, принимая привычное для Ребекки выражение лица. Слух у него вновь отключился, зато мозг усиленно заработал. В голове Майкла созревал план мести своему ненавистному отчиму. Очень хороший план, реализация которого позволит Майклу насолить своему врагу и вернуть то, чего больше всего на свете ему не хватало…

Скорость.

******

– То есть, идея ограбить отчима, – начал Саймон после того как Майкл пересказал ему свое свидание Ребеккой (ставшее, кстати, последним), – пришла тебе в голову после разговора со своей телкой?

– Да.

– Сколько ты готовился к этому?

– Где-то неделю.

– Клоду ты сказал про эту лаборантку-любовницу?

– Не стал говорить. Я посчитал оставить это при себе.

– Зачем?

– Не знаю… Я хотел рассказать об этом матери, если угнать мотоцикл не получится – или если Фил догадается, что я к угону причастен.

– Мотоцикл ты не угнал, но и от матери ты все скрыл?

– Да. Потому что на следующий день после попытки угона моя мать приехала ко мне и рассказала про свой рак. Я подумал, это будет неуместно. Да и… – Майкл сомневался, стоит ли ему об этом говорить, – и без этого я с ней чуть не поссорился.

– Из-за чего? Из-за отчима.

– Не совсем. – Майкл тяжело вздохнул. – Из-за того, что я упрямый мудак…

Прошел день после откровения Страйкса – Майкл последовал совету Саймона игнорировать все, что связано с таинственным планом отчима и продолжать жить удобной для себя жизнью. Саймон снова пришел к Майклу – в этот раз без пива. Он принес с собой небольшой сверток, загадочно пообещав «в случае чего его вскрыть». Майкл примерно догадывался, что находится в свертке и не знал, радоваться или огорчаться «тому случаю», после которого содержимое свертка покажется во всей красе.

– Ты так не рассказал про свидание с Лилией, – произнес Майкл, когда он и Саймон вышли на балкон для очередных затяжек «Клайдс Хэвеном».

– Ааа… – протянул Саймон, зажигая сигарету. – Я думал, что тебе не до этого.

– Жизнь продолжается! Мне ведь интересно…

– Это радует.

– Как мне кажется, – Майкл безуспешно пробовал пускать колечки из дыма, – тебе не удалось трахнуть Лилию…

– Это почему же? – От возмущения Саймон чуть не проглотил сигарету.

– Если бы получилось, ты бы первым делом рассказал об этом.

– Хороший аргумент… – Саймон отпускал идеальные кружочки из дыма витать в безветренном пейзаже за окном. – Да, я ее не трахнул.

– Значит, ты проспорил Тайгеру…

Саймон усмехнулся.

– Черт. Я же совсем забыл про это.

– Что ты ему скажешь?

– Скажу ему, что я ее трахнул, – невозмутимо ответил Саймон. – Как он это проверит?

– Ты же говорил, что я сделаю ваши с Лилией фото. – Майкл невольно удивился, что он помнит детали спора с Тайгером – ведь и без этого у него в голове было слишком много мыслей, от которых он был бы не прочь избавиться.

– Ты не смог их сделать. – Саймон, как и всегда, нашел что ответить. – Ты же бывший парень ее подруги, она тебя стеснялась, и тебе пришлось уйти… э-ээ… трахать кого-нибудь другого.

– Думаешь, Тайгер настолько наивен, что поверит в это? – усомнился Майкл.

– Он никак не сможет это опровергнуть. Он может, если конечно осмелится, спросить об этом напрямую у Лилии, и она скажет, что я ее не трахал – и это будет правдой. Но ведь то же самое она сказала бы, если бы я ее трахнул. Так что Лилия не гарант откровенности… как впрочем и любая другая женщина…

Саймон потушил сигарету о поручень и стал вглядываться в окна высотки, пытаясь в них что-то разглядеть.

– У этой любительницы йоги молодой ухажер?.. Интересно…

– Получается, Клоду сильнее повезло, да? – спросил Майкл. – Ну, я имею ввиду позавчера…

– Хахаха, хорошо, что ты об этом заговорил! Он стал встречаться со страшненькой подругой Лилии – вряд ли это можно назвать везением.

