Текст книги "Шахматные байки"

Инженеры «шахматных душ»

Скромность писателя

Бернард Шоу как-то зашел в ресторан.

– Что сыграть в вашу честь? – спросил его дирижер оркестра. Но музыка мешала писателю разговаривать со своим коллегой, и он высказал скромное пожелание:

– Я был бы вам весьма признателен, если бы вы сыграли партию в шахматы.

Уникальное полотно

Эрнест Хемингуэй обладал коллекцией картин, которой весьма гордился и с удовольствием демонстрировал гостям. Как-то один из них, проявив полное безразличие к большинству полотен, надолго задержался около картины, изображавшей играющих шахматистов.

– Вам нравится? – спросил польщенный хозяин.

– Великолепно, – ответил гость. – Белые жертвуют ферзя и ставят мат в три хода!

Дракон

В книге «Алмазный мой венец» Валентин Катаев рассказывает о том, как его друг писатель Юрий Олеша придумал фантастическую шахматную фигуру. Случилось это во время Московского международного турнира 1925 года. Вот короткий диалог между Катаевым и Олешей, состоявшийся более восемьдесяти лет назад.

– Я думаю, что шахматы – игра несовершенная. В ней не хватает еще одной фигуры.

– Какой?

– Дракона.

– Где же он должен стоять? На какой клетке?

– Он должен находиться вне шахматной доски. Понимаешь: вне!

– И как ему ходить?

– Для него не существует никаких правил, ему позволяется уничтожить любую фигуру. Игрок может внезапно поставить дракона на доску и тут же завершить партию матом. Кто успеет первым ввести в бой дракона и съесть короля противника, тот и выиграл. И не надо тратить столько времени и сил на утомительную партию. Дракон – это революция в шахматах!

Интересно, знал ли Олеша о существовании варианта дракона, одного из самых загадочных в шахматах?

Кто чемпион?

На одной из партий между Карповым и Каспаровым присутствовали Леонид Зорин, чемпион Центрального дома литераторов, и его друг гроссмейстер Марк Тайманов. Забавный эпизод, единственным свидетелем которого явился автор этих строк, произошел на двадцать третьем ходу. Зорин подошел к Тайманову и, глядя на демонстрационную доску, задумчиво заметил:

– По-моему, Карпов собирается двинуть вперед свою коневую пешку.

Ход выглядел не слишком убедительно. Марк Евгеньевич снисходительно улыбнулся. Ответ его прозвучал своеобразным афоризмом:

– Этот ход не может быть сделан, потому что не может быть сделан никогда!

Тайманов стоял спиной к демонстрационной доске и не мог видеть, что как раз в этот момент коневая пешка белых переместилась на одно поле вперед. Когда гроссмейстер развернулся на 180 градусов и взглянул на доску, он усмехнулся и скромно заметил:

– Вот почему я не чемпион мира!

– Это понятно, – согласился с ним Зорин, – но почему я не чемпион мира?

Матч на полу

Не меньше, чем своим гроссмейстерским титулом, Александр Котов гордился членским билетом Союза писателей: он был первым, кого приняли в Союз за шахматные книги. В те годы писатели тщательно оберегали свои ряды, и прорваться чужаку было непросто. Требовались рецензии от авторитетных людей. Котов обратился к Эмилю Брагинскому, драматургу и сильному шахматисту (в молодости он занимался на Стадионе юных пионеров вместе со Смысловым).

– Я готов написать про вашу книгу об Алехине, что это оригинальное произведение литературы, – сказал Брагинский гроссмейстеру, – но только в том случае, если вы мне заплатите.

– Сколько? – насторожился Котов.

– Сыграете со мной восемь партий в блиц.

Котов вздохнул с облегчением. Однако он рано радовался. Недооценив шахматной силы рецензента, претендент на корону проиграл одну из партий и в сердцах смахнул все фигуры на пол. Писатель предложил продолжить игру на полу, но в конце концов проиграл матч. Зато Котов получил рецензию, с которой мог смело выдвигаться не то что в Союз писателей, а на Нобелевскую премию.

