Текст книги "Дело нашего ума. Понятная книга об интеллектуальной собственности"

Что можно найти в базе ФИПС?

Федеральный институт промышленной собственности (ФИПС) – структура, без которой не может существовать Роспатент. Последний отвечает за регистрацию и выдачу патентов на изобретения, промышленные образцы, полезные модели и товарные знаки, а первый – охраняет национальные и международные патентные права. ФИПС занимается рассмотрением поданных заявок, ведением реестров, защитой исключительных прав граждан России в международных судах.

Однако для нас важнее другое: в открытых реестрах ведомства аккумулируется и хранится информация о заявках и выданных патентах в самых различных областях. На сегодняшний день такая база – фундаментальный инструмент для научных исследований, инноваций и развития технологий. Для изучения предоставляется подробное описание к изобретениям, международным классификациям, а также ко всем документам, связанным с патентом. Для учёных, медиков и инженеров это бесценный клад.

Поскольку для обоснования критериев патентоспособности изобретатель буквально выворачивает свой мозг наизнанку, показывая чуть ли не весь путь, которым он пришел к созданному механизму, у нас есть возможность практически побывать в его гениальной голове, проникнуться и, вероятно, вдохновиться талантом. Причём некоторые базы сами предложат вам все похожие творения, и у вас будет возможность сравнить направление мысли разных изобретателей.

Возможность такого поиска является мощным инструментом для инновационных и высокотехнологичных решений. Работа с открытыми реестрами дает возможность исследовать состояние патентов в определённой области, анализировать технологии, на которые установлена патентная защита, активность конкурентов в искомой области и динамику развития сферы. Быть может, именно ваша мысль пойдет дальше – и, выражаясь образно, пока кто-то только что придумал колесо, вы, прочитав техническую документацию, уже в уме спроектировали автомобиль.

Поисковые базы позволяют искать информацию о патентах, зарегистрированных, в том числе, в любой стране мира. Это похоже на своеобразный Яндекс – поиск ведётся в мировой паутине со всеми существующими изобретениями по ключевым словам. Это могут быть названия изобретения, технологии или фамилии авторов. По счастью, все базы классифицируют данные в реестрах по единой международной системе, что облегчает поиск и позволяет использовать результаты во всём мире.

Существует, конечно, и чёрная выгода: отследить, когда у конкурента закончится срок патента и перехватить его. Также наверняка есть умельцы, которые выискивают в глобальных поисковиках уникальные инновации, по глупости запатентованные на конкретной территории, и копируют находку, патентуя уже в своём регионе; так сложилось, что патенты имеют территориальное действие. Глобальные платные и бесплатные базы для патентного поиска:

• PATENTSCOPE – поиск заявок PCT и патентных документов по нескольким десяткам стран,

• ROMARIN – база данных по международным товарным знакам,

• Global Brand Database – по международным организациям,

• Global Design Database и Hague Express – базы промышленных образцов,

• INN – Всемирная организация здравоохранения также предлагает свободный доступ к базе данных международных непатентованных наименований для предотвращения их регистрации в качестве товарных знаков,

• Derwent World Patents Index – наиболее полный перечень патентов со всего мира,

• DEPATISnet – поиск по европейским, китайским и американским патентам,

• Eapatis – данные, отобранные Евразийской патентной организацией; в базе есть информация по патентам СССР начиная с 1924 года.

В России принято опираться только на базу данных ФИПС. В ней содержатся архивы СССР и патенты России. Есть и другие базы данных, доступ к которым открывается с портала ФИПС, о них можно узнать детальнее на сайте.

Как работать с базой ФИПС?

Открытые реестры – это структурированный перечень всех товарных знаков, наименований места происхождения товаров, полезных моделей и промышленных образцов, а также компьютерных программ, баз данных и заявок на них, действующих на территории РФ.

Чтобы покопаться в базе, нужно зайти на официальный сайт ФИПС, через «поиск» выбрать открытые реестры и, указав разделы, – вуаля! – можно приступить к изучению. Всё очень просто.

Чтобы грамотно воспользоваться патентным поиском, необходимо прежде всего определить объект нашего поиска: изобретение, промышленный образец или полезную модель. После надо наметить список ключевых слов для поиска. Рекомендуется также изучить патенты организаций или авторов, которые занимаются искомыми изобретениями.

