Текст книги "Невыдуманные истории от Жоры Пенкина. Книга 1. Криминал"

Некоторые обстоятельства

– Есть у меня ряд соображений. Я место происшествия немного успел разглядеть, благо света в кухне было много. Не похоже это на самоубийство.

– Честно говоря, и я того же мнения. Ты почему так решил?

– На столе кухонном шомпол ружейный свинченный лежит и масло открыто. С ершика капля масла оставила след на газете. Стал бы ты ружье чистить или приготавливать к чистке за одну минуту до самоубийства? На том свете убитых и из нечищеного ружья принимают без задержки. А ты что думаешь?

– Молодец! Я и не знал, что ты охотник. Ружье мне в глаза бросилось, которое лежало на полу. Это модель «ИЖ-58М – магнум». Стволы у этого ружья длинные, пальцами руки на курок не нажать, чтобы выстрел в себя произвести. Значит, он должен был это сделать пальцем ноги, что вряд ли, так как из сводки ясно, что у Протасова ранение груди, а не нижней челюсти. Мог он, конечно, придумать какую-нибудь приспособу типа палки с рогаткой на конце или петли, привязанной за курок. Однако обстановка не тронута, все вещи остались на местах, поскольку врачи «Скорой» аккуратно положили его на носилки и вынесли, предварительно очертив мелом. Мы же ничего похожего на такой специальный предмет для производства выстрела не обнаружили.

– Шеф, ты прям как на занятиях по криминалистике. Все по полкам раскладываешь.

– Кончай зубоскалить, лучше съезди на всякий случай в морг, выясни предварительные результаты осмотра тела, если вскрытия еще не было. Отдельно уточни, был он обут во что-либо или ноги были босыми. Следственную сумку оставь.

– Участковый, что удалось выяснить?

– Потерпевший – Виктор Протасов. Работал шофером на почтовой машине по графику сутки через трое, увлекался охотой. На охоту ездил со своим товарищем Борисом Судаковым, машинистом паровой котельной. Он живет недалеко, через три дома отсюда. У Протасова осталась жена Алевтина. Он женился на ней семь лет назад. Работает она буфетчицей в столовой. Есть у нее сын Виталик, которого Виктор признал своим. Когда они поженились, пацану было два года. Отношения в семье были хорошие, хотя Виктор, бывало, ее и ревновал, однако дальше весьма редких словесных разборок у них не заходило.

– За женой послали?

– Я позвонил в столовую директору, велел Алевтину сюда послать. Скоро придет, наверное. Сын в школе должен быть. Тоже, думаю, скоро появится.

В это время, торопясь, переходя иногда с шага на бег, размахивая сумкой, к подъезду приближалась молодая женщина лет тридцати. Она была эффектно хороша и за собой следила. Модная кремовая блузка с кокетливо расстегнутыми верхними пуговицами давала возможность оценить округлую грудь ее владелицы, но без излишних подробностей. Вишневая юбка была чуть выше коленок красивых ног, обутых в босоножки на тонких каблуках с ремешками вокруг щиколоток. Красиво уложенные пшеничные волосы, макияж на лице и золотой браслет на изящной руке дополняли приятное впечатление. Сейчас, правда, это лицо было искажено тревогой, а тушь на глазах слегка поплыла от слез.

К дому в это время подбежал мужчина в спортивном костюме и, протягивая руки к женщине, умоляющим голосом произнес:

– Аля, Виктора увезли в критическом состоянии. Я звонил в больницу. Он в операционной. Возьми себя в руки, тебе сына воспитывать надо.

Неожиданно лицо женщины исказилось в гневе, она вцепилась ногтями в лицо мужчины, крича:

– Что, дождался? Сволочь, дождался? Да ты мизинца его не стоишь. А может, это ты его на тот свет отправил?

Мужчина с трудом оторвал ее от себя, схватив за руки, и закричал ей в лицо:

– Аля, опомнись! Что ты несешь! Как ты могла подумать? Мы же друзья!

– Ага, друг с девяти до двух, молчи уже. Видеть тебя не могу, ненавижу.

Все это не укрылось от внимания пенсионерки Кравцовой, которая в открытое окно внимательно наблюдала из-за занавески за происходящим на улице.

Завидев людей в милицейской форме, Протасова подбежала к ним и встревожено воскликнула:

– Где мой Витя? Что с ним?

– Увезли на «Скорой», – отозвался участковый, – но состояние крайне тяжелое, может не выжить.

– Как это случилось?

