Текст книги "Убежище-45. Роман"

Глава XVII

Валерий то просыпался, то снова погружался в безумный сон. В какой-то момент ему показалось, что он дома. Запахло печёными оладьями, зашумел на плите чайник. Его ждали.

– Как прошёл вечер? – как всегда с беспокойством спросила Виктория своего мужа.

– Как обычно, – устало ответил он и хотел уже рухнуться на кровать.

– Сначала поешь, а потом прими душ. Только после этого пущу в постель.

– Я так устал, Вика, – говорить было очень трудно, слова смешивались в кашу.

– Присядь, присядь, – она взяла его под руку и усадила за стол. – Выпей чайку, тебе станет полегче. Может, макароны разогреть? С мясом?

– Нет, я… что-нибудь лёгкое съем.

– Тогда оладьи с клубничным вареньем.

– Да, это неплохо. Правда, не совсем лёгкое.

И действительно, чудодейственный эффект крепкого чёрного чая с мятой был на лицо.

– Что сегодня случилось?

Каждый день было что-то новое, Виктория уже привыкла к этому.

– Ты не поверишь.

– И всё же я попытаюсь, – слабо улыбнулась она.

На какой-то момент Валерий напрочь забыл обо всём, что происходило с ним за последние двадцать четыре часа, но затем все картинки встали на свои места.

– Произошёл переворот. В прямом смысле этого слова. Я приехал в больницу, которая была полностью обесточена. Мне прокололи шины. А потом я обнаружил целую гору трупов. Кровавое месиво из врачей и санитаров, ты представляешь? Затем погони, бесчисленные погони. В результате меня загнали в угол и закрыли в одной из палат блока Б.

На лице Виктории не вздрогнул ни один мускул.

– Это всё Виданов, – Анисимов прихлебнул чая и запустил в рот целую оладью.

– И как тебе удалось выбраться?

– Никак, – вдруг замер он. – Я всё ещё там.

– Нет, ты здесь, рядом со мной. Ты же не можешь быть в двух разных местах одновременно?

Анисимов ответил не сразу. Он потряс головой и сказал:

– Нет, ты права, действительно права. Значит, я нашёл выход. Как-то выбрался из этого ада.

– Вот видишь, – улыбнулась она. Приятный бархатный голос Виктории звучал приятнее самой красивой симфонии на свете. – Ты у меня умный, всегда знаешь, что делать. Поэтому я вышла за тебя.

– Только поэтому? – слабо улыбнулся Валерий.

– Ну, ещё ты был красавчиком.

– Был?!

– Есть, – вновь её улыбка, от которой на душе становилось теплее.

– А где Сашка?

– Её нет.

– В каком смысле?

Лицо Виктории почернело.

– Они забрали её у нас. Саши больше нет.

– Нет, – прошептал Валерий, а затем сорвался на крик. – Нет! Я этого не допущу!

– Валера, – бесцветным голосом произнесла Виктория. – Посмотри, что они с нами сделали.

Она подняла руки. Продольные надрезы на венах кровоточили. Кровь стекала тонкими, но быстрыми струйками.

– Вика! – Анисимов хотел встать, чтобы хоть как-нибудь остановить кровь, но был прикован цепями к креслу. – Нет! Твари! Что они сделали?!

– Валера, ты должен выбраться оттуда, – теперь она вся кровоточила. Кровь залила рот, глаза, грудь… всё. – Мы ждём тебя.

– Папа, вернись к нам!

Валерий обернул голову и увидел свою дочку. Её веки были зашиты, как и руки к телу. На синем лице не отображалось боли, только мольбы о спасении.

– Сашка, – прошептал сквозь слёзы Валерий. – Прости.

– Мы ждём! – Виктория и Саша крикнули в унисон.

От этого крика Анисимов окончательно проснулся. А затем последовал его собственный крик, полный ярости и отчаяния.

В ответ раздавался лишь победный смех. Это был смех Алексея Виданова, который стоял напротив палаты и наблюдал за мучениями Валерия.

Глава XVIII

Пустота. Бескрайняя пустота, темнота и холод.

Палата, само собой, не отапливалась, а это проклятая бесконечная ночь октября не собиралась сменяться рассветом. Столько надежд возлагалось на восход солнца.

