Текст книги "Невыдуманные истории от Жоры Пенкина. Книга 1. Криминал"

Соратники

Через полчаса в кабинет Биглова влетел, вытирая пот со лба, Дондуков. Трясущимися губами, едва выдавливая слова, он плаксиво спросил у него:

– Владимир Иванович, вы же должны были отказник сделать, почему же вы его не сделали? То есть не лично вы, а сотрудники ваши, – путая речь, пытался услышать хоть какие-нибудь спасительные для него слова прокурорский сотрудник.

– Так как же они могли отказник оформить, коли вы их выгнали с места происшествия?

– А мне Гудрюков сказал, что прокуратура отказников не оформляет, это нонсенс. Это дело милицейских сотрудников. Что же мне делать?

– Гильзу отдайте.

– Да, конечно, вот она, – засуетился Валерий Павлович и трясущимися руками протянул нечто, завернутое в обрывок газеты.

– Это что?

– Гильза. Вы же сами просили.

– На стол положите. Как прикажете мне теперь ее оформлять? С места мы ее не изымали, откуда она тогда взялась?

Видя, что от страха, несмотря на крайнее напряжение, мозг Дондукова работает неважно, Биглов нашел выход.

– Напишем, что вы ее предоставили как вещдок по нашему устному запросу.

– Так что мне делать теперь? Алмазов сказал, что если я до конца дня все в порядок не приведу, то он меня загонит туда, куда Макар телят не гонял. Это же конец. Я же только работать начал, жениться собирался.

Биглов только развел руками. Когда сгорбленная маленькая фигура Дондукова скрылась за поворотом, в дверь постучали и начальник милиции оторвался от окна.

– Ох, Владимир Иванович, – пробурчал Алмазов, входя в кабинет, – наломали вы тут дров, а еще считаемся «соратниками по борьбе с криминалом».

– Ну, вот опять! В огороде бузина, а в Киеве дядька. Что опять мы наломали?

– Вы, милиция, совместно с прокуратурой города.

– Уже лучше, хотя бы не в одиночку. Все-таки уточните, что именно.

– Слабоватое у вас взаимодействие.

– И как прикажете взаимодействовать, коли моих сотрудников согнали прямо с места происшествия?

– Дондуков свое за это получит, да и его лепший друг и наставник Николай Михайлович.

– Ладно, а для чего Гудрюков отказной мусор повозбуждал? Знает ведь, что уголовных дел все равно не будет. Даже там, где есть фигуранты, никакой судебной перспективы по ним нет, а уж возбудить дело по краже при отсутствии кражи – это вообще случай уникальный, хоть в журнал «Следственная практика» в раздел «Курьезы» посылай.

– Хорошо, я посмотрю, хоть не за этим я приехал. Помогите сформулировать возможную причину самоубийства Протасова, пока там Дондуков сочиняет «отказник», а то он немного не в себе. Боюсь, наворотит так, что вся прокуратура республики смеяться будет. Как вы думаете, причиной суицида может быть ревность или неизлечимая болезнь?

– Здоров был Протасов, и вскрытие это показало. Только в том вся закавыка и есть, что это не самоубийство.

– Как это? – изменился в лице Алмазов. – Что вы имеете в виду?

– А вы спросите у Дондукова, какой модели было ружье, из которого был произведен выстрел, и какая у него длина стволов, и как Протасов сумел нажать на курок, и под каким углом было направлено ружье в момент выстрела. Вам многое станет ясно, когда он ответит на эти вопросы.

– Можно от вас позвонить?

– Пожалуйста, – пододвинул ему аппарат майор.

– Дондуков, это ты? Ответь-ка, любезный, какой марки было ружье покойного Протасова?

– ИЖ-54, – услышал ответ Кудамов, стоя рядом с Алмазовым вплотную.

– Правильно, – прошептал он, – а из какого ружья был убит Протасов?

Алмазов повторил его слова в трубку. Возникла пауза. Слышно было сопение Валерия Петровича.

– Так, наверно, из своего и застрелился.

Алмазов вопросительно посмотрел на начальника милиции, прикрывая трубку рукой:

– Что, не так?

