Текст книги "Нефть и Холод"

– Сейчас пока все бутылки с водой не перенюхает, не вылезет. Спирт ищет. А то умельцев много! На месторождении сухой закон, а некоторым пить смерть как хочется, вот народ и пытается изловчиться да водочки завезти. Купят бутылку пятилитровую, воду выльют, водкой зальют и вперемешку с парой бутылок такой же воды поставят – с виду совсем незаметно. Поэтому охранники каждую бутылочку и баночку обнюхивают. За пару минут всю машину не осмотришь, но все же просто так уже алкоголь не завезешь. Если хорошо спрятать, то очень навряд ли, что найдут, но вот если вдруг найдут, тут уж получишь по полной, – поделился знанием дела Вовчик.

– А ты хоть раз водку нелегально через КПП возил? – наивно поинтересовался я.

Вовчик улыбнулся и ответил:

– Конечно, нет!

Меж тем охранник вылез из контейнера камаза и направился к нам. Вовка открыл дверь и в кабину рванул поток ледяного воздуха, столь контрастно ощущаемого после горячего уюта, созданного печкой. Постовой проверил наши документы и пропуска и совершенно без эмоций пожелал нам счастливого пути.

Мы двинулись вперед, преодолевая последний отрезок дороги. Направо уходил поворот в сторону каких-то одноэтажных построек, являвшихся чем-то вроде перевалочного пункта для покорителей северных территорий, дальше которого уже до самого Северного полюса ничего и никого нет.

Чем дальше мы двигались на Север, тем холоднее становилось. Из-за отсутствия гор и деревьев ветер резвился на голых снежных полях так, что даже в кабине было слышно его завывание. Уже становилось темно, хотя на часах было только полпятого. Вовка опять включил набившую мне оскомину кассету, которую он сам ставил просто для фона. В надежде скрасить наш унылый пейзажик за окном я стал искать глазами по темному небу зеленые ленточки северного сияния.

Возможно, я бы так и просидел, глядя в черную небесную даль, если бы не ярко пылающее желтое пятно, замеченное боковым зрением. Я присмотрелся и увидел, что к нам приближается встречный грузовик, в кабине которого очень странным образом мигает освещение. Чуть приблизившись, я разглядел старый КрАЗ одной из подрядных организаций, обеспечивающих подвоз труб, различного железа и обсадной колонны. В кабине сидел только водитель, а из приоткрытого пассажирского стекла валил густой пар, точнее, не пар, а дым! На сиденье рядом с водителем стояло ведро с чем-то горючим и пылало, согревая кабину желтым пламенем. Водитель ехал как ни в чем не бывало, разве что лицо у него от сажи почернело. Вот так вот! Да, минус сорок пять – это вам не шутки. Старая печка в КрАЗе либо вообще уже не работает, либо все то небольшое тепло, что она еще дает, выдувает сквозь щели в кабине пронзительный арктический ветер.

– Жить захочешь – и не на такое пойдешь! – заметил Вовчик, поглядывая в сторону встречного грузовика.

В темноте по зимнику, да еще и на дороге без вешек разъезжаться со встречными – целый акробатический номер. Мы сбавили ход, и, крадучись, сначала камаз, а потом и мы на ивеке почти впритирку разминулись с огнедышащим КрАЗом. В тот момент, когда кабины наших машин поравнялись, Вовка поинтересовался у встречного водилы, не нужна ли ему какая помощь, на что услышал, что, мол, не первый день замужем и что все под контролем. Вот в таких условиях людям приходится трудиться, чтобы на наших заправках был бензин.

– Женек, ты как? Не заскучал еще? Через час уже будем на месте. Даже на ужин успеваем, – жизнерадостно сказал Вовка, предвидя скорый конец нашего автопробега в заснеженное никуда.

Я не успел ответить, как наш камаз вдруг замигал желтой лампочкой поворотного сигнала и начал сбавлять скорость.

– Что-то не так? Мы планировали остановку? – запереживал я.