Стоит отметить, что такое изучение подходит лишь для информации, для понимания того, что уже существует, или для создания чего-то своего.

Для регистрации же нового актива лучше прибегнуть к помощи патентного поверенного, поскольку результаты проверки по базам данных в дальнейшем лягут в обоснование критериев патентоспособности. Кроме этого, специалист выполнит и поиск, и дальнейшую подачу заявки по всем критериям Роспатента.

А если в целом, то Роспатент занимается регистрацией:

• товарных знаков,

• изобретений,

• промышленных образцов,

• полезных моделей,

• программ ЭВМ и т. д.

При всём этом надо понимать, что наше государство наиболее эффективно работает в сфере промышленной собственности. Здесь существует единый реестр, единые правила игры и все патенты имеют номера, по которым их легко найти, идентифицировать, прочитать суть запатентованного изобретения, промышленного образца и так далее. То же самое можно сделать со свидетельствами для программ ЭВМ.

Но объекты творчества – такие, как книги, песни, фотографии, картины, мультфильмы и фильмы – не имеют аналогичной единой базы. Соответственно, нет возможности единого поиска и идентификации по какому-то стандартизованному номеру или ID. А вот в сфере авторского права государство не несёт ответственности за объекты и их идентификацию, не пытается их каким-то образом урегулировать.

Конечно, существуют РАО и другие организации, но это всего лишь общественные организации, которым делегированы определённые полномочия. Итак, ни одна из таких организаций по авторскому праву не является госорганом, а самое главное – их работа не консолидирована между собой. Вот и выходит, что область объектов авторского права, – и без того «права споров», как выражаются наши дорогие юристы, – совершенно непрозрачна с точки зрения учёта и контроля. Я вижу в этом глобальный минус. Вся масса объектов авторского права выглядит как тёмные туннели в разные стороны. И государство не знает, что там происходит, и каждый из игроков этого рынка не знает. И даже мы, как одни из игроков, создавшие депозитарий для объектов авторского права. А глобальной, на уровне всей страны, консолидации информации нет… Было бы хорошо, если бы государство, давая всем игрокам работать, всё же консолидировало где-то в одном месте всю информацию, которую они получают. В идеале такая консолидация вообще нужна на мировом уровне, подобная тем базам по промышленной собственности, о которых рассказал выше.

А зачем всё это нужно простому творческому гражданину?

Во-первых, для того, чтобы человек не тратил лишние деньги и мог получить информацию где-то в одном месте. Во-вторых, чтобы государство в случае необходимости могло встать на его защиту. А на сегодняшний день оно лишь предоставляет ему право самому доказывать своё авторство при помощи множества инструментов: от свидетельских показаний до депонирования.

Да, существуют отдельные депозитарии, где можно зарегистрировать своё авторство на любой объект – фотографию, книгу, песню, видео. Или вот, к примеру, для книг, издаваемых на территории страны, издавна существует система присваивания ISBN – библиотечного кода. Однако он присваивается лишь при издании книги (при выпуске в печать или при публикации через издательский сервис в электронном виде), а логичнее было бы автору получать его в момент завершения текста. В противном случае он, точнее его книга как объект, каждый раз получает новый ISBN при каждом новом издании.

Возвращаясь к опыту того же Китая, поглядим, «как можно было бы». Дело в том, что там приняли систему единой государственной регистрации объектов авторского права, и занимается этим один госорган. Разумеется, можно только представить, какие суммы зарабатываются, ведь через эту структуру проходят ВСЕ заявки на регистрацию любых объектов. И даже при невысокой пошлине – заработки космические. Однако эти деньги и позволяют внедрить передовой учёт всех объектов, ввести цифровые технологии – в общем, содержать в идеальном порядке базы всего, что было создано творческим трудом миллионов китайских граждан. Не предлагаю перейти на китайскую модель от и до. И всё же есть смысл в некой общей системе выдачи идентификаторов на продукты творчества.

Что ещё есть смысл улучшить, так это пропаганду и просвещение в области интеллектуального права. То же касается и образовательных программ. И отдельная проблема – работа с будущими кадрами.

