Текст книги "Диверсанты (сборник)"

Брыль молчал, он глядел в угол кабинета, словно искал там ответ на вопрос следователя.

– Думайте, Брыль, думайте. Сейчас самый подходящий момент признаться, что вы знали Паршина. И ответить на вопрос, откуда?

– Предположим, я знал этого фрайера, – нехотя признался Брыль. – Ну и что из этого?

– С какого времени и откуда у вас знакомство?

– Как я могу помнить, с кем и когда знакомился!

– Семь лет назад вас задержали в Перми на вокзале, а при вас был небольшой чемоданчик. Так, невидный сундучок, всякая там премудрость житейская, а сундучок имел двойное дно, где лежали американские доллары. Вы, Брыль, – человек сообразительный, сразу же заявили, что похитили этот чемоданчик у иностранца и не знали, что там двойное дно. Взяли вас не с этим делом, а чемоданчик так и повис до настоящего времени, хозяин не объявился. Не к Паршину ли вы везли тот чемоданчик? Он ведь тогда в Перми жил. Видите, я говорю вам все, что мне известно. Я просто рассуждаю вслух. У меня для таких рассуждений есть основание, кое-какая валюта оказалась в доме Паршина. Что вы на это скажете? Опять Паршин, опять валюта и, конечно, Брыль. Случайный треугольник? Нет, я вам скажу.

– Я не был на даче и никого не убивал. Мне нет дела до какой-то валюты. Был грех, я за этот грех сполна отбыл и нечего мне навешивать Паршина.

– Гражданин Брыль, давайте с вами сразу решим важный вопрос. Не надо смешивать два понятия: не был и не убивал. То, что вы там были, у меня нет сомнений. Мне даже не нужно ваше признание. Есть такая наука дактилоскопия, ей уже более ста лет, и она пока еще ни разу не ошибалась. Еще не было в мире случая, чтобы два разных человека оставили одинаковые отпечатки пальцев на месте преступления. Отвечайте, каким образом отпечатки ваших пальцев попали на ручку двери на даче Паршина и на пачку рафинада тоже? Думайте, Брыль, думайте. Потому что сейчас будет вам вопрос, к которому вы не готовы совсем.

Гриценко сделал паузу и внимательно смотрел на Брыля, который непонятно отчего вдруг стал волноваться. Руки задвигались на коленях, он зыркнул на следователя, потом пробежал глазами по стене, пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом, но на стенах ничего не было, что могло бы его заинтересовать. Брыль направил взгляд к потолку и вдруг, повернувшись к следователю, выкрикнул:

– Отказываюсь отвечать! Все, баста! Отправляй в камеру!

– Брыль, это же несерьезно. Я вам открываю все свои карты, рассказываю обо всем, чем располагает следствие, потому что я считаю вас умным человеком и хитрить с вами нет смысла. Шапка ваша осталась на даче, а в ней ваши волосы, остатки пота – против науки не пойдешь. А еще ваша кровь, маленькая капелька у порога в коридор. Биологический анализ и группа крови совпадают с вашей. Вы в коридоре случайно наткнулись на стекло, лежавшее на цветочном горшке. Вот и царапина у вас на левом мизинце.

Открылась дверь, и в кабинет вошел инспектор Степанов, он сделал рукой знак следователю, который означал, что здесь за дверью находится Людмила Бондаренко. Гриценко кивнул и нажал кнопку. Вошел конвоир.

– Проводите арестованного, – указал он конвоиру на другую дверь. Следователь не хотел, чтобы Людмила Бондаренко раньше времени увидела Брыля. Гриценко прежде всего хотел услышать, что скажет эта девушка. От этого зависел дальнейших ход вопросов арестованному. Ему сразу не понравились показания Глазовой, которые расходились с данными, полученными в ресторане, и неоспоримыми фактами визита Брыля на дачу. Если исходить из того, что Глазова вводит в заблуждение следствие, то свидетель, стоящий сейчас за дверью, вероятно, подготовлен для встречи со следователем. Гриценко искал необходимые аргументы, чтобы сразу же выбить почву из-под ног Бондаренко, если она будет давать ложные показания, чтобы создать Брылю алиби.