– Страшненькой? – недоуменно переспросил Майкл, вспомнив яркие зеленые глаза, отпечатавшиеся в его памяти.

– Красотой она мир не спасет.

– Ну не знаю… – протянул Майкл, вместе с Саймоном выходя с балкона. – Мне она страшной не показалась.

– Правильно – она же не страшная, – сказал Саймон, аккуратно присаживаясь на софу. – Она страшненькая, но ни в коем случае не страшная…

Майкл в ответ только пожал плечами.

– Так ты ее толком разглядеть не успел, – махнул рукой Саймон. – Она далеко не красавица, она, уверен, сама знает об этом, раз постоянно смотрит в пол. Нечего притворяться, будто в ней есть какая-та изюминка, или что у нее особая, – Саймон пальцами обозначил кавычки, – красота. Такими эпитетами бросаются лицемерные некрасивые женщины с огромным самомнением. А судя по поведению Эми – да, ее зовут Эми – самомнением она не страдает, так что можно лишь этому порадоваться.

– И, выходит, Клод стал встречаться с ней? – скептически спросил Майкл.

– Да! И самое смешное – он представился ей как Дерек Страйкс.

– Зачем? – От удивления брови Майкла поползли к макушке.

– Чтобы она его не искала в интернете, не знаю. На долгие отношения Клод не рассчитывает, это очевидно. И откровенно говоря – он познакомился с ней, чтобы я получил доступ к Лилии.

Майкл сощурил глаза, но его брови так и остались под макушкой.

– Я должен был подсыпать Лилии квебрахин в сок, – пояснил Саймон. – А ее подруга мне мешала. Так или иначе, ничего у меня не вышло, Лилия убежала, не прикоснувшись к соку, зато Клод, благодаря мне, заполучил… эээ… нетипичную для себя подружку.

Майкл молчал – он искренне считал, что Эми не заслужила этого. Завязать отношения с парнем, чья инициатива была обоснована желанием его друга совокупиться с ее подругой? Майкл надеялся, что ему в этой жизни посчастливиться не стать лишним винтиком в чьем-то коварном замысле.

– Что ты будешь делать с Лилией? – наконец спросил он.

– Продолжать налаживать мосты, – ответил Саймон, вертя в руках пульт от телевизора. – Неважно, нравится самец самке или нет. Любой женский отказ ломается при мужской настойчивости.

– Это с всеми женщинами так?.. – Майкл задумался. – То есть, Ребекка согласилась бы встречаться со мной, будь я понастойчивее?

– А она тебе нужна? Ребекка?

– Нет. Она дура. И ей нравилось быть дурой, хотя, думаю, она этого не осознавала.

– Это у всех женщин так, – сказал Саймон. – Они знают, что они дуры, и считают это своим лучшим качеством. Такое женское поведение бесит меня. Наличие у них вагины дает им право на безграничную глупость… это просто отвратительно…

– Не думаю, что все женщины такие… – тихо сказал Майкл.

– Быть может, ты по любви терпел глупости своей Ребекки? – спросил Саймон.

Майкл покачал головой.

– У нас была не любовь, а какая-та обоюдная мастурбация, не более.

– Хм… Надо запомнить. Неплохой эвфемизм для секса.

– Так это ощущалось, – развел руками Майкл, – даже сексом не назвал бы…

У Майкла зазвонил телефон.

– Неужели я кому-то нужен? – удивился он.

Нужен. На разбитом дисплее еле читалось имя звонящего контакта: «Мразь».

– Мразь? – произнес Саймон, подвинув голову к дисплею. – Кого ты так любишь?

– Думаю, ты знаешь кого, – сказал Майкл, чувствуя неприятное жжение под ложечкой.

После полусекундного раздумья Саймон понимающе кивнул.

******

– Алло.

– Здравствуй, Майкл, – раздался тихий голос из трубки.

Ненавистный голос пробудил в Майкле все самые негативные воспоминания из прошлого.

– Здравствуй, Фил.

– Как ты поживаешь?

Вот оно, из недавнего – Майкл слышит отказ от зачисления на первый курс Мельбурнского университета.

– Было здорово, пока ты не позвонил.

– Рад это слышать.

Самодовольный преподователь истории сделал все возможное, чтобы абитуриент, набравший наибольшее количество баллов на вступительном экзамене, не смог поступить в школу инженерного дела.

