Текст книги "Дело нашего ума. Понятная книга об интеллектуальной собственности"

Кому-то это было выгодно и удобно, а кому-то новшество даже мешало. Бухгалтерии было неудобно, потому что чаще всего бухгалтерия неправильно ведёт учёт объектов интеллектуальной собственности: по затратной части на стоимость госпошлины. Другая система учёта (с капитализацией патентов) – и для бухгалтерии замаячила перестройка всего и абсолютно кардинальная революция работы.

Другая часть сопротивления – работники отдела патентования. В НИИ, как уже я отметил, это структура всевластная в области патентов. Власть, как известно, развращает. Человеческим языком говоря, когда к ним приходят на поклон, может обостриться синдром вахтёра. Дать информацию, не дать информацию, дать сокращённую информацию или сказать, что это процесс, который будет запущен лишь в следующем квартале… И тут вдруг система мгновенного учёта и контроля? Как говорится: «Хьюстон, у нас проблемы!» А главная проблема в том, что в случае использования любой современной системы управления ответ придётся дать прямо здесь и сейчас. Нажимаешь кнопку – и получаешь ответ. И работа этих маленьких начальников становится либо бессмысленной, либо вообще испаряется.

Вспоминаю, как презентовал в одном из крупных НИИ нашу систему. На совещании присутствовало семь человек.

Пятеро сотрудников из отдела информационных технологий и отдела развития очень хотели, чтобы была внедрена наша система. Один человек был из юридической службы, он тоже был совершенно не против. И один сотрудник – начальник отдела патентования.

Совещание кончилось тем, что этот самый начальник отдела патентования, мужчина в возрасте примерно 55—60 лет, буквально лежал на полу и кричал, что только через его труп в этом НИИ будет внедрена любая система. Для меня было шоком, что взрослый человек может впасть в такую истерику. Но это было для меня и уроком: какова же бывает сила человеческого желания ничего не делать и управленческого желания ничего не менять!

Так, почему нужно внедрять такие системы в НИИ? Три основные причины.

Во-первых, когда мы говорим о НИИ, мы всё-таки представляем, что это некое здание, в котором сидит много народу. Это не инжиниринговая компания, которая состоит из пяти, семи или даже пятидесяти человек. Самый маленький НИИ, который я знаю, имеет штат не менее 150 человек. И не менее 70% штата любого НИИ составляют именно учёные, которые занимаются созданием продуктов интеллектуальной собственности (даже если это не патенты, то объекты авторского права, то есть научные публикации, совместные исследования и так далее).

Так вот, зачастую они многократно изобретают велосипед. Да, именно так. Из года в год разными отделами изобретают один и тот же велосипед, потому что не опираются на собственные же разработки. А если и опираются на собственные разработки, то не опираются на разработки, которые существуют в отрасли: нет трансфера технологии внутри одного НИИ и тем более – внутри одной страны.

Нет взаимодействия и коллаборации между различными подразделениями и между разными НИИ.

Кроме того, конечно, имеется некая конкуренция, по принципу «в джунглях каждый сам за себя». Бывает, что разные отделы НИИ и разные НИИ в одной и той же промышленной ветви узнают о деятельности друг друга либо в рамках глобальных совещаний по исполнению госконтракта либо в рамках научно-технической конференции. А ведь такие конференции, на секундочку, проводятся далеко не каждый день. Итак, это одна из болезненных точек, и для «лечения» нужна некая общая, накапливающая, суммирующая и систематизирующая программа.

Вторая причина – та самая, на которую указал в своей статье анонимный американский инженер: текучка кадров, отягощённая возрастным разрывом и несменяемостью поколений.

Я наблюдаю сейчас практически в любом НИИ, с которым работаю, такую кадровую картину. Есть профессиональный костяк возраста 65+. И есть достаточно неплохой, полный энтузиазма и трудолюбия, пласт 30—. Это люди, которые пришли в последние годы, потому что была достаточно мощная программа по привлечению молодых кадров в нулевых годах.

Но из-за того что в 1990-е никто не приходил, в НИИ совершенно нет категории людей от 30 до 50. Отсюда колоссальный провал в штате среднего управленческого звена, причём высококвалифицированного. Результат? Молодняк и, скажем так, спецы высокого класса, но уже уставшие, – это корабль без руля. А без классных организаторов, которые бы ещё и прекрасно разбирались в своей теме, имели большой опыт и достаточно энергии, – получается низкая эффективность труда.