«Ученому и шахматисту»

В середине семидесятых годов мне удалось познакомиться с Владимиром Высоцким, я побывал на многих его выступлениях, не раз и сам организовывал их. Был причастен и к последнему концерту Высоцкого в Москве, который состоялся 14 июля 1980 года в НИИ эпидемиологии и микробиологии. Чувствовал себя Володя неважно, но был в ударе, пел с необычайной энергией, впервые тогда исполнил песню «Грусть моя, тоска моя», успех был неимоверный. Увы, 25 июля 1980 года Высоцкого не стало.

А четырьмя годами раньше я подарил поэту свою первую книжку «Математика на шахматной доске», на которой сделал такую надпись: «Владимиру Высоцкому, ученому и шахматисту (автору песен „Товарищи ученые“ и „Честь шахматной короны“) с глубоким уважением и восхищением от автора. Ноябрь, 1976. XX век. Евгений Гик».

Общаясь с Высоцким, я все собирался взять у него шахматное интервью, не сомневался, что автор замечательной шахматной песни интересуется игрой. Однако выяснилось, что он увлекался ею только в школьные годы, а позднее за доску почти не садился. Уже после смерти поэта я узнал от Станислава Говорухина, что когда-то он давал Высоцкому шахматные уроки, пригодившиеся ему при работе над песней, посвященной Фишеру…

Прошло много лет, и, конечно, я не помнил, какие слова написал на подаренной поэту книге. Но вот как-то мне позвонила незнакомая девушка, представилась Ларисой Симаковой. Как выяснилось, она активный член Клуба поклонников Высоцкого.

– Не расскажете что-нибудь о концертах Владимира Высоцкого? – спросила Лариса.

– С удовольствием, но как вам удалось меня разыскать? – удивился я.

– В библиотеке Высоцкого хранится ваша книжка «Математика на шахматной доске».

– Только одна? – невольно вырвалось у меня. – А ведь в 1979 году я успел подарить ему и свою вторую книгу – «Шахматные досуги».

– После смерти Высоцкого, – сказала Лариса, – в его доме перебывало несчетное множество людей и пропало много книг, не только ваша.

– А как вы узнали, что у Владимира Семеновича есть моя книга? – Я решил удовлетворить свое любопытство до конца.

– Список всех книг вместе с дарственными надписями Высоцкому опубликован в «Ваганте», вестнике, посвященном любимому всеми артисту и поэту. Просматривая список, я и натолкнулась на ваше имя.

Нетрудно догадаться, что уже на следующий день я разыскал необходимый выпуск «Ваганта». И в самом деле, в № 1 (26) за 1992 год опубликован список 109 книг, подаренных Высоцкому и сохранившихся в его библиотеке. Вот что написано в предисловии:

Библиотека Владимира Высоцкого невелика: не более тысячи томов. Не имея до 1975 года собственной квартиры, он начал основательно собирать книги только после переезда в дом на Малой Грузинской. Кроме того, некоторые гости пользовались известной всем щедростью Высоцкого, и книги, бывало, исчезали с полок без ведома хозяина квартиры…

Среди авторов изданий, подаренных Высоцкому, немало известных писателей и поэтов. Конечно, автору этих строк приятно было обнаружить в списке и свое имя, затесавшееся где-то между Вознесенским и Евтушенко. Других шахматных книг, кроме той, что значилась под № 36, в библиотеке поэта не оказалось.

Обида

Санкт-петербургский поэт Семен Ботвинник в молодости был очень похож на Виктора Корчного. И любители шахмат, встречая его на улице, часто спрашивали:

– Извините, пожалуйста, вы случайно не Корчной?

– Нет, вы обознались, я не Корчной, а Ботвинник! – обижался Ботвинник.

Собака с золотыми зубами

Веселая история, правда, с грустным финалом, описана в повести братьев Вайнеров «Гонки по вертикали». Она о том, как дантист Зубакин, по совместительству опытный валютчик, погорел на своем пристрастии к шахматам…

Зубопротезный кабинет Зубакина был расположен на Гоголевском бульваре, рядом с шахматным клубом. Однажды, занимаясь своей очередной пациенткой, он зацементировал ей протез и велел немного посидеть, не раскрывая рта, пока мост не просохнет. Сам же на минутку выскочил в соседний дом – в шахматный клуб.

