Текст книги "Тайна рубинового креста"

4
…глаза Плутия Аквилия вспыхнули, в них загорелись хищные огоньки

Без отца, в присутствии незнакомого человека, Криспу стало как-то не по себе в своей привычно-уютной каюте. Торопясь, он нашел клочок папируса, чернильницу, но, обмакнув в нее тростниковую палочку – каламус, задумался. До этого все было просто и ясно: главное – встретиться с отцом Нектарием. А сейчас он даже не знал, что сказать ему. Готов был написать письмо, но… о чем? Предупредить отца Нектария, что его отцу все известно? Уговорить бежать вместе с ним в ближайшем порту? Или… попросить пресвитера поговорить с отцом так, как может только он – отец Нектарий, обративший ко Христу тысячи людей?..

Пока Крисп мучительно размышлял, Плутий Аквилий оглядывался по сторонам цепким взглядом.

На словах он поторапливал юношу, но на деле явно что-то выискивал, то и дело спрашивая, что за вещь, где лежит…

– Ящик с письменными принадлежностями… отцовский журнал… – рассеянно отвечал Крисп. – Сумка с императорскими эдиктами…

При этих словах глаза Плутия Аквилия вспыхнули, в них загорелись хищные огоньки. Но юноша не заметил этого. Склонившись над папирусом, он наконец вывел:

«Отец Нектарий, нам очень нужно встретиться сегодня ночью. Время и место вам сообщит податель сего письма. Крисп.»

– Отлично! – похвалил Плутий Аквилий, прочитав написанное. – Слог и почерк – любой чиновник позавидует. Готовый государственный документ. Да что там – императорский эдикт! Только печати не хватает. Ну, это сейчас мы исправим!

Он потянулся было к сумке Марцелла, но Крисп схватил его за руку:

– Ты что?! – испуганно зашептал он. – Знаешь, что будет отцу за пропажу императорской печати?!

– А кто тебе сказал, что она пропадет? Я могу сделать так, что она появится на твоем письме и при этом останется на эдикте! Не веришь? Вот гляди, раз, два… – Плутий достал свой «волшебный платок», приготовился накрыть им сумку и уже сказал: «Три!», как на пороге каюты появился радостный, видно, собиравшийся сказать что-то очень приятное сыну Марцелл…

5
– Да ты что? – в один голос воскликнули брат с сестрой

За окном послышалась какая-то возня и торопливый шепот.

Стас оторвал глаза от страницы и увидел смеющееся, с расплющенным о стекло носом, лицо Лены.

– Ленка! – обрадовался он, бросаясь к окну и дергая туго поддающиеся створки. – Откуда? Ты же ведь потерялась!

– Уже нашлась! – весело крикнула в приоткрытую форточку Лена. – А у вас что, зубной драч был, ну… тебе зуб вырывали, да?

– А ты откуда знаешь?

– Так ведь деревня! У нас чихнешь, через пять минут все как один «будь здоров» скажут!

Створки наконец распахнулись, старая пыль, вырвавшись из пазов, ударила в нос Стасу, он чихнул и тут же услышал откуда-то снизу:

– Будь здоров!

– Вот видишь? – торжествующе посмотрела на него Лена.

Стас перегнулся через подоконник и увидел своего друга, который держал ее на плечах.

– Ванька! – ахнул Стас, помогая брату с сестрой усесться рядом. – И ты тут! И Ленка, смотрю, больше не плачет!

– А что ей плакать? Она теперь – вечная!

– Да! Папа Тихон сказал, что я не умру, а буду жить всегда-всегда – с готовностью подтвердила Лена. – И мама не умрет, и Ваня, правда, Вань? И ты, Стасик, тоже!

– Ох, уж мне эта сладкая ложь… – мрачнея, проворчал Стас.

– А вот и нет! Это – правда! – горячо запротестовала девочка. – Папа Тихон всё-всё знает. Мамка говорит, у него на все вопросы сответы есть!

– Что-что? – уточнил Стас.

– Ну советы и ответы! – объяснила Лена и, увидев пустой стул, спросила: – Что, поймал рыбу?

– Какую еще рыбу?