– Не знаю, Жень, вроде машина нормально шла, не понимаю, почему он останавливается. Вроде до скважины уже всего ничего осталось-то, – недоумевая, ответил мне Вовка.

Водительская дверь камаза открылась, из нее выпрыгнул Санек. Он спешно подбежал к двери контейнера, залез на подножку и быстро юркнул внутрь. Через минуту он вышел, держа в руках картонную коробку и, широко улыбнувшись в нашу сторону, начал спускаться вниз на снег.

«Если бы что серьезное произошло, он бы не улыбался, да и Димка бы на помощь выскочил. Да и нас бы тоже посвятил в происходящее, – размышлял про себя я. – Что же, черт возьми, происходит?»

Сашка подошел к контейнеру сбоку, возле самой кабины. В этой части была отдельная секция, выделенная под дизельный генератор и имевшая свою собственную дверь. Встав на подножку, Саня открыл ключом дверь к генератору и залез с коробкой внутрь.

– Ха-ха-ха! – раздался разряжающий напряжение хохот Вовчика.

– Что? Что? Почему ты смеешься?

– Я понял, что происходит!

– Ну? Что же происходит? Расскажи!

– Разгадай сначала загадку. Сколько палок надо взять с собой чтобы сходить тут по-большому?

– Что за дурацкая загадка, это не загадка, а вопрос. Причем здесь палки вообще? Ну не знаю даже, расскажи.

– Две!

– Что?! Это еще зачем?

– Одной волков отгоняешь, а другой замерзшие какашки как сосульки обколачиваешь! Ха-ха-ха!

– А причем тогда здесь коробка? Да и волков тут не водится. Тут только лисицы по осени вдоль дорог иногда гуляют.

– Коробка тут как утка в больничке. Ты представь себе, каково в полной темноте, в минус сорок пять с пронизывающим северным ветром встать, расстегнуть комбинезон, спустить его ниже пояса, потом спустить штаны и трусы и присесть голой попой над снежком. Это же мазохизм. Саню, видать, приперло тут посреди дороги, вот он и полез в теплый отсек генератора дела свои делать, а коробку выкинет – она к лету вся размокнет да сгниет без вреда для экологии.

Тут дверь контейнера открылась, и из нее сначала показалась вытянутая рука, торжественно держащая коробку с сюрпризом, потом и сам Сашка. Коробку он отбросил в метре от дороги и присыпал снежком, чтобы она эстетику здешних пейзажей не нарушала. Помнится, в Библии тоже было указание о том, в каком направлении и как далеко нужно во время странствий по пустыни от стоянки уходить, и о том, что у каждого должен иметься специальный совочек, чтобы свою «мину» закопать. Наши условия в этой снежной пустыне на данный момент немногим лучше описанных в священных книгах.

– Помню, мой сменщик Колян пару лет назад попал в неудобное положение, когда пошел по-большому в зимнем комбинезоне, но недоглядел или поспешил и в результате навалил кучу прямо себе в капюшон комбеза. Представляешь! Вот он нас потешил! Всей базой месяц потом еще смеялись! Ему еще повезло, что капюшон на молнии крепился. Он его отстегнул и выкинул. Интересно, не забрызгал ли он воротничок свой в процессе? Ох, умора была! Вроде работа такая суровая и тяжелая, а кругом одни приколы.

– Ну, расскажи, может, еще какую историю, пока едем? – попросил я у Вовки.

– Да легко! Вот, помню, был у нас один инженер с другого филиала. Мы с ним отправились как-то на каротаж недалеко от Усинска. Так там, на буровой, туалет был железный и стоял он на отшибе, подальше от самой буровой и жилых вагончиков. Так вот! Заходит, значит, наш новенький в этот металлический короб по-большому, а наш геофизик Рустам решил подшутить над ним, и когда бедолага уже делал свое дело, он как ударит большой совковой лопатой по задней стенке туалета! Бабах! Такой грохот был, что даже на буровой все пооборачивались! А новичок из туалета со спущенными штанами пулей выскочил. Лицо все бледное, перепуганное. Еле как его потом успокоили и заверили, что больше такого не будет. Парень, к счастью, быстро отошел и на следующий день о происшедшем уже с юмором вспоминал. Но мы решили, что шутка была перебором, больше так никто ни над кем не прикалывался.