– Никто не видел. Выстрел из ружья в упор. Алевтина Федоровна, лучше идите домой, приведите себя в порядок да найдите сына.

Та горестно махнула рукой и пошла в свою квартиру.

– А вы, любезный, что здесь забыли? Сами-то кто будете? – обратился Биглов к гражданину, на которого напустилась Алевтина.

– Я Борис Судаков, друг Протасова. Шел к нему ружье почистить да по стопке выпить, а тут вон какое дело.

– Он что, сам вычистить не мог, чего ему помогать?

– Я дома ремонт затеял, и так ногу поставить негде, всё в известке, дал ему свое ружье, а сам скорее домой, чтоб переодеться… Потом к нему… А тут вон что…

– Так, значит, ваше ружье у Протасова осталось?

– Ага, и патроны тоже. Можно забрать, гражданин начальник? – проявляя беспокойство, произнес Судаков.

Биглов махнул рукой, подзывая молодого опера, подъехавшего к дому на красном жигуленке.

– Бахметьев, значит так: с гражданином едете к нему домой, берете паспорт, документы на оружие, еще оружие изымаешь, если есть в доме, и со всем этим быстренько в горотдел. Он пусть посидит и напишет объяснение, почему он доверил оружие постороннему. А это его ружьишко мы в отдел сами привезем. Они уехали.

– Пенкин, фотоаппаратом пользоваться умеешь? Съемку для фототаблиц представляешь?

– Конечно. Нам на курсах преподавали.

– Берешь из сумки фотик и в квартиру. Там прокурорский работает. Глянь одним глазом, что он в одиночку без нас там творит. Как закончит, спроси, нужно ли квартиру опечатывать и где тогда семья Протасова будет жить.

– Так точно.

Участковый извлек из сумки фотоаппарат, оставив ее под вешалкой в коридоре, и скрылся в квартире.

Подъехал Васильев.

– Ну, что там, выяснил?

– Вскрывали его, заключение завтра дадут. Я тут в блокнот предварительно набросал.

«Выстрел произведен из огнестрельного оружия с расстояния не более 40 сантиметров свинцовой дробью №1. Дробовой заряд вошел в грудь, разрушив центр кости грудины в верхней трети, дробью размозжены мышцы, пробиты аорта и другие кровеносные сосуды. В ране обнаружены несгоревшие частицы пороха, ткани от рубашки и нательного белья, которые вошли в тело вместе с дробью. Выстрел произведен менее чем за полчаса до прибытия врачей. Нанесенные повреждения несовместимы с жизнью. Потерпевший скончался от потери крови.»

– Они еще взяли кровь на анализ, но предварительное заключение, что Протасов алкоголя в этот день не употреблял. Да, вот еще. Он достал бумажку и начал читать: «…на потерпевшем были надеты брюки из хлопчатобумажной трикотажной ткани защитного цвета, трусы синие сатиновые, носки черные из смесовой ткани, футболка белая».

– Я так и думал. Носки все-таки были надеты.

– Что будем делать, шеф?

Биглов закурил и задумался.

– Пожалуй, будем действовать, исходя из прокурорских решений, – он усмехнулся. – Они же у нас кругом главные.

Вскоре из дверей показался Дондуков. Воззрившись на сидящих на скамейке офицеров милиции, он произнес:

– А вы тут что караулите? Я же сказал, что вы свободны.

– Позвольте нам еще посидеть, господин прокурорский следователь, а то устали очень, – согнулся в насмешливом поклоне перед ним начальник уголовного розыска.

– Ёрничаете, Васильев. Не советую. Как бы плакать не пришлось.

– Я верю: уж вы нам слезы точно вытрете, – вслед уходящему Дондукову сквозь зубы процедил начальник городской уголовки.

Из дверей выглянул участковый Климович:

– Владимир Иванович, Анатолий Петрович, идите сюда.

Они вдвоем не мешкая вошли в дверь.

– Докладывай.

– Дондуков велел Алевтине все прибрать и пол вымыть. Я ее просил с этим повременить, пока вы не посмотрите.

– Правильно сделал. Что он тут творил?

– Не поверите. Что-то чиркал в блокноте, сделал пару снимков своим ФЭДом, потом поднял ружье, переломил его, извлек стреляную гильзу и сунул ее в карман.

– Он что, с ума сошел?

– Я тоже так подумал было, но на всякий случай поинтересовался, зачем она ему. Он ответил, что приобщит ее к отказнику.

Биглов с Васильевым переглянулись.