– Как мать? – Внешнее спокойствие Майкла стоило тому огромных затрат.

Как мать могла допустить все это???

– Я не по ее поводу звоню.

– Зачем же ты звонишь? – Майкл сжал свободный кулак.

– Ты ведь знаешь ответ.

Спокойствие Филипа лишало спокойствия самого Майкла.

– Что я знаю? – сквозь зубы, спросил Майкл.

– Ответ.

– Какой ответ?

Вздох от Филипа.

– Тебя же предупреждали вчера.

– О чем?

Тяжелый вздох от Филипа.

– О том, что тебе нужно покинуть Мельбурн.

– Зачем? – громко спросил Майкл, едва не разрушив свой образ воплощения спокойствия.

Тишина. В это время Саймон беззвучно прошептал: «Ставь на громкую связь, Майк».

Майкл покачал головой и уже собирался поторопить отчима с ответом, как вдруг…

– Потому что ты преступник.

Майкл громко расхохотался. Саймон в недоумении расширил глаза и перестал вертеть пульт.

– Чего же ты ржешь, придурок? – повысил голос Филип.

– Потому что придурок – это ты, – ответил Майкл.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать?

– Элементарно. Смеюсь я потому, что Страйкс, твой толстый поддельничек, не сумел меня вчера убедить в том, что его слова не полны дерьма. А придурок ты потому, что ты, из всех людей на земле, выбрал в сообщники именно ЕГО. И кстати о других твоих подельниках – у твоего приятеля-копа нет оснований посадить меня за решетку. Так что смирись с этим, скотина!

Тишина. Несколько долгих, как показалось Майклу, мгновений из трубки раздавалось тяжелое дыхание отчима – нарастающее, словно лавина или цунами.

– Уезжать из Мельбурна по-хорошему ты не хочешь?

– Ты ведь знаешь ответ, – передразнил в ответ Майкл.

Снова тишина.

– Тогда о твоей преступной деятельности узнает твоя мать.

Майклу стало нехорошо от услышанного – но он мигом взял себя в руки.

– Ты решишься на это? В самый сложный период ее жизни?

– Придется.

В поиске поддержки Майкл бросил взгляд на Саймона, забыв, что тот не слышит реплики Филипа.

– Значит, оклеветать меня тебе важнее, чем сохранить ее благополучие?

– Это не клевета. Это горькая правда. Горькая правда, которую твоя мать должна знать. И не забывай, Бернс, о том, что ты вор. Думал, я этого не знаю? Ты пытался проникнуть в мой дом две недели назад. У тебя, конечно, не получилось меня ограбить, но задатки вора ты уже проявил. Ты убирал следы на газоне, чтобы скрыть свое присутствие той ночью. И… скрытая камера это засняла.

Майкл молчал, чувствуя, как краснеют его щеки.

– К тому же, ты наркоман, – продолжал отчим. – Ты общался с наркоторговцем, ты был под преследованием полиции… Твой друг отмазал тебя. Но твой друг – это сын моего друга. И он по моей просьбе поручил твоему барыге запугать тебя.

Отцы бесполезны, отчимы губительны, матери беспомощны…

– Политика правды, Филип? – спросил Майкл. Его кажущийся спокойным голос вибрировал от ярости.

– Да, Бернс, именно так, – довольно ответил отчим.

– И политика лжи, когда дело касается лаборантки с твоего университета?

– Что ты несешь?

Возмущение Филипа показалось Майклу слишком показушным.

– О твоей любовнице.

– Твои дела очень плохи, Бернс. – Голос отчима звучал ровно, но Майкл чувствовал, что его «злодей всей его жизни» пришел в бешенство после услышанных слов. – Ты хочешь сделать все еще хуже?

– Хватит пустых угроз, Фохё. Что ты можешь рассказать кроме них?

Новая тишина. Злость отчима словно бы сочилась сквозь трубку, что, как ни странно, добавляло уверенности Майклу.

– Ты же знаешь, что твоя квартира принадлежит мне? – наконец спросил Филип.

– Намекаешь, что выкинешь меня на улицу? – усмехнулся Майкл.

– Нет. Ты сам сбежишь. Мне не придется тебя выкидывать.