Людмила Бондаренко вошла в кабинет несколько растерянной. Этот вызов в прокуратуру был неожиданным, тем более что инспектор не дал ей времени на размышление. У нее был грипп, и Людмила все время прикрывала нос и рот платком.

После соблюдения необходимых формальностей Гриценко приступил к допросу.

– Мы вас вызвали вот по какому вопросу. Вы могли бы сказать, где были между семью и восемью часами вечера семнадцатого декабря»?

– У нас было родительское собрание, часов около семи закончилось, и я пошла кое-что купить в универмаг. А потом домой. Вот и все! – она виновато посмотрела на следователя, словно хотела извиниться, что больше никуда не ходила и ничего интересного в эти часы не видела.

– Кто-нибудь мог бы подтвердить, что вы были в этот час в универмаге? – снова задал вопрос следователь.

– Конечно, моя подруга Зоя Глазова. Я ее в это время встретила возле универмага. Я сначала не хотела к ним подходить, а потом решила, что ничего страшного в этом нет.

– Разве Зоя Глазова была не одна?

– С пареньком стояла. Я подошла, и она познакомила меня с ним. Федя вообще симпатичный парень. Вот Зоя и Федя могли бы подтвердить, – Бондаренко теперь уже глядела на следователя в растерянности, пытаясь угадать по бесстрастному выражению лица Гриценко, что же ее ждет в этой неизвестности.

– А Федю вы хорошо запомнили?

– Конечно! – поспешно ответила Людмила.

– Тогда попробуйте описать его одежду.

– Ну, это проще простого. Теплое полупальто, серая солдатская шапка и до блеска начищенные сапоги. Вот и вся одежда, – она развела руками.

– Вы не ошиблись? На нем были сапоги?

– Конечно! В этом нет ничего странного, он похож на демобилизованного солдата.

– Он так и назвал себя – Федя?

– Нет! Так его назвала Зоя. «Это Федя, я тебе о нем рассказывала», – сказала Зоя. Да он и есть Федя, – категорично заявила Людмила. – Иначе зачем ей называть его так, если он не Федя?

– Это верно, я вот и сам так думаю, – следователь вытащил из стола несколько снимков молодых парней, одетых в серые полупальто и серые шапки, разложил их перед Бондаренко и сказал:

– Нет ли среди них того Федора, с которым вас знакомила Зоя? – Гриценко под столом стиснул в волнении руки. В эти несколько секунд решалось все. Так, как отвечала на вопросы Бондаренко, сомнений не оставалось, она говорила правду. Чтобы так врать и запутывать следствие, надо обладать большим опытом, чего, конечно, у этой девушки не было. Своими ответами она как бы все время говорила ему: это правда и только правда.

Бондаренко пробежала глазами несколько раз по рядам фотографий и в растерянности подняла глаза на следователя.

– Его здесь нет, – еле слышно произнесла она и покачала отрицательно головой.

– Вы уверены? Ведь тогда был вечер, горели лампы дневного света, внешность слегка искажается.

Людмила улыбнулась и покачала головой, она еще раз мельком взгляну ла на фотографии и возразила:

– Здесь нет ни одного, кто сколько-нибудь походил бы на Федю. У него брови густые, черные и сросшиеся над переносицей. А у этих, кроме полупальто и шапок, ничего общего.

Люда успокоилась и обрела уверенность. Сейчас она говорила то, что знала точно, и никто не мог ее сбить с этого пути. Гриценко смотрел на нее и приходил к убеждению, что перед ним правдивый, неподготовленный свидетель. Сейчас он решил не проводить специального опознания Брыля, он уже и так понимал, что Зоя сыграла с подругой чисто женскую шутку, по каким-то соображениям выдав за Федю другого парня. Он не мог поверить в то, что весь этот спектакль был затеян с целью создать алиби Брылю. В таком случае Глазова должна быть соучастницей или, во всяком случае, быть посвященной в часть этого дела. Гриценко нажал на кнопку и приказал конвоиру:

– Введите!