Наконец, третья причина также связана с темой кадров. Это та самая корпоративная амнезия в её чистом виде. Я бы назвал её болезнью передачи опыта и знаний. Редко какой НИИ полностью оцифровал свои объекты – и вот та самая молодёжь доступа к этим объектам не имеет. А в собственной памяти, как аксакалы лабораторий, молодой персонал ничего хранить не может в силу того, что хранить пока нечего – «база данных» не того размера.

Вот и получается, что если от молодёжи потребуется восстановить всю цепочку разработок родного НИИ за годы и годы, за десятилетия, то для этого им нужно зайти в архив, найти в определённом кабинете шкаф, в этом шкафу найти полку, на полке найти какую-то большую папку, сдуть пыль, прочихаться и тесёмочки на ней развязать.

Но есть же хранители архива? А они зачастую сами не знают, что где хранится! Да и архив может переехать, разделиться, дополниться, сократиться и так далее и тому подобное. Есть в моей практике истории людей, которые уже героически покопались в этих шкафах. Толку от того, что они покопались, мало. Точнее, они-то покопались, а другие? Представим молодых специалистов. Инженер Вася и лаборант Петя вместе с секретарём Леночкой, когда им поручили что-то найти, героически прошерстили архив. Сели и 2 года создавали реестр. Сделали, а дальше?

Дальше Вася уволился, Петя и Леночка поженились, Леночка ушла в декрет, а Петя перевёлся в другой НИИ.

И всё. И опять эта информация будет потеряна, ну или останется в виде (и хорошо если) таблички в «экселе». А если этот файл будет потерян? И вообще, на чьём компьютере он лежит, жив ли тот компьютер спустя 5, 10 лет? Сохранился ли к нему доступ? У нашей Леночки ребёнок уже оканчивает 11-й класс, а весь НИИ всё ещё ищет сгинувшую табличку или начинает раскопки архивов с нуля.

Вот и получается, что людям приходится делать в разы больше шагов, чтобы найти уже полученные знания, чем выработать новые.

Если мы даже нашли, по счастливой случайности, результат работы Васи, Пети и Леночки? Надо же ещё найти тех, кто участвовал в проектах. Надо понять, какие права у нашей организации на эти данные. Может быть, нам их передали только для использования в рамках конкретного проекта?

Проблема сохранения и передачи знаний внутри большого НИИ (а я подозреваю, что также и в любой крупной, сложно устроенной научно-технической компании) – это проблема прежде всего организационная. И, как бы мы ни пытались избегнуть набившего оскомину термина, решение её упирается исключительно в грамотную цифровизацию всех этих огромных масс знаний. Упорядочить свою документацию можно с помощью облачного сервиса СУ РИД «Комфорт».

Улугбек, Ураниборг и Петр I: из истории первых НИИ

Собственно говоря, все прообразы НИИ – это разного рода идеи комфортно и полезно объединить учёных в одном месте, чтобы они могли передавать знания, углублять их и дополнять. Додуматься до этого было несложно, особенно когда появилась письменность и развитие древних цивилизаций понеслось вскачь. В Вавилоне и Египте появились Дома знаний – храмы, в которых держали крупнейшие хранилища табличек и папирусов. В основном, содержание папирусов было посвящено двум наукам: астрономии и медицине.

Естественно, что именно астрономические лаборатории стали дальнейшей ступенькой в развитии научных центров. В арабском мире появились Багдадская обсерватория IX века, Марагинская обсерватория XIII века, обсерватория Улугбека в Самарканде XV века, Стамбульская обсерватория Таки аль-Дина XVI века.

В Европе первая попытка создать прообраз НИИ называлась «Ураниборг». В 1576 году этот замок-обсерваторию построили для знаменитого астронома Тихо Браге на датском острове Вен. Помимо прочего, Ураниборг стал и самым затратным научным проектом эпохи: на строительство замка науки тратили до 1% бюджета страны. Тихо Браге мечтал не просто в одиночестве делать открытия, но и иметь штат из нескольких помощников (студентов). Однако через 15 лет прогнило что-то в королевстве Датском, финансы Короны иссякли, а великий астроном покинул остров.

