Текст книги "Трактат об удаче (воспоминания и размышления)"

Однажды всех комсомольцев (а «неохваченных» среди нас не было) пригласили в актовый зал, где при закрытых дверях был зачитан тот самый «закрытый» доклад Н. Хрущева. Произвел он на нас ошеломляющее впечатление. Как будто при движении автомобиля на полной скорости кто-то не притормаживая воткнул заднюю передачу.

Когда мы вернулись в свой рабочий зал, первые тридцать минут стояла мертвая тишина. Обмениваться мнениями на такую скользкую тему? От этого все были отучены всерьез и надолго.

Вдруг сзади кто-то произнес: «Хлопцы!»

Я обернулся. Ребята листали небольшую книжку, которая давно лежала вместе со справочной литературой и на которую до сих пор никто не обращал внимание. На обложке красовалось: «Песни о Сталине и мире». А потом кто-то из них тихо, почти шепотом, запел:

 
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет.
 

«Солиста» так же тихо поддержали. Однокурсники, и я в том числе, не торопясь подходили к поющим, пристраивались поудобнее и подтягивали. Подглядывать слова нужды не было: мы их знали наизусть со времен «нашего счастливого детства»[47]47
  Одной из пионерских «кричалок» тех лет было: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»


[Закрыть].

Дальше – больше:

 
На дубу зеленом
Да над тем простором
Два сокола ясных
Вели разговоры.
А соколов этих
Люди все узнали:
Первый сокол – Ленин,
Второй сокол – Сталин[48]48
  Музыка В. Захарова, слова в пер. М. Исаковского.


[Закрыть].
 
 
От края до края, по горным вершинам,
Где горный орел совершает полет,
О Сталине мудром, родном и любимом
Прекрасную песню слагает народ[49]49
  Музыка И. Дунаевского, слова М. Инюшкина.


[Закрыть].
 
 
Сталин – наша слава боевая!
Сталин – нашей юности полет!
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет![50]50
  Музыка М. Блантера, слова А. Суркова.


[Закрыть]
 

Ни тогда, ни сегодня я не могу сказать, сколько времени продолжалось это стихийное пение, что оно значило для каждого из нас, лично для меня. Поминальную песню по низложенному кумиру? Протест? Громоотвод – выход эмоций?

В память врезался финал: перекинута последняя страница, хлопок уже закрытой книжкой по доске кульмана – и все так же медленно расходятся по своим местам.

Без комментариев!

Внезапное, без анестезии, развенчание Великого Сталина не прошло бесследно.

Первый вывод почти библейский: все проходит. Даже дело Сталина.

Второй: ВЕЛИКИЕ – функция переменная.

Третий: незаменимых – нет!

Понимаю, что каждый из этих выводов при большом желании можно опровергнуть убедительными примерами. Особенно третий. И все же 50 лет спустя могу сказать, что при аккуратном, не «упертом» использовании эти выводы рано списывать в утиль. В том числе – третий.

За свою «руководящую» жизнь от мастера до министра мне не однажды приходилось ставить точку в остром разговоре с подчиненным следующей фразой: «Без товарища Сталина не пропали, не пропадем и без тебя (вас)». Эта тяжелая артиллерия пускалась в ход, когда мне «качали права» или ставили ультиматум: будешь (будете) настаивать на своем «неправильном» поручении – подам заявление на увольнение.

Не было ни одного случая, чтобы ссылка на «заменимого» вождя не сработала. Дело, конечно, было не столько в вожде, сколько в обоснованности некомфортного поручения или в пресечении попытки проверить начальника на прочность. И все же вывод, сделанный в далеком 56-м, в основе своей оказался верным.

Второе «событие» от первого отделяет восемь лет. Называется оно «свержение Хрущева».

Напомню предложенное выше определение «события»: точка на карте истории, в которых условная кривая, описывающая ход истории, меняет свой характер. На отрезке времени 1956 – октябрь 1964-го «кривая прогрессивности», в моем восприятии резко взлетевшая вверх в начале кипучей деятельности Никиты Сергеевича на посту первого лица страны, сначала плавно, а затем крутой горкой ринулась вниз. Соратники по ленинскому Центральному Комитету прервали его руководящее скольжение у самого подножья.