Брыль вошел в кабинет и равнодушно взглянул на Бондаренко, ни один мускул на его лице не дрогнул.

– Вы знаете этого человека? – спросил Гриценко Людмилу.

– Нет! – сразу же и уверенно ответила Бондаренко.

– Вы не торопитесь. Всмотритесь в него еще раз. Ведь это и есть Федор Брыль, с которым вас знакомила Зоя Глазова.

Брыль резко повернул голову и внимательно оглядел девушку. Он хотел что-то сказать, но передумал и промолчал.

– Зачем вы меня разыгрываете? Я же вам описала того Федора, – Людмила слегка обиделась, считая, что следователь затеял с ней неудачную шутку.

– Я вас не разыгрываю. Этот гражданин и есть настоящий Федор Брыль, знакомый Зои Глазовой, с которым она переписывалась около трех лет, и по приглашению которой он приехал в наш город.

Гриценко знал, что не должен был так себя вести, раскрывать перед Бондаренко отношения Брыля и Глазовой, но слишком велика была вспыхнувшая в нем неприязнь к Зое за ее стремление сбить его с толку, попыткой создать Брылю ложное алиби.

– Большое вам спасибо за помощь. Вы внесли определенную ясность, – сказал Гриценко, провожая Бондаренко до двери.

– Ну, гражданин Брыль? Рухнуло окончательно ваше алиби, которое вы сфабриковали вместе с Глазовой. Сейчас я ее приглашу, и мы вместе послушаем, как она будет врать, эта ваша подруга! – Гриценко еле сдерживался и огромным усилием старался подавить в себе злость. Как следователь, он не имел права на такое проявление эмоций, а как человек, он сам себя оправдал.

– Потом я прокручу ей магнитофонную пленку с показаниями Людмилы Бондаренко. И тогда за ложные показания…

При последних словах Брыль вдруг поднял руку, словно загораживаясь от удара, который хотел ему нанести следователь, и, взглянув с мольбой на Гриценко, тихо попросил:

– Не надо! Это она ради меня, оттого, что слишком верит мне. Прошу вас, – впервые Брыль назвал следователя на «вы», – не надо, Зоя такого не выдержит. Я сделаю все, как вы скажете. Я подпишу показания, какие вам нужны, только не трогайте Зойку!

Гриценко почувствовал, что неожиданно нашел слабое место у Брыля. Но это его не обрадовало, на этой струне играть нельзя, иначе арестованный легко уведет следствие в сторону. Он может согласиться с чем угодно, принять на себя то, чего и не было.

– Нет, Федор, так не пойдет. Сейчас ты расскажешь мне все как было, а что делать дальше с Глазовой – я уже решу сам, исходя из твоих показаний. Где и когда ты познакомился с Паршиным?

– На этот вопрос я не отвечаю.

– Хорошо! Тогда другой вопрос. Ваша встреча планировалась в этом городе? Вы знали, что он здесь?

– Нет! Я встретил его случайно на улице. Ничего о нем не слышал давно.

– На чем вы ехали до дачи Паршина?

– Я поймал такси в центре.

– В котором часу вы приехали туда?

– Что-то около восьми. Когда вошли в комнату, он сказал мне, чтобы я сбегал в хлебную лавку и купил батон и сахар. Лавка рядом, за углом. Там уже закрывать собирались, когда я пришел.

– Что было, когда вы вернулись?

– Я вошел, а он лежит в луже крови, зубы оскалил. Мне страшно стало, вот я и рванул оттуда. Полем бежал, через дворы, пока не выбрался на дорогу.

– Вы ничего не заметили подозрительного, когда вернулись?

– Нет! Я был под балдой, вряд ли что мог видеть.

Гриценко вызвал машину, позвонил Степанову, но того на месте не оказалось. Пока он одевался, конвоир уже отвел в машину Брыля. К своему удивлению, Гриценко на даче Паршина встретил инспектора Степанова.