И надо такому случиться – как раз в этот момент там начинался сеанс одновременной игры, который давал любимый гроссмейстер валютчика. Упустить такой шанс было бы непростительно, и Зубакин пристроился к одной из досок, закаменев, словно гипс у его пациентки. Поединок получился очень увлекательным, но когда спустя три часа дантист вернулся в свой кабинет, бедную женщину успели уже увезти в Институт Склифосовского, где ей чуть ли не ломом вышибали изо рта цемент. А у Зубакина тем временем милиция успела конфисковать все золото и валюту. В результате этот страстный поклонник шахмат вынужден был на три года отправиться в места не столь отдаленные – повышать свой рейтинг…

В интервью с Аркадием Вайнером я спросил его:

– Зубакин – плод вашей писательской фантазии или у игрока-дантиста был живой прототип?

– Вы будете смеяться, – ответил Аркадий Александрович, – но такой шахматист был, он и сейчас есть. Не стану называть его имя (оно широко известно в узких кругах), а прославился этот человек, столь жестоко пострадавший из-за шахмат, еще и тем, что своей любимой собаке, побитой в какой-то уличной драке, вставил золотые зубы. Сейчас его имидж от такого поступка только вырос бы, но в те далекие времена это выглядело немного вызывающе…

Истинный победитель

Как известно, первый поединок Карпов – Каспаров был прерван президентом ФИДЕ Флоренсио Кампоманесом без объявления победителя. Однако победитель в нем все-таки был – это писатель Арканов. Вот как происходило дело.

Арканов написал острую критическую статью о незаконной остановке матча. Ситуация была напряженная, и все московские редакции дружно отказались ее печатать. Но один знакомый журналист из Эстонии взялся «пробить» в Таллине откровенное мнение писателя. Он попросил прислать рукопись. Арканов пошел на почту и отправил материал, а заодно купил десять билетов модной тогда лотереи «Спринт». Вскрыв один из билетов, он прочитал: «Автомобиль марки „Волга“». Вот как замечательно закончился для писателя этот шахматный марафон. Сомневаюсь, что Карпов и Каспаров получили за него что-нибудь соизмеримое с «Волгой», которая тогда расценивалась примерно так же, как сегодня шестисотый «Мерседес».

Конспирация

Любопытную историю из лагерной жизни поведал писателю Бенедикту Сарнову известный сценарист и писатель Камил Икрамов, сын секретаря ЦК Узбекистана, расстрелянного вместе с Бухариным и Рыковым в 1938 году:

Когда Камила посадили, а было ему пятнадцать лет (сын за отца отвечает!), он быстро сообразил, что отрицать свою мифическую вину бессмысленно. Тем более понимал это и следователь. И тогда, чтобы не просиживать штаны на допросах, решено было действовать так. Следователь вызывал Камила к себе в кабинет, отпускал конвоиров, и они начинали шахматную битву. А после игры подследственный подписывал липовый протокол, заранее составленный его партнером.

Если во время партии из коридора доносились подозрительные звуки, она прерывалась, фигуры прятались в ящик стола, и хозяин кабинета орал на Камила четырехэтажным матом (не шахматным). Дверь отворялась, и появлявшийся на пороге высокий тюремный чин одобрительно кивал головой. Затем он удалялся, позиция восстанавливалась, и игра – не на жизнь, а на смерть – продолжалась.

Этот своеобразный матч длился не один месяц (почти как у Карпова с Каспаровым), и конспираторов так и не разоблачили. А когда Икрамов получил свой срок, больше всех, конечно, был огорчен его следователь.

Шахматы принадлежат народу!

В начале шестидесятых состоялась печально известная встреча партии и правительства с творческой интеллигенцией, на которой распустившиеся писатели и художники-«абстрактисты», как ласково называл их Хрущев, получили по заслугам. Писатель Леонид Жуховицкий, отличавшийся непозволительным либерализмом, ходил сердитый и злой. А на следующий день его попросили выступить на вечере, посвященном матчу на первенство мира. Ленинский перл «Искусство принадлежит народу!» тогда повторялся с утра до вечера, и, выйдя на трибуну, Жуховицкий заявил: «Шахматы принадлежат народу! Хватит нам терпеть от чемпионов их тупые ходы ладьями и кривые прыжки конями. Призываю также запретить закрытые дебюты, они не для открытых советских людей. Да, требую, чтобы каждый ход королей был понятен народу!»