Как хорошо все начиналось!

Реабилитация жертв политических репрессий.

«Оттепель» в искусстве, явившая нам другого И. Эренбурга; А. Солженицына и его «Один день Ивана Денисовича», первую правду о ГУЛАГе из уст и со страниц воспоминаний других «сидельцев»; раннего В. Астафьева; «лейтенантскую прозу»; «Живых и мертвых» К. Симонова, в которых впервые без парадного барабанного боя и глупых немцев перед нами предстала трагическая правда войны. А «Летят журавли» и «Карнавальная ночь»? Такие разные, но объединенные свежим ароматом раскрепощения…

В эти годы пермские «направления» стали преобразовывать в дороги с твердым покрытием. Роль твердого покрытия выполняла брусчатка – блоки из доменного шлака чусовского завода. В начале 1960-х брусчаткой мостили объездную дорогу Закамск – Нижняя Курья, создаваемую с нуля автомобильную трассу Чусовой – Лысьва. Последнюю я запомнил особенно хорошо: не раз на субботниках-воскресниках чусовские металлурги принимали участие в вырубке просек под будущий «автобан».

В конце 1950-х в районные города теперь уже не Молотовской, а Пермской области впервые пришло телевидение. Всего лишь один черно-белый канал, но он в разы приблизил периферию к Москве. Отлично помню, как девушки-легкоатлетки, которых я тренировал в Чусовом, со знанием дела почти в режиме реального времени обсуждали последний «крик моды» со ссылкой на новый туалет московского диктора, совсем молоденькой Валентины Леонтьевой.

В активе Н. С. Хрущева имеется еще один поступок, который на фоне «созидательных» действий его предшественника вполне можно назвать подвигом. Сталин воздвиг прочнейший «железный занавес» между обычным советским человеком и всем зарубежным, особенно «западным», миром. Хрущев совсем немного, но раздвинул этот занавес, обустроил узкую щелочку под названием «иностранный туризм».

Мне повезло попасть в число первых, воспользовавшихся этой щелочкой. В сентябре 1960 года за мои спортивные достижения комитет профсоюза Чусовского металлургического завода премировал «инженера, комсомольца, спортсмена» Сапиро путевкой в круиз вокруг Европы на теплоходе «Победа». После этой поездки туризм вообще и иностранный в том числе на три десятилетия стал любимой формой отдыха сначала для меня, а после женитьбы, после того, как подрос сын, – всей нашей семьи. Это была единственно доступная для нас форма отдыха с высоким уровнем сервиса. На современном рекламном языке: почти европейское качество за советские рубли.

Но не только, а, может быть, не столько этим определялась ценность иностранного туризма. Возможность регулярно бывать за рубежом позволяла пусть неглубоко, но окунуться в иную политическую и экономическую атмосферу, увидеть своими, а не чужими глазами то, что можно и что нельзя, без чужой подсказки взвешивать «за» и «против». И, задумываясь над полученным результатом, делать выводы. Подчас горькие.

Еще из школьных уроков истории мне запомнилась одна из версий превращения благополучных офицеров-аристократов в революционеров, бунтарей-декабристов. Прежде всего – они были патриотами своей Родины, защищали ее, «не жалея живота своего». Побывав в Европе в качестве победителей, увидев жизнь побежденных, они поняли, что их Родина достойна лучшего, что возможно совсем другое отношение к собственному народу.

Не знаю, насколько быстро и безболезненно приходили к таким выводам давние и современные декабристы. Думаю, что долго и трудно. Потому что и те, и другие любили свою Родину. А как не хочется замечать даже малейших изъянов в объекте твоей любви! Но если ты убедился, что они существуют, то естественно появляется желание избавить ЛЮБИМУЮ от них. Сначала наивно веришь, что можно ограничиться «примочками и витаминами» (научной организацией труда, электронно-вычислительной техникой, «Знаком качества», бригадным и региональным хозрасчетом…) Потом, уже осторожнее, возлагаешь надежды на «клизму» (андроповское наведение дисциплины). И только после многолетних сравнений и колебаний приходишь к неутешительному диагнозу о порочности всей системы, излечить которую можно лишь хирургическим вмешательством, пересадкой жизненно важных органов.