– Ну ту, которая рыба-ремень!

– А-а… – сообразил наконец Стас и махнул рукой в сторону родительской комнаты. – Нет, сорвалась!

– Ничего, в другой раз обязательно поймаешь! – сказала Лена с таким участием, что Стаса передернуло. А девочка не унималась: – Хочешь прямо сегодня? Смотри, если я что захочу, у меня всё исполняется! Ох, кроме того, чтоб папа скорее вернулся! Ну что – захотеть?

– Не-не, не надо! – испугался Стас и, спрыгнув, принес доллары. – Я тут кое-что лучше поймал, смотрите!

– Ого! Богато живешь! – позавидовал вслух Ваня.

– Это еще что! Это только начало… – загорячился Стас и, торопясь, стал говорить про первоначальный капитал, который Лена тут же переиначила в первоначальный, про доллары, которые, из-за того что их надо много, очень много, она назвала дойларами, но Ваня перебил его:

– Погоди! Мы ведь к тебе по важному делу…

– А я о каком? – обиделся Стас.

– Ну то, что у тебя – это когда еще будет… – примирительно заметил Ваня. – А у нас о том, что сейчас – про Макса!

– Макса?! – сразу забывая доллары, встревожился Стас.

– Ну! Его Ленка в конторе видела. У нас там телефон и почта. Я её там и нашел. Представляешь, письмо Богу писала. И не дает. А ну покажи! – приказал Ваня сестре.

– Нет! – схватилась та за боковой карман сарафана. – Я его даже в почтовый ящик не стала бросать, папе Тихону дам – так быстрее дойдет!

– Что мне твое письмо? Ты нам про Макса рассказывай! – напомнил о главном Стас.

– Двасказывай… один раз я уже Ваньке сказала! – поправила его Лена и зачастила: – Пришла я, значит, в контору, попросила листок бумаги и авторучку у колдовщицы…

– У кого? – не понял Стас.

– Ну, кладовщицы – ей вечно приходится колдовать, как с пустого склада что-нибудь людям дать! Гляжу, а в соседней комнате Макс с городом по делофону говорит.

– По чему?!

– По телефону! У нас по нему только по делу разговаривать разрешают. Говорит, а всего аж злобит!

– Что-что? – в один голос переспросили друзья.

– Ну, весь дрожит от злобы!

– Всё, хватит! – не выдержал Ваня и сам стал объяснять Стасу: – Ленка говорит, он кому-то там про крест рассказал, и ему за него машину пообещали! Новую! Иномарку! Так, Ленка?

Девочка быстро и часто закивала: так! так!

– Ничего не перепутала?

На этот раз Лена отрицательно качнула головой: нет!

– Он еще спросил, где брат, я сказала – не знаю… – вспомнив, добавила она. – А потом: а городской сопленок где? Я сказала, что дома. Это не я, это он так тебя назвал, я тебя масленком считаю! – посчитала за нужное уточнить Лена.

– Ты понял? – вопросительно посмотрел на Стаса Ваня. – Макс теперь за машину, то есть за этот крест… – Он запутался и обречено стукнул кулаком по карнизу: – Он ведь теперь не отстанет!

– Не утстанет! – подтвердила Лена. – День и ночь искать будет, пока не найдет!

– Надо что-то делать! – задумался вслух Стас.

– Сами знаем. А что? – с надеждой спросил Ваня.

– Может, отдать ему этот крест, а?

– Да ты что? – в один голос воскликнули брат с сестрой.

– Ну тогда – прямо отцу Тихону.

– Тоже нельзя! – покачал головой Ваня. – Во-первых, твой отец запретил к нему заходить. А во-вторых, Макс не посмотрит, что он больной и слабый. Возьмет, да добьет его… Может, пока его у тебя оставить?

– Да вы что! – Стас испугался даже мысли, что с ним всю ночь будет крест, какой бывает на кладбищах. – Мои его сразу заметят! Давайте лучше, как это делается в детективах, наведем Макса на ложный след!

– На сложный? – распахнула глаза Лена.

– Точно! Ленка молодец, всегда самую суть улавливает! – кивнул Стас. Именно – на сложный!

