Текст книги "Убежище-45. Роман"

Глава XIX

В юные годы Валерий был трудным ребенком. Строгое воспитание не шло ему на пользу, а наоборот усиливало его несокрушимый максимализм. В школе он был одним из лучших учеников и, тем не менее, в кабинете директора бывал чаще остальных. Ему порочили загубленную жизнь из-за своего поведения, «убийство» таланта и светлого будущего способного ученика. В те года Валерий и сам не понимал, зачем нужно грубить одноклассникам и даже учителям, доказывать, что преподаваемые темы на уроках истории глупы и совершенно не относятся к школьной программе. Так же не понимал, зачем нужно доказывать свою правоту силой, вызывая обидчика на травяное поле за школой, сразиться до «первой кровинки» или «до первой слезинки». Глупость несусветная, Валерий понял это рано, но всё же не забыл эти мерзкие для самого себя моменты. Об этом не хотелось вспоминать, но иногда, дождливой ночью, они всплывали также внезапно, как и мышь в курином бульоне. Они пробуждали не убиваемую бессонницу.

После школы был медицинский институт, который Валерий окончил с красным дипломом. Перерождение состоялось успешно, однако рубцы в глубине души до сих пор оставались. Анисимов делал всё возможное, чтобы уничтожить «прошлого себя». У него была возможность работать преподавателем в том же ВУЗе, он мог стать даже доцентом кафедры, но выбрал иной путь. Кто-то назовёт это дорогой страдальца, который пытается отмыться от прошлых грехов. Только Валерий не был религиозным человеком и не мог считать своё решение попыткой профессионального самоубийства и жаждой пройти мессу очищения. Он решил заняться психиатрией. И когда внезапно наступила война, он был среди первых, кто ринулся на поля сражения. Он, врач-психиатр, не имеющий навыков полевой хирургии и склонности к милитаризации. Не рассчитывая даже вернуться домой, Валерий познал все тонкости и военной хирургии, и матёрой милитаризации. Как говорил один из его профессоров, врач обязан плавать в теории, как рыба в воде, но без практики ему не выжить посреди стаи голодных акул. Практика на войне сделала из него настоящего офицера, человека, который прошёл все круги ада и остался человеком. Правда, память о неприятном юношестве не избавила. Быть может, лишь частично. И поэтому он принял ещё одно непонятное для многих решение. Он вызвался на отшиб Союза, мрачный и холодный Архангельск. Если бы подобное заведение было на Колыме, Валерий, возможно, отправился бы и туда, если бы не жена и ребёнок. Он слишком их любил, чтобы обрекать на муки из-за собственной совести. Это было бы крайне эгоистично. Его поступок и без того не отличался великодушием по отношению к семье. Он начал понимать это недавно, желая вновь перебраться в солнечную Москву, где Сашеньке и Вике будет комфортно и уютно. А убедился в этом лишь сегодня ночью.

Если человек зашёл в мысленный тупик, ощущая душевный разлад, – оказаться среди холодных стен, за которыми буря и хаос, наверное, лучшее излечение от всех невзгод. Есть одна оговорка: безумие весьма заразно.

Им словно давали спокойно пройти. Весь корпус будто бы опустел. Или восставшие подстроили так, что вокруг было пусто, ни единой души. Валерий не знал, чему доверять. Глаза лгут, инстинкты подводят, разум ненадёжен.

– Что там дальше? Ничего не понятно из-за темноты.

– Аварийный выход из корпуса, – шёпотом пояснил Анисимов. – На случай, если… – он оборвал сам себя. К чему эти пояснения?

– Ага, сейчас как раз такой случай, – голос Владислава раздался гулким эхом. – А куда дальше?

– В административный корпус. Может, получится восстановить связь.