– Я тебя давно жду, не хотел уезжать, – сказал Степанов. – Тут открываются некоторые неясные обстоятельства, – он отвел Гриценко от крыльца к углу дома и показал на снегу четкие следы обуви с рифленой подошвой, которые вели в угол двора. – У Брыля дурная манера – уходить из гостей через забор, – заметил Степанов. – Но дело не в этом.

– Дальше следы ведут полем до огородов и кончаются на дороге, – как бы размышляя, прервал его Гриценко.

– Да, я снова прошел по ним до конца. Но дело не в том, – повторил следователь.

– Брыль дал показания, – снова не дал высказаться инспектору следователь.

– Признал убийство? – с сомнением спросил Степанов.

– Нет! Но картину всю прояснил. Пока я тут повожусь с Брылем, уточню на месте убийства некоторые детали, ты побывай в булочной. Она где-то рядом, за углом. Сейчас это важно. Он утверждает, что около восьми вечера семнадцатого декабря покупал там батон и сахар. А когда вернулся, Паршин был мертв. Такова его версия. Испугался, бежал оттуда, боялся, что его обвинят.

Степанов еще раз посмотрел на отпечатки ног с рифленой подошвой, проследил их до самого забора и сказал:

– Я все-таки хочу тебе кое-что подсказать. Характер следов показывает, что он действительно бежал. Я снова прошел до самой автобусной остановки. Там Брыль уже еле ноги волочил. Кстати, ни один кондуктор его не помнит. Так вот, я думаю, надо бы нам поискать пистолет вдоль его следов, вдруг бросил в снег. Чтобы все было ясно с этой стороны. Опрос соседей мы уже заканчиваем, участковый последние дворы обходит.

Скрипнула калитка, и во двор вошел высокий молодой лейтенант милиции с планшеткой в руке. Он неторопливо подошел и представился Гриценко:

– Участковый инспектор Лебединский, – и, повернувшись к Степанову, без всякого вступления, словно они только что прервали разговор, сказал:

– Нашел еще одного, кто видел машину, – он протянул Степанову листок с фамилией и адресом свидетеля.

– Очень хорошо, – ответил Степанов. – Об этом потом, а сейчас пойдем со мной в булочную.

Они подошли к магазину, когда одна из продавщиц хотела закрыть двери, уже выставив на окно табличку «обед», но, увидев участкового в сопровождении штатского, с любопытством поглядела на них. Лебединский и Степанов прошли внутрь магазина. Здесь никого не было, кроме двух продавщиц, которые уже закончили работу и лениво переговаривались между собой. Одна поправила на голове белую шапочку и зевнула, но при виде милиционера смущенно прикрыла ладонью рот.

– А ну-ка, девушки, зовите сюда директора, будем разговор вести, – сказал им лейтенант Лебединский.

Директор мгновенно появился перед ними в ослепительно белом, хрустящем от крахмала халате и уставился на участкового инспектора, принимая его за главного, так как тот был в милицейской форме.

– Есть претензии? – спросил он, сурово оглянувшись на продавцов. – Обвес? Обсчет? Разберемся! Давайте мне жалобу, товарищ!

– Сейчас никаких обвесов и обсчетов, но к этому мы еще вернемся, когда уедет ответственный товарищ. Вот он хочет с вами поговорить.

– Вы все трое работали 17 декабря вечером? – спросил Степанов, приглядываясь к продавцам.

– Они, товарищ! – ответил за всех директор магазина.

– Людей у вас немного перед закрытием, – полувопросительно, полуутвердительно продолжал инспектор Степанов.

– Какие люди перед закрытием, да еще в такой мороз? Давно таких холодов не было, – начала пожилая продавщица, – Правда, иногда прибегают опоздавшие, нахальные. Мы магазин закрываем, а они прутся. Дай им то, дай им се!

– Вспомните, пожалуйста, кого вы видели 17 декабря вечером перед закрытием?

– Был один. Рожа как у разбойника, винищем разило. Дай ему немедленно батон. А где я возьму? Один черный оставался. Стал ругаться, отдала ему свой, от греха подальше. Схватил он еще пачку рафинада и исчез.

– Вы помните, как он выглядел?

– В солдатском полупальто и серой шапке, – высунулась из-за плеча продавщицы молоденькая девушка.