– А как это? – заморгал Ваня.

– Очень просто!

Заручившись при помощи лести поддержкой просиявшей Лены, Стас стал говорить так, что не давал Ване и слова вставить: – Значит, так! Тетрадь я оставляю у себя. Пусть она прямо тут, на подоконнике лежит! Сумку вы бросите в медпункте, тоже чтоб видно было. Что-нибудь возьмете к себе и положите на открытом месте. А вот… коробку с крестом… её вы потихоньку отнесете в дом вашей покойной бабушки и спрячете понадежнее! Туда-то уж он точно не сунется!

Стас был так уверен в последнем, что его тон больше, чем слова, убедил Ваню. Он быстро собрал сумку и вместе с сестрой отправился выполнять план – наводить Макса на сложный след.

А Стас с облегчением выдохнул и, решив, что положить тетрадь на подоконник никогда не поздно, снова углубился в чтение…

6
Крисп зажмурился от ужаса…

– Кто это? – увидев в своей каюте незнакомого человека, быстро и резко спросил Марцелл.

– Я… мы… – сбивчиво начал было Крисп, но отец не захотел и слушать его.

– Я спрашиваю, как он оказался здесь! Почему в нашей каюте – посторонний? – Он оглянулся, явно намереваясь позвать стражу, но Плутий Аквилий сделал шаг вперед и с почтительным поклоном протянул ему… послание к отцу Нектарию!

Марцелл взял канделябр, чтобы ярче осветить написанное.

Крисп зажмурился от ужаса… Он ожидал самого страшного, но вместо этого неожиданно услышал деловитое бормотание отца:

– Легация… выдана чиновнику по снабжению восточных провинций… так, это нам не надо… Плутню Аквилию, в том, что он… ну, это тоже не важно…

Не веря собственным ушам, Крисп взглянул на отца и теперь не поверил своим глазам. Его лист папируса каким-то непостижимым образом превратился в подорожный документ, который, уже не так строго поглядывая на Плутия, изучал вслух Марцелл!

– … все лица, ответственные за обеспечение… это мы тоже пропустим… обязаны предоставлять ему ночлег, питание и оказывать всяческое содействие… подпись… печать – все верно! – закончив читать, вернул он легацию Плутию. – Но что ты тут делаешь?

– Прости, господин! – с виноватой улыбкой спрятал документ Аквилий. – Скоро порт, мне нужно было составить небольшое донесение своему начальству, а папируса и письменных принадлежностей, как назло, под рукой не оказалось. К счастью, твой достойнейший сын, узнав о моей нужде, любезно согласился помочь мне, и…

– Надо было попросить об этом меня или капитана! – недовольно прервал его Марцелл.

– Как я мог беспокоить чиновника столь высокого ранга! – всплеснул руками Плутий Аквилий. – Ты и так выручил меня, приняв на борт курьерского судна. А отвлекать триерарха во время плавания – значит лишний раз подвергать бесценный груз императорской почты и пассажиров опасности!

Марцелл не нашел что возразить на такие слова. Вспомнив про эдикты, он отвернулся к сумке, быстро пересчитал свитки, проверил печати… Убедившись, что всё на месте, он окончательно помягчел, но на всякий случай все же спросил:

– Крисп, это так?

Меньше всего уже ожидавший, что его будут о чем-то спрашивать, и тем более не готовый к тому, что придется лгать, Крисп растерялся и промолчал.

– Крисп? – не понял Марцелл.

– Что, отец?

– Я спрашиваю, то, что сказал этот господин – правда?

Крисп с трудом, словно его шея вдруг стала каменной, кивнул. Но отца это не устроило.

– Не слышу! – повысил он голос.

Крисп внутренне сжался, мысль его лихорадочно заметалась в поисках выхода, однако времени на раздумье не было. Марцелл уже с возрастающим подозрением смотрел на сына. И тогда Крисп, пытаясь оправдать себя тем, что защищает отца Нектария и того же Плутия, не в состоянии противиться страху перед разоблачением, через силу выдавил:

– Да… отец!

Сказал, и… ничего не изменилось вокруг.