Тишина… Тишина…

Майкл обдумывал свой ответ. В это время Саймон курил очередную сигарету и переписывался с кем-то по телефону.

– Если собрать все пазлы воедино, – начал Майкл, отмахиваясь от сигаретного дыма, – то получается, что после того как моя мать услышит твой рассказ о моих «якобы» преступлениях, я сам захочу покинуть свой собственный дом?

– Именно так. Рад, что ты догоняешь.

– Зачем тебе все это? Зачем тебе эта сделка со Страйксом, с копами? Какая тебе выгода от этого?

– Для того, чтобы ты осознал, насколько все серьезно.

Услышав это, Майкл пытался справиться с недоумением, от которого стала болеть голова.

Не справился.

– Видимо, я еще не осознал всю серьезность твоих намерений, – медленно произнес Майкл и жестами попросил у Саймона сигарету. – Поясни их.

Вновь прозвучал тяжелый театральный вздох.

– Бернс, ты такой же тупой, как и твой отец.

– Мой тупой отец не писал тупые детективы, Фохё, – выпалил Майкл после глубокой затяжки. – Мой тупой отец не пытался отобрать у кого-то жилье. Мой тупой отец не строил идиотские планы…

– План у твоего отца был один – сдохнуть от алкоголизма…

– И со своим планом он справился, чего нельзя сказать о тебе, – перебил Майкл и, дав отчиму возразить, добавил:

– Пока ты не убедишь меня бежать из Мельбурна, я не переступлю порог твоей квартиры, то есть своего дома… я буду ждать возле этого порога твою наглую писательскую харю, которая расскажет мне все, что я хочу и что я должен знать.

Тишина. Длиннее чем все предыдущие молчания.

– Ясно. Ясно. Пусть будет по-плохому. Я звоню твоей матери.

Связь прервалась.

– «Мразь» положила трубку, – сказал Майкл Саймону и стал лихорадочно искать номер матери в телефонной книге.

Нашел.

Набрал.

…короткие гудки.

– Сволочь!

– Что такое? – наконец подал голос Саймон.

– Он звонит матери.

– Жопа полная, так?

– Так, – сквозь зубы ответил Майкл и швырнул окурок в открытую дверь балкона.

Окурок попал в раму и отскочил на стол.

– Тебе нужно успокоиться, – сказал Саймон, подобрав со стола окурок и выбросив его на улицу.

– Как ты себе это представляешь? – желчно спросил Майкл. – Я ничего не узнал о его намерениях, зато дал ему повод вновь навешать лапши на уши матери!

Саймон взял со стола сверток, принесенный с собой, и помахал им перед лицом Майкла.

– Самое время его вскрыть.

Поросята

Наркотики. Материя, освобождающая тебя от привычных оков серых будней. Материя, дающая новые оковы взамен старых. Удовольствие, способное превратиться в рутину…

Майкл не понаслышке знал о наркотиках. Себя он бы не назвал бывалым наркоманом, но данной темой он интересовался, он общался с своими тогда еще друзьями, любителями «серьезных» веществ, которые собирают лавры длительной и беспощадной наркомании в специально созданных лечебницах. Да и без друзей можно все о наркотиках узнать. Узнать, но не понять.

У человечества немало опыта обращения с данной субстанцией. Время дало наркотикам негативную оценку. Под их влиянием человек превращается в нечто рептилеподобное. Это ли не прекрасно – отсутствие человеческих переживаний, особенно тогда, когда они причиняют тебе боль? Сейчас Майкл ощущал такую потребность. Выхода из ситуации, устроенной отчимом, не существует. Наркотики не решают проблемы, они заставляют на время забыть о проблемах. Только это Майклу и нужно – время. Немного времени для существования, не обремененного насущными проблемами. Как же здорово, как классно, что у него появился друг, который смотрит на этот мир почти твоим взглядом, который может дать тебе нужное лекарство… прямо сейчас…

Саймон разорвал бумагу на свертке.

Розовые, зеленые, желтые таблетки, бережно упакованные в герметичный полиэтилен, явили себя во всей красе. При взгляде на колеса Майкл почувствовал ком в горле. Он ожидал увидеть нечто другое, более привычное его измочаленному мозгу.

– Ну как тебе мои розовые поросята? – ехидно улыбнулся Саймон.