К этим выводам я шел по трудно преодолимой, извилистой тропинке около тридцати лет. Ориентируясь при этом не на красивые (или страшные) теории, а на уже имеющийся реальный опыт других стран. Опыт противоречивый, показывающий, что при одном и том же капитализме могут существовать вальяжный австрийский порядок и простодушный мексиканский бардак[51]51
  В трактовке анекдота «армянского радио» 1960-х годов: отличие публичного дома от бардака в том, что публичный дом – это заведение, а бардак – система.


[Закрыть]. Как бы то ни было, но политические и экономические перемены, инициированные М. Горбачевым и реализованные Б. Ельциным, я встретил психологически и профессионально подготовленным. За это, следуя традициям церемонии вручения «оскаровских» премий, я хотел бы низко поклониться:

– советским профсоюзам и «Интуристу» – за путевки;

– научно-преподавательской деятельности – за возможность оплачивать (за полную стоимость) дорогостоящее удовлетворение собственной любознательности;

– лично Никите Сергеевичу Хрущеву – за почин…

Это сейчас слово «хрущевка» произносится снисходительно, «через губу». А в начале 1960-х это был желанный продукт социальной революции. Право на отдельную, благоустроенную, пусть небольшую квартиру получили не только представители элиты, а миллионы рядовых тружеников. Когда в 1964 году, не без финансовой помощи родителей, мы купили маленькую кооперативную «двушку», то оказались единственными из нашей молодой преподавательской компании обладателями не коммунальной (!) квартиры или комнаты в общежитии.

Это не могло случиться без еще одного «хрущевского» нововведения: жилищно-строительных кооперативов. Высшему руководству всех мастей: от партийной до военной, от профсоюзной до академической – давали государственные или ведомственные квартиры. То же самое относилось и к дачам. Правда, полученная квартира оставалась навсегда, а конкретная дача была крепко-накрепко привязана к определенной должности.

По существующим тогда нормам жилой площади, при наличии у родителей малометражной трехкомнатной квартиры отдельная государственная квартира аспиранту Сапиро никак не светила. Появление кооперативов сделало «сказку былью»[52]52
  Популярнейший в 1930–50-х годах «Авиамарш» (музыка Ю. Хайта, слова П. Германа) начинался словами: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!».


[Закрыть].

Формально жилищные кооперативы (почти частная собственность!) существовали еще до войны, но они были уделом тончайшей прослойки высокооплачиваемой творческой интеллигенции: работников искусства, науки. Позволялось им иметь и собственные дачи. Но лишь при Хрущеве все это стало доступным советскому массовому «среднему классу».

И еще одно доброе дело сделал Никита Сергеевич для народа страны Советов. Он дал ему СОБСТВЕННЫЙ автомобиль. Теперь этим благом цивилизации по своему усмотрению имел право пользоваться любой житель страны победившего социализма. Хотя от «права» до массовой «возможности» оставалась дистанция огромного размера, запертые до сих пор ворота были открыты. Запретный ранее процесс пошел!

К концу правления Хрущева было осуществлено еще одно важное социальное начинание – пятидневная рабочая неделя.

Если не скупиться на число «событий», то реальный поворот жизни советских людей в сторону частной собственности, выполненный под руководством Н. С. Хрущева, обоснованно может претендовать не только на «событие», но и на «явление», которое, слава Богу и КПСС, оказалось необратимым. Мы не станем его обособлять по одной причине. Надгробный памятник Никите Сергеевичу работы Эрнста Неизвестного выполнен в мраморе двух цветов: белого и черного. Чтобы не нарушать этого, точно подмеченного скульптором единства противоположностей, и мы не станем отделять «черное» от «белого».

Не знаю, как в других странах, а в послесталинском СССР, в России точнейшим индикатором системных глупостей, совершаемых руководством страны, является лавинообразное появление анекдотов, обнажающих эти глупости и их авторов.

