Текст книги "Диверсанты (сборник)"

– Хочешь, я тебе помогу? Пока ты будешь заниматься психологическим портретом милиционера, я поищу для тебя информацию. Мне это интересно, я же на историческом.

– Приму от тебя помощь, но на условиях капитуляции.

– Какой еще капитуляции? – удивилась она. – Ах, да, «побитый матерью…» Я подумаю!

* * *

Самолет приземлился в Адлере, прорвавшись сквозь нависшие со всех сторон дождевые тучи. Гроза подступала к аэродрому темной мрачной полосой, разрезаемой вспышками молнии. Рыбалко и Шмелев вышли из самолета, и сразу же ветер рванул на них плащи. Он вовсю разгулялся и лихо закручивал пылевые струи на бетонных дорожках. Первые тяжелые капли дождя догнали их у самого аэровокзала. Ливень обрушился на землю с небывалой яростью, мгновенно утопив в потоках воды все аэродромное поле и скрыв за водяной стеной фонари освещения.

– Пойдем в буфет, там пересидим непогоду, – предложил капитан, и они двинулись туда, где виднелась неоновая вывеска. «Что-то мне даст Сочи? – тревожно думал Рыбалко, усаживаясь за столик. – Если по правде сказать, то в основе всего – лишь надежда. А если это иностранец? Ерунда, на кой черт ему нужен этот подонок? Тем более стрелять в него. Иностранец отпадает. Шкет выехал искать иконы, но на юге иконы не ищут, это точно. А он все же поехал сюда. Зачем? Мог поехать вместе с убийцей. Ну зачем же убивать Шкета? Его можно было прогнать к чертям собачьим!» – рассердился мысленно капитан, не найдя ответа на свои вопросы.

– Пиво теплое, но сосиски горячие, – подошел к столу Шмелев и поставил на стол четыре бутылки пива. Затем он вернулся к стойке и принес две тарелки с сосисками.

– Виктор Валентинович, тебе действительно необходимо со мной таскаться? – спросил капитан, намазывая горчицей сосиску.

– Во-первых, и сразу же во-вторых, я занимаюсь не информацией, которую могу получить за час и за час ее обработать. Мое дело – психология, характеры людей, мотивы их поступков. Вот я, например, до сих пор не знаю, что привело вас в милицию, в уголовный розыск.

– Для этого не надо было ехать со мной в Сочи. Я бы тебе все это рассказал и в Киеве. Так что, Виктор Валентинович…

– Вам трудно меня понять. И чего это вы меня по имени отчеству? Я хочу наблюдать и слушать вас, – он откусил сразу половину сосиски и внимательно посмотрел на капитана. – Доктор Ватсон ждет, – проговорил он с набитым ртом.

– Ничего не выйдет, мистер Ватсон, нечего рассказывать, пустота. Южная пыль в остатках одежды, а бутылка и окурок могут быть ни при чем. Так что особенно не надейтесь. Хотя наука не ошибается.

– Я, конечно, здорово сомневаюсь, что Шкета убил иностранец, – сказал Шмелев. – Его прошлое не вяжется с таким ходом вещей.

– Я тоже сомневаюсь. До убийства Шкет сидел год за фарцовку – так, всякая мелочовка. Даже барахло перекупал, а сам не входил в контакт с иностранцами. Да лишних полгода отсидел за свою дурость. Давай, Витя, закругляться. Дождь уже перестал, солнце вот-вот появится.

Они вышли из здания и вдыхали воздух, наполненный сладковатым запахом цветов и трав. Птицы спешили наверстать разговорами упущенное в дождь время. Автобус подошел к стоянке и высадил группу пассажиров.

В город они въехали в самый разгар вечерних моционов. Прямо с автобусной станции Рыбалко позвонил в горотдел милиции. Держурный сообщил ему, что номер в гостинице заказан.

«Отдельный номер. – подумал Рыбалко. – В горячий сезон – это по-царски», – мысленно поблагодарил он Коваля, сумевшего за два часа, пока они добирались до Сочи, решить этот труднейший вопрос.

Дежурный администратор без лишних слов, понимая с кем имеет дело, дал им анкетки, попросив выполнить необходимые формальности.