Закончив речь, Жуховицкий не сомневался, что зал разразится гомерическим хохотом. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что участники вечера восприняли его слова совершенно серьезно. Они не улыбались, а наоборот, согласно кивали головами, а один даже крикнул: «Давно пора!»

Когда народ разошелся, ведущий встречи гроссмейстер Симагин шепнул писателю: «Но ведь бывают ходы, которые не понятны даже гроссмейстерам…» – «Вы что, против линии партии?» – поставил его на место Жуховицкий и покинул помещение, бросив гроссмейстера в полной растерянности…

Короли на матче

Идея проинтервьюировать литературных героев родилась не от хорошей жизни. Когда я прибыл на очередную партию матча Карпов – Каспаров, были опрошены уже почти все его посетители, на мою долю не осталось никого. Именно в этот миг тоски и безысходности я обратился к литературным персонажам. Мне повезло. Все они собрались на исторический поединок. Кто был в зале, кто в буфете, кто прогуливался по пресс-центру.

Я начал опрос с Бени Крика. Великий налетчик сидел за столиком и, морщась, пил пиво. Как всегда, на нем были шоколадный пиджак, кремовые штаны и малиновые штиблеты. Глаза лучились отвагой и житейским опытом. Когда я подсел к нему, он оглядел меня с головы до ног, и я ощутил невольный трепет.

– Послушайте, Король, – спросил я с искренней улыбкой, – кажется, сегодня будет ничья?

– Я знал об этом позавчера в Одессе, – зевнул Беня Крик. – Дальше.

– Кто, на ваш взгляд, победит в матче – Карпов или Каспаров?

– Папаша, – отхлебнув пива, сказал Крик, – пожалуйста, выпивайте и закусывайте, и пусть вас не волнует этих глупостей. – Беня говорил мало, но он говорил смачно.

– Венчик, еще один вопрос, – я изобразил крайнюю заинтересованность, – как вы думаете, шахматный мир представляет собой монархию или республику?

– Я думаю об выпить хорошую стопку водки, об выдать кому-нибудь мат и об том, что если в этом заведении есть король, так это я.

Поблагодарив Крика, я отправился в фойе. Столики были сдвинуты «покоем». На них стояли шахматные доски с расставленными фигурами. Миниатюрная женщина записывала участников сеанса одновременной игры.

Я сразу узнал Эллочку Щукину.

– Эллочка, дорогая, разрешите задать вам несколько вопросов.

– Ого! – Эллочка подняла брови.

– Вы болеете за Карпова?

– Я побью его как ребенка. – Эллочка серебряно рассмеялась.

– Все ясно. Ваш кумир – Каспаров.

– Хамите, парниша, – кокетливо произнесла Эллочка.

Не успел я записать слова моей собеседницы, как из-за кулис вышел высокий мужчина с медальным профилем. Шарф, как алое облачко, окутывал его могучую шею. Гроссмейстер Остап Бендер явился дать второй в своей жизни сеанс. Пружинистыми шагами он сделал полный круг, передвинув на всех досках пешку с е2 на е4. Пока любители, схватившись за головы, целиком погрузились в себя, я обратился к гроссмейстеру.

– Остап Ибрагимович, одну секунду…

Он подозрительно взглянул на меня и, видно, узнав во мне корреспондента популярного издания, крикнул:

– Уберите фотографа! Он мешает моей шахматной мысли.

– Вы зря сердитесь, – сказал я мягко. – Я хочу задать вам всего два-три вопроса.

– Ближе к телу, как говорил Мопассан.

– Вопрос первый. Как стать чемпионом мира?

– Тише, юноша, – ответил Бендер, – я слишком чту уголовный кодекс, чтобы ответить на этот вопрос.