Морская пучина не разверзлась и не поглотила Криспа вместе с отцом и вынудившим его на ложь Плутием. С неба не обрушился черный смерч и не унес его за собой. Не поднялась над судном грозная волна, чтобы навсегда смыть его с лица земли…

Наоборот – всё также ярко горел, потрескивая фитилями светильников, канделябр… тихо плескалась о борт игривая волна… И Марцелл уже почти дружелюбно говорил Плутню Аквилию:

– Все в порядке. Можешь идти. Прости за то, что подверг тебя допросу – сам понимаешь, служба! А донесение свое можешь написать в капитанской каюте. Я отдам распоряжение Гилару!

Плутий Аквилий незаметно подмигнул Криспу, давая понять, что их договор остается в силе, и вышел из каюты. Оставшись наедине с сыном, Марцелл, вспомнив то хорошее, с чем пришел, с улыбкой сказал:

– А ведь у меня приятная для тебя новость, сынок! Этот Плутий Аквилий прав – завтра утром мы действительно приходим в порт. И не в какой-нибудь, а – в Афины! И у нас с тобой будет целый день на осмотр этого величайшего, после Рима, конечно, города всех времен и народов.

– Но, отец…

– И слушать ничего не хочу! Я проведу тебя по самым интересным и красивым местам, мы зайдем в лучшие лавки, посетим амфитеатр…

– Отец…

– … Я куплю тебе всё, что попросишь, ты сможешь посмотреть на всё, что захочешь, отведать всё, что пожелаешь! Лучшая одежда, развлечения, яства!.. – не слушая, продолжал Марцелл. – Пойми, я хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься! Ведь боги или, как ты там говоришь – Бог, для чего-то же дали людям всё это!

Последние слова отца показались Криспу убедительными. Конечно, отец Нектарий нашел бы, что ответить на это Марцеллу. Да так, что тот и думать забыл бы про своих богов! Но сейчас он был далеко. К тому же в голове Криспа вдруг мелькнула лукавая мысль.

Он быстро взглянул на отца и согласно наклонил голову:

– Хорошо. Я… согласен!

– Что? – с подозрением посмотрел на него Марцелл, никак не ожидавший столь быстрого согласия сына.

– Согласен! – повторил тот. – Но… при одном условии. Когда мы вернемся, ты поговоришь с отцом Нектарием. Я тоже хочу, чтобы ты знал, от чего отказываешься!

– И о чем я должен с ним говорить?

– Ни о чем! Так – просто!

– Ну если просто… Ладно, поговорю! – неохотно пожал плечами Марцелл

– Правда? – обрадовался Крисп.

– Обещаю! Хотя, думаю, после нашего возвращения, в этом уже не будет никакой надобности! – усмехнулся Марцелл и протянул сыну золотую монету. – Бери! Это тебе – на мелкие расходы!

– Что это? – не понял тот, никогда не державший в руках ничего больше серебряного денария…

– Римский ауреус. На него ты и сам сможешь купить в Афинах все, что захочешь! Я выбрал для этого самую полновесную, красивую монету и подписал ее тебе на счастье. На счастье и держи!

Золото ослепительно красиво блестело, притягивало взгляд. На одной стороне был изображен император. На другой – стоящая в скорбной позе женщина. Над ней было написано – «Дакия». В те времена не было газет, и информацию черпали из монет. По ним узнавали, кто стал новым императором, над кем он одержал очередную победу, а также о том, что он заболел, выздоровел или наоборот… Судя по этому золотому, Деций только что победил Дакию. Крисп принял монету, удивляясь её приятной тяжести, поднес ближе к канделябру и с благодарностью оглянулся на отца. Прямо под суровым профилем императора Деция на ней и правда была выцарапана небольшая «F» – первая буква латинского слова «счастье»…

7
Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину…

– Почему так болит сердце? Что меня душит, мама?

– Васенька, родненький, не умирай!

– А разве я… умираю?

– Нет, ты будешь жить! Ты проживешь еще долго-долго! Ты еще переживешь нас с папой! Только, пожалуйста, не умирай…

* * *

Валентина набрала полный шприц и подошла к отцу Тихону.

