Текст книги "Чекист. Южное направление"

Глава двадцатая. Малая гражданская война – 2

Мы шли по коридору главного штаба время от времени отвечая на приветствия проходивших мимо офицеров. Кое-кто бросал на «французского журналист» сочувственные взгляды, а на Келлера – презрительные. Не любят нашего брата, не любят. Что чекистов из особого отдела, что контрразведчиков.

Шли молча, да и о чем говорить красному чекисту и белому контрразведчику? Каперанг не сдаст мне свою агентуру работающую по большевистскому подполью – она ему самому нужна, а о заброшенных к нам шпионах он не знает. И я даже если бы и хотел рассказать о наших разведчиках, не сумел бы. Основная ставка у нас делается на подпольную работу, но ВЧК ею занимается постольку-поскольку, а координирует и направляет подпольщиков Закордотдел ЦК КП (б) Украины и РВС Юго-Западного фронта. Создание единой партизанской армии – это вообще инициатива Сталина. Анархист Мокроусов – его креатура. Касательно же армейцев, так вообще не уверен, что у них здесь есть своя агентура, а если бы и была, то мне бы о ней никто не сказал.

Мы вышли на улицу, отошли в сторонку, чтобы не стоять на пути у мельтешащих туда-сюда штабных офицеров и чиновников в последнее время отчего-то активизировавшихся, встали под странным деревом без коры. В Севастополе таких много. Павел Федорович опять закурил и между двумя затяжками изрек:

– Кто бы мне сказал месяц назад, что военно-морской контрразведке поручат охранять серого кардинала ВЧК – пристрелил бы. Или бы сам застрелился.

Недавно мне тоже самое говорил и Слащев. А про кардинала, лестно, конечно, но вдаваться в подробности я не стал, а спросил, кивая на папироску:

– А как вы на субмарине терпели?

Келлер слегка растерялся. Верно, принялся искать в вопросе тайный смысл, намек – мол, терпение, а мне и на самом деле любопытно – как может сочетаться подводная лодка и страсть к табакокурению? Неважно, что здешние субмарины находятся под водой недолго, но знаю по своему прежнему опыту заядлого курильщика, что даже пара часов без доброй затяжки приводит к бешенству. Как же терпеть по восемь часов? Или в те времена разрешали?

– Я недавно начал курить, с конца восемнадцатого, – признался каперанг.

И что там случилось, в конце восемнадцатого года? Уж не тогда ли петлюровцы убили Келлера-старшего? Возможно, с помощью табака Павел Федорович снимал стресс. Стресс таким способом не снять, но курить научиться можно. Я сам когда-то закурил, оттого что болел зуб, а идти к стоматологу было страшно. Послушал «мудрых людей» – мол, покури, легче станет. Да, стало полегче. И второй раз, и третий. К стоматологу в конечном итоге идти пришлось, а курить начал. Правда у меня это случилось в восьмом классе. И курил до тех пор, пока в «конторе» не началась борьба с курильщиками. Пришлось бросать, а иначе пришлось бы уйти на пенсию раньше, чем планировал. Сейчас вот стою, вдыхаю дымок папиросы, и вроде закурить потянуло. А ведь Володька Аксенов не курит. Не стоит приучать парня к дурным привычкам. Чтобы отвлечься, спросил:

– Размышляете, Павел Федорович, как станут сосуществовать Советская Россия и Крымская республика?

Келлер бросил на меня недобрый взгляд и опять полез в портсигар. Закурив, хмыкнул:

– Вопрос не в том, как мы будем сосуществовать – как-нибудь. Вопрос, а сколько? Яков Александрович очень наивный человек. Считает, что Совдепия станет терпеть свободный Крым лет десять, а то и двадцать, и что за это время мы вполне можем превратить полуостров в укрепленный остров.

– А ваша версия? – полюбопытствовал я.

– Три года, максимум – пять, а потом Советская Россия нас просто сожрет.

Сроки, установленные Келлером, казались мне более правдоподобными, нежели те, о которых говорил Слащев. Я даже и не сомневался, что РСФСР сожрет свободный Крым сделав его частью республики. Потом, попозже, как время придет. Но мне-то нужно убеждать представителей Крымской республики в обратном, потому я уверенно сказал:

– Я думаю лет пятьдесят, а может сто. Существуют же Монако, Сан-Марино и никто их не жрет? Вон, посудите сами – на территории бывшей Российской империи уже существует и независимая Украина, и Белоруссия, и Грузия. Мы даже прибалтийские лимитрофы признали, с Польшей переговоры ведем, скоро Финляндия подтянется, а чем Крым хуже? В сущности – бывшее ханство, есть историческая основа, в отличие от той же Финляндии или Эстонии. Будем дружить с друг другом, торговать. Взаимовыгодно.

– Ага, взаимовыгодно… – покачал головой начальник военно-морской контрразведки. – Вы, господин Аксенов, как я слышал, назначены руководителем внешней разведки ВЧК?

– Яков Александрович рассказал? – поинтересовался я, хотя и так знал, что кроме Слащева некому. Но с генерала я подписку о неразглашении тайны не брал, да и смысла в этом не видел. Приказы о назначениях у нас публикуются в ведомственных бюллетенях, а потом рассылают по библиотекам. Другое дело, что я слегка предвосхитил события, но это для пользы дела.