– Ну и приколы у вас. Так заикой можно на всю жизнь остаться или чего хуже.

– Да ладно тебе. Говорю же, мы потом извинились перед ним и больше так уже не шутили. Хотя некоторых особо умных из нашего офиса так и хочется иногда через такой туалетный гонг пропустить, чтобы сбить с них налет высокомерия.

Мы ехали дальше, а северного сияния все не было видно. Зато через некоторое время впереди на горизонте появились огни двух буровых вышек. Свет фар заскользил по начавшим петлять изгибам ледяной дороги, и мне показалось, что я увидел не то лису, не то волка, который тут же испугался и убежал в темноту холодной тундры.

– Это песец, – сказал Вовка. – Они иногда вокруг удаленных буровых в надежде на отбросы и съедобные помои шарятся. Тут их, наверное, много бегает.

Мы подъехали к развилке, на которой был установлен единственный за последние два часа пути указатель. Налево была скважина номер сорок шесть, а направо – сорок семь. Наша была сорок шестая, и мы свернули по указателю. Вокруг царил полный мрак, и мы ехали, видя дорогу лишь на расстоянии света фар. С того момента, как мы выехали с базы, на буровой могло произойти все что угодно, и они могли уже как спокойно стоять в ожидании нашего приезда, так и задерживаться из-за какой-нибудь непредвиденной ситуации, упавшей проходки бурения или аварии. Сотовые еще в обед ловить перестали, поэтому позвонить и узнать обстановку на скважине у нас возможности не было, а хотелось. Из-за желания поскорее понять текущее состояние дел на скважине мы, еще подъезжая к буровой, пытаемся присмотреться и по внешнему виду угадать, какие работы там в данный момент проводятся. Вопреки нашим надеждам на скорую готовность скважины для проведения геофизических работ, ни одной буровой трубы (также обобщенно называемой инструментом) не было видно на поверхности. Значит, они еще все под землей, значит, еще либо добуриваются, либо ремонтируются. Хотя, возможно, из-за мороза работы остановили. Ясно было одно: до того как мы приступим к делу, времени пройдет не меньше, чем требуется для того, чтобы поднять четыре километра трубы. Это радовало, так как означало, что будет время перекусить в местной столовой и пару часиков вздремнуть перед началом каротажа.

Я поинтересовался у Вовчика количеством горючего в наших баках и узнал, что, несмотря на то, что у нас стояло по большому второму баку на каждой машине и выехали мы полные под завязку, нам без дозаправки никак не получится вернуться в Усинск. Наши грузовички хорошо сегодня поработали и к концу пути уже выглядели как новогодние игрушки, покрытые толстым слоем изморози и снежной корки.

На сердце чувствовалось облегчение от того, что мы успели вовремя добраться до скважины, хоть основная работа еще даже и не начиналась. Длительная и монотонная дорога всех вымотала. Мы хотели побыстрее если не отдохнуть и пообедать, так хоть сменить занятие. Ведь в пути из-за тряски невозможно читать, а из-за громкой музыки и желания водителя общаться у тебя нет возможности слушать аудиокниги или свою музыку. Дорога – это принудительный диалог длиною в день. Наш с Вовкой диалог закончился въездом на расчищенную территорию буровой и моей фразой:

– Я загляну к мастеру, узнаю, что да как, и когда нам выставляться.

Машина остановилась, и я спрыгнул с подножки на твердый, укатанный снег. Передо мной была типичная для этих мест большая буровая установка «Уралмаш 3Д», к которой с одной стороны примыкала дизельная, а с другой были блоки очистки и приготовления бурового раствора. Впереди вышки были так называемые мостки, по обе стороны от которых на металлических подпорках лежали ровными рядами трубы. Несмотря на обилие снега вокруг, установка чернела своим железом и лишь внизу, в точках выхода пара была покрыта белым налетом. Справа от вышки стоял желтый гусеничный трактор и старый зилок-площадка, а за ними на границе со снежными сугробами тундры стоял туалет типа «скворечник». Скворечник – потому что стоял на двухметровом возвышении. Зачем возвышение? Да затем, что выкопать яму здесь нет возможности, а если поставить прям на землю, то скоро сталагмитовая куча до потолка вырастет.