– Благослови, Господи, руки врачующих! – с улыбкой кивнул он ей.

– И шприцующих! – прошептала Лена, с ужасом глядя на происходящее.

– Ленка, марш отсюда! – коротко приказала Валентина.

Хлопнула дверь.

– Валентина! А почему ты мне о муже своем ничего не говоришь?

– А чего говорить?

– В смысле?…

– Ну – что толку?

– В любом правом деле есть толк!

– Может, и есть, да не про нашу честь! Кому горе, а кому море!

– Ну и кому это – море?

– Кому-кому… Григорию Ивановичу! Когда сына бывшего губернатора на охоте убили, так всё это дело на моего Лешку и списали.

Отец Тихон с недоумением и ужасом взглянул на Валентину:

– Как это списали? Зачем?!

– А, чтобы сынка другого большого начальника, министра, который действительно убийца, спасти. Лешка-то водителем тогда у них был. Вот Григорий Иванович, в угоду губернатору с министром, и написал, что видел, как Лешка… что он… ну, одним словом – убил…

– А он?

– Ну не убивал же, конечно! Он, как говорится, и мухи не обидит, не то что человека! Любого в Покровке спросите… Нам бы, отец Тихон, хорошего адвоката тогда!.. Да где ж его было взять? И чем платить? Я ведь одна с двумя, не считая матери, на руках осталась…

– Ничего, все хорошо… всё хорошо будет… Вот что, Валентина! Хороший адвокат у меня есть. И даже отличный. Ни одного процесса не проиграл. И денег он с тебя не возьмет. А что касается Григория Ивановича… Ты вот что! Ты позови-ка его ко мне.

– Да я и видеть его не могу! И не пойдет он сюда…

– Пойдет, Валентина. И не просто пойдет – побежит! Ты только скажи ему вот что…

Глава девятая

1
Наконец показался и сам порт…

«Тень молнии» стремительно приближалась к Афинам.

О том, что скоро крупный порт и длительная стоянка, теперь можно было догадаться и без слов Плутня или отца.

Несмотря на ранний час, команда корабля повеселела. Оживились и пассажиры. Матросы приводили в порядок палубу, надраивали до красного блеска медные части судна. Повар, накормив всех раньше обычного, чистил большой котел на керамической плите у основания мачты. Гребцы более энергично, чем всегда, налегали на весла. И тем не менее келевст поторапливал их, хотя и не пускал в ход свой сыромятный бич.

Наконец показался и сам порт, с видневшейся издалека статуей Афины, позолоченное копье которой блеснуло в первых лучах восходящего солнца.

Капитан сказал что-то кормчему, и тот налег на рулевое весло, давая паруснику новый курс.

Одна за другой слышались команды:

– Убрать паруса!..

– Малый ход!..

– Налечь на вёсла!..

– Полный ход!

– Сушить весла по правому борту!

– Убрать весла!

– Отдать якорь!

И наконец самое долгожданное:

– Спустить трап!

Крисп шел следом за отцом, сжимая в кулаке подаренную монету. Всю ночь и утро он провел неспокойно. У него было такое ощущение, будто кто-то столкнул его с высокой горы, и теперь он делал то, чего не надо было делать, и самое странное – был совсем не против этого! Он не мог понять, что происходит с ним, и это еще больше раздражало его. Закончилось всё тем, что, проходя мимо юнги, который, уже не притворяясь, старательно мыл поручни, Крисп вдруг вспомнил, сколько тот заставил его мучаться, ждать, страдать, и с такой злобой пнул медное ведро, что оно, разливая грязную воду, покатилось по палубе…

Марцелл шел впереди и не заметил этого. Зато отец Нектарий прекрасно всё видел. Потеряв осторожность, он захотел окликнуть, вернуть Криспа. Но тот уже ступил на верхнюю ступеньку трапа, и пресвитеру осталось лишь проводить его запоздалым, не на шутку встревоженным взглядом…

2
…вдруг – в кустах сирени, по направлению к окну, мелькнула какая-то тень

Как рано начинается утро в деревне!