– Поэтому он и понятых не вызывал и протокол осмотра не составлял, – выговорил после паузы начальник милиции. – Решил наш умник, что и так сойдет, коли отказник.

– А мы что теперь делаем?

– Ты – в отдел и везешь сюда следователя.

– Марину? Так она не поедет.

– Поедет, а нет, так возьмешь ее в охапку, сам в машину посадишь – и быстро сюда. Уголовное дело будем возбуждать по нарушению правил хранения огнестрельного оружия, приведшее к тяжким последствиям. Да, еще отправь кого-нибудь из оперов в морг пальчики с трупа Протасова откатать.

– Шеф, ну ты голова. Сделаем все в лучшем виде, – восхищенно промолвил Васильев и укатил в горотдел.

– Георгий, двух понятых организуй быстренько.

Через две минуты две шустрые старушки, сверкая глазами от возбужденного любопытства, были в квартире Протасовых. Вскоре подоспел Васильев с крайне недовольной Мариной, и работа закипела. Управились за час. Участковый сделал десяток снимков. Сняли отпечатки, обработав магнитной кисточкой ружье от затыльника приклада до цевья. Также обработали второй неотстреленный патрон, оставшийся в стволе ружья. Всё упаковали. Обнаружили в углу за рюкзаком, в котором лежало две отстреленных утки, еще одно ружье в чехле. Заклеили, опечатали, дали протоколы осмотра и изъятия подписать понятым, и те удалились, чуть не лопаясь от важности и предвкушая зависть соседок.

Вскоре сотрудники милиции удалились из квартиры, а к Алевтине пришла соседка со второго этажа помочь навести порядок, а главное, чтобы отмыть то жуткое кровавое пятно на полу, которое осталось вместо убитого Виктора Протасова. К ночи домой пришел Виталик.

– Где ты был? – спросила его мать. – Я и так вся на нервах едва живая, так тебя еще разыскивать нужно. Ты знаешь, что отец умер?

– Знаю. Я не хотел, чтобы он умирал. Ты веришь мне?

– Конечно, – прижала к себе его голову Алевтина, – кто же хочет, чтобы родной отец, хороший человек умер?

– Пойду я, пожалуй. Поздно уже. Прибрала, как могла, – сказав это, соседка тихо удалилась из квартиры.

Пока свободен

В горотделе, в закутке у дежурной части, нервничая и не зная, куда себя деть, майора Биглова дожидался Судаков. Что-то он чиркал на листе бумаги, благо стопка стандартных листов лежала на столе. Наконец его пригласили в кабинет начальника ГОВД.

– Ну что, написал объяснение?

– Да, гражданин начальник, – протянул тот исписанные листы.

Биглов просмотрел их, потом отложил в сторону.

– Значит, так. То, что ты написал, – это для «пионерской зорьки». Слушай меня внимательно. Убит человек. Значит, рыть мы будем по полной программе. Сейчас идешь домой и вспоминаешь поминутно, как вы были на охоте с Протасовым, как приехали, как и почему ружье оказалось в его квартире и какие соображения у тебя по поводу того, кто из него стрелял. Полагаю, что завтра мы вернемся вновь к этому разговору. Документы твои где?

– Я же оперу отдал, как вы велели.

– Из дома ни ногой, чтобы мы тебя не искали. Когда на смену заступаешь?

– Завтра на сутки в восемь утра и заступаю.

– Ну, вот и заступай.

Кудамов нажал кнопку прямой связи с дежурной частью.

– Капитан Хлебников, попросите Марину срочно оформить Судакову подписку о невыезде. Пусть распишется и идет домой после того, как вы у него пальчики откатаете. Кстати, ты случайно по малолетке в колонии не успел побывать? – обратился он к Судакову.

– Было дело, а как вы догадались?

– А вот это уж мое дело, – усмехнулся Биглов. – Иди. Пока свободен. Рюкзак с утками с собой захвати, а то протухнут.

Через час в горотделе появился Васильев.

– Что думаешь про это, Анатолий Петрович?

– А что тут думать? Уголовное дело возбудили, остальное пойдет своим чередом. Есть сроки, есть подозреваемый, есть потерпевший, отпечатки и вещдоки, в кримлабораторию МВД отправили, завтра обещали ответ прислать. Не сомневайтесь, остальное тоже отработаем в лучшем виде.

– Я еще раз убедился, что самоубийством тут и не пахнет.

– Я тоже так думаю. А у вас что, появились новые соображения?