Даже в крупных вузах эти программы касаются не тех студентов, которые работают с наукой, а лишь тех, кто работает в юриспруденции. То есть, это просто подготовка юристов в области интеллектуального права. С одной стороны, неплохо: юристы такой специализации нам очень, очень и очень нужны. С другой – основы работы с интеллектуальной собственностью должны быть понятны для всех инженеров, всех учёных. И даже для всех гуманитариев, кто создаёт какой-то продукт, – от журналиста до сценариста. Любой, кто работает не в области ручного примитивного труда, всё равно так или иначе создаёт контент. А у нас, фактически, людей не учат обращаться с плодами собственного труда. Не обучают, увы, этому навыку и большие организации. Многие компании не могут выстроить работу с результатами интеллектуальной деятельности или не знают, как эти самые РИДы капитализировать. Максимум, что делается, это оплата пошлин. Вот и выходит, что изобретателей много, творцов полно, а грамотного обращения с результатами творческой и научной мысли – как не было, так и нет.

И вообще, если говорить о базовых вещах, то люди попросту не знают свои права, обязанности и возможности в области интеллектуальной собственности – тут наша книга, надеюсь, поможет, как и блоги, как и обучающие курсы, платные и бесплатные. Но в целом необходима планомерная и систематическая работа по повышению, так скажем, правовой грамотности. Государство может внедрять минимально необходимую информацию на все уровни образования. Даже начиная со средней школы: ведь сейчас просто огромный пласт детей-блогеров, стримеров и прочих – творчество является достоянием молодых, даже юных. Поэтому основы обращения с интеллектуальной собственностью должны изучаться ещё в школе. И, конечно, во всех техникумах, университетах, институтах.

Подведем итог. Какие существуют механизмы и институты регулирования интеллектуального права?

Первый – законодательство. Это прежде всего часть 4 Гражданского кодекса РФ. А также некоторые статьи Уголовного кодекса – да-да, у нас всё серьёзно. И ещё десятки подзаконных актов, включая Конституцию Российской Федерации: почти во всех разделах нашего обширного законодательства есть отсылки к интеллектуальной собственности.

Второй – это Роспатент, он осуществляет регистрацию всех объектов промышленной собственности. Роспатент аффилирован с ФИПС, Институтом промышленной собственности, который стоит на страже интересов всех российских изобретателей, в том числе на международном уровне.

Есть отдельная ветвь судебной власти, которая занимается только судами в области интеллектуального права, – это Суд по интеллектуальным правам.

Советы по интеллектуальной собственности; они созданы почти при всех крупных органах исполнительной и законодательной власти. Есть в Госдуме, при Совете Федерации, при Правительстве. Также есть совещательные органы при некоторых министерствах и при Администрации Президента. Их основная задача – доносить до органа, при котором они созданы, проблематику работы с интеллектуальной собственностью.

Существуют специальные подразделения в федеральных и региональных торгово-промышленных палатах. Они должны, в идеале, помогать бизнесу на всех уровнях с вопросами интеллектуального права.

Наконец, у нашего государства есть мы – весь народ России. Огромное общество творческих людей и тех, кто развивает технологии, работает с инновациями, с изобретениями, товарными знаками и так далее, – да, это все мы. Чем-чем, а талантами русский народ отнюдь не обделён.

Вопрос лишь в том, чтобы результаты своих талантов мы смогли грамотно воплотить и столь же грамотно капитализировать.

Глава 21. Главный по лисичкам. Интеллектуальная собственность в большом НИИ

«Обсуждали с коллегами, что такое плохо комментированный код, ну там были истории про комментарии на румынском и т. д. Самая прикольная история была про большую компанию, которая купила другую компанию со всеми их наработками. Когда стали разбираться в коде новой компании, то выяснилось, что большая часть написана китайцами, а добил их комментарий перед реализацией некого алгоритма на несколько страниц: „Описание алгоритма смотри в тетрадке у Чуня“. Где тот Чунь – уже было неясно :)»

С сайта bash.org.ru

В 2011 году крошечная англоязычная публикация на блог-платформе, подписанная скромно: «Инженер», произвела эффект разорвавшейся бомбы. Но и сегодня, спустя 12 лет, когда люди из научно-промышленного сообщества читают этот крик души, начинается вал комментариев: «Всё так и есть!», «В точку!», «Так и живём».