– Посмотрите лучше материалы уголовного дела по этому факту у нашего следователя. Ружье было ИЖ-58М со стволами длиной 760 мм.

– Ну, блин, недоумок, – заскрипел зубами от злости и бессилия Алмазов и заорал в трубку: – Уволю к ядреной матери! Николай Михайлович на месте? Передай ему, пусть пишет рапорт на увольнение! Работнички!

Потом Биглов проводил представителя республиканской прокуратуры в кабинет следователей, и тот остался изучать материалы.

Вскоре в дежурную часть по телетайпу поступила выписка из результатов экспертизы.

«Отпечатки, представленные на экспертизу, снятые с ружья модели ИЖ-58М, №132466, изъятого 16 сентября следователем Кремневой М. И., идентичны представленным отпечаткам, снятым у гражданина Судакова Б. С.

Отпечатков Протасова В. Л. среди отпечатков, годных для идентификации, представленных на экспертизу, снятых с этого же ружья, не имеется.

Обнаружены отпечатки, образцов которых в картотеке не имеется. Ввиду небольшого размера возможно, что они принадлежат женщине. Отпечатки, снятые с патрона, который был вставлен в ствол ружья, принадлежат Судакову Б. С. Изъятый патрон заряжен кустарным способом, состав пороха и дроби идентичен тем, которыми были заряжены представленные на экспертизу патроны, изъятые 16 сентября дома у гражданина Судакова Б. С.»

Этого еще не хватало. Кажется, в возбужденном деле может быть новый поворот.

Он нажал на кнопку прямой связи.

– Капитан Самылин. Слушаю вас! – отозвался дежурный.

– Самылин, найди кого-нибудь из оперов, пусть срочно сгоняют на дежурной машине и откатают пальчики у Алевтины Протасовой и у Дондукова. Он должен быть сейчас в прокуратуре.

Появился Васильев.

– Ну, что Судаков говорит?

– Ничего нового.

Вошел Алмазов.

– Почитал я материалы дела. Вы правы, это не суицид. Кто-то помог Протасову на тот свет перебраться. Вы жилой массив тщательно отработали? Виновного лица ведь у нас с вами до сих пор нет.

– Мы его вообще не отрабатывали. Да и на каком основании?

– Вы же сами мне намекнули о подозрении, что, по всей видимости, здесь имеет место убийство, а не суицид, вот и нужно было проводить поисковые мероприятия.

– На каком основании? Что, уголовное дело по убийству было возбуждено? По нашему уголовному делу все фигуранты на месте.

– Может, хватит уже друг перед другом выеживаться? Преступник ведь на свободе ходит. Почему Судаков не арестован?

– Флаг вам в руки, возбуждайте дело по убийству и арестовывайте.

– Ладно, пусть пока у вас посидит. Пойду в прокуратуру, нужно кое-что с прокурором обсудить, а потом и решим, может, и арестуем.

– Разрешите вас проводить? – встрял капитан Васильев. – По дороге поговорим, если, конечно, не возражаете.

Вскоре вдвоем они отправились в прокуратуру. Когда уже была пройдена большая часть полукилометрового пути, отделявшего оба здания, возле мирно беседующих Алмазова и Васильева притормозил вплотную красный «Минск» с бородатым седоком на нем.

– Анатолий Петрович, какая встреча! А я вот снова в город приехал. Ягод в лесу насобирал. Брусницы спелой не хотите? Я отсыплю.

– Нет, спасибо.

– Да вы не стесняйтесь. Спасибо вам! Карбюратор как часики работает, даром что старый. Это ведь тот самый, что вы мне свинтить дали с разбитого «Минска». Так на нем и езжу. Гайки придумал вот без граней поставить. Теперь только газовым ключом отвернуть можно, а откуда он у пацанов? Больше не отвинтят.

Алмазов, с интересом прислушавшись к его тираде, глянул на номер мотоцикла. Поняв, что он, возможно, перебил важный разговор, Лашков извинился и укатил в сторону бульвара.