– Скорее дополнительные сомнения. Сам подумай: пожелай ты застрелиться, тебе что, одного патрона было бы мало? Потом, что это за фантазия непременно себя из чужого ружья хлопнуть? А еще, нет мотива самоубийства. Вот только вопрос остается открытым, кто же тогда стрелял? То, что это дело рук Судакова, я что-то не очень верю. Ведет он себя не как убийца. Да и мотива, опять же, нет.

– Ну, шеф, это вы чересчур. Был бы человек, а мотив всегда раскопать можно. Кстати, Алевтина, похоже, на Судакова конкретно думает.

– А завтра, может, раздумает. Вот что, ты не умничай, а напрягай-ка своих оперов на розыск виновного лица, если мы уверены, что это не он.

– Это зачем?

– Затем, чтобы убийство нераскрытым не осталось. Мало нам Гудрюков из своего пальца «висяков» навысасывал, так еще реальное убийство на нашей шее будет нераскрытым.

– Ну, не только же на нашей. Прокурорская шея в этом случае тоже свое получит. Чего дергаться? Возбудят они уголовное дело, получим мы отдельное поручение, вот тогда и в бой, а так я что должен делать? Буду оперов нацеливать на поиски злого духа, в отношении которого прокуратура стряпает отказной материал? Это же их подследственность, ну куда мы лезем? Есть нам и без этого, чем заняться. А стрелявшего я найду, уж будьте уверены, – он усмехнулся и добавил: – Слово офицера! Разрешите идти?

Доброе дело

На другой день начали поступать необходимые справки и другие документы.

Заключение по результатам вскрытия только подтвердило уже ранее известное. В том числе, что убиенным алкоголь не употреблялся. Характеристики на Протасова и Судакова пришли положительные. Пока Биглов ломал голову, кому понадобилось убивать шофера почтовой машины, во двор милиции вошел мужчина, ведя рядом с собой за ручки новенький мотоцикл «Минск». В открытое окно было слышно, как он довольно громко что-то бубнил, причем речь его густо была пересыпана нецензурными словами, которые вписывались в суть излагаемого вполне естественно. Он поставил мотоцикл на подножку и зашел в дежурную часть. В это время туда вошел Васильев.

– Что за шум, а драки нет?

– Приехал, понимаешь, к теще щей похлебать да брусницы ей завез, – начал, жестикулируя, говорить бородатый мужик с красным шлемом, надетым на руку. – Часу не прошло, выхожу, а у мотоцикла карбюратора нет. Это что же в городе у вас делается, люди дорогие? Это же что я теперь делать буду? Мне же в деревню 12 километров ехать. А на чем? Что ж вы тут за бандитизм развели, среди бела дня у вас в городе воруют.

– Людмила Ивановна, – с усмешкой начал говорить Васильев, обращаясь к вошедшей в этот момент инспектрисе ИДН, – ответьте гражданину, что за бандитизм вы тут развели?

– Кто? – вскричала очнувшаяся от задумчивости инспектриса. – Я бандитизм развела? А ну-ка, идите сюда! Теперь мне скажите: это я ваших детей рожала? Я их воспитывала, я их уму-разуму в школе учила? Нет, это вы делали. Так не вы ли, милейший, сами и виноваты в том, что с вами случилось?

Мужик смутился, даже вспотел, но через минуту нашелся вновь:

– Ну, вот что, дамочка, вы тоже много на себя не берите. Мы, Лашковы, ни в каких таких делах замечены не были. Мой сын в погранвойсках служит, а не детали с мотоциклов ворует.

– Тогда будем считать, что мы оба погорячились. А вы-то что хотели?

– Хотел, чтоб помогли карбюратор найти.

– То, что искать будем, – не сомневайтесь. А вот то, что быстро найдем, гарантировать не могу. Номер на нем есть?

– Откуда номер? На нем только модификация обозначена К17.

– Ну, гражданин, это даже если мы и найдем его, так еще доказывать надо будет, что он именно с вашего мотоцикла.

– Что делать будем? – вмешался Васильев.

– Я заявление хочу написать, – насупился мужик.

– Ну, блин, ты упертый. И на какой ляд? Сказали же, искать и так будем. Шел бы ты домой.

– А так оно надежнее.

Вошел Биглов.

– Васильев, ну что ты упираешься? Пусть пишет, да зарегистрировать не забудь. Нам уже с тобой все равно, процентом больше или процентом меньше. Взгреют «по самое не хочу».

– Понял вас. Пошли со мной, милейший. Эх, жисть! Хочет наш начальник постоянно жить праведно, а оно не всегда правильно.