– Это что, экстази? – просипел Майкл.

– Ага. Попробовал когда-нибудь?

– Нет. Природные дары вроде каннабиса мне как-то ближе.

– Эти поросятки посильнее любой травы будут.

– Я с синтетикой на вы.

– Самое время вам познакомиться поближе. – Саймон разорвал полиэтилен и двумя пальцем взял розовую таблетку, самую маленькую на вид. – Давай, Майки, отбрось свои тревоги прочь.

Майкл пытался было включить внутреннего скептика, но передумал.

– Хуже не будет, – вздохнул он и буквально вырвал у Саймона розовое колесико.

Перед тем как отправить «поросенка» в глотку, Майкл долго рассматривал вишенку, выгравированную на таблетке. В его сознании еще бушевали угрозы отчима, к ним прибавились воспоминания последней встречи с матерью. Их голоса перемешивались, создавая неприятную какофонию в голове.

Странно. Сознание пока еще ясное, но именно сейчас все мысли обострились, протыкая извилины, отдаваясь болью в черепной коробке…

– И трезвым можно загнаться, не иначе, – вслух сказал Майкл.

– Что?

– Ничего, – ответил Майкл Саймону и проглотил поросенка.

Ничего.

Пока ничего, конечно же.

– Сколько нужно ждать? – спросил Майкл.

– От получаса до часа, – ответил Саймон. – Розовенькая слабая, советую тебе докинуться.

– Не стоит, – сказал Майкл, но взял желтую таблетку побольше и закинул себе в рот.

– Ничего себе, – протянул Саймон. – Ладно, не буду отставать.

Саймон закинулся двумя безликими серыми, «скучными», как подумал Майкл, таблетками.

– Ну-с, – довольно произнес Саймон, садясь на пол возле софы, – ждем. Пока ты беседовал со своим сладким папочкой, я накидал пару ласковых одной шлюшке, она обещала нас навестить, ты не против?

– Не против, – сказал Майкл, садясь рядом с Саймоном на пол.

– Просто секс под экстази это что-то невероятное, грех им сейчас не заняться…

– Что-то секс про экстази я слышал… – пробормотал Майкл. – А… может, не нужно дешевых шлюх? Я им не доверяю.

– Я тоже им не доверяю, просто с тобой не очень хочется заниматься сексом, – как бы стал извиняться Саймон. – А дрочить, знаешь… как-то пресно, что ли.

Майкл скорчил непонимающе-недовольную физиономию.

******

Приход не заставил себя ждать.

Майкл ощутил в своем организме чужую радость, перебивающую его собственные переживания. К этой симфонии чувств добавилось головокружение с легким покалыванием в локтях и коленях. Волны удовольствия медленно вымывали из Майкла весь негатив, и совсем скоро он довольно откинул голову на спинку софы и смотрел на привычную серую паутину в углу, принявшую непривычный насыщенный цвет.

– Э, – буркнул Саймон.

Майкл повернулся в сторону Саймона и попытался улыбнуться, но сжатые челюсти помешали ему это сделать.

– Что? – кое-как открыл рот Майкл.

– Этой суки нет. – Насколько мог судить Майкл, Саймон испытывал те же ощущения, что и он.

– Какой су… Аааа, – вспомнил Майкл. – Той, ко-то-рой ты пи-сал?

– Да. Которой я писал. Заставляет нас ждать, корова…

– Да и черт с ней, – вяло махнул рукой Майкл.

Саймон закурил. Майкл последовал его примеру, в надежде уменьшить эффект сжатых челюстей.

Минут двадцать они молча курили – Саймон докинулся розовеньким поросенком, объяснив это тем, что он «тертый калач». Майкл медленно пускал дым в потолок – из него почему-то прорисовывался образ Ребекки с ярко-зелеными глазами. Он почувствовал желание и закинул ногу за ногу, чтобы скрыть эрекцию. Тут же Майкл испытал два взаимоисключающих сожаления – что Саймон не девушка, и что он, Майкл, не гей. Он старался отогнать галлюцинацию, вернее, поменять ее – Майкл был уверен, что Ребекка не подходит этим ослепительным глазам. Он хотел заменить ее на другую, любую, абстрактную девушку – например, на ту рыжую, с которой у него была «практика» в саймоновском логове, но безуспешно. Впрочем, Ребекка сама стала растворяться, а ее (вернее не ее) зеленые глаза увеличивались в размере. Майкл довольно улыбнулся – наконец-то у него это получилось! Глаза становились все больше и больше, в них Майкл начал видеть отражение какой-то женщины. Прошло немало времени, прежде чем Майкл с ужасом узнал в ней свою мать.