– Анатолий Петрович, я полагаю, вы не откажете предоставить мне пару сотрудников для отработки версий по уголовному делу, которое, кажется, все же мне придется возбуждать?

– Всё для вас и торжества Закона! – улыбнулся Васильев.

Расследование Алмазова

Алмазов оказался в роли следователя прокуратуры весьма деятельным. Он выписывал отдельные поручения, которые горотдел тут же отрабатывал. По его устным указаниям опера «пахали поляну» не за страх, а за совесть. Материал понемногу накапливался. Дала свои показания и пенсионерка Кравцова. Приобщив их к делу, Алмазов потер руки и заулыбался. Вечером, часов около десяти, он вместе с Дондуковым явился в горотдел. Судаков давно уже изнывал от скуки, сидя на стуле в дежурной части. Его поили чаем, купили по его просьбе колбасы и булочек, но это все порядком ему уже надоело. Дежурный по ГОВД Самылин уже устал ему объяснять, что он тут по распоряжению прокуратуры, а милиция к нему претензий не имеет.

– Слава Богу! – сказал он, когда дежурный жестом дал ему понять, что именно от этих двух зависит причина его долгого пребывания в милиции. – Нельзя ли побыстрее, а то спать хочется?

– От тебя зависит, скоро ли ты спать пойдешь, – посмотрел на него внимательно Алмазов.

– Валерий Павлович, пойдем, поучишься допросы вести, в жизни пригодится. Дежурный, камеру для допросов нам в ИВС откройте, мы там с гражданином побеседуем.

– Извините, товарищи прокурорские работники, прежде чем в ИВС гражданина помещать, нужно провести личный досмотр на предмет наличия запрещенного.

– Не возражаю, – буркнул Алмазов.

Сержант Пенкин дело свое знал, и через пять минут Судаков был весь обтроган, общупан, карманы вывернуты. На подносе оказались авторучка, огрызок карандаша, два рубля купюрами и сорок две копейки мелочью, зажигалка и сигареты «Прима» в начатой пачке. А еще сложенный в несколько раз листок стандартной бумаги для машинки.

– Изъятое оформлять будем?

– Погоди, решим по результатам беседы.

Беседовали они больше часа. Двойные двери обеспечивали конфиденциальность. По звонку дверь из ИВС открыли и прокурорские вышли.

– Где тут у вас туалет? – спросил Алмазов.

– Через две двери по коридору, – ответил дежурный, вглядываясь в бледно-зеленое лицо Дондукова.

– Что с вами, Валерий Павлович?

– Душно там очень, поплохело молодому сотруднику. Ничего, придет в себя, – ответил за него Алмазов, поддерживая коллегу за плечи.

– А с Судаковым что?

– В камеру его поместите.

– В качестве кого? Арестовку бы надо.

– В качестве подозреваемого в убийстве. Протокол о задержании я сейчас оформлю.

Они удалились в туалет, а сержант пошел водворять Судакова в камеру.

– Товарищ капитан, – услышал Самылин его голос из ИВС, – подойдите сюда.

Самылин заглянул в комнату для допросов. На табуретке сидел, покачиваясь, Судаков. Мутный взгляд его не мог сосредоточиться. Он пытался поднять голову и определить, кто вошел. Из разбитого носа текла струйка крови, а оба глаза уже начали заплывать синяками с фиолетовым оттенком.

– Вот ёкарный бабай! Этого нам только не хватало. Позови прокурорских.

В ИВС зашел Алмазов.

– Что случилось, панове?

– Так вы гражданина целого с собой для допроса забрали, а тут вон что. А утром Николай Михайлович придет и меня в другую камеру определит?

– Не придет. Я приду, – сказал Алмазов. – Кстати, у вас в протоколе значится, что он не имеет видимых повреждений?

– Я не составлял протокола.

– Что ж вы так? Нехорошо нарушать Закон.

– Так вы же сами…

– Стоп! – прервал дежурного Алмазов. – А вот прокуратуру виноватить не надо, коли сам нарушаешь. Вот стоило нам только выйти из ИВС, как Судаков себе лицо расквасил нам назло. Судаков, это ведь ты сам сделал?