А вот фрагменты самой истории (перевод статьи сделан специалистами онлайн-школы Академия Hard&Soft по моему заказу).

«Корпоративная память и обратная контрабанда

Корпоративная память существует в двух формах: люди и документы. Люди помнят, как и почему работает та или иная вещь. Иногда они записывают эту информацию и где-то её хранят: так появляется документация. Но бывает ещё корпоративная амнезия. Люди уходят. Документация теряется, портится или просто забывается.

Несколько десятилетий я проработал на крупном нефтехимическом предприятии. В начале 80-х мы спроектировали и построили завод, который перерабатывает один тип углеводородов в другой. За следующие 30 лет корпоративная память нашего предприятия померкла и ослабела. Да, завод все ещё работает и приносит доход; ежегодно проводится техническое обслуживание, а квалифицированная команда знакома со всеми системами управления, клапанами, системами безопасности и прочим.

Но компания забыла, КАК ИМЕННО он работает.

В начале 2000-х я, вместе с несколькими коллегами, ушёл на пенсию.

А в конце 2000-х компания вспомнила о существовании этого завода и решила что-нибудь с ним сделать. Например, увеличить объёмы производства за счёт оптимизации процесса и, возможно, постройки новых цехов.

И теперь перед компанией стояла проблема. Как был построен этот завод? Почему он был построен именно так? Как он работает?..

Корпоративная память на тот момент уже совсем затуманилась. Инопланетное оборудование гудит, производя полимеры. Компания знает, как его обслуживать, но не знает, какая магия использовалась при его создании. Более того, никто даже не знал, как ко всему этому подступиться.

Некогда зелёным инженерам, а ныне старшим специалистам, пришлось буквально производить раскопки нужной документации. Это уж лучше назвать корпоративной археологией, а не восстановлением памяти.

Итак. Никто не имеет понятия о том, какая документация об этом заводе существует. А если и существует, где её искать и как она выглядит. Документы создавались группой людей, которая сейчас уже распущена; в компании, которая с тех пор объединилась с другой; в офисе, который был закрыт до того, как люди начали прибегать к оцифровке документов.

Спустя некоторое время с начала «раскопок» со мной и моим бывшим коллегой связался другой сотрудник, который теперь занимал руководящую должность в исследовательской группе. А не согласимся ли мы побыть консультантами в проекте по восстановлению завода? Звучало интересно, да и предложили мне почасовую ставку, в несколько раз выше моей тогдашней зарплаты. Мы согласились.

Таким образом, я получил странную работу – за немалую мзду пытался объяснить большой компании, как работает её же завод.

Я положился на свою память: эти древние, 30-летние наработки принадлежали мне и, конечно, я кое-что о них помнил. Что ещё более важно, я-то понимал, что из этого действительно важно, а что нет.

Кстати говоря, у меня неофициально хранились некоторые нужные документы. Моя задача теперь заключалась в том, чтобы тайно пронести эти бумаги обратно в компанию. Я бы с радостью просто отдал их, но не тут-то было. У компании эти документы официально есть (даже оцифрованные!), а у меня официально нет. В реальности ситуация с точностью до наоборот, но кого это волнует? Бог знает, какой процесс позволил бы провернуть всё это законно.

Нет, документы нужно вернуть туда, где они якобы уже есть. Физические копии создаются и добавляются в местный архив. Со временем ребята там, наверное, наладят систему управления цифровыми документами, когда кто-то в очередной раз заметит, что на некоторых документах до сих пор нет никаких пометок. Надеюсь, больше бумаги не потеряются, потому что ещё через 30 лет я вряд ли буду жив – и уж точно не смогу повторить все эти приключения снова…

Мы много слышим о корпоративном шпионаже в духе шпионских фильмов. А мне бы хотелось почитать исследования об обратном шпионаже, когда компании забывают свои секреты, а сотрудникам приходится тайно возвращать их. Есть все основания подозревать, что такое случается чаще, чем вы думаете».