Не прошло и двух лет, как Н. Хрущев, развенчавший культ личности Сталина, сам попался на ту же наживку под названием «лесть». Так как «песни о Сталине» еще звучали в моих ушах, я очень внимательно наблюдал, как менялся «уровень скромности» нового лидера партии в СМИ. Вначале робкие попытки «лизнуть» лично Хрущева довольно резко им пресекались. Заслуживающие внимания комплименты, успехи переадресовывались КПСС, ЦК КПСС. Потом градус сопротивления подхалимам понизился: стали проскакивать фразы лишь о «переоценке» личных заслуг. Обобщенный подхалим сделал стойку. И вот наступил желанный момент: при трансляции встречи Хрущева с какой-то делегацией храбрейший из подхалимов произнес еще не забытое: «Только благодаря Вашему мудрому руководству…».

Опровержения или выволочки не последовало. Слегка журчащий двигатель славословия в считанные дни набрал максимальные обороты. И наш «правдолюбец» поплыл… Внутренние «предохранители» выброшены за ненадобностью и больше не блокируют избыточную экстравагантность и самоуверенность, не компенсируют недостаток культуры и образования.

Результаты не заставили себя ждать: карибский кризис, чуть не доведший до атомного противостояния; острейшая нехватка не только мясных продуктов, но и хлеба; расстрел демонстрации в Новочеркасске; и на этом фоне – объемная «бескорыстная помощь дружественным народам»…

В свое время сталинского наркома иностранных дел Вячеслава Молотова мировая пресса называла «мистер “нет”» (потом эту кличку унаследовал брежневский министр Андрей Громыко). Характеризуя деятельность Н. Хрущева как первого лица партии и страны, его смело можно называть «товарищ “но”». Его хорошим намерениям постоянно сопутствовали грубые ошибки, а стиль руководства без натяжки можно обозначить словами известного выражения: слон в посудной лавке.

Противоречива оценка эффективности перехода на территориальный принцип управления экономикой (организацию совнархозов). Они довольно много дали «столичным» городам, в частности, Перми, но нарушили целостность общесоюзной системы.

Желая накормить народ, поднять деревню, Н. Хрущев отменил «крепостное право» на селе (крестьянам стали выдавать паспорта). Побывав в США, «положил глаз» на кукурузу, как перспективную сельскохозяйственную культуру. Решил увеличить посевные площади за счет освоения целинных и залежных земель… А дальше пошли «но».

Протеже «дяди Сэма» не желала давать богатые урожаи в северных широтах, капризничала из-за низкой агротехники и отсутствия удобрений.

«Раскрепощенным» крестьянам не давали кормиться с приусадебного участка, держать домашний скот.

Ничего, кроме неразберихи, не принесло деление обкомов КПСС на промышленные и сельские.

В благородном намерении увеличить объемы строительной продукции Хрущев стал искоренять «архитектурные излишества». Явно вне пределов здравого смысла.

«Оттепель» в искусстве быстро сменилась заморозками. Лавры «искусствоведа» Сталина теперь не давали покоя Хрущеву, который с тем же слоновьим изяществом лично взялся за руководство литературным и художественным процессом в стране…

В порядке компенсации переживаемых трудностей советскому народу было обещано, что через двадцать лет ему предстоит жить при коммунизме.

Я ранее писал о постоянном своем настрое: «Наша – лучше!». Я хотел жить в стране, которая лучшая в мире, которую возглавляют самые мудрые и передовые люди[53]53
  См. раздел «Мои университеты».


[Закрыть]. Исходя из этого, я с воодушевлением воспринимал все положительное, что исходило от Н. Хрущева. Более того, «инстинкт самосохранения» долго приглушал не очевидные его ляпы, трактовал спорные сюжеты в его пользу. Но когда на фоне нехватки хлеба пошло хвастовство и обещания светлого будущего, убогие по содержанию и форме «экспромты» в адрес внутренних «всяких там умников», стук ботинком в ООН, повторение пройденного – присуждение себе Ленинской премии мира и геройских званий, все иллюзии о «прогрессивном Хрущеве» безвозвратно исчезли. Появлялось раздражение, злость.

Подобная (не очень афишируемая) реакция возникала во всех слоях общества. Народный фольклор незамедлительно на это реагировал.

Вопрос армянскому радио: «Может ли Хрущев пробежать 100 метров быстрее 10 секунд?»[54]54
  Тогда мировой рекорд.