Валерий не лгал, он действительно туда собирался. Главный врач упустил лишь то, что собирается пробраться в дежурный пост, где, возможно, ещё можно было найти оружие. Пистолет с единственным патроном был утерян где-то среди стен корпуса Б или же его изъяли пациенты, когда заточили его в одной из палат. Пациенты наверняка забрали всё оружие у охраны, но Виданов, конечно же, неглупый человек и явно догадался бы о наличии оружия в главном здании клиники. И всё же у них не было столько времени в запасе, чтобы прочесать всю клинику. Да, они изучали её несколько лет, но в администрации никто из них не был. Даже санитар Алексей не мог знать всех подробностей. Или знал?

Вновь сомнения одолевали Валерия. Он не собирался рассказывать о своём плане (хотя, это трудно было назвать таковым) Короткину. Этот человек абсолютно не заслуживал доверия, насколько бы правдиво и слаженно его история не звучала.

– Даже боюсь представить, что нас ждёт за этой дверью, – сказал Владислав, идя впереди Анисимова.

– А ты не представляй, а иди.

Валерий старался смягчать свой тон, но раздражение к журналисту постепенно возрастало. Всё это недоверие всплывало на поверхность, возгоралась ярким пламенем. В груди колотило, мозг пульсировал от неожиданной паники. Всё это подстава. Ловушка, капкан, западня. Там, за дверью, действительно кто-то есть. Они ждут и смеются над немощным руководителем психиатрической лечебницы. Он рядом, идёт прямо к ним в руки, а его за поводок ведёт прозорливый журналист. А во главе этой хихикающей толпы, позволяющей себе дикий хохот во время раската молнии, чтобы не услышал Анисимов, стоит Виданов. Он стоит под столбами дождя, точа лезвие о клыки, проводя языком по губам, в предвкушении вожделенной расправы. То, о чём он мечтал все эти годы, находилось совсем рядом. Осталось дождаться, пока откроется дверь, и безумие вырвется из него на свободу, поглощая истинного врага – Анисимова Валерия Леонидовича. И начнётся хаотичный танец злости и отчаяния, надежды и жестокости. Всё перемешается в единородную массу сумасшествия. А когда нагрянет гром, наступит апогей. А затем, катарсис и нирвана.

«Да», подумал Валерий. «Безумие действительно заразно».

Валерий, не заметив косой взгляд журналиста, прибавил шаг.

Дверь открылась с лёгким скрипом и в ноздри ударил холодный воздух, переполненный озоном. Дождь не собирался умолкать. Но теперь это был хотя бы дождь, а не тропический ливень. В такую погоду можно было посидеть в уютном кафе, попивая ароматный чай с жасмином. Или хотя бы дома, накрывшись пледом в кресле-качалке, с книгой в мягком переплёте в руках. Но уж точно не посреди стада безумцев, желающих разорвать твою плоть.

Анисимов осторожно выглянул на улицу, косясь вправо, наблюдая за журналистом. Никто не знал, что на уме у этого человека. Быть может, он собирался вытолкнуть Валерия пинком на землю, уже превратившуюся в настоящее болото, и с воодушевлённым криком позвать своего полоумного братца.

– Чисто, – произнёс главврач. – Вроде, – он неуверенно добавил.

– Тогда идём, – по привычке шёпотом сказал Владислав.

Они вышли наружу и направились вдоль ровно посаженных деревьев с оголившимися кронами, надеясь, что никто не заметит их передвижения.

– Туда, – Валерий жестом указал направление, и они быстрым шагом направились в сторону администрации.

Зайдя с задней части здания, они перешли на лёгкий бег, не решаясь броситься со всех ног. Таким темпом можно намного быстрее приблизиться к неминуемой гибели.

Никого. Абсолютная тишина, если не считать шелестящего дождя. Разве могут около сотни психически больных пациентов вести себя настолько тихо? Могут ли они воспринять команду не двигаться, не шуметь, не разговаривать, в конце концов? Если да, то Виданов воистину отменный лидер.

– Вон та дверь, – Анисимов указал на аварийный вход, надеясь, что он не заперт.

– А вдруг там они? – раздался сзади тихий голос Короткина.

– Тогда я могу нам посочувствовать.