Стоит хоть немного соприкоснуться с научно-техническими разработками в любой отрасли, и выясняется, что корпоративная амнезия – и, в широком смысле, научно-промышленная амнезия – одна из основных проблем развития. Особенно остро ощущают её на себе такие гиганты научной мысли, как научно-исследовательские институты, или НИИ.

Как устроена работа НИИ? Если бы прилетели инопланетяне и нам пришлось бы им объяснять, как у нас всё устроено и, в частности, что такое НИИ, я бы сказал так. Это организации для создания интеллектуальной собственности. Основной продукт всех НИИ – те самые результаты интеллектуальной деятельности (РИДы). Изобретения, промышленные образцы, технологии, технологические цепочки, системы управления – всё, что помогает профильной промышленности двигаться вперёд и внедрять самое передовое и новое. Другая функция, вторая по важности, – это создание регламентов, контроль и надзор.

Загвоздка тут вот в чём. Руководство НИИ зачастую не до конца осознаёт основную функцию собственной организации. А из этого проистекает и непонимание как межотраслевого, так и коммерческого потенциала РИДов. Ведь как воспринимаются патенты разными структурами внутри типичного НИИ?

Руководителями – как пусть и естественный, но побочный продукт (что странно, это как если бы садовник считал яблоки побочным продуктом собственного яблоневого сада). Бухгалтерией – как источник отрицательного баланса, потому что за патенты надо платить пошлины или оплачивать услуги патентных специалистов.

Работниками архива – как пыльные шкафы, где только небеса ведают, что творится, особенно в тех, что подальше от дверей…

Ну, а работники отдела патентования… В своей вотчине они, конечно, цари и боги, однако как это помогает итоговой монетизации интеллектуального потенциала в НИИ? К сожалению, чаще всего никак.

Давайте рассмотрим распространённую ситуацию. Крупный НИИ получает заказ от министерства той или иной промышленности. Поступает транш в 1 миллиард рублей, на эту сумму выполняются работы, оплачиваются все текущие расходы и коммунальные платежи и так далее и тому подобное. Что должно быть в итоге? Чертежи, схемы?..

Патенты? Разумеется. А должны ли они иметь финансовое измерение? Конечно, если мы хотим сделать наш НИИ действительно полезной организацией, которая занимается приращением доходов в отрасли! Ведь баланс любого эффективного предприятия просто не может состоять из одних только затрат. Если в итоге заказа не будет создан полезный продукт, в данном случае РИДы, хотя бы на 80% от суммы заказа, то это плохо. Это печально.

Такой эффективности мы не видим ни в одном балансе – и это страшно, потому что не происходит никакой интеллектуальной капитализации. Да, естественно, у любого НИИ есть РИДы. И даже у пресловутого нашего НИИ всё, наверное, замечательно с отчётностью… Но ведь, по задумке, НИИ должны являться именно инновационным предприятием? Следовательно, свою основную задачу такие институты в полной мере не выполняют.

Собственно говоря, непреодолимых препятствий к нормальной капитализации в рамках НИИ нет. Основные причины: консерватизм, страх и нежелание этим заниматься. При этом имеются совершенно бесценные архивы, хранящие задел в виде предыдущих наработок, имеются не менее бесценные специалисты и уж совершенно бесценные РИДы.

Проблемные патенты и проблемные сотрудники

В 2022 году Роспатент проводил конкурс «Успешный патент», и, по итогам, на долю НИИ пришлось 67% патентов от всех участвующих в конкурсе. Большая доля, конечно. Скорее всего она примерно отражает долю патентов и в общей массе выдаваемых в нашей стране.

Но эксперты отмечают, что такой вал патентов в НИИ может объясняться ещё и засильем так называемых «мусорных патентов». Яркий пример – «Молокоотсос для шести женщин». Нет, это не больная шутка чьего-то воображения, а реально зарегистрированный патент… Продолжать примеры не будем, всё и так понятно. В целом, это такие РИДы, которые в принципе невозможно монетизировать, и вообще не несущие какой-то пользы. Часто НИИ создают их ради какой-то позитивной статистики по проекту.