Паника резкими волнами затуманила сознание, растворив в себе те обволакивающие волны удовольствия, в которых Майкл стал было забываться…

– Майк, мне нужно кое-что.

– Что?!! – с облегчением крикнул Майкл – образ матери сразу же исчез после слов Саймона.

– Не ори ты так! Есть пиво?

– Нет.

– Купи.

Майкл выпучил глаза.

– Я боюсь встать – уверен, меня охватит паника.

Он соврал – она уже его охватила. Несмотря на то, что галлюцинация с матерью пропала, паника словно бы взяла Майкла за грудки и стала трясти его из стороны в сторону. К этому ощущению прибавился холодный голод в желудке.

– Кому будет дело до того, какого цвета мои легкие, когда жирный негр вонзит нож в мою спину и изнасилует мой труп? – произнес Саймон, рассматривая предупреждения на пустой пачке-гробе «Clyde’s Heaven».

– Что?

– Ты же слышишь, что я несу! – сказал Саймон и кинул гроб на стол. – Как меня такого можно отпустить на улицу? Я же неадекватный!

– Ты понял, что твои слова неадекватны, – заметил Майкл. – Стало быть, ты адекватный.

– А ты сохранил за собой наблюдательность! Для этого требуется больше адекватности, чем для произнесения неадекватных фраз.

– Слишком умная мысль. Ты точно адекватный.

– Если руководствоваться твоей же логикой, можно сделать вывод, что ты тоже адекватный.

– Я с этим и не спорил. Я сказал, что меня охватит паника.

– Что тут думать – мы оба адекватные! Тогда вместе пошли за пивом.

Майкл моргнул в ответ, ощутив сырость и тяжесть зрачков своих глаз.

Через пятнадцать минут Майкл и Саймон шагали по вечерним, но еще наполненным улицам Мельбурна. Чем больше людей встречалось на пути, тем сильнее Майклу становилось не по себе. Его состояние было близким к паранойе. Изображение в его мозг поступало с нормальной скоростью, а звук словно бы притормаживал. Чувство времени усилилось: казалось, что теперь оно идет медленнее… В страхе споткнуться Майкл стал переступать через тени, вызвав смех каких-то толстых девиц, проходивших мимо. Майкл заморгал от смущения и вдруг осознал, что мог разглядеть людей лишь в опасной от себя близости. Белки собственных глаз показались ему такими мокрыми. Мошки перед глазами образовывали созвездия. Майклу стала неприятна собственная паранойя, он стал вспоминать все негативные события, произодшедшие с ним ранее. Первым на ум пришел, конечно же, отчим. Тут же Майкл отпрянул в сторону, притянув к себе удивленный взгляд Саймона. Неподалеку от них проехал красный хэтчбек – Майкл вспомнил, что отчим в свое время разъезжал на «Шкоде» лососевого, как он любил называть, цвета. Он запаниковал – любая красная машина (которых на проезжей части стало больше, чем обычно), проезжающая мимо, вызывала болезненное уханье над его желудком.

– Что такое? – спросил Саймон, всем своим видом обозначая вежливый интерес.

– Нехорошие мысли лезут в голову, – ответил Майкл своим кроссовкам.

Саймон усмехнулся.

– Все это ложь. Все твои мысли – это одна большая ложь. Свой огромный мозг ты заполняешь одной ложью. Хватит.

Майкл почему-то кивнул – сам он не мог понять, согласен он со словами Саймона или нет.

– Наш мозг – это главный наш обманщик, – продолжал Саймон. – Вот слух – мы слышим одинаково, но каждый мозг каждый раз обрабатывает один и тот же звук по-разному… То же самое и со зрением. Если бы я врал, то не существовало бы оптических иллюзий.

После этих слов в голове Майкла вспыхнула отторгающая картина – розовый мозг, в котором вместо извилин – голые младенцы.