Задержанный молча утвердительно мотнул головой.

– Вот видите. Я же говорил. Давайте понятых потолковее и закончим с этим. Ему до утра отдохнуть надо, завтра продолжим.

Дежурный позвал уборщицу бабу Шуру и суточника Верховского, которые и подписались в нужных местах в протоколе.

Алмазов заметил смятый лист бумаги и развернул его. Он прочитал его внимательно, присвистнул и сказал:

– А это ценный вещдок! Я его изымаю и приобщу к делу. По этому поводу понятые тоже расписались.

Утром, как Биглов и ожидал, Алмазов заявился с самого утра.

– Как расследование продвигается? – спросил его начальник.

– Вашими молитвами и стараньем ваших сотрудников. Подозреваемый задержан. Я думаю, сегодня развалим его и получим обвиняемого.

– И кто же это? – почти хором спросили начальник горотдела с начальником КМ.

– Судаков, конечно. Все на него сходится. Ружье его? Его! Патрон, который был в ружье, он сам заряжал. Пальчики на ружье его? Тоже его! Причина убрать друга у него была веская. Он состоял в интимной близости с женой Протасова Алевтиной и уговаривал ее уйти от мужа. Алевтина почти уверена, что это дело его рук. Вот, кстати, образец его душевных переживаний. Он даже не смог удержаться, чтобы не выплеснуть эмоции в виде стихов на бумагу.

Алмазов достал из папки тот самый лист, который изъял у Судакова, только слегка разглаженный. Биглов и Васильев из любопытства заглянули и прочитали запись, сделанную карандашом.

 
Забыть бы всё. Глаза твои и голос,
И жар ночей, и шепот губ.
Как был мне дорог каждый волос
И как в любви бывал я груб.
 
 
Забыть бы всё… Но разве позабудешь,
Как бились птицами сердца.
Моей, ты обещала, будешь,
Пойдешь со мною до конца.
 
 
Забыть бы всё… Я слово не нарушил,
Но ненависть в глазах твоих.
Я за любовь отдал бы душу,
А есть она у нас двоих?
 
 
Забыть бы всё, как в жизни повернулось.
Глаза сверкнули мне твои,
Но страсть со счастьем разминулись
И лучший друг лежит в крови.
 

– Ни хрена себе! Сильно. Он еще и поэт, оказывается. Кто бы мог подумать, – сказал в задумчивости Васильев.

– Жалко мужика, – задумчиво почесал затылок Кудамов, – а я, признаться, не верил, что это он. Он сам-то что говорит?

– Стоит на своем, – отозвался Алмазов. – Ружье отдал, но в Протасова не стрелял. Кто же хочет за умышленное убийство на зону пойти?

– Не пойму, для чего он, если сумел незаметно после выстрела скрыться, опять пришел в квартиру Протасова.

– А вы никогда не слышали, как преступников часто тянет на место преступления? Опять же на реакцию Алевтины хотел, видимо, взглянуть, похвастаться: вот, мол, какой я крутой парень, мне человека убить – раз плюнуть.

– В том-то и дело, что он абсолютно удручен. Будучи на месте происшествия переживал он очень.

– Игра на публику, чтобы отвести от себя подозрения.

После того как Алмазов ушел из райотдела, Васильев вошел в дежурную часть и приказал дежурному:

– Судакова мне, быстро. В комнату для допросов.

– Он за прокуратурой числится. Вывод из камеры только с их разрешения.

– Капитан Самылин, вам служба не в тягость? А то годы подошли, может, пора на пенсию?

– Что, блин, за служба пошла? Прокурорские сулят уволить, свои готовы просто выгнать. Как ни служи, тут хорошим не будешь.

Через три минуты Судаков был в комнате допросов.

– Ого, крепко тебя! – сочувствующе произнес начальник уголовки, оценив его внешний вид.