Когда заявление было написано и, как положено, зарегистрировано, Васильев с заявителем вышли во двор.

– Что я с ним теперь буду делать? Неделю назад купил. Нарадоваться не мог. И рыбалка, и сенокос, и ягоды – все мое, кругом поспевал, а тут вон какая беда. Может, на хранение моего конька возьмете? Мне же его 12 километров на руках не докатить.

– Слушай, мужик, – осенило вдруг Васильева, – а если мы тебе другой карбюратор дадим, у тебя ведь претензий к нам не будет?

– Отцы родные, да неужто выручите?

– Сейчас попробуем твоему горю помочь.

Он заглянул в дежурную часть и вернулся с ключом от загона, который был сооружен во дворе. Высотой больше пяти метров, чтобы пацаны не перелезли, этот сарай под навесом был набит всякой техникой. Были тут мопеды и велосипеды, мотоциклы и мотороллеры, почти новые и наполовину разобранные. Это все была изъятая, подобранная, бесхозная, брошенная и невостребованная техника, которая сосредотачивалась в горотделе уже несколько лет и большей частью не имела законного владельца. Вот в этот Клондайк запчастей и запустил Васильев потерпевшего.

Минут двадцать покопавшись в железках, Лашков вышел из загона с карбюратором в руках. Еще через десять минут он завел мотоцикл. Потом они с Васильевым настроили его в оптимальный режим. Надевая шлем, улыбающийся мотоциклист спросил:

– Зовут вас как, благодетель вы мой? За кого мне теперь Богу молиться?

– Анатолий Петрович, капитан милиции, Васильев моя фамилия, – щелкнул делано каблуками и по-гусарски мотнул головой начальник криминальной милиции.

– Я запомню.

Он газанул, и красный мотоцикл с ревом вылетел из двора горотдела.

Биглов в конце дня заглянул к следователям. Марина Ивановна, как и положено, строчила на машинке, поглядывая в свои бумаги.

– Пожалуй, пора дело возбуждать в отношении Судакова.

Следователь прекратила печатать:

– А не рано, Владимир Иванович?

– Чует мое сердце, что в самый раз. Материала и оснований у вас для этого достаточно. Да не забудьте с постановлением о возбуждении дела прокурору отправить документы о выемке и назначении экспертизы.

Чтоб карась не дремал

Наутро после планерки, уже в одиннадцатом часу, к Кудамову пожаловал гость, подтянутый мужчина лет сорока в светлом плаще и коричневой шляпе.

– Прокурор по надзору за органами дознания республики Алмазов Александр Николаевич, – представился он начальнику горотдела, махнув у него перед носом удостоверением.

– Очень приятно. Биглов, – представился тот в ответ.

– Ну что ж, скажите еще, что очень рады, – ехидно усмехнулся тот.

– Так, смотря зачем пожаловали.

– С проверкой, майор. На то и щука в море, чтоб карась не дремал.

– И что проверять будем?

– Проверять я буду, а вы мне документы подтаскивать.

– Господь с вами. Как скажете. Предписание на руках, конечно, имеете?

– Конечно, – достал тот из портфеля заполненный бланк с печатями.

– Что за проверку вы затеяли?

– Охотничий сезон начался. Анализ происшествий, который мы провели, показал, что многовато в республике нарушений, связанных с огнестрельным оружием. А ваш город один из худших.

– Это в чем же выражается?

– За месяц охоты выявлено в районе восемь нарушений правил охоты. Все нарушители при этом были с оружием. В других районах за это время – одно-два. Не работаете с потенциально опасной категорией. Где профилактика?

– Вы что там, в столице, белены объелись? Да если бы мы рейд с охотинспекцией не провели, так и у нас бы было вдвое меньше.

Кудамов незаметно для себя начал заводиться.

– А вы выражения выбирайте, Владимир Иванович, а то как бы сожалеть не пришлось, – поднял тон разговора Алмазов.

В кабинет постучали, заглянул Васильев:

– Можно?

– Заходи, Анатолий Петрович, послушай, как нас дерут за то, что многовато нарушителей выявили.

Начальник розыска кинул быстрый взгляд на сидевшего за столом и мгновенно прикинул, что к чему.

– Владимир Иванович, там Марина Ивановна с вами проконсультироваться хочет. Я Судакова доставил. Помогли бы вы ей, а я тут пока побуду, на вопросы высокого инспектирующего лица отвечать буду. Вы не против?