По левую сторону от буровой на некотором удалении выстроились в два по-армейски ровных ряда вагончики на колесах. Всего их было штук двадцать. В конце ряда стояла небольшая постройка, отличавшаяся от остальных, – скорее всего, это была банька. На каждом вагончике висела табличка. Обычно вагончик мастера или супервайзера можно было легко отличить, не читая табличек, а просто по внешнему виду, расположению и наличию антенн и спутниковых тарелок на вагончике, который был одновременно и местом жизни, и работы. Так и тут: найти мастера получилось, не читая надписей. Поднявшись по трем черным металлическим ступеням, приделанным с торца вагончика, я постучался и, повернув большую ручку засова вниз, вошел внутрь, встав на тряпку и сняв каску.

В вагончике было тепло и светло. За столом сидело трое человек, один делал записи в журнале, второй читал какие-то бумаги, а третий печатал на ноутбуке. В углу беззвучно работал маленький холодильник, на котором стояла ярко-зеленая искусственная елочка – единственный признак приближающегося Нового года на всей буровой. Рядом у стены стоял шкаф с папками документов и журналов, а возле входа – еще один стол с компьютером, бумагами и рацией для связи с внешним миром. Все пространство было разбито на три части. Первой была прихожая шириною в метр, где все снимали верхнюю одежду и разувались, вторая и третья комнатки были примерно равных размеров – в одной был рабочий кабинет, а в другой спальня. Весь вагончик изнутри был отделан стеновыми панелями под дерево, а на потолке висели четыре большие флуоресцентные лампы.

– Здравствуйте! Геофизики прибыли! Меня зовут Евгений, я начальник партии. Хотел узнать текущую ситуацию, пройти инструктаж по безопасности на объекте и спросить насчет возможности дозаправиться. У нас своей солярки хватит дня на полтора. Ну и акт готовности скважины подписать надо будет.

– Здравствуй, здравствуй. У нас сегодня проходка резко упала, вашему начальнику в городе должны были примерно в обед позвонить и предупредить. Сейчас добуриваемся, ближе к полуночи пойдем на подъем. Из-за морозов работаем чуть медленнее. Ночью может еще сильнее похолодать. Если слишком сильный мороз ударит, буду думать о временной приостановке работ. А пока работаем, только перекуры почаще сделали. Столовая у нас по карточкам и за наличку, так что заходите. Как и везде, первыми кормят вахту, остальные потом. Машины свои поставьте возле трактора. Минут через 20 придет Мишка, он вам всем инструктаж и проведет. По солярке вопрос сложнее. Литров 50 мы вам, конечно, найти сможем, но больше нет. Заправляться на соседнюю скважину поедете – они зальют, сколько надо, у них есть.

– Хорошо. Если работа на ночь откладывается, то, может, есть возможность нам вагончик или хотя бы пару мест выделить? И как у вас баня работает?

– Вагончик дать не смогу – у самих все места заняты, а вот в баньку добро пожаловать. Помыться вам время будет с девяти до десяти вечера.

– Спасибо! Можно еще вашей радиостанцией воспользоваться, чтобы шефу отзвониться?

– Да, ща Серега тебе поможет. Что-нибудь еще?

– Вроде все, спасибо. Мы будем в своих машинах спать, можно за полчаса до начала работ послать кого-нибудь нас разбудить. А, и еще, пусть мостки расчистят перед нами.

– Да, сделаем. Добро, – сказал мастер и, посмотрев на человека, сидевшего напротив него за столом, кивнул головой в сторону. Человек сразу все понял и пересел к столу с радиостанцией. Я дал ему на листочке номер мобильного телефона Олега, а через пару минут услышал голос своего начальника:

– Да, Олег слушает.