– Пожалел волк кобылу. Зачем вызвали? Тоже хук слева, хук справа, апперкот отрабатывать будете? Вы же друг перед другом свою крутизну показать хотите. Попадало мне, бывало, от ментов, особенно по малолетке, но этот матерый следователь прокурорский вам десять очков вперед даст. Умеет бить, падло. Молодой – вот тот пока еще хлипкий. Ну, ничего, сердце шерстью обрастет – тоже себя покажет, гонору хоть отбавляй.

– Господь с тобой. Мне это не нужно. Ты только ответь: неужели пообещал прокурорским взять вину на себя? Червонец тебе ломится. Ты же можешь и не дотянуть до конца срока.

– Нет, не обещал. Только все равно, если не забьют, значит, сгноят в зоне. А еще Алмазов пообещал на меня изнасилование повесить, чтобы меня «отпетушили» в зоне, если не сознаюсь.

– Ладно, хрен с ним, этим Алмазовым. Ты только скажи, как ты ружье Протасову отдал, собранное или в чехле?

– В чехле, конечно. Мы же в город въехали. Оружие должно было быть разобрано. Что я, правил не знаю?

– Почему же патроны с твоими отпечатками в стволах оказались? Это железно, твои патроны, и нет на них других отпечатков. Ты их в стволы вставил. Экспертиза заключение прислала.

– Не знаю. А вы того, кто стрелял, найдете?

– Считай, уже нашел, вот только кое-что проверить надо.

– Удачи вам.

Выйдя из ИВС, Васильев обернулся к дежурному:

– А вывод Судакова из камеры, собственно, можно и не фиксировать. Мало ли уборка была?

Дежурный крякнул, покачал головой и закрыл дверь в ИВС.

Кто стрелял в Протасова?

Войдя в кабинет начальника, Олтусович попросил:

– Владимир Иванович, пошлите кого-нибудь, лучше Людмилу Ивановну, за Виталиком Протасовым, он уже по времени должен быть дома.

– Он тебе на какой ляд понадобился?

– Пальчики откатать и кое-какие вопросы задать.

– Что за вопросы ты ему задавать думаешь? Кстати, ты не забыл, что детей допрашивают или опрашивают по делу только в присутствии родителей или педагогов?

– Помню я все. Кстати, у старшего лейтенанта Калибиной Людмилы Ивановны высшее педагогическое образование, а моя жена стала лучшим учителем города в прошлом году. Сейчас ей позвоню. А вот мать как раз лучше в известность не ставить, завтра похороны, не до этого ей сейчас.

– Да что за надобность Виталика сюда дергать? Парень и так отца потерял, а тут ты еще со своими вопросами.

– Шеф, помните, я на место происшествия, в квартиру Протасовых, следователя привез по вашему приказанию? Так вот, когда группа уже работала в квартире, вышел я из дома покурить и прогуливаюсь невдалеке. Слышу какие-то всхлипы за сараем. Я его обогнул, а там пацаненок стоит, совсем разнюнился, слезы по щекам размазывает. Я к нему. У меня, знаете, первая заповедь: увидишь плачущего ребенка, дай ему конфетку и успокой, а вдруг это твой сын. Я примерно так и сделал. Спрашиваю: «Обидел тебя кто?». Он головой помотал, сопит молча. После карамельки он слезы вытер и разговорчивее стал.

– Как зовут тебя? – спрашиваю снова.

– Виталик.

– А фамилия?

– Протасов.

– Что же ты домой не идешь?

– Боюсь.

– Кого же ты боишься? Папу?

– Нет. Папа добрый, его «Скорая помощь» увезла. Я видел из-за сарая.

– Тогда что?

– Что попадет мне.

Ладно, думаю, хрен с ним, мало ли что за проказы могут быть у пацана.

– Про выстрел, стало быть, слышал?

Он опять кивнул головой утвердительно.

– А где же ты был, когда он произошел, на улице?

– Нет, дома.

Я даже оглянулся, не слышит ли нас кто, ведь это же главный свидетель получается, да еще до сих пор не допрошенный.

– А в какой комнате ты в это время был?

– Я не в комнате, я на кухне.

– Вместе с папой? – переспросил я.

– Ага, – подтвердил он.