В 1660 году было создано Лондонское научное общество, а через шесть лет спохватились и заклятые друзья-французы, создав Французскую академию наук. Несмотря на поддержку этими академиями разных светил Нового времени, таких как Ньютон и Лавуазье, наука оставалась делом одиночек. После смерти гениев их лаборатории просто прекратили существование. Преемственность страдала, как видим, и тогда.

Петр I указом от 28 января 1724 года учредил Петербургскую академию наук. Для России это был смелый проект – место, в котором лучшие студенты после обучения могли бы продолжать свои исследования как самостоятельные учёные.

В СССР научно-исследовательские институты расцвели. Создаваемые при министерствах, они составляли почву для быстрого научного прогресса. Были в этой схеме и минусы. В течение трёх лет молодого специалиста просто нельзя было уволить, так что во многих НИИ образовывался бесполезный кадровый балласт.

Именно он породил все те вещи, за которые в период перестройки и начали критиковать НИИ как явление, в частности низкую эффективность труда и плохую организацию управления. Вошёл в анекдоты Научно-исследовательский институт химических удобрений и ядов, хотя его никогда в реальности и не существовало. Однако очевидно, что появление шутки было результатом разочарования общества в такой форме научной деятельности.

Тем не менее распределение выпускников в НИИ (особенно в научно-производственные объединения, где «чистая наука» соединялась с производством, – нередко это были предприятия ВПК) открывало возможности более быстрой, чем в вузе, и зачастую блестящей научной карьеры.

Глава 22. Украсть Гомера и лаваш раздора. Защита интеллектуальной собственности

Незнание закона не освобождает от ответственности. А вот знание нередко освобождает.

Станислав Ежи Лец

В декабре 2013 года администратор двух сайтов, известный под никнеймом Joecool6101, был осуждён за нарушение исключительных прав. Судебное разбирательство началось после того, как сайты, содержащие ссылки на пиратские видеопотоки с сериалами «Симпсоны» и «Гриффины», были закрыты. Сайты функционировали с 2008 года и имели трафик более 85 миллионов посетителей. Сторона обвинения (корпорация FOX, то есть правообладатели вышеозначенных мультсериалов) утверждала, что владелец сайтов преследовал коммерческие цели, нарушая законодательство об авторских правах. Да, Гомера украсть невозможно, а вот Гомера Симпсона, как оказалось, вполне. И возмездие не заставило себя ждать.

Суд назначил незадачливому админу компенсацию в размере 10 миллионов канадских долларов и сверху добавил штраф в полмиллиона. Кроме того, он должен будет возместить судебные издержки и другие расходы. Этот штраф стал крупнейшим в истории Канады. Осужденный заявил, что такую сумму ему не выплатить никогда. Адвокат же отметил, что обвинительная сторона пытается «убить муху ядерной бомбой».

Общественность застыла в недоумении, однако недоумевали не все. Юристы по интеллектуальным правам отлично понимали, что именно нарушил Joecool6101, и, без сомнения, ещё лучше понимали, откуда такая сумма штрафа. Крупные правообладатели всегда стремятся максимально защитить свои интеллектуальные объекты: и от пиратства, и от случайной или нет, но в любом случае незаконной монетизации, как это произошло с потоковым сервисом. Этот пример лишь показывает, насколько серьёзное наказание может последовать за нарушение такого, казалось бы, эфемерного правового явления, как право автора.

Вернёмся к истокам. Существуют два типа защиты. Первая – превентивная. Авторское право возникает в момент создания произведения. Права на средства индивидуализации и патенты – в момент регистрации. Для превентивной защиты необходимо фиксировать создание произведения и правильно оформлять документацию на объекты интеллектуальной собственности.

Второй тип защиты – активная. Необходимость в ней появляется тогда, когда стороннее лицо или третье лицо нарушает, намеренно или нет, интеллектуальные права правообладателя. Важно помнить: у любого автора и правообладателя есть полное право пресечь правонарушения и, соответственно, привлечь нарушителя к ответственности.

Давайте посмотрим, как это реализовано в нашей стране. Сразу отмечу: нельзя сказать что плохо, по крайней мере в области законодательства. В России ответственность за нарушение интеллектуального права предусмотрена практически во всех кодексах: и в Административном кодексе, и в Гражданском кодексе, и даже в Уголовном.