В городе на каникулах Стас бы еще последние сны досматривал, а здесь и почитать успел, и позавтракать, и на кухне насидеться, и вокруг дома вдоволь погулять.

А всё гости. Сначала доярка ни свет ни заря принесла парного молока, да задержалась, чтобы показать отцу больные ноги. Потом незнакомый мужчина принес лукошко клубники и пожаловался на донимающий с самой зимы кашель. Он так долго и надсадно хэкал горлом, что Стасу даже захотелось выкашляться за него. Затем пришли две говорливые женщины, которых Стас видел у колодца. Эти просто жаловались на жизнь.

И пошло-поехало!

Стас то лежал и читал, то сидел на кухне, куда один за другим приходили посетители. Они выкладывали на стол свои приношения, и он ждал, когда закончатся разговоры о природе и погоде и начнется самое главное, то, ради чего они, собственно, и пришли. Тогда можно было и полакомиться чем-нибудь новым, и чуть-чуть погулять…

Но всё это, объевшись и нагулявшись в одиночку, он давно уже делал безо всякого интереса.

Единственное, что всерьез занимало его, – это мысль, как прямо сейчас начать зарабатывать деньги. В городе с этим бы не было больших проблем. Там можно устроиться разносчиком газет или мыть стекла дорогих иномарок у светофоров, как это делают некоторые школьные друзья. А тут?.. Съездить в город, купить что-нибудь оптом и выгодно продать в розницу? Но это же деревня, где чихнуть и то нельзя незаметно! Родители мигом прознают, и такое «будь здоров» скажут, что нынешнее наказание за праздник покажется. Купить в аптеке димедрол и перепродать раз в сто дороже Нику? Но это уже – наркобизнес. А за грязные и опасные дела он дал себе зарок не браться никогда! Тем более с самого начала…

«Эх, был бы у меня тот серебряный рубль!» – вздохнул Стас, вспоминая приятно тяготившую ладонь монету, и спросил отдыхавшего за чашкой чая, после очередного посетителя, отца: – Па! А что значит: «Не нам, не нам, а имени Твоему»?

– Смотря, где это написано! – рассеянно ответил тот.

– Ну допустим, на царской монете!

– Тогда – оказывать всяческий почет и уважение царю!

«Не зря все-таки я Деция выше всех на стене повесил!» – подумал Стас.

Он собрался спросить, какие именно почести оказывались царям, но тут раздался мелодичный гудок незаметно подъехавшей к дому иномарки Игоря Игоревича. Отец, сразу забыв про чай, быстро вышел из дома. В окно Стас увидел, как он о чем-то поговорил со встревоженным водителем-охранником, сел в машину и уехал.

Мама развешивала на улице белье. Стас остался совсем один и, несмотря на то, что отец вернулся очень скоро, устал бесцельно слоняться по дому.

Из его разговора с мамой, он понял, что у Ника началась ломка, но, к счастью, почти без труда удалось остановить её.

– Лучше у постели сердечника целую ночь просидеть, чем пять минут с наркоманом! – сокрушенно качая головой, жаловался отец. – Я ему: «Успокойся». А он мне: «Вы своим больным после операции наркотики колете?» – «Да», – говорю. А он: «Так вырежьте мне что-нибудь!» Я говорю: «Анестезии нет!» А ему хоть бы что. «Режьте прямо так, без наркоза, – кричит, – всё что угодно, хоть глаз! Только дайте после этого дозу!»

Мама, охая и ахая, жалела не столько наркоманов, сколько их родителей.

Стас, не решаясь отпроситься на улицу, ёрзал на табуретке.

К счастью, в дом опять постучали, и вошел Григорий Иванович. «По второму кругу они, что ли, пошли?» – удивился Стас. Он с нетерпением ждал просьбы отца освободить свою комнату, но тот неожиданно отказался принимать соседа. Только послушал пульс на его руке и сказал, что сердце совершенно здорово. Григорий Иванович принялся возражать, спрашивать, почему же оно тогда так ноет… Стас, было, огорчился, но, вспомнив силу власти этого гостя и то, как отец однажды легко отпустил его при нем, сам тихонько выскользнул за дверь.

Дом снаружи казался немного интереснее, чем внутри.