Тут на телевизионном экране появился столик, за которым сидели два шахматных короля. Впрочем, оба стула были пусты – и Карпов, и Каспаров отсутствовали. Наверное, они отдыхали друг от друга, и у меня мгновенно родился второй вопрос.

– Остап Ибрагимович, чего бы вы хотели от своих коллег-гроссмейстеров, если бы сами играли матч?

– Я хотел бы от них того же, чего хотел друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же детства красавицы Инги Зайонц. А он хотел от нее любви.

Тон великого комбинатора показался мне дружелюбным, почти лирическим. Я осмелел.

– Третий и последний вопрос. Нет ли у вас какой-нибудь плодотворной дебютной идеи?

– Пройдите, пройдите, – высокомерно сказал гроссмейстер, – я подаю по вторникам. – И изящным движением руки он незаметно снял ладью с крайней доски.

Немного обескураженный, я поднялся в пресс-центр. И тут мне улыбнулась удача. Молодой человек лет двадцати трех слегка развинченной походкой прогуливался по комнате и уверенно предлагал ходы за Карпова и Каспарова.

Иван Александрович Хлестаков – а это был он – охотно согласился ответить на мои вопросы.

– Иван Александрович, устаете ли вы от шахмат?

– Просто не говорите. Я всякий день на турнирах. Тут у нас и свой круг составился: Бобби Фишер, Юдит Полгар, розанчик этакой, и я. И уж так уморишься, играя, что просто ни на что не похоже.

– Утомляет ли вас слава?

– О, вы заглянули бы ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: гроссмейстеры, мастера толкутся и жужжат, как шмели, только и слышно: ж…ж…ж…

– А не хотели бы вы предложить новую систему розыгрыша первенства мира?

– Отчего же не предложить? У меня опыт государственный преогромнейший. Один раз даже федерацией управлял. Президент к спонсорам отправился, кому же взяться? Охотников вроде бы и много, кажется, легко на вид, а посмотришь – просто черт возьми! И сразу ко мне – курьеры, курьеры, курьеры… Каково положение? – спрашиваю.

Я посочувствовал своему собеседнику и задал еще один вопрос:

– Кто, по-вашему, первый игрок на белом свете?

Хлестаков аж покраснел от обиды.

– Да вы их, их спросите. – Он показал в сторону гроссмейстеров и мастеров. – Я ведь как только в клуб зайду, просто землетрясенье, все дрожит и трясется, как лист. О! Я шутить не люблю. Я им всем задам острастку. Да что в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого… Меня завтра же произведут в чемпионы мира!

Иван Александрович был так разгорячен, что я решил побыстрее удалиться, покинул пресс-центр и спустился в зал, так и не закончив свое интервью.

Искусство требует жертв

Все могут королевы

В первом матче между Карповым и Каспаровым Алла Пугачева очень переживала за молодого претендента. И когда счет стал 4:0 в пользу его соперника, она не выдержала и отправилась в гости к Гарри. Дверь гостиничного номера открыла его мама Клара Шагеновна.

– Что случилось, Аллочка?!

– Где Гарик?

– Еще спит…

Гроссмейстер действительно еще не проснулся.

– Вставай! Счет 4:0… Как тебе не стыдно?

Каспаров протер глаза.

– А? Что? В чем дело?

– Дальше так нельзя, – строго предупредила Пугачева, – поднимайся, есть разговор.

Затем они долго беседовали – о шахматах и о жизни. И когда Пугачева покидала Каспаровых, она то ли посоветовала, то ли приказала:

– Сейчас надо делать побольше ничьих. Сделай сорок штук, – уточнила Алла.

Итог прерванного Кампоманесом матча хорошо известен: пять побед у Карпова, три у Каспарова и… сорок ничьих. Таким образом, благодаря великой певице Гарри спас почти безнадежный поединок.

Как заметила по этому поводу сама Алла Борисовна: все могут короли! И – добавим – особенно королевы.

Место встречи изменить нельзя

Автор народного фильма «Место встречи изменить нельзя» режиссер Станислав Говорухин рассказал мне занятную историю.