– Олег, привет, это Женя. Мы доехали до сорок шестой, тут еще добуриваются, и работа поздней ночью только начнется. Все нормально, только солярки нам никак не хватит, чтобы своим ходом вернуться. Поговори, пожалуйста, с заказчиком насчет заправки, чтоб нам тут без уговоров и налички обойтись.

– Понял тебя, постараюсь проработать вопрос с заправкой. Ты только как закончишь каротаж, позвони мне – тут под праздники столько заявок на нас обрушилось, что все со скважины на скважину ездят даже на базу не заскакивают. Возможно, и вам на следующую скважину прямо с сорок шестой поехать придется. У меня другого выбора нет. Ребятам пока не говори. Ладно, у меня параллельный звонок от клиента. Если что-то важное есть, то говори, иначе прощаемся.

– Давай, Олег, пока.

Послышались короткие гудки. Я надел каску, попрощался и пошел к своим ребятам. Саня уже оглядывался вокруг, Димка залез в контейнер-мастерскую и поставил чайник, Вовчик осматривал машину. Через несколько минут мы все уже оказались возле горячего чайника. На улице был жуткий холод, обжигавший лицо даже когда выходишь всего на пару минут. Мы выпили по кружке чаю, я поделился полученной от мастера информацией, и вчетвером мы отправились для прохождения инструктажа по безопасности.

После я заглянул в вагончик специалиста по растворам, а ребята пошли по кабинам ждать остававшийся до ужина час. Мне было важно узнать свойства и состав раствора, на котором бурят, потому что он может значительно влиять на результаты моих измерений, а затем и на интерпретацию полученных данных. Многие люди, не бывавшие на буровой, думают, что бурение идет в пустой скважине или что там обычная грязь, но на самом деле раствор, находящийся внутри, это произведение химического искусства, выверенное до молей и граммов. Причем за самим раствором необходимо постоянно следить и по необходимости вносить коррективы. Хотя, что уж там! Подавляющее большинство людей, включая когда-то и меня, думают, что нефть под землей хранится в виде одной огромной капли чистой жидкости, что там своеобразное озеро с четкими границами, в которое мы просто запускаем соломинку и высасываем через нее нефть, как сок из стакана. Так вот, на самом деле все намного-много-много сложнее, и никаких озер там нет, а есть твердая порода, из которой мы, как из влажной тряпки, используя огромное давление внизу, пытаемся выпустить наружу капельки черного золота.

Получив всю необходимую информацию по раствору, я вернулся к своим, взял из рюкзака кошелек и проболтал с Вовкой ни о чем с полчаса до наступления нашего ужина. По пути в вагончик, в котором располагалась столовая, мы встретили тяжело одетую и выпускающую клубы белого пара вахту, идущую на буровую, чтобы сменить дорабатывающую свою смену дневную бригаду. Среди них были и изрезанные старческими морщинами лица и совсем еще юные ребята. Иногда в таких бригадах работают и отец, и сын. Недавно, правда, была трагическая история, когда отец-буровик допустил ошибку, в результате которой погиб работавший в той же бригаде его собственный сын. Грустно это, ведь, несмотря на все бесчисленные меры предосторожности и защиты, сделать буровую полностью безопасной в принципе невозможно. А здесь кругом железо, вращающиеся механизмы, большая высота, высокое давление. Любая неисправность или осечка может стоить здоровья и даже жизни…

Мы зашли в вагончик-столовую, где вдоль стены стояло четыре столика и еще один в углу. Внутри было душно и влажно. Мои очки сразу запотели, но я успел заметить, что за стойкой находилась полная женщина лет сорока пяти. Она окинула нас изучающим взглядом, поздоровалась и спросила:

– На первое суп гороховый и борщ, на второе макароны с курицей или пюре с бефстроганов. Что будете? – она передвинула нам лежавший на стойке замусоленный листочек с меню.