Валерий уже полностью потерял счёт времени. Возможно, он действительно сошёл с ума, находясь здесь, и теперь с трудом осознавал происходящее. Одного он не мог понять – почему эта ночь длилась так долго? Уже давно должна была прийти помощь.

Но её не было.

Шум за дверью утих. Анисимов не мог определить, когда это произошло, поскольку находился в отключке. Время медленно текло, а решение о том, как выбраться отсюда так и не пришло на ум.

И каков мог быть исход, если он заперт в одной из самых защищённых палат в лечебнице? Эти комнаты проектировались таким образом, чтобы опасные пациенты не смогли сбежать, а также навредить самим себе. Вот и Анисимов оказался в этой ловушке, из которой не было выхода, никакого. Он даже не мог убить себя, поскольку всё в этой палате было мягким, даже кроватные углы. Задушить себя ремнём от брюк? Разве получится?

«Нет», стальным звуком прозвучал внутренний голос. «Меня ждёт семья. Они рассчитывают на меня. Я не могу так просто сдаться. Должен быть выход».

Анисимов услышал слабый шум, доносившийся за дверью, больше напоминавший топот. Только это был не смелый шаг освободившегося пациента, а, скорее, крадущийся воришка, который тайком пробрался в квартиру, пока хозяева на даче. Затем раздался щелчок. Отворилась дверь. Из темноты появилось знакомое лицо, которое даже вытащило Валерия из бредового состояния.

– Вставайте! Нам нужно идти, пока никого нет!

– Короткин! – таким же шёпотом воскликнул Валерий. – Какого лешего ты тут забыл?

– Вы в самом деле хотите обсудить это сейчас?

Теперь Анисимову удалось детально разглядеть лицо журналиста. Слипшиеся волосы теперь напоминали не кудрявый и пышный бутон, а видавшую виды мочалку, болтающуюся на швабре; глаза будто впали в глазницы, вокруг них образовались тёмные синяки. В целом, журналист газеты «Правда» выглядел так, словно пробыл в этой клинике целый месяц, но уж никак не ночь. С ним приключилось нечто похожее, отметил про себя Анисимов. И его история окажется не менее интересной, если у него представится возможность её рассказать.

– Уходим! Здесь есть помещение, в котором они нас не найдут. Пойдёмте же скорее! – Владислав протянул руку, и главврач недоверчиво его схватил.

Журналист вёл его за собой, постоянно озираясь по сторонам. Они то останавливались, то пускались в бег. Очень трудно было бежать, стараясь не создавать ни единого шума.

«Это может быть очередная уловка от Виданова», возникла внезапная мысль. «Они создали видимость пленения санитара, который оказался засланным казачком. Обыграли меня, решив оторваться на полную мощность и поместив в эту ужасную палату. Виданов хочет свести меня с ума. Думает, я занимаюсь тем же самым с ним. И этот журналюга неспроста появился тут именно сейчас. Он может стать куда худшей западнёй, чем санитар Лёша. Но в этот раз я просто так не клюну на это».

Они приблизились к выходу, который, на удивление, был свободен.

– Они, в основном, в администрации, – шёпотом пояснил Короткин. – Но здесь тоже немало пациентов, поэтому лучше обойти этот корпус и…

– Склад? – догадался Валерий.

– Да, я прятался там некоторое время. Он запирается изнутри, поэтому мы можем спокойно переждать там некоторое время.

– А потом что?

– Надеяться на помощь.

– Нет.

– Что? – недоумевал Короткин, вытаращившись на Валерия.

– Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне, что происходит.

– Вы с ума сошли? Мы тут как на ладони! Нас могут схватить…

– Я уже допустил оплошность, доверившись своему подчинённому. Ты думаешь, что я поверю человеку, чей приезд совпал с самой настоящей революцией?

– Это выглядит безумно, я согласен… Но… Я такая же жертва.

– Искусно играющая свою роль? Как это удачно ты меня спас. У вас есть свой проработанный сценарий?

– Валерий Леонидович, это действительно не место для обсуждений. Я вам всю расскажу, но на складе.

– А потом к нам явится Виданов?

– Ладно. Хотите, возвращайтесь обратно в палату? Но мне кажется, ожидание опасности в просторном помещении куда более обнадёживающее, чем в палате с мягкими стенами! К тому же, там целая куча предметов, которые можно использовать как оружие.