Однажды Говорухин встретился за доской с Марком Таймановым и неожиданно взял верх. «Поздравляю с красивым рейдом короля», – поздравил его гроссмейстер, когда все было кончено. И в самом деле, партию решил марш белого предводителя с одного фланга на другой.

Но самое удивительное произошло спустя полтора года. Говорухин позвонил Тайманову в Ленинград. Его не было дома, подошла жена, и он сказал, что хотел бы узнать ситуацию в матче-реванше Фишер – Спасский (дело происходило в 1992 году). Ответный звонок Тайманова раздался уже через пять минут.

– Станислав! Вы интересовались игрой Фишера? Понимаете, он уже совсем не тот, что был прежде. А эта партия, о которой вы спрашиваете… Как бы вам сказать… Короче говоря, ваша незабываемая победа надо мной просто шедевр по сравнению с поединком Роберта. Кстати, вы не забыли нашу встречу? Могу продиктовать ходы.

Говорухин был потрясен. Ведь для Тайманова та давняя партия, очевидно, ничего не значила, к тому же оба они были тогда подшофе. И тем не менее гроссмейстер запомнил это «произведение искусства».

А вскоре мне удалось побеседовать и с одним из авторов сценария фильма Аркадием Вайнером. Речь коснулась и нашумевшей партии Говорухина с Таймановым, и я спросил писателя, может ли он похвастаться подобным шахматным достижением. И тут Вайнер расставил все точки над «i»:

– Прежде всего о легендарной победе режиссера над гроссмейстером, единственным свидетелем которой был как раз ваш покорный слуга. Да, правда, что они оба – а заодно и я – продегустировали в тот вечер немало горячительных напитков. Правда и то, что Говорухин, убегая своим королем от преследования, забирал по дороге все неприятельские фигуры, и в конце концов оказался на коне. Но справедливости ради стоит добавить, что Тайманов мало что видел в этой партии, потому что играл ее «вслепую»…

Что касается меня, то я тоже могу смело похвастаться, что во встречах с Таймановым счет явно в мою пользу, правда, лишь в тех случаях, когда Марк играет без ферзя. Если же фора составляет ладью, то мои шансы заметно ниже, и здесь, пожалуй, перевес на стороне гроссмейстера.

– Самое главное, – спустя десять лет вспоминал дружескую попойку Марк Тайманов, – что «место встречи» мы не изменили, и в результате родился замечательный «алкогольный вариант».

Могильная плита

Актер Раднэр Муратов (помните Василия Алибабаевича из «Джентльменов удачи»?) был большим фанатом шахмат, однажды даже пострадал из-за них. Во время съемок какого-то фильма Радик то и дело обыгрывал режиссера. Ему намекали, чтобы он остановился, мол, режиссер выходит из себя и уже имеет на него зуб. А Василий все выигрывал и выигрывал…

И вот фильм вышел на экраны, а Муратова не было ни в одном эпизоде. Только в самом конце показали кладбище, могильную плиту и на ней надпись: «Радик». Мстительный режиссер отыгрался.

Как будущий артист психа раскусил

Все знают Валентина Гафта как потрясающего артиста, однако в школьные годы он собирался стать гроссмейстером: всегда носил с собой доску и фигуры. Правда, в самом начале шахматной карьеры у него произошло одно печальное недоразумение.

…Играть Валентина научили соседские пацаны Юра и Киса, причем Юра перед этим по дружбе выбил у Гафта зубы, а Киса только-только вышел из тюрьмы. И вот эти симпатичные и юморные ребята решили немного подшутить над маленьким Валей и показали ему совсем не те ходы, какие положено. Конь, скажем, прыгал у них буквой «п», а не «г», а ферзь вообще делал что хотел, одним ударом мог снести пол доски.

Когда Гафт научился таким шахматам, Юра и Киса отправили его в сумасшедший дом, расположенный неподалеку, с заданием. Гафт должен был играть с выздоравливающими психами и определять, можно ли их уже выпускать на свободу. В саду, где прогуливались претенденты на выписку, будущий артист, расставив фигуры на маленьком столике, приглашал их к себе на прием и предлагал сгонять партию-другую. Игра начиналась, и спустя три хода король очередного пациента попадал в матовое кольцо.