Я заказал, она повернулась к кастрюлям и тут же налила полную тарелку красного супа со сметаной и наложила большую порцию картошки и мяса. Я взял гнутую ложку и вилку и сел за дальний столик. Внутрь вошли еще пара человек и громко поздоровались с поварихой. Вовка, Димка и Саня взяли тарелки, и мы все вместе принялись с аппетитом уплетать горячую еду. Лучшая приправа к любому блюду это голод.

Поужинав и рассчитавшись, мы купили с собой пару бутылочек сока, шоколадок и пакетик жареных семечек местного производства, раскланялись и пошли по машинам.

Выйдя из вагончика-ресторана, я увидел белого песца, точь-в-точь такого же, какой попался нам на глаза по пути на скважину. Он, совершенно не опасаясь присутствия людей, подъедал какие-то остатки то ли случайно, то ли специально вываленные в дальнем от входа в вагончик углу. Первый раз я видел, чтобы дикий зверь вот так спокойно пришел к людям и, не боясь быть подстреленным или пойманным, стоял и ел. В голове у меня сразу поднялся рой вопросов. Интересно, а давно ли он тут? Кормят ли его специально, или это случайно перепало? Насколько близко он меня к себе подпустит? А если даст подойти вплотную, то можно ли его погладить? Выглядит он очень дружелюбно, но можно ли быть уверенным, что он в любой момент, а может, даже и прямо сейчас, не кинется с озверевшими от ярости глазами на тебя? Интересно, поддаются ли песцы вообще одомашниванию? Переносят ли они бешенство как лисы? Вот если бы это была передо мною лиса, я бы уже поспешно искал пути для отступления, а песец для меня совершенно незнакомый зверь, и неясно, чего от него ожидать. Я смотрел на животное и думал, что же мне лучше сделать, чтобы и ситуацией редкой воспользоваться, и целым остаться. Решил, что надо будет хотя бы сфотографировать, как он среди вагончиков расхаживает. Димка, увидев песца, сказал:

– Сколько ты дикое животное ни прикармливай, ручным оно никогда не станет. Посмотрели, и хватит, пойдем отсюда, пока он нас не покусал! Черт его знает, что у него на зверином уме.

Мы разошлись по кабинам. До бани оставалось еще два часа, и мы занялись каждый своим делом. Я достал из битком набитого рюкзака книжку и начал читать. Вовка лег назад на нижний спальник, задернул плотную занавеску, попросил разбудить его к бане и захрапел. Саня сидел в кабине напротив и читал автомобильный журнал. Димка достал шоколадный батончик и начал с удовольствием его уплетать, после чего залез в свой спальник. Обогреватель монотонно и усыпляюще тарахтел и гонял горячий воздух по салону. Я устроился поудобнее и погрузился в чтение.

Через два часа сработал будильник на моем телефоне. Я отложил книгу и стал будить сладко спящего Вовку, которого бог наделил даром спать в любое время дня и ночи, когда ему только заблагорассудится. Он проснулся и, не сказав ни слова, перелез из спальника вперед на водительское сиденье, обул сапоги, стоявшие под рулем, достал из своей большой сумки пакет с одеждой и полотенцем.

– Я готов, – медленно сказал Вовка сонным голосом.

Мы выпрыгнули из машины, и ледяной ветер ударил в лицо. Этот ветер за какие-то мгновения выдул из нас все тепло, накопленное в кабине. Вовчик, накидывая на ходу капюшон, подошел к камазу и похлопал рукой по двери. В окошко высунулся Димка и, сразу поняв, что к чему, кивнул головой и начал собирать вещи. Через минуту он и Саня уже стояли рядом с нами, и мы дружно направились в конец длинного ряда вагончиков.

Баня представляла из себя два контейнера, стоящих на земле. В первом был тесный тамбур и большая раздевалка с раковиной для умывания, бритья и чистки зубов. Небольшие умывальники были также установлены в каждом жилом вагончике – для утреннего и вечернего туалета обычно пользовались ими.