Да-да, за нарушение исключительного права можно, если особенно «удачно» нарушить, угодить в тюрьму на срок до 6 лет лишения свободы. Дело в том, что нарушение авторских и смежных прав регулируется, в числе прочих законов, и статьёй 146 Уголовного кодекса. Нарушение изобретательских и патентных прав – статьёй 147 оного же. Нарушение прав на средства индивидуализации – статьёй 180 УК.

У нас в этом смысле одно из самых строгих законодательств. Европа или США предпочитают пресекать нарушения авторских и патентных прав огромными штрафами. Впрочем, глядя на суммы иных «тамошних» штрафов, задумаешься: может, гуманнее было бы просто посадить? Ведь, по сути, эти многомиллионные выплаты накладывают обязательства не только на нарушителя, но и на его потомков до какого-нибудь колена. Вот и получается система такого наследуемого наказания.

Но вернёмся к нашим реалиям и к основным санкциям, предусмотренным за нарушения в области интеллектуальной собственности. Существуют три большие группы финансовых санкций.

1. Возмещение или компенсация в размере от 10 тысяч до 5 миллионов рублей за каждый случай нарушения.

По сути, это штраф. Он устанавливается по решению суда. А правообладатель, безусловно, может в исковом требовании указывать сумму, на которую претендует. Допустим, нарушено право на товарный знак, который мы считаем очень дорогим и успешным. Всё, пишем: «Прошу взыскать 5 000 000 рублей». Далее уже судья смотрит: действительно ли имеет место такое серьёзное нарушение, действительно ли на кону такой узнаваемый бренд, действительно ли нарушитель посредством незаконного использования этого бренда смог заработать много денег и так далее. После того как суд всё взвешивает, он выносит решение, о каком размере компенсации может идти речь.

2. Двукратный размер стоимости товара или аналогичной лицензии.

Очень актуально для разного рода дел о контрафакте либо для пресечения недобросовестной конкуренции. Например, кто-то копирует вашу упаковку или делает её максимально похожей.

При такой форме наказания судом оценивается стоимость лицензии, а затем умножается на два, так же как и всё, что касается самой контрафактной продукции. То есть, если кто-то продал сумочек с поддельным логотипом «Шанель» на 10 тысяч рублей, то штраф ему назначат не 10, а 20 тысяч рублей. А если на складе у этого гражданина лежат поддельные сумочки на 30 тысяч рублей, то штраф вырастет ещё на 60 тысяч рублей. Доказывать, что непроданное не считается, смысла нет. СИП в нескольких делах уже назначал расчёты, исходя из приготовленного на реализацию (а не проданного в реальности) контрафакта.

Кошачий ущерб

Компания OutFit 7 Limited, обладающая правами на товарный знак «Говорящий Кот Том» в 2017 году подала в суд на некую крупную торговую компанию. Требовали компенсацию в двукратном размере за незаконные, то есть без разрешения правообладателя, продажи интерактивных игрушек в виде говорящего кота, а также смартфонов и планшетов с этим самым котиком.

При этом компенсация составила бы 3 235 800 рублей. Сумма появилась из расчёта двукратной стоимости всех товаров с котом, числом 2100 штук, которые, по накладным, были поставлены в магазины.

Ответчик возразил, что у истца есть чеки всего на 21 покупку. То есть, продали всего 21 такую игрушку, а значит, сумма возмещения должна быть снижена в 100 раз. Этот довод суд отклонил, поскольку для применения санкции в законах РФ не содержится никаких ограничений по способам использования объектов. Да, в рамках контрольных закупок был приобретён лишь 21 контрафактный товар; однако на складе-то лежало 2100 штук. Имелось и предложение товара как в сети розничных магазинов, так и на сайте в сети Интернет.

Предложение к продаже является самостоятельным способом использования товарного знака, поэтому нарушение касалось не только фактически проданных товаров, но и товаров, предлагаемых к продаже. А значит, компенсация должна производится за всё вместе.

В итоге суд удовлетворил требование о компенсации, ну а ответчик, надо полагать, сделал выводы о том, что с правообладателем, чей товарный знак будет представлен на прилавках, следует договариваться честно и заранее.

3. Компенсация упущенной выгоды.

Тут самому правообладателю нужно доказывать суду, сколько он недополучил из-за случившегося нарушения.