– Неудивительно, что общественность против наркотиков, – неожиданно для себя сказал Майкл. – Они уродуют восприятие.

Саймон покачал головой. «Общество – не показатель. Общество портит людей» – вдруг вспомнил Майкл одну из давнишних реплик Саймона.

– Не знаю, как для общества, не интересно, но для меня наркотики – это здорово. Я умею их принимать.

– Что тут хорошего? – возразил Майкл, едва не споткнувшись о собственную тень. – Мозг рисует навязчивый бред. Время… эээ… тормозит, из-за чего весь этот бред расстягивается…

– Вот именно. Сейчас у меня ускоренное чувство времени. У тебя, наоборот, замедленное. Бытие определяется сознанием, друг мой. А сознание нас порой обманывает, даже когда мы не пьяные. Выходит, что бытие, окружающий нас мир – это просто ложь. Все общепринятые истины – это лишь популярные иллюзии, привлекательные, либо просто привычные посредственным людям…

– По-моему, ты несешь бред, – сказал Майкл.

– Нет. – Невозмутимости Саймона не было предела. – Это наркотический полет свободной мысли под фундаментом трезвого разума. Наркотики убирают так называемую правду, оставляя после себя только неоспариваемую истину.

– От экстази никакой истины нет. Одна паранойя. Вот трава это другое дело.

– Пробовал бы ты столько колес, сколько анаши скурил, ты бы по-другому думал. У травы своя прелесть, у экстази – своя. Ты должен на одни и те же вещи смотреть по-разному, по-разному их воспринимать. Для этого и существуют наркотики. Для всестороннего восприятия. Умные люди стараются охватить все аспекты этого существования. Наркотики, даже синтетические, так или иначе, пришли к нам от природы. Красивая картина вырисовывается – природа поспособствовала зарождению отношений человека и наркотиков.

Майкл хотел что-то сказать в ответ, но не сказал, да и нужды в этом, в общем-то, не было – они уже дошли до пивной забегаловки. Саймон взял себе лагера и пачку «Clyde’s Heaven». Майкл не стал рисковать и взял только сигареты, тоже «…Heaven». С учетом отсутствия опыта с экстази, решил Майкл, будет опрометчиво заливать кислотных «поросят» лагером и прочими этиловыми радостями. Оставаться за барной стойкой не стали – решили пойти обратно к Майклу, не хотели вызывать подозрений.

По пути назад Майкл вспомнил пугающую картину, неведомо как забредшую в его голову.

– Саймон, можно спросить? – Не дожидаясь разрешения, Майкл продолжил. – Галлюцинации можно толковать? Так же, как толкуют сновидения?

Уголок рта Саймона изогнулся в полуусмешке.

– Они всегда истолковываются одинаково. Любая галлюцинация означает, что ты изрядно накидался.

– Я видел мозг, состоящий из младенцев. Как мое подсознание дошло до такого?

– Хм… Каким-то образом это связано с твоим отчимом, но точно не знаю. Природа отцовства, типа того. Может, твой мозг намекнул тебе, что все отцы – бракоделы и неудачники, которые под каблуком своих жен зачинают новых потребителей с мертвым самосознанием… Твои младенцы были мертвыми?

– Не помню. Они были голыми. И розовыми, так что, скорее всего, они были живыми.

– Жаль, – вздохнул Саймон и плюнул в мусорную урну. – Хотя… быть может, они недавно умерли и не успели посинеть?

– Какой ты жестокий.

– Я? Скорее рациональный. Природа дала нам жизнь. Природе иногда необходим минимализм. Поэтому она стирает с лица Земли некоторые виды, заставляя их вымирать. Люди – это животные, которых так много на этой планете. Они загрязняют своим углеродным следом окружающий воздух. Они постоянно размножаются, ходят в церкви, воюют друг с другом, покупают всякую херню, учат тебя как жить, заставляют пахать на ненавистных работах с грошовыми зарплатам, хотят, чтобы ты соответствовал их ожиданиям. Люди – тупые. Не все, конечно. Но большая часть, это уж точно. И если природа нас не уничтожит, то сделает так, что мы сами уничтожим друг друга. И сделать это не так сложно. Цепь химических реакций, немного радиоактивных металлов – и все, мы трупы.