– Да-да, в шапке и полупальто, – подтвердила торопливо пожилая продавщица, глянув недовольно на молодую напарницу.

Степанов разложил на столе несколько фотографий, где имелась и фотография Федора Брыля. Женщины, приглядевшись к ним, почти в один голос подтвердили, указав на Брыля, что именно он и был вечером в магазине. Молоденькая продавщица даже указала точное время, без пяти минут восемь.

– Я в кино торопилась и боялась опоздать. Мы должны были закрывать, и я ждала эти пять минут, когда уж он уйдет.

– Вы, лейтенант, заканчивайте протокол, а я пойду кое-что проверю, – Степанов вышел. На улице он постоял несколько секунд, раздумывая над новой идеей. Чтобы проверить ее реальность, он решил встретиться с двумя свидетелями, которых удалось найти в поселке. Прочитав их показания, Степанов сначала не придал им особенного значения. Свидетели просто подтверждали правильность разрабатываемой версии. Вечером машина подходила к даче, этого не отрицает теперь и Брыль. Но какая-то неясность, возникшая именно здесь, в поселке, настораживала инспектора. Он вошел во двор дачи, где стояли Гриценко и фотограф, чуть в сторонке рядом с Брылем замер, словно часовой на посту, конвоир.

– Брыль утверждает, что бежал отсюда, опасаясь, что убийца где-то рядом и может разрядить пистолет в него. Твердит, боялся, что придется отвечать за это убийство, – Гриценко говорил и одновременно делал какие-то пометки в блокноте. – Меня это объяснение не убеждает. Оно рассчитано на простачков, мол, никто не видел, как я стрелял, пистолета у меня не обнаружили. Ну не вышло ничего с алиби, все равно доказательств нет. Так, гражданин Брыль? – повернулся Гриценко к арестованному.

– Делай как хочешь, начальник. Тебе надо спихнуть эту мокрятину, а на кого – плевать! Лишь бы не висело на тебе, а кого к стенке поставят, Брыля или Ваньку, для тебя не важно, – как-то тихо и обреченно, словно раз и навсегда решенное для себя, выложил Брыль и тоскливо посмотрел в серое, клубящееся тучами небо.

– Вы, гражданин Брыль, это зря. Без доказательств вас не будут судить. Мы ведь просеем и растопим весь снег, от первого вашего шага по этому двору, – указал Гриценко на лежащий у расчищенной дорожки глубокий след, – до последнего у автобусной остановки, где ваши следы потерялись. Глядишь, и пистолет найдем.

– Ищите, если вам время недорого, – Брыль засунул глубоко в карманы полупальто руки и, вобрав голову в плечи, замер, уставившись себе под ноги, будто подчеркивая этим, что сказать ему больше нечего.

– Послушай, Федор, – обратился к нему Степанов. – Вы из центра на такси ехали? Так, кажется, ты говорил?

– Да, – бросил он тоскливый взгляд на инспектора и снова опустил голову.

– Ты мог бы мне показать точное место, где вы остановились?

– И показывать нечего. Такси остановилось дверь в дверь. Будто шофер тут тысячу раз бывал. – Брыль отвернулся.

– Ты, когда пошел в магазин, такси не видел?

– Нет, не видел. Уже уехало, – Брыль вдруг резко повернул голову и посмотрел на инспектора, в глазах его мелькнул интерес. – Хотя, кажется, оно стояло за углом, я повернул направо к магазину, а машина темнела за углом налево. Да, точно, это была машина и без огней…

Поздно вечером Гриценко и Степанов подъехали к прокуратуре. Они были настолько усталыми, что говорить им ни о чем не хотелось. Целый взвод солдат под их руководством несколько часов прощупывал каждый квадратный метр металлоискателями справа и слева от следов, оставленных Брылем в поле и на огородах. Когда они закончили всю работу, позади них осталось широкое, в целых восемьдесят метров, обработанное, словно культиватором, поле и утоптанная солдатскими сапогами полоса заснеженной земли. Солдаты, сев в грузовики, уехали, а Гриценко и Степанов еще бродили по этой пустой полосе, вглядывались в различные ненужные человечеству металлические предметы, обнаруженные под снегом, убедившись окончательно в бесплодности этих поисков.