Но этого делать не пришлось. За дверью аварийного входа никого не было. По крайней мере, на первый взгляд.

Валерий осмотрелся вокруг, пытаясь разглядеть в кромешной тьме хоть какие-либо очертания, а затем указал рукой Короткину, чтобы тот шёл вперёд. Главный врач всё ещё ожидал подвоха: он не хотел услышать, как дверь за спиной предательски захлопывается и он остаётся здесь один, как загнанный в клетку зверь, в полной темноте, которая даже самого здравого человека сведёт с ума. Анисимову уже казалось, что его разум подвергся слабой деменции и боялся, что ему самому понадобится профессиональная помощь, если всё же удастся выбраться отсюда живым. И плакала тогда карьера успешного врача. Но всё это теперь казалось чепухой. Главное – семья. Анисимов безустанно твердил это про себя. Мысль о жене и дочке придавала стимул, самую мощную мотивацию из всех возможных.

– Свободно? – Короткин нарушил тишину.

Валерий приблизился к нему на такое расстояние, что журналист ощущал тепло дыхания главного врача «Убежища».

– Тссс, – Анисимов прислонил указательный палец к губам, хотя всё равно ничего не было видно.

Тишина вокруг давила с такой силой, что стук сердца раздавался где-то в голове, закладывая ушные перепонки. Даже ливень прекратился. И все безумцы будто впали в спячку, устав от сумасшедших и бесноватых игр на территории «Убежища».

Безмолвие закладывало уши. Гулкий вой звучал в голове. Анисимов никогда не жаловался на высокое давление в своем уже немолодом возрасте, но сейчас он впервые ощутил себя хроническим гипертоником.

Они медленно передвигались по узкому длинному коридору, который в итоге должен был вывести их к генератору. Мощности аварийного генератора должно хватить на экстренный вызов о помощи, а дальше – будь что будет.

– Сюда, – шёпотом указывал Анисимов.

Ватные ноги отказывались слушаться, но он продолжал идти, опираясь одной рукой о стену.

– Направо.

Анисимов не один раз проходил по этому коридору, но он никогда не казался ему таким длинным. Главный врач «Убежища» словно попал в заросший вековыми лианами лабиринт. Он всё шёл, шёл и шёл. А в какой-то момент он понял, что слышались только его собственные шаги.

– Владислав? – обернулся Валерий. – Короткин? Ты где?

Молчание в ответ.

Вновь Анисимов ощутил ледяной укол, попавший прямо в сердце. Он остался совсем один.

Один. Снова.

Но это продлилось недолго. Крепкие руки скрутили его сзади. А затем удар. Тусклый свет луны, пробиравшийся сквозь огромные окна административного корпуса, померк.

Глава XX

На фронте всегда ценились хлеб и водка. С первым всегда были проблемы: его было мало, а то, что оставалось, превращалось в чёрствые сухари. Водки же было много, но и она кончалась весьма быстро. Солдатам полагались «наркомовские 100 грамм», особенно, перед боем или долгим походом, а офицерский состав и вовсе злоупотреблял перевыполнением нормы. После того жуткого инцидента с рядовым, Анисимов выпил целую бутылку, хотя практически никогда не пил спиртное. Разве несколько бокалов домашнего вина в семейном кругу на праздник. Даже в самый разгар атаки фашистских войск и контрнаступления Красной армии, в период жестокой борьбы за выживание, Валерий не позволял себе затуманенности разума. Истинный хранитель клятвы Гиппократа, Анисимов свято хранил трезвый ум, который был не менее ценным, чем винтовка Мосина в руках опытного стрелка. Он не мог позволить себе расслабляться, когда его знания и умелые руки могли потребоваться раненному бойцу. Но в тот вечер это был совсем другой человек. Это был мужчина, который устал воевать, по-настоящему устал, даже в тот момент, когда в войсках царил дух грядущей победы.

Его нашли в пьяном бреду в одноместной палатке. Никто не сказал ни слова, только один из офицеров накрыл его сухим пледом. Все понимали, что произошло.