У меня аж во рту пересохло. Порылся в карманах, нашел еще карамельку, дал ему.

– Виталик, – говорю, – ты не мог бы показать, как папа ружье держал, когда оно выстрелило?

– А папа его не держал.

– Как это не держал? – я даже холодным потом покрылся. – А кто же его держал, ты видел?

– Я его в руках держал.

– А ты зачем его в руки взял?

– Папа попросил подать. Он сказал: собери и подай.

– И ты подал?

– Да, а оно выстрелило. Папа упал, а я ружье выронил. Он глаза только открыл, говорит: «За что?» – паренек начал всхлипывать, – значит, папа подумал, что я специально, а я не ожидал, что оно выстрелит. Я же не хотел. Вот я и убежал, – и он разрыдался.

Я его успокоил, как мог. Пришлось соврать, что папа жив, ему операцию сделают и он выздоровеет, хотя я знал, что отец его уже покойник.

– Так, – глубокомысленно заметил Биглов, – значит, ты, зная, кто отправил на тот свет Протасова, предпочитаешь молчать? А в это время невинный человек парится в камере? – грозно произнес он последние слова.

– Шеф, только не нужно нагревать ситуацию. «Место встречи изменить нельзя» видел, небось? Там что Жеглов говорит по поводу ареста профессора? «Наказания без вины не бывает!» Так вот, я с ним согласен. Не прояви Судаков преступную халатность, сейчас бы жареных уток ел с другом, запивая холодной водочкой, а не в камере нары пролеживал. Кстати, не я его арестовывал. У нас он на воле гулял. Поэтому не с нас и спрос. Еще бы мог посидеть, да жалко мне его стало, когда увидел, как его прокурорские отделали. Наши могут, конечно, к физиономии задержанного приложиться, но чтобы так немилосердно… Ничего не боятся ухари, сами следствие ведут, сами надзирают.33
  В описываемый период на прокуратуру возлагался надзор за деятельностью правоохранительных органов и расследование наиболее тяжких преступлений.


[Закрыть]

Вскоре привезли Виталика Протасова. Он шел за руку с инспектрисой ИДН и испуганно озирался, поскольку не ожидал от поездки в милицию для себя ничего хорошего. Потом подъехала классная руководительница Виталика. Позвонили в прокуратуру Алмазову, чтобы тоже подошел.

Следствие завершено

Алмазов пришел незамедлительно, благо недалеко было. Поскольку дело было принято к производству Алмазовым, он и возглавил проведение следственного эксперимента. Виталик сначала ответил на вопросы, затем из оружейной комнаты принесли то самое ружье. По команде Алмазова паренек быстро и уверенно достал части ружья из чехла и собрал ружье. Было ясно, что он делает это не в первый раз. Инспектор-разрешитель сам вставил в стволы гильзы, снаряженные только капсюлями без пороха, и оставил оружие на столе. Когда Васильев попросил мальчика подать ружье, Виталик взял двустволку со стола за шейку приклада и палец его сам лег на спусковой крючок. Он протянул ружье вперед, подавая его капитану милиции в протянутую руку, но ружье было слишком тяжелое, чтобы он мог удержать его одной рукой. Пальцы его правой руки непроизвольно сжались. Когда хлопнул выстрел от пробитого бойком капсюля, все поневоле вздрогнули, представив себе картину неумышленного убийства малолетним сыном своего отца. Мальчик уронил ружье и расплакался, повторяя: «Я не хотел, я не хотел». Его успокоили, как могли, и отправили на машине домой. Все это было снято на кинопленку.

Остался фактически невыясненным один вопрос: кто же вложил заряженные крупной дробью патроны в ружье? Виталик утверждал, что ружье собирал он сам, но патроны в него не вставлял, поскольку папа настрого запретил это делать. Алмазов на этот момент внимания не обратил, точнее, пренебрег, так как было ясно, что деяние совершил не субъект44
  Как не достигший возраста привлечения к уголовной ответственности.


[Закрыть], а стало быть, решение будет принято однозначно, несмотря на то, что стрелявший не помнит, кто вложил в ружье патроны.