– Я бы предпочёл выбраться отсюда, а не ожидать опасность в просторном помещении…

– Я не об этом! Господи, Валерий Леонидович, к чему ваше упорство? Мы на границе жизни и смерти, а вы…

– Я никому не верю. И это вполне обоснованно, господин журналист.

– Хорошо! – Короткин был явно на взводе. – Ваши предложения?

– Я иду своим путём, ты – своим. И пусть нам благоволит удача.

– Но это безрассудно! Надо держаться вместе!

– Уже подержался, хватит.

Из администрации вышло двое.

– Прячемся! – Короткин схватил Валерия за рукав и отвёл за угол корпуса. Неумолкаемый дождь вновь обдал собой Валерия. – Они идут сюда. Назад дороги нет, только на склад!

Журналист вытянул руку и указал на выглядывающее из другого конца корпуса Б здание.

Похоже, это был единственный путь.

Анисимова разрывало от ярости. Если это действительно игра, то он держит поражение при каждом её раскладе. Он идёт туда, куда ему предначертано, совершает поступки, предусмотренные проклятым Видановым, отыгрывает свою сценарную роль на все сто процентов. Но у него не было выбора. Опять, в десятый раз. У него никогда нет выбора, есть лишь жалкая надежда, которая угасает с каждой минутой.

– Пошли! – рявкнул Анисимов и уверенным шагом направился в сторону склада.

Внутри склада было просторно и сухо. Короткин запер дверь изнутри, а Анисимов сразу же схватил в руки крупный молоток, забившийся в пыльном углу.

– Тут есть орудие и посерьёзнее, – сказал журналист, оценивая находку главврача.

– Пока этого достаточно, – Валерий сживал древко со всей силы, готовясь к нападению. Доверия репортёр до сих пор не вызывал. – А теперь – говори.

Журналист обошёл Анисимова и присел на стул. В этой темноте было трудно разглядеть его лицо, но всё же Валерий старался изо всех сил. Подойдя ближе, он остановился напротив него и ожидающе посмотрел на гостя лечебницы.

– Я приехал сюда не случайно, в этом вы правы. Но… в мои задачи не входило освободить опасных преступников. Только одного.

Валерий напрягся.

– Перед тем, как вы наброситесь на меня, сначала выслушайте. Я брат Алексея Виданова, бывшего сотрудника МГБ.

Анисимов не собирался выслушивать журналиста. Он схватил его за воротники и поднял со стула.

– Ты понимаешь, что натворил! Ты, ублюдок, даже не представляешь! Я убью тебя, сволочь…

– Пожалуйста, успокойтесь! – журналист казался спокойным, но в голосе слышалось старательно прикрываемое напряжение. – Вам стоит выслушать меня, а потом делать выводы.

– Выводы? Моя семья в заложниках, меня чуть не убили несколько раз, они вырезали весь персонал больницы, а ты хочешь, чтобы я не делал преждевременных выводов?

– И всё же… Я не хочу вам навредить. Можете связать меня, сопротивляться не буду, но, думаю, вы хотите больше всего на свете узнать, что здесь творится на самом деле.

– Ад, – отпустил Валерий Короткина, после чего тот плюхнулся на стул. – Здесь творится самый настоящий ад.

– Согласен с вами. Я оказался в этом аду на таких же условиях, как и вы.

– Разве не ты создал эти условия, репортёр? – последнее слово Валерий выплюнул с презрением.

– Виданова подставили. Я это знал. Вы же в курсе его истории, ведь так? Вернее, её официальной версии.

– И что?

– Фронт, наблюдение за офицерами красной армии, избиение семьи. Не самая жестокая история, если сравнивать с остальными пациентами, некоторые из которых опускались до каннибализма. Но история моего брата сфальсифицирована партией для их собственной безопасности. Лёша был офицером ещё тогдашнего НКВД, который в основном занимался деятельностью по выявлению вражеской агентуры, а также контрразведкой. ГУК «СМЕРШ», насколько вам известно, подчинялся непосредственно Сталину, и Лёша был одним из передовых офицеров, который действовал по поручению Юхимовича22
  Юхимович Семён Петрович (1900 – 1975) – начальник Управления НКВД по Одесской области, генерал-майор.