[Закрыть]

Ответ: «Может, если увидит товарища Сталина».

Дедушка с внуком листают энциклопедию.

– Дедушка, это кто?

– Это дедушка Ленин.

– А он хороший или плохой?

– Хороший, хороший.

– А этот дядя с усами?

– Это товарищ Сталин.

– А он хороший или плохой?

– Плохой. Очень плохой.

– А этот дядя-колобок?

– Это, внучек, Никита Сергеевич Хрущев.

– А он хороший или плохой?

– Вот умрет, узнаем.

Реакция на присуждения звания Героя Советского Союза египетскому президенту Г. А. Насеру:

 
Лежит на солнце, греет пузо
Полуфашист, полуэсер,
Герой Советского Союза
Гамаль Абдель
На нас Насер.
 

Ленинская премия мира Н. Хрущеву была присуждена почти одновременно с присуждением «просто» Ленинской премии создателям документального фильма «Наш дорогой Никита Сергеевич».

Вопрос армянскому радио: «За что наградили Ленинской премией Никиту Сергеевича Хрущева?»

Ответ: «За исполнение главной роли в фильме «Наш дорогой Никита Сергеевич»».

Реальные успехи в космосе, полет Ю. Гагарина временами перекрывали эти минусы в настроении людей, но не надолго.

Летом 1964 года я досрочно представил к защите свою кандидатскую диссертацию. Он прошла обсуждение на кафедре экономики черной металлургии и была рекомендована к защите на Ученом совете в январе 1965 года. В сентябре я сдувал с нее последние пылинки и не торопясь готовился к финишной процедуре. Разнообразие в этот размеренный процесс внес звонок заведующего выпускающей кафедрой и председателя Ученого совета, декана Аркадия Степановича Осинцева:

«Женя! Свердловский совнархоз поручил нам проверить выполнение условий соревнования Новокузнецким металлургическим комбинатом (НКМК). Сталеплавильщиков будет проверять Леопольд Коновалов, доменщиков – Витя Н.[55]55
  Леопольд Коновалов, мой друг еще по легкоатлетической секции УПИ, соавтор юношеского рекорда г. Свердловска в эстафете 3 х 1000 м, накануне защитил кандидатскую диссертацию и остался на кафедре. Лет через десять защитил докторскую и унаследовал от А. С. Осинцева все его высокие посты. Виктор Н. был аспирантом той же кафедры, но о нем позднее.


[Закрыть], а вот прокатчиков у нас нет. Выручи!».

Как бы вы отнеслись к просьбе выручить, поступившей от председателя Ученого совета накануне вашей защиты?

Я – как к подарку судьбы. В положенное время я был в Свердловске, получил все инструкции и в составе нашего трио отбыл в Новокузнецк. В Новокузнецке нас поселили в гостевом коттедже. Мы втроем занимали двухкомнатный люкс. В проходной, но более просторной комнате расположились мы с Леопольдом, в дальней – Виктор. Все мы после вуза отработали на заводах: Леопольд – на металлургическом, Виктор – на машиностроительном, который входил в систему МВД. Из-за длительного пребывания на режимном объекте или из-за особенностей характера, но был Виктор каким-то чрезмерно бдительным, зажатым, «не юморным», что давало нам повод слегка над ним подшучивать.

Утром 16 октября я проснулся раньше всех – в семь утра. Решив сделать зарядку, тихонько, чтобы не будить соседа, включил радио. После музыкальных позывных объявили сообщение о внеочередном пленуме ЦК КПСС и снятии Хрущева. В 7.30, когда сообщение повторяли, я разбудил Леопольда. А к восьми мы уже подготовили наш, прямо скажем, довольно злой розыгрыш, за который мне стыдно до сих пор. Минут за 10 до очередного повторения эпохальной информации мы сделали вид, что только что встали и делаем зарядку. Отжимаясь и приседая, мы сначала громко обменивались не очень лестными мнениями о руководстве НКМК, затем от него плавно перешли к личности такого же раздолбая… Никиты Хрущева. Виктор сначала делал вид, что не слышит. Затем, показывая пальцем в потолок, посоветовал нам заткнуться. Видя, что его совет не принят к исполнению, выматерился, встал и закрылся в туалете. Через пару минут вновь зазвучало включенное на полную мощность, радио… Вышел он из своего убежища растерянным и страшно бледным.