«Молодец! – хвалил его Гафт, – можешь собирать вещи». И только десятый по счету сумасшедший, получив мат, неожиданно для экзаменатора возмутился, стал махать руками, заявил, что Гафт не умеет играть в шахматы, и даже обозвал его психом. И именно этому несчастному, знающему, на свою беду, настоящие правила, Гафт отказал в выписке. Более того, он даже подумал про себя, что тот вообще никогда не выздоровеет, не покинет эти стены. «Безнадежный случай», – махнул на него рукой Гафт.

Вот так из-за каких-то шахмат, деревянной доски и фигур, человек мог надолго застрять в сумасшедшем доме. Жуть какая!

Пропавший орден

Орден «Знак почета» был учрежден еще до войны, и одним из первых им наградили Давида Ойстраха. Однако вскоре он лишился ордена, причем из-за шахмат. Вот как это случилось. В ЦПКиО им. Горького шел какой-то турнир, и одним из болельщиков был Ойстрах, который пришел в парк с орденом на груди. И он так увлекся игрой, что не заметил, как у него с пиджака этот орден свинтили. Да, вот к чему может привести слепая любовь к шахматам!

Впрочем, эндшпиль у этой истории более благополучный, чем дебют. Вора, конечно, не поймали, но зато правительство приняло решение восстановить музыканту утраченную награду. Новый орден надевать на турниры Ойстрах уже не рисковал.

Бессонная ночь

Эмиль Брагинский ехал поездом из Москвы в Ригу. Он зашел в купе и не успел пристроить чемодан, как вслед за ним появился Давид Ойстрах. Они обменялись взглядами, и Брагинский побежал к проводнику за шахматами. Бессонная ночь прошла в увлекательных боях. А на следующий день весь город не мог найти Ойстраха, который отсыпался у писателя в гостиничном номере. Но нарушение режима не помешало шахматисту дать вечером концерт, причем выступил он с особым блеском.

Шахматный «Бумбараш» композитора

До 1971 года имя Владимира Дашкевича было не слишком известно. И вот в один миг, после телефильма «Бумбараш», он превратился в популярного композитора. Как это ни удивительно, крутому повороту в своей жизни Владимир был обязан шахматам!

Как-то Дашкевич встретился с режиссером Николаем Рашеевым, и тот заказал ему музыку к «Бумбарашу», а текст песен попросил написать Юлия Кима. Но Киму не понравился сценарий, и он наотрез отказался от предложения. А вскоре знаменитый бард зашел к Дашкевичу в гости со своим приятелем кандидатом в мастера Владимиром Гусаровым. Композитор снова начал уламывать Кима по поводу «Бумбараша», и поэт, чтобы окончательно отцепиться от преследователя, поставил перед ним невыполнимую, на его взгляд, задачу:

– Если выиграешь у Гусарова четыре партии подряд, так и быть, соглашусь, – сказал он.

Перед игрой Юлий заставил хозяина квартиры выпить стакан «Старки» для уравнения «шансов» (сами они с приятелем уже были подшофе), и в результате Дашкевич, игравший довольно прилично, уже не отличал слона от коня. Однако на карту было поставлено слишком много, и усилием воли он четыре раза подряд заматовал короля Гусарова. Юлий Ким – человек слова, и поэтому судьба композитора была решена: Дашкевич завоевал путевку в жизнь, ведь это был его первый фильм, ставший визитной карточкой.

Уже через десять минут после матча Ким произнес замечательные строчки: «Ничего, ничего, ничего. Сабля, пули, штыки – все равно…». А на следующий день он принес законченный «Марш четвертой роты», лучшую песню в будущем фильме.

«Зачем ты тогда разделась?»