«Если после такого приема я вытащу пустышку – утоплюсь», – пообещал сам себе капитан, пропуская в номер вперед себя журналиста. Из окна открывался вид на море.

Они переоделись в соответствии с сезоном и, когда они вышли из гостиницы, над городом уже висело черное небо, усыпанное алмазами звезд. Улицы, ярко освещенные, были заполнены отдыхающей публикой.

– Время коктейлей и коньяков, – заметил Рыбалко. – Может, и нам зайти куда-нибудь в бар? «На кой черт он мне нужен, этот бар? – подумал он, хотя посещение таких заведений входило в его планы. – Виктору, наверно, туда хочется», – решил Рыбалко.

– Зайдем в свой, при гостинице, – предложил Виктор.

– В свой, так в свой! – согласился капитан. «Успех равен трем нулям и единице, но надо окунуться в атмосферу».

Бар был переполнен, у входа стояла небольшая очередь, но если учесть, что люди пришли сюда не только выпить коктейль, а провести вечер на высоких мягких табуретах или посидеть в розовом полумраке зала в приятной компании, то шансов попасть до полуночи в бар у тех, кто стоял у входа, было сравнительно мало. Швейцар, верно стоявший на страже дверей, равнодушно, с царственным видом взирал на люд, переминавшийся с ноги на ногу по другую сторону стеклянного барьера и с надеждой заглядывающий в холл. Тут надо было действовать решительно и напористо, иначе либо не дойдешь до двери, либо наткнешься на непреодолимый равнодушный взгляд дверного стража, который не проявит ни малейшего желания сделать лишний шаг в твою сторону.

– Нам не пробиться, – заметил Виктор. – Видите, какой лоб стоит за стеклом? Это у него только борода белая, а сам пятипудовые мешки поднимает. Старый белогвардеец!

Капитан решительно двинулся к двери, оттеснив плечом длинноволосого юношу со своего пути, и уверенно поманил пальцем невозмутимого швейцара. Тактика себя оправдала, высокомерный страж, хотя и лениво, но подошел к двери и, откинув задвижку, уставился на Рыбалко. Капитан не особенно внушал ему доверие и уважение своей цветной рубашкой поверх брюк с двумя накладными карманами и воротником «апаш». Швейцар прикрыл на всякий случай широкой грудью, облаченной в мундир с золотыми пуговицами, образовавшийся проход в стеклянном барьере. Рыбалко не стал медлить и вступать в какие-либо объяснения, которые могли бы кончиться не в его пользу. Он просто сунул под нос швейцару удостоверение личности, где была его фотография с погонами капитана милиции, и тихо сказал:

– Уголовный розыск!

Швейцара словно подменили, царская осанка исчезла. Виктору показалось, что даже белая борода посерела, когда он отступил в сторону и распахнул дверь, заученно радостно улыбнулся и суетливо проворковал:

– Пожалуйста, проходите! Я вас не узнал! Вы же у нас бывали! Извините! Глаза подводят! Как же я вас не узнал?

– А мы у вас не бывали! – жестко процедил сквозь зубы капитан. – Это вы нас спутали с нашим товарищем. Вот он действительно у вас был частым гостем. Такой, низенький, – капитан отодвинул швейцара к стенке и поднес к его глазам фотографию Шкета. – Узнали? Он у вас часто бывал.

– Да, да, правильно! Как я оплошал! Все глаза! – засуетился швейцар. – Он наш частый гость! Всегда с красивыми женщинами приходил.

Рыбалко чуть не засмеялся, уж такого он вообще не ожидал от швейцара: Шкет с красивыми женщинами. «Врешь ты, старый лис, – подумал капитан. – Не видел ты его, а юлишь по другой причине. Запомнить Шкета – великая мудрость, когда тут проходят каждый день десятки элегантных и запоминающихся личностей…»

Капитан не стал выслушивать до конца швейцара и, кивнув Виктору, направился в зал, оставив стража в растерянности и недоумении. Тот так и не понял толком, что от него хотел этот сотрудник уголовного розыска. Человека на фотографии он наверняка никогда не видел, а может быть, и не заметил, хотя, как утверждает этот милиционер, он здесь часто бывал. Да мало ли их бывает? Надо всегда держаться железного правила: никого не помню и не видел, тогда и спать будет спокойнее. Он проводил глазами коренастую фигуру капитана и его высокого, спортивного вида спутника с модной прической и махнул рукой, стараясь забыть об этом неприятном эпизоде.

Рыбалко и Шмелев вошли в розовый полумрак зала и остановились.

– Чего это он, чуть в обморок не упал? – спросил Виктор.

– Знает кошка, чье мясо ест, – ответил Рыбалко. – У него бизнес начинается с наступлением темноты, а тут мы пришли.

– Какой бизнес? – не понял журналист.

– Элементарный! В тумбочке бутылки с выпивкой держит. Скоро спрос на выпивку поднимется, а взять будет негде. Вот этот жулик и будет драть за каждую бутылку целую шкуру, и будут платить. Люди сюда приехали не деньги считать, а их тратить. Насчет Шкета он все врет, ты и сам догадался. Он его никогда не видел, да и миновало уже дней сто пятьдесят – тут и профессионал может забыть.

Они подошли к стойке бара и сели на высокие табуреты, оглядывая батарею разноцветных и разнокалиберных бутылок, разместившихся в два ряда на полках с зеркальной стенкой. «Камю», «Мартель» и «Наполеон» занимали здесь почетное место в первом ряду. Дальше шли итальянский коньяк, югославский, бренди, ликеры и различные марочные вина – на все вкусы и всех знатоков.

Бармен, сравнительно молодой человек, гладко причесанный, с черными как смоль блестящими волосами и ниточкой усов, вскинул на них глаза и заученно улыбнулся, ожидая, что они закажут. Здесь была своя манера и свой язык, жесты почерпнуты из заграничных фильмов. Рыбалко взглянул на Виктора, и тот указал на «Камю».

Бармен мгновенно достал из-под стойки рюмки с тяжелым дном и початую бутылку коньяка. Тренированным движением он плеснул в рюмки напиток и чуть небрежно, но уверенно толкнул одну за другой по гладкой стеклянной поверхности стойки. Они, как фигуристы, скользнули и встали точно: одна перед Виктором, вторая – перед Рыбалко.

«Этот явно на своем месте, – одобрительно подумал Рыбалко, приглядываясь к спокойным, артистичным движениям бармена, когда тот смешивал, встряхивал, взбивал коктейли и также уверенно и артистично разливал их по стаканам. – Интересно, он запоминает лица людей, которых обслуживает, или они для него все на одно лицо, как китайцы или японцы? Я бы, наверное, запомнил его руки, а не лицо. Такие руки в действии – лучшая примета. А чем мог бы обратить внимание на себя Шкет, если бы приходил сюда? Только частое посещение могло привлечь к нему внимание. Шкет – не фигура для этих мест. Вот если тот, который пьет «Наполеон» и курит «Вайсрой», – этого наверняка помнят здесь, если он бывал».

– «Вайсрой» есть? – небрежно спросил Виктор бармена.

«Ах ты умница! – мысленно воскликнул капитан. – У него это получилось вполне естественно».

Бармен молча развел руками, показав ровный ряд белых зубов в ослепительной улыбке и, нагнувшись под стойку, выхватил оттуда пачку «столичных», картинно, как фокусник, двумя пальцами показал этикетку и Виктору, и капитану.

«Словно отчитался», – подумал Рыбалко.

– У нас не бывает, – впервые заговорил бармен. – Кое-что вы можете достать в «Интуристе», там все-таки клиентура, – с неким сожалением о клиентуре подсказал он, не прекращая готовить коктейли.

«Интурист» – для нас важная цель, но это будет завтра», – мысленно ответил бармену капитан.

– Бутылку с собой возьмем? – спросил Виктор, снова попадая в цель замысла инспектора.

– Мы только в розлив, – не дав ответить капитану, быстро сказал бармен и двинул по стойке стакан к соседу Виктора. Бармен пристально поглядел то на капитана, то на Виктора и едва заметно насмешливо улыбнулся. – В «Интуристе» можно! – добавил он и занялся другими посетителями.

«Все ясно, – подумал Рыбалко. – Сюда надо приходить инкогнито, стоять в очереди как все, а не размахивать красным удостоверением».

Они выпили коньяк, поговорили о пустяках, о зале, о людях, сгрудившихся за столиками в полумраке, и собрались уходить. Бармен тут же назвал точную сумму, отсчитал Виктору до копейки сдачи, улыбнулся и пригласил:

– Приходите еще, всегда вам рады!

«Если Гале сказать, где я был и что я пил без служебной необходимости… – думал Рыбалко. – Нет, этого я ей не скажу».

– Кретин! – тихо ругнул он себя, поправляя свою яркую цветастую рубашку. – Швейцар нас засветил бармену как фотобумагу, осталось только сунуть в проявитель. Но я ему сейчас испорчу на весь вечер настроение, этому бородатому стражнику!

Они подошли к двери, и швейцар стал торопливо открывать задвижку, но капитан шагнул к тумбочке, слегка приоткрыл ее и увидел с десяток бутылок с вином. Повернувшись к испуганному швейцару, он жестко сказал:

– Чтобы я не видел больше твоего винно-водочного бара в тумбочке, если не хочешь на старости лет… – Рыбалко пошел к двери, сопровождаемый Виктором и испуганно-подобострастной улыбкой швейцара.

– Витя, я пошел спать. Завтра много работы, а я чувствую себя усталым, каким-то разбитым. Ты иди, пользуйся своей молодостью, привлекательностью. Я видел, как на тебя смотрят девушки, парень ты интересный. Даже Вера глаз не сводила. По нашему словесному портрету в тебя бы вряд ли влюбилась какая-нибудь девушка. Рост выше среднего, примерно 180 сантиметров, широкоплеч, лицо овальное, губы полноватые, рот средний, уши, прилегающие к голове, глаза карие, нос прямой, средний, брови широкие, черные, скошены чуть вверх, зубы ровные, белые, подбородок слегка заостренный, с ямочкой. Вот и весь твой портрет. Для девушек ничего не значит, а по такому портрету специалист тебя быстро найдет.

Они дошли молча до входа в гостиницу. Рыбалко вскинул руку со сжатым кулаком и коротко бросил:

– Салют! – и скрылся за дверью.

Виктор постоял несколько секунд, размышляя над тем, что ему предпринять, куда податься и как устроить сегодняшний вечер, и будто случай подслушал размышления Шмелева, – он сразу решил его проблемы, предоставив приятные развлечения до самого утра.

Из дверей гостиницы вышли три девушки, точнее не вышли, а буквально выпорхнули, – так это было просто и легко, – с оголенными плечами, загорелой кожей и прекрасным настроением. Следом вышел респектабельный мужчина в легких брюках беж и спортивной рубашке. Виктор даже не поверил своим глазам, но это было именно так: мужчина оказался не кто иной, как Филипп Саблин. Быстро оценив ситуацию, девушек с Саблиным, вспомнив красавицу Юлю, его жену, он решил не смущать его и попытался отвернуться, чтобы не быть узнанным. Однако зоркий глаз Филиппа успел перехватить и удивление журналиста, и попытку уклониться от встречи. И хотя Саблин не понял причины, но уходить от встречи с Виктором не пожелал. Он придержал девушек и направился к Шмелеву.

– Тебя что, смущает наша компания? – тихо, с насмешкой в голосе спросил он.

– О-о-о! – выразил неподдельную радость Виктор. – Такая встреча! Задумаешь – не получится! – он протянул руку Саблину.

– Привет, старик! – засмеялся Филипп. – Девочки, идите сюда! Я вас познакомлю с замечательным парнем.

Девушки подошли, и Виктор уловил едва заметный аромат вина. Они были прекрасны, как могут быть прекрасны молодые, загорелые, полные сил и энергии, радующиеся жизни и отдыху девушки.

– Ольга! – протянула ему руку брюнетка с мелкой модной завивкой. – По праву первенства он теперь мой! – воскликнула она и взяла Виктора под руку. – Думаю, возражений нет! Это Зоська!

Они все пошли к машине, потом оказались в горах, где праздновали чей-то день рождения. Ольга усиленно подливала ему вина, и Виктор вскоре подравнялся со всей компанией новых друзей. Его приняли здесь как старого знакомого, как друга Макса. Они почему-то все называли Саблина Максом. Виктор пел вместе со всеми, танцевал и плясал. Рядом с ним была Ольга, потом появилась девица с огромными, как у Веры, глазами – то ли Алина, то ли Галина – он так и не понял, когда знакомился. Но ему понравилась длинноногая блондинка с конским хвостом. Виктор начал было за ней ухаживать, приглашая ее подняться с ним на вершину горы, но она оказалась женой бородатого киношника, и восхождение в горы не состоялось.

Кто-то бросил клич, и вся компания – веселая, радостная и счастливая – беззаботно вывалила из-под навеса, где стояли столы с винами и закусками, и отправилась на рассвете купаться в море.

В гостиницу Виктор вернулся, когда первые лучи солнца осветили тяжелую морскую гладь. Не раздеваясь, он упал на кровать и крепко заснул.

Капитан Рыбалко тихо посмеялся над своим «доктором Ватсоном», снял с него туфли и пошел в ванну. Он даже обрадовался, что Виктор теперь будет спать до обеда, и он может заняться своими делами.

Прежде всего Рыбалко отправился в гостиницу «Интурист». Здесь в холле было довольно людно. Из двух автобусов выгружали чемоданы, увешанные и обклеенные английскими и французскими ярлыками и табличками, и все это несли в середину холла. Сами владельцы этих кожаных и синтетических вещей разбрелись по всему обширному помещению, обступили киоски, скупали марки, открытки, конверты, иностранные газеты, сигареты. Они держались вольно, независимо и несколько развязно, вероятно, считая, что за свои деньги можно позволить себе и такую форму поведения. Капитан, обогнув эту разноцветную чемоданно-сумочную гору, вошел в дежурную комнату, где сидел молодой лейтенант милиции, и представился.

– Меня интересует вот этот человек, – показал Рыбалко фотографию Шкета. Возможно он здесь бывал. Его могли видеть в ресторане, в кафе, баре. Личность непримечательная, без особых примет, кроме маленького роста. Давность – месяца четыре назад.

Лейтенант, стоя по стойке смирно, внимательно выслушал капитана.

– Можно задать вопрос? – спросил он.

– Да, да, давайте без формальностей!

– Какие сроки?

– Вчера будет поздно! – улыбнулся Рыбалко.

– Все сделаем, все, что сможем! – с готовностью ответил лейтенант. – Всех опросим, всем покажем снимок.

– Ну, может быть, всех и не надо, а только тех, кто мог бы видеть этого человека. Например, швейцар, официанты, бармен. Если видели, то с кем, когда. В общем, сами понимаете, что меня интересует. Звоните мне в гостиницу или дежурному по городу и оставьте свои координаты. Я на вас полагаюсь, тут ваша сфера, лучше вас никому не разобраться.

Капитан положил перед офицером фотографию Шкета, пожал ему руку и вышел.

Теперь ему предстояло связаться с Ковалем, но до условленного времени, когда подполковник будет ждать его звонка, оставался еще час, и Рыбалко решил зайти к начальнику уголовного розыска города.

Встретил тот его прямо-таки прохладно и без энтузиазма. Для капитана было понятно настроение майора: своих дел масса, происшествия в курортный сезон – явление обычное, людей не хватает, а тут еще…

– Мне звонили насчет ваших забот, – сказал майор, торопливо досматривая какую-то бумагу. – Людей у меня сейчас, сами знаете…

– Люди мне не нужны, практически мне самому еще нечего делать. Есть у меня фотография, надо ее размножить и раздать. Имеются основания полагать, что месяца четыре назад этот человек был здесь, в вашем городе. Недавно его нашли застреленным из пистолета.

– Он по какой части специализировался?

– Мелкий фарцовщик, а потом переключился на «фанеру», тут его и убили.

– Тогда вы не здесь ищете. Если он переключился на иконы, то искать надо…

– Нет, нет! – перебил его капитан. – Тут все ясно. Полагаю, что он был здесь, но и убийца, вероятно, жил в вашем городе в это время. Какой он, что собой представляет – понятия не имею. Возможно, тот, кто видел покойного, видел и убийцу. Все это пока версия. Снимок надо показать участковым, постовым, в ресторанах. Трудно рассчитывать на успех, прошло четыре месяца, но такова уж наша работа.

– Да, работа, – вздохнул начальник и слегка распустил галстук на рубашке. – Сегодня в три у нас совещание, будет много народу, к этому времени подготовим снимки. Что еще? – он не переставал поглядывать на бумаги, одновременно снял трубку телефона и отдал распоряжение относительно фотографии Шкета.

– Этот человек в прошлом отбывал наказание, так что старые привычки могли сохраниться, а может быть, приобрел новые там, в колонии. Вот я и хотел выяснить, не было ли и вас в городе в тот период каких-либо происшествий: ну там хищений вещей, денег, возможно квартирная кража, которые зависли, как нераскрытые? Он мог здесь купаться, а между делом…

– Наш город как мед для мух, сюда стекается всякая публика, и уж, конечно, представители уголовного мира. С этими гастролерами у нас больше всего мороки. Каждый – мастер, у каждого – свой класс, свой почерк, своя специализация. Не всегда удается разыскать преступника. Век авиации! Пока поступит заявление о хищении, преступник уже за тысячу верст. Вы можете посмотреть такие дела, я распоряжусь – смягчился под конец беседы майор.

Рыбалко быстро отобрал то, что относилось к апрелю – маю. Таких дел было немного. Одни не содержали никакого намека на личность преступника, в других в качестве подозреваемого фигурировала женщина, и только два дела в какой-то мере заинтересовали капитана, хотя характер преступления никак не вязался с личностью Шкета. В первом случае преступник напал на продавщицу газированной воды и выхватил у нее сумку с мелочью – серебра и меди рублей на пятьдесят. Во-втором хозяин дома внезапно умер от сердечного приступа, когда неизвестный находился в его доме.

Разговор с подполковником Ковалем ничего не дал, данных экспертизы по гильзе и пуле пока не было, Волнянский продолжает изучать связи Шкета, Лузгина этапируют не раньше чем через неделю. С этими новостями Рыбалко и вернулся в гостиницу, намереваясь разбудить Виктора на обед. Но, к его удивлению, журналист уже был на ногах, чисто выбрит, аккуратно причесан и одет для прогулки по городу.

– Я уже думал, что ты и к вечеру не поднимешься! – заметил капитан.

– Это почему же? – улыбнулся Виктор.

– Хорош был утром. Наверное, на бровях приполз.

– Я притворялся, иначе бы меня увезли на озеро Рица, а я здесь по другому случаю. Так уж получилось, встретил друзей…

– Обедать пойдем?

– Пойдем, только я буду пить минеральную воду.

– Хорошо! Тогда пойдем в киоск газированных вод. Пока я побеседую с продавцом, ты напьешься до отвала, за мой счет, – добавил капитан после паузы и улыбнулся.

– Так, так! Пока я спал, на горизонте уже появился продавец газированных вод.

– Пойдем, дорогой расскажу. Я тут два дела посмотрел в горотделе: продавца ограбили, и смерть старика. В обоих случаях человек был маленького роста. Шкет тоже маленький.

Они перешли улицу и стали в очередь под стеклянный навес кафе. Получив блины, кофе, уселись за столик, и Рыбалко принялся есть.

– Так что продавец газированной воды? – спросил Виктор.

– Около одиннадцати ночи, когда она закрывала палатку, кто-то вырвал у нее хозяйственную сумку. Там было мелочи рублей на пятьдесят – серебра и меди. Во втором случае – хозяин дома, старик, привел домой парня, а сам ночью умер от сердечной недостаточности. Соседка старика говорит, что паренек тот был маленького роста.

– Небогато, но хоть что-то. Надо понимать, мы сейчас пойдем пить газированную воду и потом навестим соседку покойника?

– Видишь, какой ты стал сообразительный. Со мной еще пообщаешься – будешь молоток.

Путь их лежал вдоль центральной улицы, и они двинулись среди праздной толпы теплого города. На каждом шагу их встречали пляжные костюмы всевозможных расцветок и фасонов. Обладатели этих костюмов и сами были всех тонов загорело-коричневого цвета и никуда не торопились. Прогулки входили в их долгожданный отдых, им принадлежало здесь тепло и ласковое море, солнце и опьяняющий цветочным ароматом воздух. А море было тут, рядом, его шелестящие на отполированных голышах волны манили и соблазняли.

Рыбалко и Виктор медленно шли, разглядывая с интересом окружающую публику, которая направлялась на пляжи, несла с собой сумки с припасами, фруктами, надувные матрацы, разноцветные круги. Облаченные в самые немыслимые южные шляпы, люди не удивлялись, глядя друг на друга. Но кое-где среди этой богатой красками полуголой и полубосой массы выделялись и модницы в экстравагантных летних костюмах, модели которых изыскивались в иностранных журналах и готовились еще зимой. То ли у Зайцева, то ли у Кардена. Они важно вышагивали, постукивая итальянскими «колотушками» и поглядывая как бы равнодушно на окружающую публику. Трудно жить в таком городе постоянно, когда перед глазами целых полгода дефилируют праздные люди. Они сорят деньгами, развлекаются, часами купаются и лежат на берегу моря. А местный житель должен трудиться и не замечать окружающих красот и всех этих праздно живущих людей. Его дело – отправляться по утрам на работу, а вечером идти домой среди этой гуляющей публики, сдерживая раздражение, неприязнь и презрение к всеобщему безделью. Но стоит только поговорить с кем-либо из этой общей массы, и неприязнь растапливается, как лед под лучами солнца. С таким чувством шел и Рыбалко. Люди раздражали его своей беспечностью, своими вольными костюмами, они ему просто мешали работать, не давали мыслить, отвлекали от цели. Он уже стал подумывать, а не воспользоваться ли им с Виктором своим пребыванием в Сочи и полдня, до захода солнца, отдохнуть у моря. Ведь никто над Рыбалко не стоит, не контролирует, он же может встретиться с продавщицей газированных вод и в четыре, и в восемь вечера, а результат будет одинаков. Эта мысль была для него настолько соблазнительна, что он замедлил шаг возле перехода, где начинался спуск к морю, и обернулся к Виктору. Желание купаться и отдыхать сразу пропало. Он подумал, что журналист из-за него здесь, в Сочи, хочет о нем писать. Что он там напишет – еще неизвестно, но ясно одно, что на таком примере, как отдых за счет службы, за счет государства, когда еще не сделано ни на йоту, может хорошо помочь журналисту понять существо капитана, его гнилое нутро, его характер.

«Вот он, разъедающий душу соблазн, уже и клюнул», – с издевкой бичевал себя капитан, внимательно вглядываясь в лицо Виктора.

– А не свернуть ли нам к морю? – спросил журналист. – Иначе мы треснем от жары, рассохнемся, как старые бочки.

– Ты иди искупайся, позагорай, а я еще не заработал, – как можно равнодушнее ответил капитан.

– Ну нет, так не пойдет! Либо вместе, либо пошли дальше. Как я вам нравлюсь? Какой я волевой человек? Специалист по самопожертвованию. Море рядом, а я даже отвернулся.

Рыбалко засмеялся, вспомнив Сеню Труша.

– Ты помнишь Семена Семеновича Труша? В одной комнате со мной работает. Так вот, у него есть своя философия на этот счет. Он постоянно стреляет у всех сигареты, жена его на этот счет притесняет. Когда его спрашивают, почему сам не покупает сигарет, он отвечает, что испытывает свою волю: «Я сосредотачиваюсь, набираюсь силы воли и бросаю курить, – говорит Сеня. – Но я могу набраться еще большей силы воли и закуриваю. Вот тут мне и нужна ваша сигарета».

– Тогда я, как товарищ Труш, сосредотачиваю силу воли и не иду купаться. Могу набраться еще большей силы воли и нырнуть в море. Но отбрасываю всякую силу воли, становлюсь безвольным и иду с вами к продавщице газированной воды, – балагурил Виктор.

Киоск «Воды» был ходовой торговой точкой, воды здесь выпивали огромное количество, как бутылочной, так и разливной. Поэтому когда они подошли сюда, здесь уже стояла неиссякаемая очередь. Капитан протиснулся к окошку. На него сразу зашумели, заворчали, требуя встать в очередь, но Рыбалко сделал вид, что это его не касается, и тихо окликнул продавщицу.

– Мария Николаевна, я по поводу того случая, что был с вами четыре месяца назад. Насчет грабителя.

Руки, мокрые и красные от постоянной воды, вдруг дрогнули и опустились, стакан стукнулся о стойку, и продавщица уставилась на капитана тусклыми водянистыми глазами пожилого человека. Подбородок у нее задрожал, на глаза навернулись слезы. Рыбалко не ожидал такой реакции и быстро сказал:

– Я зайду к вам на минутку. Откройте мне дверь.

– Да, да! – она поставила несколько неоткрытых бутылок минеральной воды на прилавок, положила ключ тут же и сказала очереди:

– Сами пока открывайте, деньги кладите на прилавок! Я сейчас, – она скрылась за занавеской и распахнула перед капитаном дверь. Виктор не пошел следом за Рыбалко, он встал в очередь, которая, несмотря на отсутствие продавца, живо продвигалась.

– Поймали, что ли, басурмана? – взволнованно спросила Мария Николаевна.

– Нет еще. Но вы можете нам помочь. Вы могли бы вспомнить того человека?

– Темно было, я сама свет выключила, и глаза еще не привыкли к темноте. Тут он и появился, я даже не видела откуда. Маленького росточка был.

– У меня есть фотография, может, попробуете узнать? – еще цеплялся за надежду капитан, хотя уже знал, что из этой затеи ничего не выйдет.

– Нет, я его не видала, со свету вышла. Темень была кругом, – твердо повторила продавщица, и Рыбалко ничего не оставалось делать, как извиниться перед ней за беспокойство.

Виктор дождался своей очереди, взял бутылку воды, стаканы, и они встали в тень большого дерева.

– Судя по вашему постному лицу, здесь полнейший коллапс, – заметил Виктор, разливая воду в стаканы.

– Было бы до безумия смешно, если бы она опознала на фотографии Шкета. Парадокс! Я ей твердил: «может, узнаете», а она отвечала: «было темно». А если бы она узнала Шкета, тогда бы я ей твердил: «А вы уверены? Ведь было совсем темно, как вы могли узнать?»

– Преступника нет, а улики давно расплылись, растеклись.

– Не скажи, Витя. Вот и выходит, что для нашего дела ты не годишься. Наоборот, с уликой может оказаться значительно проще.

– Не понимаю!

– Тогда представь на минутку, что эту мелочь получил ты. Что же, набил себе карманы и ходил бы по городу, придерживая брюки, чтобы не упали под тяжестью металла. Ты знаешь, что такое полсотни рублей мелочью, да еще там рублей десять меди? Пойдешь в ресторан, – а каждый уголовник, если у него зазвенело в кармане, обязательно пойдет в ресторан, – позовешь официанта и будешь ему отсчитывать пятаки и двадцатики?

– А куда же деваться с этой мелочью?

– Ты куда бы ее сбыл? Наверное в гастроном. Там всегда потребность в таких деньгах.

– Благодарю за урок, товарищ капитан! – ответил журналист. – Пошли искать мелочь?

– Мелочь от нас не уйдет, если она имеет какое-то значение. Сейчас надо ехать в Горный Ключ, в том поселке жил старик. Соседку, которая видела его гостя, надо поспрашать.

До автобусной остановки они добрались быстро, и им сразу повезло: по маршруту уходил автобус, который мог довезти их до Горного Ключа. Они втиснулись в переполненный салон, и автобус отправился вдоль побережья. Через несколько остановок освободилось место, и Рыбалко оказался рядом с женщиной из этих мест, она объяснила капитану, где им сходить.

Автобус делал петлю за петлей, то спускался вниз, то поднимался в гору. Шофер, видно лихой парень, в несколько секунд разгонял тяжелую машину и вдруг, нажав на тормоза, круто поворачивал ее и снова гнал над обрывом, заставляя пассажиров в страхе замирать и с усиленным сердцебиением ждать следующего поворота. Но он мастерски вел машину, сотни раз проезжая по этому маршруту, все изучил и рассчитал до метра и секунд. Наконец автобус остановился там, где следовало выходить Рыбалко и Виктору. Капитан попрощался с соседкой и, напутствуемый ее советами, вышел следом за журналистом на раскаленный солнцем асфальт.