Уголовное дело в отношении убийства Протасова было прекращено, Алевтине не сказали, что ее сын виновен в смерти мужа. Судакова, естественно, после эксперимента тут же освободили. Не стали привлекать его к уголовной ответственности и за нарушение правил хранения оружия, ограничились штрафом. Отношения его с Алевтиной прекратились как-то сами собой.

В конце сентября к Биглову в кабинет зашел его приятель, который работал в районной охотинспекции.

Разговорились. Тот похвастался, что результативность задержания браконьеров у него на участке в этом году резко поднялась, так как из Питера к нему приехал поохотиться племянник и придумал новый способ выявления нарушителей. Он назвал этот способ «Ловля на живца». Суть его была в следующем. Сразу за дорожным знаком, обозначающим въезд в город, на раскидистой сосне они установили чучела двух тетеревов. Сами с общественниками хоронились в кустах. Многие принимали искусственных птиц за настоящих, поскольку сделаны чучела были мастерски. Естественно, что некоторые из охотников, желая добыть легкую дичь, стреляли по ней из окон машин. Инспекцией тут же составлялся протокол о стрельбе с подъезда и изымалось оружие. Было за четыре дня изъято шесть ружей и даже две незаконные малокалиберные винтовки. Потом жители города, прослышав об этой каверзе, перестали охотиться на эти чучела. Естественно, что охотинспекция их вскоре и сняла, но дело уже было сделано.

После этого рассказа у Биглова в голове невольно зародилась мысль, которая требовала своего подтверждения.

– Какого числа вы эти чучела повесили?

– 16 сентября, утром.

– А с бежевой УАЗовской «буханки» по ним не стреляли?

– Нет, хотя мимо она проезжала. Смотрим, она было остановилась. Ну, думаем, сейчас браконьеров сцапаем. А «буханка», не доезжая, стоит и стоит. Подошли ближе – один мужик возле машины мочится на колесо, а за рулем Боря Судаков сидит. Поговорили за охоту, и они в город поехали.

Вечером Биглов поделился своими мыслями с Васильевым. Тот снял трубку, позвонил в котельную и спросил:

– Борис, дело прошлое, но попробуй вспомнить: перед тем, как въехать в город, вы тетеревов на сосне не видели?

– Было дело.

– А охотиться на них желания не возникло?

– Конечно. Я остановился, Витек мне мое ружье протянул, я в него патроны вставил, но далековато было. Хотел уже подъехать поближе. А дружбан мне говорит: «Боря, это засада. Вон мужик с биноклем в кустах сидит, нас разглядывает».

Я скорее ружье разобрал. В чехол сунул и сижу, а Витя облегчиться вышел, типа мы для этого и остановились. Охотинспекторы подошли, но все нормально кончилось, разъехались мы.

– А ты патроны из стволов не забыл снять, когда ружье разбирал?

– Блин, разве сейчас вспомнишь? Мог впопыхах и оставить, инспектор уже ко мне шел, некогда было.

Васильев набрал еще номер.

– Это кто? Виталик, ты это? Это дядя Толя из милиции, не забыл меня? Вспомни, пожалуйста, что ты делал, когда папа попросил тебя ружье собрать?

– На кухне телевизор смотрел. Там «Ну, погоди!» показывали.

– Ты смотрел телик и собирал ружье, я правильно понял?

– Да.

– Спасибо, больше я тебя беспокоить не буду.

– Все ясно, шеф. Патроны уже были в стволах ружья, находившегося в чехле. Парень одним глазом смотрел в телевизор и собирал ружье чисто механически, как это уже делал не раз. Он просто не заметил, что в стволах есть патроны.

– Ну, не заметил он патронов, а с предохранителя зачем снял?

– С ружьем его отца подобный случай не мог бы произойти. Оно при закрывании стволов автоматически ставилось на предохранитель. А у ИЖ-58М чтобы заклинить курки, предохранитель нужно сдвинуть пальцем вперед, иначе оно уже готово к стрельбе. Парень не знал об этом. Поэтому и произошло все то, что произошло, – трагическое стечение обстоятельств.