– Мне думается, мы не на том пути, – заговорил Степанов, когда они вошли в кабинет Гриценко, и, сбросив пальто на диван, расселись на стульях в разных концах комнаты.

– Мы должны были отработать этот вариант. Убрать все сомнения насчет пистолета. Исходя из характера следов в поле и огородах, можно судить, что он бежал почти все время, от самой дачи до дороги. Ты прав, последние сотни метров он уже не бежал, а тащил ноги, хотя никто его не преследовал. Что-то его испугало. Если бы он хладнокровно готовился застрелить Паршина…

– Если бы он готовился застрелить Паршина, то он бы не светился в хлебном магазине и не принес бы в комнату батон и рафинад, не оставил бы тебе отпечатки пальцев. – Степанов устало вытянул ноги и закинул за голову руки.

– Значит, ты считаешь, что Брыль непричастен к убийству?

– Возникли некоторые сомнения. Вот смотри, сейчас я тебе нарисую картину. – Степанов подошел к столу, взял лист бумаги, вытащил из кармана ручку и быстро набросал план расположения дачи, пересечения улиц, местоположение хлебного магазина. – Гляди! Такси подъехало без четверти восемь, я отсчитываю от девятнадцати пятидесяти пяти, когда Брыль появился в магазине. Это время точное.

– Здесь все можно восстановить до минуты, – заметил Гриценко, ухватившись за ход мыслей Степанова.

– Я все высчитал. Они подъехали без четверти восемь, минуту-две потеряли, пока выходили из машины и расплачивались с такси. Пара минут ушла на то, чтобы открыть две двери и пройти двор. Итого, имеем десять минут. Девушка, которая спешила в кино, утверждает, что было без пяти восемь, когда вошел Брыль. Эти пять минут он израсходовал, пока препирался с продавцами, потом взял батон и рафинад, расплатился. Еще пять минут – и он вернулся на дачу. Итак, он отсутствовал тринадцать-пятнадцать минут. Что же было в эти минуты? Почитай показание Логачева, который живет по соседству. – Степанов вытащил из папки лист бумаги и протянул его Гриценко. Тот внимательно прочитал, посмотрел на инспектора, затем снова перечитал и ворчливо сказал:

– Что же ты молчал?

– Я не скрывал. Лебединский принес мне показания Логачева, когда мы копались в снегу. Я не хотел прерывать начатое дело, надо было отработать до конца версию с брошенным пистолетом. Если бы Лебединский нашел Логачева до того, как мы взялись за поиски пистолета, то мы, конечно, ухватились бы за этот вариант. Логачева не было дома почти до вечера. Но я считаю, что мы теперь со спокойной совестью можем двинуться в другом направлении.

– Ты что-то многословен, лучше не виляй, давай свои соображения, – прервал Гриценко Степанова.

– Логачев утверждает, что светлую «Волгу» возле своего дома – заметь, это машина, о которой упоминал Брыль, – видел дважды. Первый раз – когда ходил в продуктовый магазин на соседнюю улицу, – это было примерно в половине восьмого, а второй раз – в восемь, когда торопился домой к началу хоккейного матча. Кстати, хоккейный матч, я проверил, точно начинался в восемь. Первый раз в машине сидели два человека: один спереди, на месте водителя, другой – сзади. А второй – только шофер оставался в машине. Это было не такси. Куда ходил второй пассажир в интересующие нас минуты? Опрошенные соседи не видели его, ни к кому он не заходил. Но ведь он где-то был в эти минуты?

Степанов порылся в папке, вытащил еще один листок и посмотрел на следователя.

– Вот, дружище, тебе доказательство, что такси, которое привезло Паршина и Брыля, развернулось возле дачи и тут же укатило. Пока ты с Брылем работал на месте преступления, я попросил фотографа снять отпечатки протектора у забора, там, где, я думаю, разворачивалось такси. Вот найду еще такси…

– Послушайте, инспектор Степанов, вас бы следовало наказать за самодеятельность, что вы не ставили следователя в известность о найденных уликах, но я вас награжу. Ваша версия любопытна, а посему давайте дальнейшие ваши умозаключения. Чем ты можешь усилить эту версию?