Есть и обратная сторона медали: не все полезные, коммерчески перспективные патенты, остаются в НИИ. Дело в том, что в последние годы правовое сознание граждан начало расти, но, как говорится, немного не в ту сторону. Появилось просто огромное количество патентов, зарегистрированных на физических лиц, однако при проверке в том же Роспатенте видно, что эти граждане работали раньше (и скорее всего работают до сих пор) в штате какого-то НИИ или какой-то фирмы. Вовремя проявив патентную прыть, они, что называется, выносят РИДы за забор родного института – и присваивают их себе.

Ещё вернемся к вопросу защиты интеллектуальной собственности в специальной главе. Здесь просто отметим, что бремя доказательства причастности ушлого правообладателя к работе коллектива учёных лежит на этом самом коллективе учёных, или, точнее, на руководстве НИИ. Нужно ещё доказать, что он участвовал в конкретном проекте, что там же были задействованы институтские мощности, кадры, материальная база и тому подобное. Если доказательств будет недостаточно, человек оставит за собой патент (и это, как правило, отнюдь не мусорный патент, а потенциально сулящий приличное обогащение) и все права на него.

Вот ради таких доказательств, чтобы НИИ не оставались обворованными, необходимо создавать цифровые базы проектов и РИДов, включающие в себя полную цепочку проектной документации и этапов командной работы: с чего начали, как назвали проект, кто участвовал, в какой роли, кто какие предложения вносил и так далее и тому подобное, вплоть до момента подачи заявки на патент.

В противном случае не отягощенные совестью граждане так и будут тащить из стен НИИ… Но не бумагу и ластики, как случалось в 1960-е, не перфокарты, как было в 1970-е, и не всё что плохо лежит, как в 1990-е, – а всё больше и больше того реально ценного, что там производится.

При правильной организации, НИИ вполне может заняться нормальной капитализацией и продажей прав на использование своих разработок. Даже если это делать по заданию государства, в НИИ вполне можно всё правильно организовать. Но…

Мы, как консультанты в сфере интеллектуальной собственности, сталкивались с проблемой постоянно и везде. Исключения я не видел ни разу, а мы много работали с учреждениями, которые занимаются тяжёлым машиностроением, судостроением, достаточно плотно взаимодействовали на уровне консультаций с инжиниринговыми организациями, консультировали ряд медицинских учреждений, вузов, НИИ.

Конечно, организация работы НИИ зависит, прежде всего, от конкретного руководства. Так случилось, что некоторые институты до сих пор живут «от задачи к задаче», а если про них в отрасли забудут (и такое бывает, увы), то и список задач сокращается до «а что нам делать?» Отсюда общее – и несправедливое! – представление о неэффективности такой организации научно-технического процесса.

Вот, глядите-ка, на Западе, говорят нам, никаких НИИ нет, а люди работают над созданием РИДов в рамках университетов, стартапов, инжиниринговых компаний. И успешно, между прочим. В Китае, куда тоже должен обратиться взор любого, кого интересует развитие технологий, нет такой формы господдержки науки, как наши гиганты – НИИ. Есть там, конечно, свои гиганты: вузы, сросшиеся с корпорациями. Но всё это имеет свою, глубоко китайскую, специфику.

И всё же давайте признаем: существование НИИ в том виде, в каком задумывалось в Советском Союзе, то есть как главного двигателя развития отрасли и главного же эксперта в ней, при правильной реализации имеет огромный потенциал. Разрушать всё это попросту глупо.

Помимо всего прочего, существует фундаментальная наука, результаты в которой формируются десятилетиями и в принципе не коммерциализируемы. Трудно придумать, как можно монетизировать существование квазаров в далёкой галактике, чёрных дыр или свернутых измерений пространства. Хотя кто знает. Уверен, что человечество научится, когда-нибудь уж точно. А изучать всё это уже сегодня – важно и нужно.

Существует также стендовая база, которая не может быть источником коммерции. Это всевозможные, очень дорогостоящие в поддержании, испытательные стенды. Их необходимо сохранять и поддерживать, так как стенды для испытаний – это важнейший элемент проверки многих и многих экспериментальных гипотез и научно-практических разработок.

А ещё НИИ необходимы не только для науки и техники, но и для государства, для отраслевого менеджмента. Ведь чиновник не имеет возможности, да и не должен, быть экспертом во всех отраслях. Здесь – в качестве источника информации, статистики в своей конкретной отрасли – и выступает каждый отдельный НИИ.