«Так вы все знали?.. Гады!»

Только теперь до нас дошло, что ему пришлось пережить в эти 5–6 минут: память о стукачах сталинских времен была свежа, как только что сорванная с куста ягода…

Развенчание Хрущева прошлось катком по судьбе Виктора. Диссертация, которую он завершал и должен был защищать к следующему лету, была посвящена… экономическим преимуществам совнархозов. Совнархозы «ликвидировали как класс» немедленно после смещения их инициатора. Писать новую диссертацию у Виктора не оставалось ни времени (аспирантура заканчивалась), ни моральных сил. Так и не защитив, он вернулся домой в Челябинскую область и, говорят, спился.

Теперь понятно, почему я не привел его фамилию.

Случай с диссертацией Виктора привел меня к важному выводу: в серьезных масштабных проектах не западай на привлекательные сегодня, но не надежные во времени варианты. Исключение одно: если риск осознан.

Позднее первую беседу с каждым из своих аспирантов я начинал с того, что рисовал овал – забор предприятия. Три квадратика внутри – само предприятие. Далее следовало указание: что бы ты ни сочинял, но за этот забор «выходить» не вздумай. Внутри все вечно: себестоимость, производительность труда, продукция, новая техника. За забором какой только ерунды ни напридумывают, а тебе отдуваться…

Свержение Хрущева в октябре 1964 года для большинства людей оказалось неожиданным, но логичным, справедливым событием. Среди моих знакомых не могу припомнить никого, кто бы пожалел об этом.

Еще раз повторю: как хорошо все начиналось!

В учебниках истории двадцатилетний период руководства Брежнева – Черненко не беден на масштабные события.

Западный мир с опаской всматривался в нацеленные на него ядерные боеголовки и готовые к броску танковые армады. Что это не шуточки, показал август 1968 года, поверженная за считанные дни юная чехословацкая демократия. Затем некоторое потепление – Хельсинки, потом заморозок – Афганистан…

В те годы был заложен фундамент нашего нынешнего нефтегазового благополучия. Цены на нефть то повышались, то резко падали, и это ощущалось на содержании прилавков магазинов.

По-прежнему стартовали космические корабли. В 1980-м в Москве состоялись Олимпийские игры.

Игра под названием «мы делаем вид…» продолжалась в полном объеме, но без прежнего энтузиазма обеих сторон.

Хотя политические «сидельцы» не переводились, народ расслабился, осмелел. По крайней мере, по мелочи. Выражение «мы живем в стране непуганых идиотов» было перебором и насчет идиотов, и насчет отсутствия пугливости, но доля правды в нем была.

Неумолимое время делало свою черную работу. Лидеры старели, маразм крепчал, но симптомы его были все те же: взаимный обмен любезностями, орденами, званиями… И три траурные церемонии у кремлевской стены.

В моей личной жизни за эти годы произошло много событий. В 1965-м я защитил кандидатскую диссертацию, начал преподавать, а спустя двадцать лет был уже уважаемым профессором, заведующим кафедрой и даже дедом.

Я попытался вычленить из «внешней среды» тех лет какие-то новые явления, события, характерные именно для лет «застоя». События, которые бы по-большому скорректировали мою жизнь, работу, поведение. Ничего из этого не получилось: таких событий я вспомнить не смог.

Правдоподобной была бы версия, что к этому времени я в основном сформировался как личность, как работник, стал более «толстокожим», менее поддающимся деформации под влиянием «внешней среды».

Версия правдоподобна, но не более того. Более вероятна другая.

Застой есть застой. К этому времени все устоялось, стабилизировалось. Хорошее и плохое. К тому и другому уже подобраны «ключи»: способы, приемы, минимизирующие незначительное вредное влияние на тебя «внешней среды» или, наоборот, усиливающие положительное ее воздействие.

Но все эти «ключи» сразу выходят из строя, как только во «внешней среде» происходит что-то реально новое, существенное. Это подтвердило резкое изменение судеб миллионов людей как следствие перестройки, развала СССР, становления новой России. Увы, изменение далеко не всегда в лучшую сторону.