[Закрыть]. И вы представляете, чем он мог заниматься на фронте. Расправы, расстрелы без суда и следствия. Единицы задерживались, допрашивались и направлялись на судебное разбирательство. В хаосе войны было не до этого, поэтому все проблемы решались «на месте». Мой брат был верным сотрудником госбезопасности, но даже такие стальные люди ломаются. У сотрудников НКВД не было друзей, тем более, на фронте, но Лёша был исключением. Майор Степанов, командующий 3-й Дивизии сухопутных войск, стал таким другом, который спас Лёше жизнь. Моему брату «посчастливилось» оказаться в центре Курской битвы при наступательной операции в начале августа 43-го. Степанов едва ли не закрыл его своей грудью, когда на них обрушился пулевой шквал. С того дня они, получив вторую жизнь, очень хорошо общались. Настолько хорошо, насколько это возможно между офицером Советской армии и нквдшником. А в конце 43-го сверху поступает приказ на незамедлительный арест майора Степанова. Измена родине. Вы себе представляете? Из майора сделали самого настоящего немецкого агента. Никаких объяснений, только приказ, подписанный Берией. Что почувствовал в этот момент мой брат, который по вечерам пил водку с «фашистом-разведчиком», спасшим ему жизнь? И никакого следствия. Устранить на месте. Само собой, никакой суд был не нужен, кто-то хотел устранить человека, которому светил «Герой Союза». И этот кто-то имел тесные связи с вершиной власти. Поверьте, много душевных терзаний испытал Лёша, когда шёл исполнять приказ. Он не мог пойти против указания, но мой брат был единственным на тот момент сотрудником «СМЕРШа», уполномоченным арестовывать офицеров старшего начальствующего состава. Он отдал бы всё на свете, чтобы оказаться в тот момент в другой армии, дивизии, да хоть планете, лишь бы не исполнять этот приказ. Лёша рассказывал мне о расстреле с каменным лицом, но я уверен, что в тот момент его глаза были наполнены слезами. Вы подумаете, что ни один друг не станет идти на подобные вещи. Вот Лёша и не смирился. После войны его перевели в Москву, в главное управление МГБ. Он добивался повышения ради одной цели – узнать правду. Он бредил мыслью о том, что его друга подставили и хотел найти зацепки, документы, что угодно, что подтвердило бы его невиновность. Конечно же, никому он ничего бы не доказал, но совесть была запятнана. Если Степанов действительно имел связи с вражеской разведкой, то мой брат бы со покойной душой продолжил бы свою службу. Если нет… Что ж, тут я ответить за него не смогу. Это только в его голове и сердце. Но с каждым его продвижением к истине над его головой сгущалось всё больше туч. Кому-то очень не понравилась пытливость ума Алексея. Его решили убрать подобным методом, но в столице это было несколько затруднительно. Это не фронт, где ежесекундно гибли сотни советских солдат. Здесь, в Москве, он занимал начальствующую должность, поэтому его решили убрать более изощрённым способом. Психологическое давление, которое оказывалось не только на него, но и на семью, давало о себе знать. Под угрозой физической расправы дочери и жены, Лёша сдался. Он боролся до последнего, но проиграл. Его упекли в эту лечебницу, из которой он не должен был выйти.

Я приложил множество усилий, чтобы они не выведали о нашем близком родстве. С Лёшей мне удалось поговорить лишь один раз, уже здесь, в этой больнице. Тогда я навещал его не как родной брат, а как дальний родственник с Урала. Тогда еще разрешалось навещать пациентов, но вы сами прекрасно знаете, что эту практику быстро прикрыли. После этого я исчез и не должен был попадать в поле зрения. Но в ту нашу встречу я пообещал ему, что вытащу из этого места. Тогда он казался мне нормальным, не сломленным до конца. Но, видимо, его силы хватило ненадолго. Я должен был изучить многие аспекты здешнего режима. Планы, схемы, графики дежурств, расположения зданий, врачей… Сотни вещей. Я посвятил этому годы. А за это время Лёша сконструировал план и ждал моего прибытия. Когда всё случилось, когда я увидел своего брата, то отказался поверить, что это он. Это был уже не крепкий офицер-фронтовик, а сломленный, полумёртвый овощ. Я никогда не видел такой пустоты в человеческом взгляде. Но, несмотря на своё внешнее бессилие, Лёша оказался крайне изворотливым. Он поднял целое восстание и освободил всех заключённых, а затем они убили всех, кто был причастен к их заточению. Я никогда в жизни не видел подобной жестокости, с которой могут убивать людей. Я вообще не видел смерти до этой ночи. Мой брат перестал быть мне братом в тот момент. Хотя, даже раньше, просто я его не видел. Они убивали и убивали, а он смеялся, говорил, что все фрицы уничтожены, остался самый главный. Я пытался отговорить его, умолял бежать отсюда, но Лёша был настойчив. И когда он понял, что я не поддержу его в этом безумии, он приказал схватить меня. Им это почти удалось. Я сбежал. А когда услышал, что вас схватили, направился сюда. Вы должны знать, как выбраться отсюда.