Раздевшись догола, мы пошли в следующую дверь. Тут уже было тепло и стояло три очень простых душа, разделенных сплошными стенками. Все внутри было отделано деревянной вагонкой и выглядело старым. На потолке висела одна тусклая лампочка, вяло освещавшая убогость внутреннего убранства. Мы сполоснулись и пошли дальше – в парилку.

Тут все было гораздо лучше – воздух горячий и сухой, места много. В углу стояла электрическая банная печь и загоняла красный столбик термометра, висящего на стене возле входа, под сто градусов. Народу тут хотелось компенсировать экстремальный мороз таким же экстремальным жаром. Я сначала присел на нижнюю из двух ступенек, потом пересел повыше, а затем поднялся на верхний лежак. Мы сидели вчетвером и смотрели, как капли пота скатываются по нам и падают вниз, на сухое дерево, оставляя мокрые кляксы. Как же хорошо в баньке! Мы сидели и просто получали удовольствие от тепла. Потом вспомнили про аварию жигуленка с уазом, водителя, ехавшего с горящим ведром на пассажирском сиденье в качестве обогревателя, и, наконец, песца, повадившегося забегать в этот поселок.

– Хорошо, что здесь хоть волки не водятся, а то в Казахстане, помню, работали, так там повсюду зеленые глазища на нас из темноты пялились, – начал вспоминать свою прошлогоднюю командировку Димка.

– Да ладно волки – главное, что медведи не ходят! Друган из Нефтеюганска рассказывал, как этим летом у них на соседнем кусту медведь сразу двух геологов заживо съел. Эти за ягодами в лес на пару шагов отошли, а он их уже поджидает. И ведь не убежишь и не поборешь такого зверя! – стал рассказывать опытный Вовка.

– А у меня брат в Восточной Сибири в районе Иркутска работал, так к ним в вагончик столовой косолапый залез и всю сгущенку сожрал. И неясно было, что делать – то ли ждать с ружьем его, то ли что. Убивать все же жалко было мишку. Но и самим тоже жить хотелось. Так там по одному ходить запретили. Даже в туалет! Всю еду попрятали, окна позаколачивали решетками и всякие там еще разные меры попринимали. Ведь одного медведя ты, может, и уведешь или подстрелишь, так на его место другой придет. В общем, жили они там, постоянно опасаясь непрошеных гостей.

– Ну, так и что? Медведь вернулся или нет? – спросил Димка.

– А черт его знает. Одни говорят, что медведь ушел, другие – что его кто-то подстрелил.

Не имея опыта общения с медведями, но, желая поучаствовать в разговоре, я спросил у ребят:

– А вы слышали байку про двух геологов, медведя и кроссовки?

В ответ все трое заинтересованно взглянули на меня своими покрасневшими, покрывшимися каплями пота лицами.

– Ну тогда слушайте. Идут как-то два геолога по лесу и малину собирают. Солнышко светит, сладкая ягода вкусом радует, хорошо так! Гуляют, о том, о сем болтают, как вдруг видят впереди себя, метрах в пятидесяти, здоровенный медведь на задние лапы встал и как зарычит! Геологи перепугались и один из них начал из рюкзака кроссовки вытаскивать и кирзовые сапоги свои снимать. Второй недоуменно смотрит и спрашивает: «Ты зачем кроссовки снимаешь? Ведь медведь все равно быстрее тебя бежит». А тот отвечает, завязывая шнурки: «Мне не обязательно бежать быстрее медведя, мне лишь нужно бежать быстрее тебя!»

Ребята рассмеялись, и соленые капли пота струйками побежали по их телам. Я просидел на верхней полке, пока не насчитал сорок капель пота, упавших с моего носа, и лишь затем пошел в душ. Намылился, смыл пену и снова в парилку.