– Действительно, пойду, пожалуй. Думаю, что на все ваши вопросы начальник розыска ответит исчерпывающе.

Прокурорский работник из республиканского аппарата около часа мурыжил начальника КМ, давая ему понять, что не зря он сюда в провинцию приехал и что уж без представления прокурора республики на имя министра он точно отсюда не уедет.

Между тем допросили Судакова. Он свою причастность к выстрелу отрицал напрочь. Он только твердил: да, ружье отдал, да, виноват, но только в этом, а на курок не нажимал, ничьей смерти не хотел, товарища не убивал. В последней части ему, правда, вопросов особенно и не задавали, так, для формальности. Дело-то возбуждено было по нарушению правил хранения оружия, вот это милицией и отрабатывалось.

Биглов удостоверился, что копия постановления о возбуждении уголовного дела по Судакову и копия протокола о выемке вещественных доказательств отправлены в прокуратуру, выпил с Мариной Воронцовой по чашке чаю, взял себя в руки и вошел в собственный кабинет, где прокурорскому чину до хрипоты доказывал правильность действий своего ведомства капитан милиции Васильев.

– Ну, что, уважаемый Александр Николаевич, выводы уже сделали?

– Будут и выводы, не сомневайтесь. На то и щука в море, чтоб карась не дремал, говорит русская пословица. А как вы хотели? Вот, к примеру, ранение осколком снаряда подростка Матикайнена – кто за это должен отвечать?

– Так вы же знаете, что он снаряд нашел в лесу и сунул его в костер. Ранение и произошло от разрыва снаряда.

– То есть вы считаете, что милиция ни при чем? Вместо того чтобы своевременно изъять снаряд у подростка, оправдания ищите?

– Тут скорее претензии к финскому правительству, которое некачественный снаряд изготовило и он не разорвался в 1944 году. Как мы могли снаряд изъять, если он сунул его в костер, не вынося из леса?

– Вы бы не умничали, а лучше сами определили меру ответственности своим сотрудникам. Или вот еще, выписка из сводки: «…покончил жизнь самоубийством путем выстрела себе в грудь из охотничьего ружья гражданин Протасов».

– Так это я опять виноват, что он ружье предпочел, а не петлю с мылом?

– Вот, снова вы упорствуете. Вместо того, чтобы усилить контроль за использованием охотничьего оружия, пытаетесь уйти в сторону от ответственности. Кстати, отказной материал по данному факту можно посмотреть? Я полагаю, двух дней для его оформления было достаточно?

– Я думаю, даже более чем.

– Тогда распорядитесь, чтобы мне его принесли сюда сейчас.

– Не могу.

– Что значит «не могу»?

– Думаю, что выдадут его только по письменному запросу, и то дней в течение десяти. Раньше прокуратура ни один наш запрос еще не выполняла.

– Хватит дурочку валять. При чем тут прокуратура? Вы выезжали на место по данному факту?

– Каюсь, выезжали. Только на место происшествия прибыл представитель прокуратуры Дондуков, моих сотрудников разогнал, меня послал весьма далеко. Далее он заявил, что он самый главный на месте происшествия, так что с него и спрос.

– Ничего не понимаю. Что тут у вас происходит?

– Я сам плохо понимаю. Может, вам в нашей прокуратуре объяснят. Кстати, попросите Дондукова вернуть стреляную гильзу от ружья, а то она нам для уголовного дела нужна.

– Что еще за гильза?

– От ружейного патрона, выстрелом из которого был убит Протасов, а то он ее с собой уволок.

– Что значит «уволок»? – начал вскипать Алмазов.

– А как вы назовете непроцессуальную выемку вещдока с места преступления?

– Не понял, вы о чем?

– Я о действиях работников прокуратуры.

– Что вы всё загадками разговариваете? По-человечески сказать нельзя?

– Так я же пытался по-человечески, а вы мне всё своими представлениями, как дубиной, грозите. Это что, нормальный разговор? Уточняю: мы работаем по уголовному делу, возбужденному в отношении гражданина Судакова, проявившего преступную халатность при хранении оружия, передав его другому лицу.

– Я утром был в городской прокуратуре, там нет таких сведений, по учетам такое дело не проходит.

– Ну, не знаю, – развел руками Кудамов, – у вас, может, и не проходят, а у нас есть. Желаете книгу движения уголовных дел взглянуть?

Алмазов в бешенстве швырнул бумаги к себе в портфель, щелкнул замками и, выйдя из горотдела, энергично зашагал в прокуратуру.