Анисимов переваривал сказанное. Ему пришлось даже сесть напротив журналиста. Молоток в руке он сжимал уже не с такой силой. Короткин (или теперь уже Виданов?) выжидающе смотрел на главного врача, вытирая мокрый лоб, который постоянно мочился от пропитанных дождём волос.

– Твоя история благозвучна и невероятна. Не могу поверить в твои благородные цели.

– Тогда стал бы я вас спасать?

– Санитар моей клиники, работающий тут продолжительное время, тоже был со мной заодно. Я даже спас его, как ты меня, из палаты. Он был привязан к кровати. И всё это оказалось подставой. Чёртов сценарий за авторством Виданова. И, что-то мне подсказывает, ты такая же часть этого сценария.

– И что мне нужно сделать, чтобы вы поверили мне?

– А ничего, – снова встал Валерий. – Проваливай к чертям, а я буду искать выход отсюда.

– Вдвоём нам будет легче, не отказывайтесь.

– Ага. Ты мне скажешь, где спасительная дверь, я пойду за тобой и попадусь в лапы твоего братика, если он нам самом деле твой брат. Жизнь меня уже многому научила среди этих стен. Особенно важные уроки я получил сегодня ночью. Прошёл экстерном, так сказать, десятилетний курс «Изучения превратности судьбы».

– Вы посмотрите на меня, разве я похож на сообщника?

– Тот санитар был привязан к кровати, если ты пропустил мимо ушей мои слова. Отличный сценарный ход для того, чтобы я поверил в то, что он не являлся их сообщником.

– Я на самом деле хочу остановить всё это. Мой брат безумен. Не знаю, что сделало его таким, но…

– Мы не СС, мы не пытали пациентов и не проводили над ними эксперименты, – Анисимов стал искать среди складского хлама орудие посерьёзнее. – Это война сделала его таким.

– Хотите сказать, вы все здесь такие чистые и благородные? Вы думаете, что я поверю, что по указанию вышестоящей инстанции без каких-либо объяснений в «Убежище-45» не заселяли «неугодных партии» пациентов? Так называемых пациентов, которые даже не были больны. Разве не так?

– Я исполнял свой долг по излечению больных людей. Это всё, что я делал.

– Вы уходите от ответа. Сюда привели Виданова, дали указание на его принудительное лечение и вы напичкали его препаратами, чтобы превратить в послушный овощ. Мне всё известно про применение сульфозина, можете не скрывать этого. Вот в чём состоял ваш долг.

– Без серьёзных доказательств это всего лишь жалкие, ничем не обоснованные обвинения.

– Опять вы увиливаете.

– Нет необходимости в доказывании тебе чего-то. Мне плевать, что ты думаешь.

– Вам нужны доказательства? Они у меня есть.

– И где же, в правом кармане промокшей рубашки? – усмехнулся Анисимов.

– Конечно же, с собой я их не взял. Мне нужно выбраться отсюда и все узнают правду.

– Вы же понимаете, что даже если вы отсюда выберетесь, вас арестуют.

– Нет, если вы мне поможете.

– И с чего мне помогать человеку, который обвиняет меня?! – удивился Валерий.