Есть вещи, и таких немало, в которых НИИ может быть истиной в последней инстанции, а его представитель может сказать: «Я считаю так. Потому что я являюсь экспертом». Абстрактный пример: я являюсь отраслевым учреждением в области выращивания грибов лисичек, и вы не можете мне сказать о том, что я неправильно выращиваю лисички. У вас есть другой институт по выращиванию лисичек? Если нет, будьте добры, верьте мне, потому что только мы являемся экспертами. Ну а пока, увы, порой происходит такое. Сидит условный институт по выращиванию лисичек и говорит: «А нам не дали задачи по выращиванию новых лисичек. О нас забыли!». Но это же абсурд. Кто вообще вспомнит об институте лисичек, потому что у нас есть сыроежки, белые, подосиновики… Почему мы должны помнить про лисички?

Каким бы ни был госчиновник, умным или обычным, но это эксперты ему должны сказать, что делать и как быть в каждой отрасли, а не он им. «Если мы сейчас же не внесём удобрение, лисичек больше не будет». Или: «По статистике, которую мы ведём из года в год, лисичек слишком много. Давайте что-то скорректируем».

То есть, в конечном итоге, все наши НИИ должны аккумулировать всё передовое в своей отрасли. Ну и, разумеется, то, с чего мы начали, – по возможности коммерциализировать весь тот огромный массив РИДов, который у них имеется.

Однажды мы столкнулись с задачей, когда очень большой головной отраслевой научный центр внезапно для себя самого получил все свои РИДы назад. Суть была в том, что в 2012 году министерство решило им вернуть на баланс все РИДы, созданные в этом НИИ за последние годы. Численность патентов исчислялась десятками тысяч.

Как это получилось? Мы уже выяснили, что, когда НИИ делают проект в рамках госзадания, сдаётся отчёт. И если в рамках этого отчёта требуется зафиксировать объект интеллектуальной собственности, то, соответственно, подаётся заявка на патент.

Итак, каждый уникальный объект, созданный в рамках какого-то большого проекта, патентуется, а потом это всё отдаётся государству.

Ну, а дальше понятная история: государство не столь эффективно управляет своими активами, тем более нематериальными. У министерства даже просто не было в те годы такой функции, как коммерциализация интеллектуальной собственности.

Итак, одно известное федеральное министерство начало обсуждать с отраслями вопрос передачи им всех этих скопившихся патентов назад. Очень здорово, правда? Но только при этом министерство готово было отдать все объекты скопом, не отбирая те, на которые НИИ конкретно укажет. На самом деле НИИ тоже не был готов указать, что ему надо, потому что не понимал, куда это всё деть. Итак, в перспективе замаячил, словно айсберг перед «Титаником», неструктурированный, никем не обследованный, гигантский архив.

Вот что получалось: на баланс бы перешли десятки или даже сотни миллиардов рублей в виде патентов, которые никак не организованы и с которыми не совсем (или совсем не) понятно, что делать.

Тогда мы начали взаимодействовать с руководством научного центра в части выработки систематизирующего решения. Мы создали СУ РИД – систему управления результатами интеллектуальной деятельности. Специалисты стали наполнять базу данных.

Законный вопрос: а что дальше? НИИ получит эффективную систему управления, но ведь интересные объекты нужно, вообще-то, выставлять. Вот тогда родилась идея создания публичной площадки, впоследствии ставшей частью такой системы, как ЕДРИД.

Процесс внедрения СУ РИД, а точнее, его прадедушки в первой итерации, занял три или четыре года. Работа была достаточно сложная, так что в итоге мы на этой почве технически, практически – и даже с точки зрения менеджмента процессов – весьма поднаторели. И главное: наш заказчик получил представление о том, что действительно можно сделать с РИДами, как ими управлять и как их можно капитализировать. Вот так неожиданный подарок от министерства стал не айсбергом в океане, а двигателем организационной эволюции.

В том же НИИ выпукло проявились все потенциальные сложности с внедрением патентного управления. Мы столкнулись с разными реакциями, с поддержкой и противодействием внутри одной и той же структуры.