Тетрадь, как и положено, белела на подоконнике и хорошо была видна издали – он нарочно положил её раскрытой.

И вдруг – в кустах сирени, по направлению к его окну, мелькнула какая-то тень.

«Макс?!» – похолодел Стас.

Но за этой тенью скользнула еще одна, потоньше и меньше, более быстрая… И – тоже к их дому.

– Ленка! Ваня! – с облегчением узнал Стас.

Но брат с сестрой почему-то не выходили из кустов. Ваня знаками подозвал его к себе, а Лена сразу сообщила:

– Ментпункт ограбили!

– Как это ограбили? – уставился на нее Стас.

– А вот так! Там даже милиция была!

– Это все Макс! – оглядываясь, прошептал Ваня. – Ух, хитрый – сумку оставил, а все остальное разворошил. Только таблетки для отвода глаз взял, эти, как его…

– Дымедрол! – подсказала Лена. – Его наркоманы пьют. От него туман в голове бывает!

– Стойте! Это же – Ник! – осенило вдруг Стаса. – Сейчас я вам всё объясню…

Но Ваня не стал слушать его:

– Некогда нам! Он уже вокруг нашего дома вьется! – испуганно пролепетал он и с криком «Мы теперь всё тебе оставляем!» бросил сумку в открытое окно комнаты Стаса, а затем, схватив за руку Лену, снова скрылся в кустах.

– Эй… – растерянно поглядел им вслед Стас. – Куда вы? Зачем?.. Стой!!

Но их и след простыл.

Ошеломленный Стас подошел к окну, приподнялся на цыпочки, увидел сумку, лежащую на полу, и, забыв, что всего пять минут назад жалел, что отец не повел Григория Ивановича в его комнату, подумал, что хорошо хоть, что тот не сделал этого…

«Ну, Ванька! Ленка – та маленькая. Но он – тоже мне друг называется! Хоть бы спросил, хочу ли я, чтобы сумка с крестом у меня была!..» – чуть было не плакал он досады Стас.

Он даже домой теперь не хотел заходить!

Но идти все-таки пришлось. И не просто идти… Где-то невдалеке застрекотал мотоцикл Макса, и он пулей метнулся к двери.

… На кухне отец по-прежнему спорил с Григорием Ивановичем.

Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не стук в дверь и заговоривший в сенях с мамой женский голос…

– Вот видите! – с облегчением сказал отец. – Ко мне пациенты!

Но вошедшая оказалась не пациенткой и не к отцу Стаса.

Это была мама Вани с Леной – Валентина, и пришла она… к Григорию Ивановичу.

– Ко мне? – удивился тот. – По какому поводу?

– Вас срочно зовет к себе отец Тихон, – стараясь смотреть в сторону, сказала она.

– Какой еще отец Тихон? Ме-ня?! – еще больше удивился Григорий Иванович.

– Его же нельзя беспокоить! – не на шутку встревожился отец Стаса.

– Конечно, у меня сердце… – подтвердил Григорий Иванович.

– Да не вас… – поморщился отец. – А отца Тихона!

– А если не пойдете, он велел вам сказать вот что… – глядя в пол, Валентина вплотную подошла к Григорию Ивановичу и что-то шепнула ему.

Тот разом изменился в лице, побледнел и, уже ухватившись за грудь всей пятерней, отрывисто, спросил:

– Так и сказал? Но… как… откуда он знает?!

– Это мне неизвестно! – бросила ему в лицо Валентина и, попрощавшись только с отцом, мамой и Стасом, вышла.

– Передай, я сейчас… я – мигом! – крикнул Григорий Иванович и быстрым шагом, почти бегом, направился вслед за ней, в медпункт.

– Я ведь говорил, что у него абсолютно здоровое сердце. С больным так не побежишь! – глядя в окно, усмехнулся отец.

Мама подошла к нему и тоже заулыбалась.

А Стас никак не мог понять: чтоб человек, познавший вкус большой власти, так помчался… и к кому – к какому-то монаху? «Вот так отец Тихон… Неужели у него больше власти, чем у самого Григория Ивановича?..» – в полном недоумении только и смог подумать он.