Впоследствии, майор Валерий Анисимов был награждён медалью «За боевые заслуги» с номером 7456 на аверсе. С того времени и до сих пор она пылилась где-то в чулане, за старыми вещами. Там, где Анисимов хранил свои страхи, свои истинные «заслуги».

Глава XXI

– Просыпайтесь.

Холодный плеск воды вернул Валерия к сознанию. Он находился в светлой комнате. Неприятный свет люминесцентных ламп выжигал глаза, привыкшие к ночной темноте.

– Кто вы? – Анисимов пытался разглядеть лицо стоящего перед ним мужчины в белом халате. По бокам от него стояло ещё несколько человек, но Валерий даже не догадывался, кто это мог быть.

– Я —Алексей Виданов, главный врач «Убежища-45». Разве ты не помнишь?

Валерий молчал.

– Валера, скажи, что-нибудь. Мы уже начинаем всерьёз беспокоиться. То, что ты тут устроил… Не хочу прибегать к серьёзным мерам, пока что, но… Боюсь, у меня не будет выбора, когда комиссия даст заключение.

– Что за бред ты несёшь? – сквозь зубы процедил Анисимов. – Что ты сделал со своим братом? Где он?

– С каким братом? – Виданов с удивлением поднял брови.

– Который помог тебе устроить побег.

Раздался смешок.

– Всё ещё хуже, чем я думал, – Виданов окинул взглядом стоявших рядом людей. – Послушай, я хочу тебе помочь. Именно для этого вы все находитесь здесь. Но я не смогу этого сделать, если ты сам не захочешь.

– Нет! – Анисимов попытался вырваться из верёвок, расшатывая табуретку, но ничего не выходило. – Выпусти меня, больной ублюдок!

– Всё очень плохо, – с расстановкой произнёс Виданов, покачивая головой. Спустя полминуты он терпеливо произнёс: – Послушай меня внимательно. Все, кто находится здесь, в этой комнате, хотят помочь тебе, несмотря на всё, что ты сделал.

– Сделал? – усмехнулся Валерий, не веря в происходящее безумие и абсурд. Тогда он решил поиграть в игру Виданова. – И что же я сделал?

– Ты не помнишь? – Виданов пристально вглядывался в глаза Анисимова, пытаясь найти там ответ. – Совсем не помнишь, как разгрыз глотку пациенту?

– Вот это уже интересно, – Валерий злился от этой наглости. – Как ты всё обыграл. Но я-то тебя знаю, Виданов. Твоё досье я знаю от корки до корки. Ты умеешь манипулировать людьми, лидерские качества в тебе преобладают. Ты очень грамотно устроил всё это представление, заставив этих бедняг плясать под твою дудку. Ты действительно был бы хорошим мгбшником, если бы не оказался здесь. Или, как говорит твой брат, государство не запихнуло тебя в психушку.

Виданов лишь молча слушал Валерия, слабо улыбаясь. И это раздражало Анисимова ещё больше.

– Что ты сделал с моей семьёй? Отвечай!

– Они погибли. Ты сам убил их, Валера. Ты упорно отрицаешь этот факт, но вот уже несколько лет ты представляешь себя мною. Поэтому ты здесь. Ты действительно бывший сотрудник МГБ, вот только в «Убежище-45» ты оказался после убийства жены и малолетней дочери.

– Лжёшь, – прошипел Анисимов. – Ты избивал их, но не убивал. Я знаю о тебе всё!

– О себе, – поправил он. – И, по всей видимости, далеко не всё.

– На что ты рассчитываешь? Утром твоя авантюра закончится. Твой гениальный побег ни к чему не приведёт.

– Я могу предложить тебе встретить рассвет вместе со мной, может, тогда все твои иллюзии разрушатся? Валерий, почему ты так упорно отказываешься воспринимать происходящее? Ах, да, прости, я всё время забываю о твоей парамнезии. Но твои конфабуляции постоянны, неизменны. Ты действительно выстроил правдоподобную историю, от которой не отступаешь вот уже несколько лет. Ни в одной мелочи ты ещё не сбился. Всё по чёткому сценарию. Но это всего лишь сценарий, пойми.