Степанов вытащил из папки третий лист бумаги.

– Если уж обещаешь наградить, то вот тебе еще один сюрприз. Почитай вот эту бумажку. Это показания свидетельницы, которая видела человека, быстро пересекавшего под углом улицу. Правда, время она не может точное указать, но было это вечером, примерно в то же время, семнадцатого декабря. Он шел, как она утверждает, вот так, – Степанов прочертил под углом линию, ведущую почти от калитки дачи Паршина, до места, где Логачев видел «Волгу». – Там следов протектора не найти, затоптали.

Пока Степанов говорил, Гриценко пробежал глазами текст протокола и склонился над вычерченной схемой. Все было довольно убедительно, следователь не мог возразить по существу выдвинутой Степановым версии и окончательно почувствовал шаткость доказательств вины Федора Брыля, хотя внешне все было и против него. Если так, то оснований содержать Брыля под стражей уже не имелось.

На следующий день Степанов нашел такси, которое привезло Паршина и Брыля на дачу. Из беседы с водителем Гриценко установил, что предположение Степанова подтвердилось, машина действительно разворачивалась здесь же, у дачи Паршина. На вопрос следователя, слышал ли он, о чем говорили пассажиры, таксист ответил, что они всю дорогу молчали, так как молодой в солдатском бушлате дремал, а пожилой сидел молча и глядел на дорогу. Случайным совпадением явился тот факт, что водитель такси однажды уже подвозил к даче этого старика, поэтому хорошо знал туда дорогу.

Несмотря на широкие оперативно-розыскные мероприятия, разработку валютной версии, проверку связей Паршина по Перми, выйти на след убийцы не удалось. Более трех лет дело числилось нераскрытым и за это время не пополнилось никакими новыми фактами и данными.

* * *

Глубоко за полночь капитан Рыбалко кончил знакомиться с делом об убийстве Паршина. Он вышел из прокуратуры и направился к набережной Волги. Ночь была теплая, тихая и капитан не спешил в гостиницу. Он остановился на высоком берегу и глядел на мириады электрических огней, отраженных в черном глянце поверхности реки. Прочитав все дело, Рыбалко не приблизился к разгадке убийства Шкета. Здесь оно было таким же загадочным и необъяснимым, как и там, на юге. Единственный свидетель, видевший вероятного убийцу, ничего не мог сказать определенного. Темная, быстро идущая через дорогу фигура в дачном поселке – это все, что оставил после себя таинственный убийца. Анализируя проведенную прокуратурой и уголовным розыском работу, Рыбалко убедился, что здесь все розыскные мероприятия были продуманы и выполнены тщательно, ни один момент не упущен. Сначала ему показалось, что не доведен до конца розыск светлой «Волги», стоявшей в минуты убийства в соседнем переулке. То, что машина занимала заранее выбранную позицию, установил инспектор Степанов. Он специально выезжал на место, ставил автомашину там, где указал свидетель Логачев, и обнаружил, что, стоя в переулке, можно было держать под наблюдением калитку дачи Паршина. Такая ситуация открывала два предположения: либо водитель «Волги» являлся соучастником, либо машина была нанята для поездки, наблюдения и осуществления замысла. Капитан прикинул, что найти в таком большом городе «Волгу» – дело чрезвычайно трудное, но в то же время, пожалуй, исполнимое. Он считал, что районные госавтоинспекции могли отобрать все светлые «Волги», зарегистрированные в районах, однако тут же отказался от этой идеи. Можно проверить по путевым листам служебные машины на час убийства, но вряд ли водитель, поехавший в дачный поселок, признается, что подрабатывал на этой машине. Если это частный транспорт, то здесь вероятность признания еще меньше. Нет, местные товарищи работали над этой идеей, но она была бесперспективной. Единственный человек, который сможет пролить свет на дело, – это Федор Брыль. По той информации, которую он получил от инспектора Степанова, о Брыле сложилось благоприятное мнение. Но захочет ли он помочь ему разобраться в некоторых вопросах? Обиженный на арест Брыль, конечно, не сказал самого важного. Как к нему подобраться? Если попробовать встретиться с женой? Зоя, как он понял, всегда оказывала на Федора огромное влияние, может быть, в этом деле она станет его помощницей. Рыбалко решил встретиться с Зоей один на один.