В процентном соотношении, конечно, лидирует первый вид санкций, составляя почти 90% всех судебных решений. Эти санкции – «штрафные» – являются и самыми простыми в плане их реализации. Не требуется дополнительных расчётов и сложных формул.

Лаваш раздора

Компания «Рижский хлеб» выпускала лаваш в красивой упаковке и считала свою упаковку достаточно продающей и уникальной. Пока однажды, как пишут в заключении суда, сотрудник компании «в процессе изучения хлебобулочного рынка России в интернет-пространстве» не обнаружил упаковку лаваша от некоего индивидуального предпринимателя. Упаковку, которая полностью копирует разработанный и утвержденный дизайн упаковки продукций истца «Лаваш из пшеничной муки МИНИ», в том числе с наклейкой «НОВИНКА».

В исковом заявлении компания потребовала компенсацию в 500 тысяч рублей. Ответчик не согласился с требованием и даже обиделся, сославшись на то, что, во-первых, дизайн упаковки «Рижский хлеб» нигде не зарегистрирован и ещё не известно, кому он принадлежит. Во-вторых, упаковка не скопирована, а просто вдохновила на создание нового дизайна. А в-третьих, вот заключение независимой экспертизы об отсутствии схожести.

Однако суд пришел к заключению что, во-первых, дизайн упаковки был «Рижским хлебом» заказан и оплачен (что подтвердили документами), а значит, исключительные права на него полностью принадлежат компании-истцу. Во-вторых, отсутствие разрешения на использование дизайна НЕ является разрешением на его использование. И наконец, в-третьих, на взгляд суда, упаковки имеют все признаки схожести (в цветовой гамме, расположении элементов и шрифтах).

В итоге с ответчика взыскали в пользу ООО «Рижский Хлеб» 500 000 рублей компенсации за нарушение исключительных прав, а также 13 000 рублей судебных расходов по уплате государственной пошлины и 14 770 рублей судебных издержек. Также суд обязал ответчика «прекратить реализацию товаров в упаковках, содержащих признаки произведений дизайна, исключительные права на которые принадлежат истцу».

Для судебной защиты нам необходимо сделать три шага.

1. Нужно убедиться, что право принадлежит нам.

К сожалению, очень много судебных дел разваливаются при попытке ответить на вопрос: «Чьё же это интеллектуальное право?» Одно дело, когда всё зарегистрировано, – здесь понятно. А если это авторское право? Ведь, как говорят юристы, авторское право – это право споров. Особенно выпукло эта его особенность проявляется на первом этапе судебных разбирательств.

Итак, в претензии или в исковом заявлении надо обязательно показать, что права подтверждены. Можно дать ссылку на служебное задание, договор заказа, инициативную разработку, прикрепить отсылку к свидетельству на товарный знак или к номеру патента.

Для авторов подтверждением являются все предыдущие варианты работы, ранние публикации, черновики, эскизы. Таким образом, мы говорим: да, это мы являемся правообладателями.

2. Нужно продемонстрировать непосредственно само нарушение.

Одна крупная телевизионная компания не так давно решила разнообразить выпускаемый контент и объявила конкурс для молодых комедийных сценаристов. Искали свежие идеи для нового сериала. Победителю обещали бюджет и съёмки проекта. В конкурсе приняли участие и мои клиенты. Результаты их если не огорчили, то разочаровали. Организаторы конкурса сообщили им, что, в общем-то, они ни на что не способны. «Давай, до свидания». Конечно, мои клиенты расстроились, но делать нечего, спорить о победе в творческом конкурсе – глупое занятие.

Ну а спустя полгода мои клиенты на этом самом канале увидели трейлер, где полностью скопирована суть их конкурсного сценария: герои, события, фабула и все остальное. В этом вопиющем случае нашей задачей является защита авторов. Хотелось бы показать, что в составе вот этой уважаемой телекоммуникационной компании есть не самые порядочные люди, которые непонятно по каким обстоятельствам прокатили молодых сценаристов. То есть, выдали их творчество за своё.

Доказательством авторства являются как наброски, задумки и черновики сценария, так и сама заявка на конкурс и поданные с ней материалы. А в качестве доказательства нарушения мы показываем трейлеры, которые демонстрировались по федеральному каналу. Таким образом, у нас здесь сразу идёт нарушение прав по авторству, а ещё нарушение исключительных прав.