– Много слов ты выучил за время нахождения в «Убежище». Поди записывал каждое моё слово?

– Вот опять ты в упор не слышишь меня, словно твой разум автоматически блокирует нежелательную информацию. Ты не хочешь слышать правду…

– Заткнись, – устало произнёс Анисимов. – Я практикую психологию почти тридцать лет. Ты думаешь, я настолько недалёк, что не смогу распознать все твои психологические уловки? Они – не смогут, – Валерий кивнул на стоящих рядом безмолвных пациентов, которые были переодеты в санитаров. – На самом деле – ты уникум. Диссоциальное расстройство личности было присуще некоторым политическим деятелям, революционерам. Бакунин, Котовский… Все они порождали правдоподобные фантазии, которые внедряли в умы простых людей. И за ними следовали. Ты умело манипулируешь слабым разумом, поражённым деменцией. Ты – такой же, как и они, просто намного умнее. Я бы даже сказал, гениальнее, потому что провернуть такое… Здесь одного ума недостаточно. Но, увы, даже твоих мозгов не хватит для того, чтобы заставит меня поверить во все эти бредни. Я раскусил твой план. Ты не хотел выбраться отсюда. Вернее, изначально такая задача стояла перед тобой, но ты не справился с самообладанием. Тебе нужен хаос. Ты решил отомстить мне за то, что я держу тебя здесь как птицу в клетке, представил меня оберштумфюрером Аушвица. Думал, что я повинен в твоём заточении, решил отыграться. Владислав был прав насчёт этого. Жажда мести государству – единственное, что поддерживает в тебе волю к жизни.

Виданов молча смотрел на Валерия. А затем он сказал.

– Ты отлично описал себя.

– Да что ты говоришь?! – усмехнулся Анисимов. – Что ещё интересного расскажешь? Пока твои речи не слишком убедительны для меня.

– Мне не хотелось расстраивать тебя, иначе ты можешь впасть в состояние параноидальной агрессии, как в прошлый раз. И, поверь, вывести тебя из этого состояние стоит многих нервов не только мне, но и всему персоналу. Но я хочу помочь тебе.

– Давай, помогай, я очень жду.

– Твоя семья. Ты помнишь их лица?

«Что за бред?», подумал Валерий. Его взгляд выражал аналогичные мысли.

– Представь их, – почти шёпотом произнёс Виданов.

– Ты монстр… извращённый зверь.

– Представь, Валерий. Опиши их. Покажи мне, что ты всё ещё способен рассуждать здраво.

Голова Валерия слегка закружилась. Словно лёгкий туман опустился на просторы его разума. Но постепенно головокружение усиливалось, Анисимова буквально выворачивало наизнанку. Рвота подступила к горлу.

«Этот идиот прошиб мне голову», раздалась паническая мысль. «Сотрясения мне сейчас не хватало».

– Как выглядела твоя жена?

Голос в полубредовом сознании звучал угрожающе и, как ни странно, очень убедительно.

– У Вики тёмно-каштановые волосы. Короткие, до плеч. Она в меру полновата, но это только её красит. Сашенька – худенькая девочка. Вся в родинках. Глаза ярко-зелёные.

Валерий лепетал словно молитву эти слова. Язык отказывался повиноваться, отчего его речь становилась сбивчивой, кашеобразной. Но Виданов его понимал. А ещё он улыбался, будто бы только что ему удалось что-то доказать.

Он запустил руку в карман халата и достал оттуда фотографию. Виданов медленно поднёс её к лицу Валерия, чтобы тот в полной мере смог разглядеть содержимое этой фотографии.

– Нет, – не поверил он. – Этого не может быть!