– Вы – человек чести и совести. Я это знаю. И даже если вам известно о фактах нарушения закона, вы будете молчать об этом, как и подобает офицеру Советской Армии. Таким был и мой брат. Приказы не обсуждаются. Но я не офицер. Я не давал никакой присяги, клятвы или прочей чепухи. Я могу сказать правду. И вы прекрасно знаете, что тут не всё так чисто. Вы должны помочь, потому что…

– Я никому ничего не должен, Владислав, – усмехнулся главврач. – Весь наш разговор – это догадки, домыслы, предположения. Ни одного достоверного факта. Вашего брата подставили, и он решил выбраться отсюда? Как вы смогли поддерживать связь при такой секретности объекта? Родственников сюда пускали довольно редко, под особым контролем. И, как вы сами сказали, практика эта прекратилась. Как вам удалось тогда пройти?

– Я же вам говорил, что потратил на подготовку не один год. Поддельные документы помогли мне стать «дальним родственником с Урала», который и на самом деле есть у Лёши. Мы общались через письма, используя шифр. И потом, тут у него были свои люди. Тот же санитар, который помогал с изучением планировки зданий, графиками работы и прочим.

– То есть, были ещё люди? Помимо санитара?

– Не знаю. Об этом он мне не писал.

– Как у вас всё удачно сложилось. Весь этот побег. Хотите сказать, вы были не в курсе?

– Я должен был вытащить отсюда только своего брата. То, что он совершил, не входило ни в какие планы. Он сам хочет меня схватить! Мой собственный брат!

Анисимов усмехнулся.

– Ты говоришь, что хочешь показать миру правду. Какую правду, кто в неё поверит? И с этим сюжетом тебя сюда послала главная газета страны?

– Конечно же, они не в курсе. Я столько лет добивался высокого статуса журналиста «Правды», а когда достиг определённых высот, стал лоббировать идею о сюжете про больницу для ветеранов войны. Конечно же, в редакции не было известно о моём родстве с преступником из МГБ, Алексеем Видановым. Поэтому сама власть направила меня сюда, чтобы я изобличил её. Тупоголовые кретины.

– Ага, кретины, – чуть ли не рассмеялся Валерий. – Тем не менее, это мы сейчас находимся взаперти, на складе, ожидая своей гибели. Скажи мне, Владислав, захват в заложники моей семьи тоже входил в ваш план?

– Конечно, нет! – Владислав встал со стула и приблизился к Анисимову. – Мой брат обезумел… по-настоящему обезумел! И всё же, я думаю, что это блеф.

– Не хотелось бы рисковать, мы не в карты играем. Клянусь, если я узнаю, что они в опасности и если с ними хоть что-нибудь случилось, я лично разгрызу глотку твоему брату. И тебе, если ты встанешь на пути.

Журналист лишь промолчал, устало свесив голову.

– Как всё это произошло? – спросил Анисимов.

– Что?

– Особо охраняемый объект за пару часов обезврежен журналистом и ополоумевшим психопатом.

– В мою задачу входило полное обесточивание зданий. Тот самый санитар обезвреживал охрану блока Б. Никаких убийств не должно было быть, им должны были ввести усыпляющий препарат. Я должен был покинуть «Убежище» через подземные тоннели…

– Которые привели бы вас в тупик. Тоннель объединяет только корпуса.

– В этом и был мой прокол. Но Лёша об этом знал, и ему не нужно было покидать больницу. Он хотел устроить тут хаос.

– Это у него получилось.

Владислав замолчал.

– На самом деле, я не знаю, что делать, – произнёс он через минуту молчания, прерываемого только громким дыханием, а затем вопросительно посмотрел на Валерия.

– Если бы я знал, мы бы тут не сидели, – проворчал Анисимов. – Нужно что-то делать и с решением медлить нельзя.

– Так вы принимаете мою помощь? – с надеждой спросил журналист.

– Пока ты мне ещё ничем не помог и не представляю – чем сможешь. Давай действовать по факту. Будь что будет. Не знаю, какой правды ты добиваешься и кого хочешь разоблачить, признаться, мне до этого дела нет. Моя совесть чиста. Единственное, что меня беспокоит в данный момент, – это моя семья.

– Я понимаю, – быстро произнёс Владислав. – На самом деле, понимаю. Именно этот мотив и привёл меня сюда. Лёша – моя единственная семья.

– Чудесно, – встал Валерий и зачем-то отряхнул влажный халат. – Мы так и будем чесать языками?

Короткин не ответил со своей привычной язвительностью, а просто встал и подошел ближе к Валерию.

– Тогда пойдем.