Скорее всего, суд для начала будет решать вопрос о тождестве или сходстве нашего произведения и оспариваемого. Не всегда судья может самостоятельно разобраться, насколько персонаж А сходен с персонажем Б или сюжет А пересекается с сюжетом Б.

Такие истории нередки. Для правильного решения суд привлекает экспертное сообщество, допустим представителей какого-то уважаемого союза писателей, сценаристов и так далее. Они и помогают установить, было ли скопировано чьё-либо творчество.

И наконец, есть третий шаг в защите своих прав.

3. Составить обращение в соответствующие инстанции. Не всегда это обращение непосредственно в суд. Если мы предъявляем имущественные требования и хотим получить компенсацию, то нам необходимо соблюдать определённый порядок обращений – и первое из них должно быть не в суд, а к самому нарушителю.

Это называется – соблюсти досудебный порядок. Обязательный момент: мы пишем досудебную претензию. В претензии извещаем адресата о том, что он нарушил наши права, описываем факт нарушения и в рамках досудебных претензий предлагаем урегулировать спор, то бишь выполнить выдвинутые нами условия.

Не стоит недооценивать силу досудебной претензии. Часто провинившиеся идут навстречу, чтобы не рисковать репутацией или же просто потому, что до нашего письма могли и не осознавать факт нарушения.

В случае если нарушитель идёт на контакт, происходит то, что юристы называют «досудебное урегулирование спора». Оно может осуществляться как посредством выплаты компенсации, так и удовлетворением иных требований правообладателя, например мы требуем указать своё авторство при использовании нашего произведения. Если правообладатель удовлетворён, то на этом спор и заканчивается. Если же в течение 30 дней от отправки претензии диалог не завязался или перешёл в плоскость прений, то есть адресат претензии с нами категорически не согласен, тогда по истечении срока досудебного урегулирования мы переходим к урегулированию через суд.

Суд рассматривает наше исковое заявление, и, если в нём всё в порядке, проводятся судебные заседания.

Судебное заседание состоит из предварительного слушания и основного. На предварительном заседании всё ещё есть шанс не погрязнуть в пучине тяжб. Суд смотрит, чтобы были соблюдены все формальности по ознакомлению и по предоставлению информации в отношении обеих сторон, а потом спрашивает, не хотят ли эти самые стороны решить вопрос мирно. Если стороны не хотят, то назначается основное слушание. Для него нарушитель, теперь называемый ответчиком, должен подготовить «отзыв» – документ, в котором ответчик формулирует свою позицию. Что он на самом деле не виноват, а всё это какой-то поклеп, или что дело яйца выеденного не стоит – и я не я, и корова не моя, и, разумеется, другие, более сильные и взвешенные аргументы.

У правообладателя тоже есть возможность добавить какие-то доказательства к своему документу, к тому, что он действительно является правообладателем и его права действительно нарушили. Так мы и выходим в первое заседание, где, собственно, начинается исследование доказательств. Затем происходит самое интересное – прения.

Если судье всё понятно, то суд смотрит на требуемый размер компенсации. Если суд считает, что требования разумны, то он их удовлетворяет. Или вносит какие-то коррективы. Скажем, да, нарушение было, с вас выплата компенсации, но не миллион, как просит истец, а всего-то полмиллиона.

Если же суд усматривает неадекватность требований, или видит, что нарушения нет, или доказательства от правообладателя его не устраивают, то судья может назначить второе заседание. На нём обе стороны должны предоставить дополнительную информацию, чтобы судья мог глубже разобраться. Или же суд выносит решение в исковых требованиях отказать.

Если решения на этом этапе кого-то из участников спора не устраивают, то он может, как говорят юристы, «пойти в апелляцию». Тут обычно ищутся (и описываются) основания, по которым можно пересмотреть вердикты суда. Апелляции рассматриваются в специальном суде (апелляционном), и по итогу рассмотрения дело может вернуться в суд первой инстанции (тогда маховик судебных разбирательств начинает раскручиваться заново) или же может быть принято решение в отказе в апелляции.