В этот раз активно обсуждалась тема подарков женам на приближавшийся Новый год. Звучали вопросы: «Кто?», «Что?» и «Почем?», изредка разбавляемые уточнениями: «Почему так дорого?» и «Почему так дешево?». Еще обсуждали, что друзьям привезти из Усинска такого самобытного, северного. Решили, что надо взять много оленины и традиционную местную обувь из шкуры оленя, называемую пимами. Потом Саня толкнул тему о том, что как ни крути, а большая часть зарабатываемых денег тратится на воплощение в реальность представлений, желаний и видения правильного образа жизни собственной жены. Мужикам достаточно пачки пельменей, бутылочки пива и хорошего фильма, скаченного из Интернета. Женщинам же нужно качественное, красивое и безопасное жилье для выращивания детей, надо сто пар туфелек, надо полезную, разнообразную и натуральную еду, надо красивую машину, надо пальцы в золоте и бриллиантах да новый сотовый телефон каждые полгода. А вообще, если бы не ненасытный аппетит женских желаний, то человечество, изобретя пельмени, пиво и скачивание фильмов из Интернета, остановилось бы в развитии, полностью удовлетворив все свои потребности.

А потом Саня добавил, что если бы жена не требовала от него квартиру с большой кухней, новой шубы и отдыха за границей, то он сейчас сидел бы в своем теплом Краснодаре, а не тут, за Северным полярным кругом железо тягал.

Парни молча согласились с высказываниями Санька, но потом начали их обсуждать более детально и так и не смогли прийти к какому-то внятному выводу по данному вопросу. Вроде с одной стороны посмотришь – получается, что тебя эксплуатируют, а с другой стороны глянешь – так получается, что жена тебя как личный спортивный тренер толкает к постоянному саморазвитию, не давая останавливаться на достигнутых результатах, и всегда ставит перед тобой все новые и новые планки, дающие тебе смысл и цель в жизни. Окончательно запутавшись в данном вопросе, мы дружно вышли из парилки, ополоснулись под душем и пошли на выход.

Оказавшись в прохладной раздевалке, мы стали поспешно вытираться, в то время как с наших разгоряченных тел струился белый пар. Пол был ледяным, и чтобы ноги не мерзли, пришлось кинуть на пол грязную майку. Растеревшись полотенцами, ребята повытаскивали из карманов крестики на золотых цепочках, которые снимали только когда ходили в баню. Тепло одетые и приятно уставшие мы вышли на скрипучий мороз в ночную мглу. Холод тут же начал сковывать кожу на лице и щекотать в носу. Мы шли в свои машины, навстречу теплым спальникам.

Вокруг все было темно, и только буровая вышка торчала среди этой пустоты. Издалека она напоминала металлический каркас очень большой городской елки, который устанавливают на главной площади перед Новым годом и на который затем навешивают настоящие еловые ветки. Меж тем на самой буровой шумел мощный дизель, валили клубы пара и доносились звуки работы АКБ и стук молотка. Судя по всему, бригада только что начала подъем, а значит, уже через несколько часов придет наша очередь работать.

Я забрался на верхний спальник и быстро погрузился в приятную дремоту.

Сладкий сон был нарушен шумом открывшейся двери кабины, лавиной ледяного воздуха и громким сообщением:

– Мужики, готовьтесь, минут через сорок буровая ваша.

– Да, хорошо, – ответил я сквозь сон и взглянул на наручные часы.

Время было раннее – семь минут пятого. Значит, где-то в пять начнем. А пять утра – это, как известно, время самого крепкого сна и самого крепкого ночного мороза. Я надел комбез, обулся, натянул каску и вылез.

– Черт возьми! Сколько же сейчас градусов? Кажется, вообще такой отметки на термометре нет.

Ночь не ночь, минус пятьдесят – не минус пятьдесят, а работать надо.

Я убедился, что остальные ребята действительно встают, и пошел осмотреть сначала мостки, а потом и саму буровую. Прежде чем я подпишу прием буровой, мне нужно проверить, что условия для проведения работ созданы максимально возможно пригодные. Освещение хорошее, но не слепит машиниста, который будет скоро сидеть за лебедкой и смотреть прямо на буровую. Мостки и ступени лестницы должны быть чистые, без снега и льда. Никакие посторонние железки не должны нам мешать быстро и безопасно выполнять свою работу.