В самом центре фотографии был изображён сам Валерий, а по бокам его обнимали любящие жена и дочь. Только их внешность была далека от той, которую он описал минуту назад. Их лица были совсем не такие, волосы, телосложение, взгляд… Всё другое. Анисимов понимал, что это не его семья. Но как он оказался посреди них.

– Кто это? – несчастным взглядом он посмотрел на Виданова.

– Это твоя семья. Те, которых ты истязал долгое время, пока тебя не остановили. Но для них это было уже поздно. Ты убил их, Валерий.

– Нет, – слёзы катились по щекам Валерия. – Ты всё подстроил!

Его вырвало прямо на одежду, которая и так была промокшей до ниток.

– Это всё ложь…

– Нет, Валера. Это суровая реальность. И ты должен принять её такой, какая она есть. Ты совершил ужасный поступок, за который нет прощения. Но тебя заключили здесь, в «Убежище-45». В месте, где десятки таких, как ты, должны обрести покой и найти спасение. Ты не найдёшь прощения в обществе, перед богом, перед правосудием. Но ты можешь простить самого себя.

– Нет, – как заколдованный произносил Анисимов. – Это всё неправда. Это ложь! Ложь! Нет!

Алексей молча наблюдал за происходящим. Он смотрел, как в мучениях извивается Валерий, а потом сказал:

– И тебя никто не подставлял. Ты был одним из лучших сотрудников госбезопасности, но война изменила твою жизнь полностью. Разве ты не помнишь, как отчитывался в комитете за убийство лучшего друга? Помнишь, как тебе пришлось краснеть за то, что ты сделал? Ты ведь понимал, что это был приказ, но не мог воспринять это в реальности. Это дало толчок развитию психологической дисфункции. Зерно было посажено тогда. Скажи мне теперь, кто ты?

«Валерий Леонидович Анисимов, полковник Советской армии, главный врач психиатрической лечебницы для ветеранов войны «Убежище-45», хотел ответить Анисимов, но язык прилип к нёбу. Головокружение становилось невыносимым. Его разум не плыл настолько сильно даже тогда, когда он практически залпом выпил бутылку водки после инцидента с рядовым. Или этого не было? Может, происходившее на фронте лишь подмена воспоминаний, как пытался его уверить Виданов?

– Кто ты? – не отступал Алексей.

– Сотрудник МГБ.

– Как ты здесь оказался?

– Я убил своих жену и детей.

– За что ты их убил?

– Я не знаю.

– За что?

– Они… не хотели воспринимать меня.

– Ответ неверный. За что ты убил свою семью?

– Пошёл к чёрту! – выкрикнул Анисимов и слюна покатилась по подбородку. С каждой минутой попытки говорить членораздельно становились всё труднее и труднее.

– Вводите, – дал указание Виданов своим псам.

Анисимов не чувствовал укола, но ощущал, как некое лекарство протекает по его венам.

– Ещё ампулу сульфозина.

Мысли перемешались.

«Сульфозин?», в туманном разуме всплыло знакомое слово. «Этот сульфозин… для шизофрении. Но я не…».

– Как ты себя чувствуешь? – Виданов обхватил ладонями лицо Валерия и стал сверлить его взглядом. Глаза псевдоврача сливались в единое целое, лицо меняло форму: то становилось квадратным, то треугольным, то и вовсе делилось на части, словно молекула.

– Это новый препарат, хороший. Должен тебе помочь.

«Должен помочь», раздалось в голове. «Почему от него только хуже?».

– Что ты сделал со своей семьёй? – вновь сухой голос раздался в ушах.

«Он… вколол мне… два свесмотим… несовестим… несовместимых рерпарата», даже мысли не могли чётко формулироваться.

– Расскажи, – настаивал Виданов. – Лекарство должно помочь. В МГБ его одобрили. Как раз для таких, как ты.

«Каких?»

– Я жду ответа.

Анисимова вновь вырвало. И вместе с желчью его покинуло ощущение реальности. Окончательно и бесповоротно.

И он вспомнил, что же сделал со своей семьей.