Утром, когда начиналась деловая жизнь города, капитан стоял поблизости от дома, в котором жили Брыли. Он боялся, что может не узнать Федора, фотография в деле была почти четырехлетней давности. Но опасения его оказались напрасными. Едва Федор вышел из подъезда, как капитан узнал его. Выше среднего роста, широкоплечий, в шерстяном спортивном костюме и нейлоновой куртке, наброшенной прямо на плечи, Брыль был похож на заправского спортсмена, но это впечатление портили руки, длинные, в готовности к схватке выдвинутые вперед. Своими спокойными движениями он даже понравился капитану. Рыбалко проводил его стройную фигуру с гордой головой, которая не могла быстро затеряться среди идущих на завод рабочих, и пошел к подъезду. Он знал, что Зоя будет выходить из дома не ранее чем через сорок-пятьдесят минут, и решил воспользоваться этим временем для разговора с ней.

Но все сложилось несколько иначе, Зоя не могла уделить ему и минуты времени и назначила встречу на три часа. Она даже не удивилась, что Рыбалко из уголовного розыска, ее это совсем не взволновало. То ли потому, что она очень торопилась и не могла еще переварить в сознании то, что он из милиции, то ли не считала его визит чем-то экстраординарным.

Свободное время капитан решил посвятить осмотру города. Он посетил знаменитые памятники времен революции, повидал линию обороны при защите Сталинграда, «Мельницу», походил по залам художественной панорамы и к трем часам снова подошел к знакомому дому.

Зоя встретила его приветливо, как старого знакомого, но капитан все же уловил в ее глазах затаенную тревогу и поспешил рассеять все опасения.

– Зоя Георгиевна, то, зачем я к вам пришел, не касается вашей семьи. Речь одет об одном человеке, которого знал ваш супруг.

– Тогда лучше с ним?! – тихо, с сомнением сказала молодая женщина.

– Вот я и не знаю, с кем лучше мне поговорить в первую очередь. Дело это давнее, оно тогда заставило вас сильно переживать.

– Убийство Паршина?

– Да. Убийцу до сих пор не нашли. Не так давно предположительно тот же икс совершил второе преступление.

– И что? Опять это ведет к Федору? – с тревогой спросила она и стиснула в волнении руки.

– Нет, нет! Ни в коем случае! Мне бы хотелось кое о чем порасспросить Федора Игнатьевича, но я знаю, как он был обижен тогда в связи с ошибочным арестом, поэтому на все вопросы, касающиеся не лично его, ответил «нет».

Капитан видел, как спало напряжение с лица женщины, тревога ее рассеялась, она успокоилась. Он понял, что вся ее жизнь с Брылем наполнена тревогой и постоянной борьбой за его судьбу. Захочет ли она теперь помочь ему, когда знает, что все это не касается лично ее и Федора? Из беседы с участковым он знал, что Зоя Георгиевна честный человек, надежный и может оказать ему помощь.

– Что же вы от меня хотите? – Она села к столу и положила руки на колени.

– Мне думается, вы могли бы оказать влияние на вашего супруга, чтобы он не так агрессивно встретил мою просьбу.

– Вы преувеличиваете мои возможности. Я могу, конечно, на него повлиять, но требовать, чтобы муж говорил то, что вам хочется, – извините, это дело только его. Он скоро придет с работы, вот с ним вы побеседуйте, – резко прозвучали последние слова.

Капитан почувствовал, что где-то повел себя неправильно, утратил возможное доверие, ключ к взаимопониманию. Он уже намеревался извиниться и уйти, чтобы дождаться Брыля на улице, но Зоя поняла его затруднительное положение и смягчилась: