Текст книги "Рехан. Цена предательства"

– Не все такие, – ответил Пашка, отворачиваясь, – и пацаны здесь ни при чем.

Виталю колотило, взгляд становился совершенно безумным. Он уже почти кричал:

– Какого… я должен по окопам лазить? Сначала выкопаешь, потом сидишь в нем. Оттуда норовят башку снести, и свои бьют по ней. Какие это «свои»? Эти свои пихают в самое говно, обращаются хуже, чем с собакой – какие «свои»?! Боря одним своим приказом… Сука, ведь даже и не подумал, что люди живые, одним словом десятки тысяч под смерть подвел – и ничего, и все нормально, и пьет дальше, дирижирует… И все рады, все наживаются, всем выгодно. А я здесь сдохнуть должен, сдохнуть ни за что, ни за хрен собачий! Обязан!!! За Родину!!! – Виталя истерически захохотал, не отрывая глаз от хмуро молчащего Пашки, – да меня всю армию так не кормили, как в плену у чертей. Фиников не давали, лука не давали, о лавашах я молчу. Одну сечку на воде да рыбьи кости… Не так, что ли, скажешь?.. Тебя финиками кормили?!!

Сверху послышались шаги. Видимо, охранник подошел проверить, чего это пленные разорались. Убьют друг друга, потом Султан три шкуры из-за этих ослиных отребьев спустит.

Виталя, завидев чеченца с автоматом, вскочил на ноги. Потрясая сложенными руками, одна из которых до сих пор так и была прикована к Пашкиной, закричал ему:

– Хочу сделать официальное заявление! Прошу политического убежища в вашей зеленке! Дайте мне АКС-74М, и я тоже буду стрелять неверных во славу Аллаха. Клянусь верно исполнять заповеди исламской религии и можете с этой минуты считать меня полностью своим с потрохами.

Виталя орал и хохотал при этом, вращая белками широко открытых глаз:

– Дяденьки, возьмите меня с собой! Я хоро-оший солдат! Дисциплинированный…

Пашка сидел, мрачно поглядывая на сошедшего с ума товарища. Ему уже доводилось наблюдать, как сходят с ума, и сидеть с еще одним таким в этой яме не прельщало. Пожилой чеченец с отвисшей нижней губой и придурковатым взглядом потребовал на корявом русском:

– Заткнись, – повел автоматом, – убью.

– Тебе нельзя, – заливался Виталя, – это только Султан может, а тебе, псу рядовому, нельзя. Зови Султана, гондон! – неожиданно рассвирепел он, – я с вами остаюсь, это дело решенное, и вообще – я с детства мусульманин. Да! Гони автомат…

Охранник наверху тоже порядком разозлился. Переложив автомат в левую руку, правой начал подбирать камни с земли и метать их вниз, целя в Виталю. Разошелся не на шутку. Пашке пришлось забиться к стене и закрыть голову руками. Хотя он и был тут совершенно ни при чем, но то и дело сверху больно щелкал пущенный охранником земляной ком или небольшой камень. Один черканул обжигающе по разодранной при обстреле щеке, и снова он почувствовал стекающую по лицу струйку.

Виталя поначалу не обращал внимания на летящие в него камни, не переставая просить чеченца взять его к ним в отряд, умолял, угрожал. Уже несколько раз камни попадали в него, коротко и неровно остриженные волосы просочились кровью. Только тогда он начал уворачиваться, и через некоторое время наконец взмолился:

– Все, хватит. Не кидайся, – и замолчал.

Раскрасневшийся охранник метнул в него еще один земляной жесткий булыжник и на этом прекратил экзекуцию, тяжело переводя дыхание. Годы не те, язвительно заметил про себя Пашка, утираясь ладонью. Был бы этот солдатишка покрепче, ты бы первым пощады запросил, чурка стоеросовая.

Виталя, жалобно поскуливая, забился к стене, размазывая кровь по голове.

Чеченец хищно глянул вниз, сказал злобно:

– Ащендее тен дал!*– сплюнул, добавил по-русски, – убью, сука…

И отошел от зиндана, закинув автомат на ремень.

Некоторое время сидели молча. Пашка оттерся, стряхнул грязь и поднял с земли осыпанный крошками сверток. В него переложил свою луковицу и аккуратно завернул снова. Теперь еще запасец есть, не пропадем. Мало ли, утром забудут, так голодными не останемся. Поколебался немного, искоса глядя на плачущего Виталю.

– Мой лук хочешь съесть?

– Не, не хочу.

Виталя отвернулся. Спустя минуту ответил тихо:

– Спасибо…

– Ты это… завязывай ныть, – Пашка положил сверток под стену, – дальше видно будет, что да как… Может, еще сбежать удастся.

– Ты что – заболел? – Виталя поднял грязное лицо от колен и взглянул на Пашку почти сочувственно. Глаза были уже нормальными, несмотря на размазанную по лицу кровь, – куда сбежать-то? И зачем? Кто нас ждет теперь, ты хоть думаешь об этом?..

Да, Пашка думал об этом. Знал, что если их отыщут, то так просто отвертеться не удастся. Пойдут оба выживших под трибунал, как миленькие. Наверное, засадят на много-много лет. А может, и расстреляют, что вполне вероятно, там же на месте, чтобы другим неповадно было. Чтобы все знали…

Бежать действительно было некуда. Домой ведь не пойдешь, это бессмысленно, захомутают либо по дороге, не доедешь, либо уже дома, при матери. Причинять ей лишнюю боль он не хотел, не имел права. Уж лучше так, уехал – и все, с концами, нечего ей душу травить. Пашка-Пашка, что же ты сделал? Как так получилось?..

Он схватился мучительно за голову. Куда бежать-то?

Надолго задумался, сосредоточенно глядя в землю. Наверху только начало смеркаться, а в яме уже было не разглядеть черты лица сидящего напротив. Сколько Пашка не напрягал мозги, просвета не было. Яма она и есть яма.

Через какое-то время пришли два знакомых конвоира и, весело споря о чем-то между собой, закрыли вход досками. И опять вокруг воцарилась ночная горная тишина, в которой раздавались изредка лишь Виталины судорожные вздохи да мерное дыхание самого Пашки.

_____________________________________________________________________________

* – непереводимое грязное ругательство

***

Спецназовцы бросились на штурм. Первым нырнул в полыхающий огонь дед, что считал разрывы гранат, он был ближним в этой цепочке. За ним – его напарник.

Ротный с Замком быстро вернулись обратно, пропуская основную штурмовую группу, контролируя ее и прикрывая. Внутренности первого этажа огласились первыми гулкими очередями. Работа закипела. Вот и они нырнули в черный жирный дым, клубами валивший из проема главного заводского входа.

– Давай! – теснил Жеха Пашкова. Бойцы в цепи перед Пашкой неумолимо исчезали один за другим в стреляющей темноте.

Летеха с Буйволом уже неслись от раскрошенного угла, зигзагами уворачиваясь от летящих пуль. Летеха орал на бегу, рвал связки:

– Все!.. Они здесь! Пошли внутрь, внутрь все давай!..

Пашка на секунду остановился перед тем, как следующим упасть в непроглядный черный дым, где уже исчезла большая часть группы. Откуда-то впереди показался чей-то силуэт, осторожно выскользнувший из-за угла. И за ним еще один. И еще… Увидев перед собой горящие глаза и черные бороды, Пашка обомлел на мгновение. Автоматически, по отработанной привычке, вскинул одной свободной рукой АКС, послал затяжную очередь по дрожащим в огненном мареве фигурам.

Жеха сзади закричал:

– Обошли!..

И в этот момент и позади, у того угла, откуда пришла группа, что-то мощно грохнуло и оттуда валом посыпались боевики. Неслись в открытую, толпой, из-за истерзанного угла. Сверху над головой на втором этаже полыхнуло окно, и на головы посыпался вывороченный оттуда взрывом хлам. Впереди маячили подбирающиеся фигуры. Пашка еще пальнул наугад и был вброшен Жехиной ручищей внутрь.

Ушел влево, чтобы не стоять на опасном проходе, рванулся вперед на несколько шагов, споткнулся в темноте о чье-то тело. Отпрыгнул в сторону, оглянулся.

Жеха Сидоркин стоял на фоне светлого проема входа и палил с двух рук, поливая прилегающую к заводу местность. Спиной к нему стояли Леха Белый с РПКСом, и два пулемета косили все живое в округе, давая зайти беспрепятственно остальным. Последним в завод вошел Летеха, на ходу доставая полные магазины из разгрузочника. Неподалеку от входа расположилось отделение прикрытия второго взвода, слушая вместе со своим офицером распоряжения Ротного.

Пашка осмотрелся. К штурму он опоздал. Вошедшие перед ним уже закончили зачистку первого этажа. Повсюду валялись трупы боевиков, раскиданные импровизированные укрытия. В дальнем углу уже начинали перевязывать раненых.

– Давайте наверх, – Ротный обернулся к Летехе и группе последних, среди которых был и Пашка, – этих всех бери и начинаем занимать второй этаж. Не торопитесь, смотрите в окна, зря не рискуйте. Удержишь вход? – обратился он к командиру второго взвода.

– Обижаешь, капитан, – весело ответил лейтенант, сверкая белыми зубами на закопченном черном лице. Он укладывал бойцов прикрытия по местам, еще минуты назад принадлежащим наемникам. Теперь простреленные, изорванные трупы бесцеремонно отпихивались в сторону. А кое-где ими укрепляли небольшие баррикады и укрытия, сделанные в основном из бетонных плит, камней и мешков с известью. Вот Леха Белый, ничуть не стесняясь раззявившего в немом крике мертвого наемника, перекинул через его труп сошки пулемета и преспокойно улегся, целясь в широкий проход.

Оттуда показались первые фигуры и раздались первые выстрелы. Укрывающееся отделение неторопливо ответило точным огнем, экономя тающие патроны. Ротный зычно скомандовал всей остальной группе:

– Штурм второго этажа! Пошли!!!

Голос гулко разнесся по искореженному огромному помещению. На первом этаже не было окон, если не считать два больших проема вверху, в дальней стене, еще держащей остатки цветного стекла. Затянутый в сажу и дым воздух в осажденном городе не давал много света и на улице, здесь же его практически не было. От всего этого картина в вестибюле первого этажа казалась фантасмагорической и странной. Стреляющие на полу люди посреди очагов огня, разбитых стен и колонн, битых стекол и множества мертвецов вокруг в самых причудливых позах.

По двум лестницам, ведущим наверх, начали пробираться спецназовцы, непрестанно держа оружие наизготовку. Они, казалось, уже и не обращали внимания на усилившуюся стрельбу за их спинами. Второй лейтенант сказал, что удержит – значит – удержит. С улицы стреляли и время от времени закидывали внутрь гранаты. Ситуация повторялась, правда, с точностью до наоборот – боевики пытались войти в завод тем же путем, как минуты назад заходили их штурмовики. Главное – самим не попасться…

И зажатой со всех сторон в тиски группе приходилось занимать весь верх, чтобы хоть так освободить себе один из концов захвата.

Знак Ротного – и обе штурмовые группы двинулись вверх. Пашка двигался предпоследним в первой группе, за ним, напирая плечами, шел Жеха. Он только что заменил кончившуюся ленту на полную и освободил наконец Пашке руки. Лента глухо звякала о ступеньки, свисая с обмотанной ею руки Сидоркина. Он размеренно теснил Пашку наверх, и что-то считал про себя:

– Два плюс четыре, да тысяча заряжена, – разбирал Пашка шепот за спиной. Оставшиеся патроны считает. Жеха с досадой покачал головой и перевел регулятор стрельбы на нижний уровень, самую «неторопливую» скорость.

На второй, соседней лестнице уже послышались вопли и началась достаточно жесткая перестрелка. У них пока все было обманчиво тихо. Лишь нажимали изредка спусковые крючки идущие впереди два деда и страхующий их сержант, проверяя заводские щели на «вшивость». Основная часть неслышно пробиралась чуть поодаль во главе с Летехой, готовые в один миг сорваться с места.

Остановились на площадке между этажами. Отсюда было видно группу прикрытия – парни методично, словно в тире, отстреливались от назойливых воинов ислама, жаждущих пробраться внутрь.

Впереди на втором этаже светлел проход, одним концом уходящий в какой-то коридор и другим – еще куда-то сразу вправо.

Первый дед напряженно подобрался к проходу. Видны были капли пота на его висках и подрагивающий палец на полунажатом спусковом крючке. Показал знаком, что в коридоре чисто. Тут же бесшумно – Пашка знал, что бесшумно, хотя совсем рядом раздавалась оглушающая стрельба – мимо него проскочил второй и уселся на ступеньках, контролируя лестницу на третий этаж. Там он и оставался, непрерывно целясь вверх вздернутым стволом.

Летеха показал первому – иди! Вся группа приподнялась, изготовившись. Первый кивнул, облизнул пересохшие губы. Что-то шепнул самому себе и рванулся в коридор.

Из правого ответвления немедленно понеслись несколько выстрелов один за другим. Их ждали.

Дед на лету успел дать короткую очередь, и тут же его что-то сильно толкнуло в воздухе. Удар был достаточно сильным – тяжелое тело отнесло к противоположной стене, и он неловко грохнулся на пол, брякнув автоматом о бетонный пол. Лихорадочно схватил оружие, прижался к спасительной стене, нервно пробегая пальцами по груди. Скривился то ли от боли, то ли еще от чего, найдя горячую, расплющенную о бронежилет пулю. Обжегшись, откинул ее в сторону. Свел плечи вперед, проверяя грудь на целость. Зажмурился… Открыл глаза, успокаивающе кивнул – все нормально. Ковырнул пальцем вмятину на титане. И отсюда Пашка видел изумленное и почти счастливое выражение его лица – ну надо же, не пробила.

Больше ничего Пашке разглядеть не дали. С первыми же звуками выстрелов Летеха дернул висящую на разгрузочнике кольцом «Ф-1» и метнул в опасный проход. Там рвануло, один из осколков вернулся обратно, ввинтившись в бетонную стенку.

И сразу же за разрывом Летеха бросился в коридор первым. Перед ним на вытянутых руках очередил АКМ, словно отдельное живое существо, поливал узкое пространство.

– Давай! – заорал он оставшимся, – чисто!..

Весь десяток ломанулся мимо своего командира, прикрывающего их со стороны прохода. Еще дальше на этаже в конце коридора мелькали тени в пятнистых камуфляжах – соседняя штурмовая группа тоже пробилась наверх. Им пришлось тяжелее. Видимо, боевикам было не по силам уравновесить баланс сил. Здесь их было меньше.

Краем глаза Пашка увидел два сжавшихся тела в проходе.

Летеха, стоя в свой полный почти двухметровый рост, гордо поглядывал на дело рук своих. Потом подозвал сидящего на лестнице.

– Ты сиди здесь, – приказал, – у тебя три объекта: лестница на третий этаж, на первый и еще смотри проход не забывай, а то вдруг оживут, – кивнул офицер на трупы и хохотнул.

Пошли по широкому коридору, зачищая все кабинеты и помещения на этаже. Они располагались по левой стороне, по правой же шла сплошная стена и в самом конце двойные железные двери, видимо, вход в заводской цех.

Штурм шел по классической схеме. Дверь очередного помещения слегка приоткрывалась и туда летела сдернутая и отжатая с чеки граната. После взрыва внутрь врывались по два бойца, спина к спине, и поливали все оставшееся огнем из автоматов.

– Давай-давай, – подгонял прилипший, как банный лист, к Пашке Жеха Сидоркин. Он доставал у следующих дверей гранату, сдергивал чеку и выжидал пару секунд. Затем закидывал гранату внутрь и после разрыва сразу бросался туда, давя на спуск ПКМСа.

– Пашков, чего так медленно!? – кричал он при этом Пашке.

Пашка молчал, стараясь успевать за широкой спиной деда. А как успеть, если почти квадратный Сидоркин не оставлял места в дверном проеме. Получалось так, что он всегда заходил первым и только уже за ним пытался втиснуть себя Пашка. Впрочем, и ПКМСа вполне хватало для того, чтобы раскрошить всю мебель в помещении. Боевиков на этаже не было.

Пашку начинало злить пренебрежительное к себе отношение. В конце концов, он так же, на равных, воюет вместе с дедами и офицерами, с матерыми спецназовцами, несмотря на свои несколько месяцев службы. Если он не нужен, могли бы и оставить. Где-нибудь…

К следующему кабинету подходили уже с некоторой ленцой. Жеха потребовал у Пашки гранат – свои закончились. Пашка нехотя подчинился. Дверь оказалась закрытой. Жеха с маху пнул ее берцем и ее перекосило, выбив с одной петли. Изнутри раздался громкий хлопок и в двери внезапно высветилась небольшая дырочка. Следующий хлопок расщепил дверной косяк.

Жеха судорожно присел, кинул приготовленную гранату в открывшийся проем. В кабинете что-то крикнули, послышались торопливые шаги. Парни вскинули оружие, но взрыв опередил всех. Изнутри хрястнуло, звякнуло жалобно, и Пашку обдало горячим воздухом. Дверь окончательно слетела с петель и упала рядом с Сидоркиным, перегородив ему на мгновение путь.

Вот он, шанс, возликовал Пашка, бросаясь внутрь. Не успев толком оглядеться, уже поливал комнату безудержной очередью. За перевернутым столом лежал убитый наемник. Пашка всадил в него последние пули и только тогда выдохнул, оглядывая помещение.

Секунду спустя вслед за «молодым» влетел Жеха, грозно водя стволом по сторонам.

– Куда прешь-то, а? – начал было отчитывать Пашку, но оборвал сам себя, махнув рукой, – ай…

В комнате оказался целый склад боеприпасов. Повсюду виднелись аккуратно сложенные зеленые ящики с гранатами, цинки с патронами, заряженные пулеметные ленты и машинка Ракова рядом.

Жеха присвистнул:

– Вот счастье-то! И не детонировало…

С возгласом удивления и радости бросился к лентам, отпихнув в сторону обожженный труп.

– Суй прямо в ранец, – потребовал он у Пашки.

Расстегнув центральный карман, принялись укладывать рядами приятно постукивающие тяжелые ленты, когда в воздухе за окном послышался нарастающий рев самолетов.

– Наши, что ли?.. – недоуменно спросил Жеха, перестав сортировать трассирующие пули от бронебойных.

Первый авиаракетный залп пришелся на верхние этажи.

– Что за?.. – начал было Жеха, но второй ракетный удар не дал ему договорить.

Буквально несколькими этажами сверху – а Пашке показалось, будто бы над самой головой – жахнуло так, что находящиеся в комнате еле устояли на ногах. Пол дернулся под ними, по заводу прошла судорога и бетонные стены заныли от боли, как живые.

Пашка вздернул голову кверху и заторможено наблюдал, как покрывается глубокими трещинами закопченный потолок. Сидоркин заорал:

– Уходим! – и первый выскочил в коридор. Пашка за ним, и тут же навалился третий залп. Прошелся он как раз по всему третьему и второму этажам. Бойцы бросились к входу в цех, что светлел вынесенной дверью в конце коридора. Укрыться там было сейчас самым реальным, все-таки это центр здания, а не опасная близость к окнам и стенам.

Не удержавшись, Пашка обернулся на бегу. Лестница позади быстро покрывалась языками огня. И с перекошенным лицом несся за ними дед, которого Летеха оставил на лестничной площадке. За ним гналось пламя, облизывая ноги и грозя сожрать бегущего человека. Дед схитрил. Обманув жаркую волну, свернул в узкий проход. Наверняка там есть какой-нибудь пожарный выход, на бегу успел подумать Пашка, надо было самому догадаться.

И ударило еще раз. В спину подтолкнуло горячее, придав ускорения. Какие же все-таки длинные они, эти коридоры советских заводов. Стена той комнаты, где они были полминуты тому назад, начала рушиться. Несколько соседних стен выбило страшнейшим ударом и они, искореженные, обрушились на коридорную стену.

Весь этаж окутало черным, потом багровым и опять черным. На верхних этажах ощутимо мощно рвались пущенные с самолетов ракеты. Это Пашка уже не видел и не слышал, но явственно ощущал всем телом, как содрогается бетонное заводское тело. В ушах стоял лишь один ровный постоянный звон.

С ужасом увидел, как медленно, неспешно падает на него стена, не выдержавшая ударного огневого пресса. Обреченно упал на пол.

Спасения не было.

– Вот блин!.. – только и успел сказать самому себе, выставляя вперед руки, но и этого не услышал.

Стена, рухнув верхним выбитым концом на соседнюю стенку, угрожающе просела и остановилась в полуметре от Пашкиного тела. Следующей за ней взрывной волной его вынесло из-под нее и протащило в самый конец коридора, до которого он так и не успел добежать. Швырнуло о стену в тупике и обожгло лицо.

К нему подскочил Летеха, что-то крича. Пашка и не слышал, что он там кричит, но старательно пытался понять по губам, зачем-то торопливо кивая.

По затихшей стене, о которую оперся, поднимаясь, понял, что обстрел закончен. Рядом, надув щеки и тяжело дыша, Сидоркин пытался выпрямить согнутую сошку пулемета. Пашка провел рукой по лицу, снимая прошедший страх и капли пота. Ресниц и бровей не было. Вот повезло… Сожженная растительность давала знать о себе лишь колючими оплавленными точками.

Летеха смеялся, показывая белые зубы на уже почти черном лице. Помотал головой, легонько стукнул по Пашкиной сфере кулаком и отошел к остальным.

Обе штурмовые группы в полном составе уже собрались здесь, в цеху. Меняли обоймы, поправлялись, утирали грязный пот с лиц.

Звон в ушах поутих и сквозь него он уже начал различать внешние звуки. Ротный бушевал:

– Вот уроды! Чуть не положили нас тут вместе с чертями… Кто заказывал эту самолетную дивизию, хотел бы я знать?! Связь есть!? Связь давай! – грозно рявкнул он на ротного связиста. Тот помотал головой, пряча глаза и продолжая вертеть настройку на своей заплечной радиокоробке, скинутой сейчас на пол.

– Все живы? – обвел он недобрым взглядом группу, – теперь можете только надеяться, что ребятам не придет в голову повторить налет. Так, теперь идем на третий этаж. Очень аккуратно, мы не знаем, кто там еще остался. Помощнички хреновы… Гранаты-патроны без надобности не тратить. Сидоркин, возьми троих и посмотрите там, где вы этот склад нашли, осталось ли там еще что-нибудь. Все сюда тащите. Трупаков там оставьте… Да, Морозов, записывай убитых боевиков давай, чтобы мы точное количество знали. Документы их все мне тащите.

– А че я? – вскинул голову Мороз, отрываясь от поверхностной чистки своего АКСа.

– Поговори еще… Молодые, что ли, писать будут?

– Писарь есть, пусть он и пишет, – проворчал Морозов.

– Да ранили в руку его, писаря нашего, угомонись ты…

– А-а, точно, – виновато зачесался дед, – вот ведь повезло, закосил, блин…

– Пашков, ты как? – хлопнул Пашку по плечу подошедший снова Летеха. Тот только кивнул, заново оглядывая свое тело, – слух вернулся? Береги себя…

Опять прикалывается, долговязый…

Третий этаж взяли в считанные минуты. Там никого не было. Не оказалось никого и на четвертом-пятом-шестом этажах, если не считать нескольких трупов, изуродованных взрывами.

Седьмой встретил группу ожесточенным огнем. Не тратя долго время, бойцы закидали все проходы, подсобки и кабинеты на этаже гранатами, найденными в здании, выпустили несколько выстрелов из гранатометов и врывались, расстреливая уже в основном измочаленные трупы. Здесь жалеть припасы уже не приходилось, тем более что найденного пока хватало с избытком.

Пашка машинально бежал за всеми, время от времени потряхивая онемевшей головой. Ощущение такое, будто болят сами мозги, и не понимаешь толком ничего, все проноситься мимо тебя, ты во всем этом, но участвовать не получается, хотя надо. Перед глазами вертелись оторванные конечности, куски рваного мяса, оскаленные предсмертные рты. Ноги разъезжались по залитому кровью полу, то и дело натыкаясь на мягкое. Окружающее в какой-то миг заставило почувствовать себя в реальном аду – затянутые в сажу цеха, коридоры, пробитые ракетами стены, обрушившееся бетонные плиты, искореженные камень и железо. И все это обрамлено в красное, в дикие крики и яростный рев на фоне нескончаемой, как сама вечность, стрельбы… Завод пропитался запахом гари и горелого мяса. В обугленных проемах окон не было света – все застилал жирный дым, окутавший несчастный город. Пашка приостановился. Задрожал против своей воли. Сейчас, сейчас само пройдет, просто странное что-то… но кто-то из старослужащих сильно толкнул его сзади в спину.

– Хули косишь, Пашков! Вперед, душара, зачищай тот отсек!..

На восьмом этаже в одной из комнат Пашка наткнулся на живого наемника. Тот сидел, отложив в сторону снайперскую винтовку. Вокруг валялись пустые магазины из-под СВД. Наемник, худой светловолосый парень, сидел под самым окном, лицом к дверям, и нервно курил сигарету, поднося ее к губам дрожащими пальцами. Щурился от дыма и моргал красными веками. Рядом лежала смятая пачка «Мальборо».

Парень вскинул на ворвавшегося Пашку загнанные синие глаза и Пашка… выстрелил. И замер, прислушиваясь к бьющемуся пульсу в контуженой голове. Сигарета, выпавшая из нервных бледных пальцев, тлела на полу, источая приятный сладкий дымок красивой жизни. Пашка глянул отстраненным взглядом на подрагивающее тело, секунду назад мыслящее, боящееся, живое…. На пробитый его очередью череп, пропитанные темной густой кровью светлые волосы. Шагнул вперед, захотелось зачем-то взглянуть поближе, и тут его вырвало. Рвало долго и мучительно, выворачивая наизнанку, выбрызгивая слезы из глаз.

– Нормально, молодчага, – заметил вошедший Летеха. Достал из камуфляжа убитого какие-то бумажки, документы, деньги. Долго разглядывал, хмурясь.

– Хохол, что ли? – пожал плечами и вышел, бросив на ходу Пашке, – кончай уже, а то горло болеть будет. Давай дуй наверх, там наши все…

Пашка вышел на неверных ногах в горящий коридор, подавив желание оглянуться. Будто оставил что-то в этом забрызганном кабинете. Забыл, блин, что именно…

Поднялся на последний этаж. Выстрелов уже не было, лишь внизу все постреливали, да продолжалась канонада в городе. Убитых боевиков только на последних двух этажах насчитали восемнадцать человек. Живых после штурма не осталось. Их всех выпотрошили на предмет документов и бесцеремонно выпихнули в окна, на головы осаждающим.

Ротный раздавал указания, расставляя бойцов по периметру к окнам. Несколько снайперов уже пробрались на крышу и оттуда время от времени слышались сухие хлопки одиночных выстрелов. Из окон усилилась стрельба, и боевикам внизу наконец пришлось отойти, оставляя трупы убитых на территории завода.

– Уходят, черти! – радостно кричал Морозов, стреляя из автомата в кого-то внизу. Рядом с ним в окно прошла пуля со стороны улицы, ударилась в потолок и, противно взвизгнув, нырнула в мягкое велюровое кресло.

– Осторожней ты… – Ротный кинул на Мороза взгляд, далекий от любовного, – позицию смени, чего прилип?..

Дед сменил позицию, Ротный продолжил раздавать указания. В соседнем помещении, заставленном шкафами и мягкой мебелью, перевязывали простреленную руку одному из «черпаков» и бинтовали рассеченную осколком голову Второму сержанту.

Расставив людей и убедившись, что все штурмовики живы, Ротный захватил с собой нескольких человек и пошел вниз. На первом этаже еще продолжалась стрельба, несмотря на отступление исламистов.

Через несколько часов он вернулся с несколькими бойцами из группы прикрытия. Закопченные, угрюмые лица, у Лехи Белого на руке красовалась пропитанная кровью повязка.

– Алексея убили, – мрачно бросил на ходу ротный. Летеха поджал губы и опустил голову.

Пашка понял, что белозубого командира второго взвода нет в живых. Все бойцы группы хорошо относились к всегда веселому и справедливому лейтенанту, всего-то на несколько годочков старше самих солдат.

– И Петлякова тоже там оставили, – Ротный бухнулся на шикарный диван и откинул автомат, с наслаждением вытянув ноги, – оба внизу… Сейчас не думайте о них, незачем. Потом думать будем… Вернемся к себе, тогда вспоминать… Не надо пока, некогда.

И прикрикнул на оглядывающегося Пашку:

– Пашков, ну вот чего ты напротив окна вьешься, придурок!? Соловей, чего у тебя бойцы шастают, а?! Иди, посмотри, этажом ниже варенье хавают. Надыбали пожрать, потом дристать будут дальше, чем видят. Еще не хватало, чтобы этих придурков перестреляли. Организуй проверку здания, пусть при деле будут, на предмет растяжек, складов и прочего враждебного элемента, вдруг чего надыбаете. Все съестное сюда, посмотрим, если не потравлено, разделим между всеми, жрать все хотят. Самцы хреновы…

– Где связь? Связь давай! – Ротный уже рычал на несчастного связиста.

Связист Бочаров только разводил руками, поправляя наушники и автомат на коленях.

Прошло еще несколько часов. Боевики не делали новых попыток проникнуть в здание. Спецназовцы постреливали по мелькающим на улице бородатым теням. Основная работа сейчас досталась снайперам. Ротный приказал стрелять только наверняка, не привлекая особого внимания, но выстрелы хлопали регулярно, без перерывов. Время от времени с крыши спускался то один, то другой снайпер, чистили наскоро винтовки, пили воду, перекусывали, курили – и вновь уползали на продуваемую всеми зимними ветрами крышу. На верхнем этаже все-таки нашли запасы продовольствия и еще теплую пищу. Боевикам днем не дали пообедать.

Летеха, вытянув длинные ноги, развалился в кожаном начальничьем кресле и неторопливо прихлебывал кофе, держа автомат на коленях. Вид у него был чрезвычайно довольный.

– Мороз, завязывай палить бестолку! – покрикивал он на деда, – оглохнуть можно. Не видишь, что ли, у меня – ланч!

– Так точно, то-а-ищ старший лейтенант! – орал в ответ Морозов, стрелял еще разок и уходил вниз к своим корешам, Пасечникову, Замку, Старшине и другим, пообсуждать события дня, виды на ближайшее будущее да просто покурить.

Андрюха Васильев притащил откуда-то Пашке литровую банку яблочного компота. Какое блаженство, наконец-то! Он опрокинул ее в себя, давая иссушенным внутренностям напиться. Банка кончилась непозволительно быстро, а пить захотелось еще больше.

Начало быстро темнеть. Снайпера сменили оптику на ночную, сержанты достали свои «вороны» – бинокли ночного видения. Всем уже давно было ясно, что подмоги до утра ждать неоткуда и провести ночь без сна придется на этом заводе. И хорошо еще, если завтра эта помощь придет.

Старшина плюхнулся на диванчик в углу комнаты и расслабленно проговорил:

– Пашков, не стреляй впустую, не надо, – зевнул своей бегемотовой пастью и добавил, – а то я тебе тоже отстрелю чего-нибудь, – и прикрыл глаза.

Пашку разбирала злость, но он решил за лучшее промолчать. В соседней комнате установил свой ПКМС прямо на столе напротив окна стволом наружу Жеха Сидоркин, сам уселся в кресле напротив, подтащив его поближе.

– Один хрен не спится, – объяснил он кому-то, – а если чего, и так поспать можно.

Пашка снова подошел к своему окну. С этой стороны виднелась смутно светлеющая в темноте дорога, ведущая к центру, нефтяные вышки на недалеких холмах. За несколькими кварталами частного сектора уже шла загородная местность. Разбомбленный город окутывался ночным мраком. Обстрелы артиллерии прекратились, слышались только заливистые очереди, во всех концах города весело вспыхивали ракеты освещения да небо прочерчивали трассирующие вперемешку с зажигательными очереди.

Красиво, блин… Пашка зевнул и поежился. Становилось холодно. Очень холодно. А днем уже солнышко выглядывало, такое… не совсем холодное. Одно слово – юг… А ведь еще только начало января, новогодние праздники. Обидно…

Вдали горел пробитый нефте– или газопровод, прорезая темноту ярким плотным костром. На вершине горы напротив – еще один такой же, но вроде размером поменьше. Вот куда деньги-то улетают. Пашка усмехнулся и тихонько, чтобы не потревожить ничей чуткий отдых, подтащил к окну кресло поцелее и уселся, накинув на ноги какую-то драную накидку от дивана, обмотав ею берцы и ноги до колен. Чего в окно пялиться, все равно ничего не видно. Небо усеяно звездами, сквозь тучи видны, а луны нету, разглядеть что бы то ни было не представляется возможным.