Не следует думать, что на этом для всех участников судебные приключения заканчиваются. В случае если апелляционный суд оставил решение суда первой инстанции в силе, существует ещё один способ оспорить решения суда – кассация. Для такой жалобы юристы ищут процессуальные нарушения. Кассационный суд также может либо вернуть дело в суд первой инстанции, либо оставить решение без изменений.

Но и на этом не все потеряно, так как существует ещё такая форма оспаривания, как обращение в Верховный Суд. До этого момента доходят редко, поскольку задача всех предыдущих инстанций – всё-таки принять взвешенное и неоспоримое решение.

Верховный Суд – инстанция строгая. Хоть это и вершина судебной пирамиды, но добираются туда не все – ну и, конечно, смысла всем добираться нет. Решения Верховного Суда окончательны.

Поэтому Верховный Суд регулярно выпускает так называемые Пленумы с анализом спорных ситуаций, которых накопилось много, и которые требуют дополнительного разъяснения. Написанное в таких документах может использоваться в судебной практике в других судах.

Честно говоря, когда я только начинал работу в качестве юриста по интеллектуальным правам, приличная часть моего времени в судах была отдана тому, чтобы проводить экспресс-лекции об авторском праве и промышленной собственности.

Эта область была неразвита, ведь исков было мало, а следовательно, и суды не всегда могли с ходу проникнуться сутью претензий. Однако меня впечатляет, насколько с тех пор в нашей стране право шагнуло вперёд. В 2013 году был создан Суд по интеллектуальным правам (СИП), и это тоже подтолкнуло развитие.

Хотя я считаю себя белой вороной среди судебных юристов, но меня принимают в это сообщество, я там за своего, поэтому раскрою небольшую тайну. Большинство юристов, конечно же, больше любят защищать, чем нападать в суде, поскольку защита – с точки зрения психологического исхода – занятие более благодарное. Даже если проигрываем, мы можем сказать: ну, мы сделали что могли, смягчили компенсацию, к примеру.

При нападении приходится отвечать перед клиентом, который и так себя считает на сто процентов правым, ещё и за решения суда, который, скажем, может пересчитать возмещение ущерба. Просили миллион, а присудили 100 тысяч. Обидно. И тут ничего не поделать и не доказать, что, мол, всё равно же выиграли. Перефразирую известный анекдот: ложечки нам вернули, но осадок (при недостаточной компенсации) остался!

А что касается белой вороны, то я – за досудебное решение дел по интеллектуальному праву, а также за превентивную охрану. Она выражается не только в грамотных договорах, но и в повышении культуры обращения с объектами интеллектуальной собственности.

Досудебное урегулирование и суды – это не единственные возможности пресечь нарушения в области интеллектуального права. Что можно сделать, чтобы заставить нарушителя, допустим, убрать из продажи контрафакт? Можно привлечь полицию. В целом, это сейчас гораздо более действенный инструмент, чем был когда-то. Также для пресечения правонарушения можно привлекать УФАС – Управление Федеральной Антимонопольной Службы.

Это своего рода лайфхак для юристов. Почему? Бывает, что клиент усматривает недобросовестную конкуренцию, но доказательная база недостаточна. Тогда привлекаем полицию или УФАС, чтобы они установили факт нарушения и потребовали его устранения. Конечно, вариант не подходит в том случае, если мы хотели бы сразу потребовать материальную компенсацию от обидчика. Но во многих других случаях, когда, например, кто-то внаглую торгует контрафактом с вашим товарным знаком, вполне действенное решение.

Параллельно, когда полиция или УФАС работают по нашему заявлению, у них (и у нас) формируется доказательная база. Поскольку у правоохранительных структур полномочий больше, чем у среднего гражданина или предпринимателя, они могут провести дополнительные следственные мероприятия, в том числе какие-то опросы, допросы, расследования: где продавали контрафакт, по какой цене, где у них склад и так далее.

И когда вот эта база сформирована, мы и подаём заявление в суд. И просим в суде истребовать материалы дела, которые хранятся в МВД. Таким образом получаем уже объективные доказательства, которые прошли первые, так сказать, причесывания в правоохранительной системе.

Помощь УФАС особенно ценна тем, что мы можем, как говорится, взять супостата в клещи. Представим, что кто-то продаёт очень похожий на наш бренд, но при этом качество его вещей – ниже плинтуса. А наш-то бренд качественный, мы вложились и в материалы, и в производство!..