Александр Кобленц, тренер Таля, был не только видным шахматистом, но и хорошо пел. Однажды во время войны он вместе с Эмилем Брагинским, будущим драматургом, посетил госпиталь, где они провели сеанс одновременной игры, после которого Кобленц исполнял неаполитанские романсы. Он был рижанин и не в совершенстве владел русским языком, поэтому в романсе под названием «Апрель» вместо слов «Зачем ты тогда зарделась и в тишине шептала мне…» пропел «Зачем ты тогда разделась…». Успех был бешеный, и Кобленц много раз повторил романс на «бис», причем после этих слов обязательно раздавались бурные аплодисменты. Когда друзья покинули госпиталь, Брагинский объяснил рижанину причину его триумфа. Но тот сказал, что пел правильно, поскольку в русском языке нет слова «зарделась». Кобленц и потом часто исполнял этот романс, и всегда пел «Зачем ты тогда разделась…».

Как была предотвращена бомбардировка Вашингтона

Художник-сценограф Борис Краснов летел из Нью-Йорка в одном самолете с Каспаровым после его победы над компьютером «Deep Blue» в их первом матче. Гарри подробно рассказывал об этой машине, которая использовалась тогда в гражданской обороне США. И тут у Краснова созрел настоящий голливудский замысел. Ему представилась такая картина.

…Идет страшная схватка Каспарова с самой главной американской машиной. Все ее микропроцессоры, вся память целиком заняты одним – поиском необходимого хода. Да, один человек, шахматный король, парализовал своим интеллектом всю обороноспособность Америки! Уже ограблены американские банки, готовится покушение на президента, через пять минут начнется бомбардировка Вашингтона, а компьютер все считает и считает, все думает, какой же ход сделать…

Когда Краснов поделился этим сюжетом со мной, я сказал:

– Здорово придумано! Но в голливудском фильме должен быть хеппи-энд.

– Разумеется, – согласился художник, – и вот финальная сцена:

Итак, у Каспарова заметный перевес, но предстоит долгий эндшпиль. И тут, узнав, что Вашингтон в опасности, Гарри благородно предлагает компьютеру ничью – Америка спасена!

Микрофон в кармане

Как и полагается художнику, у Краснова зоркий взгляд, и однажды на «Кремлевских звездах» он подметил следующую сцену. Гроссмейстер Двойрис, проиграв решающую партию, никак не мог прийти в себя. Сначала он положил в карман блокнот с записью ходов, затем стал засовывать туда же фигуры, одну за другой, и прервал это занятие только тогда, когда в карманы уже не помещались пешки.

«Высший класс! – сказал Краснов. – Человек так выложился, так эмоционально опустошил себя, что с трудом возвращается к нормальной жизни. Трудно представить себе Аллу Пугачеву или Иосифа Кобзона, которые бы даже после трудного концерта засунули себе в карман микрофон…».

Розыгрыш, или Блондинка за доской

В 2006 году на первом канале ТВ возобновилась передача «Розыгрыш», одна из них стала шахматной и записывалась в казино «Космос». Телеразыгрыватели придумали классический трюк: сильный шахматист-любитель, к тому же популярная личность, неожиданно проигрывает легкомысленной и загадочной блондинке.

Участвовать в реализации коварного замысла предложили и автору данной книги. Прежде всего мне назвали узкий круг «проходимых» на ТВ лиц – Пугачева и Киркоров, Жванецкий и Задорнов, далее по списку. Хотя в свое время благодаря советам Аллы Борисовны Каспаров в конце концов стал чемпионом мира, я не был уверен, что суперзвезда четко отличает слона от коня. И другие претенденты вызывали сомнение…

К счастью, оказались две вполне подходящие кандидатуры – Аркадий Арканов и Станислав Говорухин, оба фанаты шахмат, оба приличные игроки. Хотя герой требовался только один, телевизионщики для перестраховки решили сделать дубль. Теперь, после утверждения имен, предстояло завлечь писателя, а затем режиссера в казино «Космос». Но как сделать, чтобы они не заподозрили подвоха, ни о чем не догадались? И тут мне повезло. Запись была намечена на 12 сентября 2006 года, незадолго до старта матча Крамник – Топалов. Сообщение о том, что снимается документальный фильм о поединке в Элисте, выглядело правдоподобно, и Арканов с Говорухиным с удовольствием согласились поучаствовать в фильме. Разумеется, разговор с каждым из них должен был вестись отдельно, после чего к моему собеседнику подсаживалась блондинка с шахматными намерениями…