Келлер кивнул, и продолжил:

– Не скажу, что настолько хорошо вас знаю, чтобы составить психологическую характеристику, но даже того, что слышал, достаточно, чтобы сообразить – вы разовьете в Крыму бурную деятельность, создадите здесь филиал внешней разведки ВЧК. Из Крыма удобно проникать и в Турцию, и в Средиземноморье. Правильно?

– Не без этого, – скромно согласился я. – Крым станет перевалочной базой для наших товаров, так почему бы вместе с товаром не засылать на Запад наших людей? Сами понимаете, отсюда гораздо удобнее, чем из России. Я буду засылать разведчиков, их станут ловить. Так ведь и вы, господин капитан первого ранга, станете засылать к нам своих людей. Не вы лично, а ваша разведка, а наша контрразведка начнет ловить ваших шпионов. Вы тут наловите, мы там, потом начнем их обменивать друг на друга. Нормальная работа для разведок и контрразведок. Но, согласитесь, это лучше, чем воевать?

Келлер покивал. Я не стал говорить, что Крымскую республику без присмотра оставлять нельзя. Оборонять полуостров сложно, а вот использовать его как плацдарм для нападения – очень удобно. Значит, нам придется поглядывать, с кем станут водить дружбу правители Крыма. И здесь поглядывать, и там, за «дальним кордоном». Но каперанг это и без меня понимал.

– Кстати, Владимир Иванович, ваш интерес к дочери господина Позина личный или служебный? – спросил вдруг Келлер.

Ишь, гусь ты мой лапчатый. Так тебе все и скажи. А ведь я и скажу, хуже не будет.

– А вы уже сообщили Захару Михайловичу, что я чекист?

– Пока нет, но все может быть.

А ведь он меня легонечко шантажирует. Дескать, я-то знаю, что у красных есть интерес к нашим предпринимателям, тянете свои ниточки, а я могу их и оборвать.

– А я вам случайно дорогу не перешел? – с деланным подозрением спросил я. – Может, у вас у самого виды на Елену Захаровну? Если так, то я вам честно скажу – с этой девушкой у меня ничего не было. И я на вашем фоне проигрываю – у вас вся грудь в крестах, а у меня только медалька, да орден. Вру, уже два.

– Не ерничайте, Владимир Иванович, – вздохнул Келлер. – Если у одного из самых влиятельных и богатых поставщиков армии в гостях оказывается чекист, это наводит на размышления. У меня были виды не на барышню, а на ее папашу. Поступали сведения, что он сотрудничает с красными. Жаль только, что Позин не по моему ведомству проходил, а у сухопутчиков. А эти…

– А что, полковник Щукин не стал им заниматься?

– Щукин? – недоуменно вскинулся Келлер. – Вы, верно, хотели сказать Щучкин?

Тьфу ты, опять перепутал художественный вымысел и действительность. Щукин – это все из того же «Адъютанта его превосходительства». Начальником контрразведки Добровольческой, а затем армии Юга России трудился полковник Щучкин. В отличие от киношного контрразведчика блестяще сыгранного паном Беспальчиком (да, а как фамилия актера?) настоящий Щучкин просто пьяница, как и его начальник Май-Маевский.

– Да, разумеется, Щучкин, просто оговорился, – поспешно сказал я.

Павел Федорович грустно махнул рукой, давая понять, что «сухопутчики» – то есть армейская контрразведка не то не смогла, не то не захотела раскрутить Позина на предмет сотрудничества с красными. Любопытно, чего же моряк сам не занялся? Впрочем, у военно-морской контрразведки дел и так выше крыши. Специфика Крыма – море кругом.

А про Щучкина я кое-что знал. И про то, что он завалил службу контрразведки, ликвидировав в Добрармии секретную агентуру, а упор делал лишь на доносы, да на пытки. Но среди доносов, дай бог, если десятая часть соответствовала действительности, а остальные – только сведение счетов. И пытки… Я, конечно, и сам грешен, признаю, было дело, когда требовалось срочно выбить показания из одного из Танюшкиных убийц, попустительствовал своему подчиненному, да и сам был готов, но возводить допросы с применением пыток в систему – никуда не годится. Под пытками любой заговорит, все вам расскажет, но доверия к информации выбитой с помощью пыток – нет.

К слову, я же о своих действиях Дзержинскому доложил (про Потылицына говорить не стал, здесь вина только моя), но Феликс Эдмундович только махнул рукой и процедил сквозь зубы: «Больше так не делайте». А мне еще показалось, что во взгляде Председателя ВЧК промелькнуло нечто типа: «Владимир Иванович, а вы дурак?». А может, просто показалось.

Подумывал предложить Келлеру обмен информацией о господине Позине. Он мне расскажет о своих наработках, а я ему расскажу про товарища Мяги. Но, прикинув, решил, что этого делать не стоит. Во-первых, он мне не расскажет ничего стоящего. Цифры, да кто сколько украл из казны белой армии заинтересуют только историков. Во-вторых, Захар Михайлович лицо частное, на службе не состоящее, а Мяги, хотя и преступник, но фигура официальная. И мы с ним как-нибудь сами разберемся, вытянем из него все связи, размотаем клубочек. А ставить в известность вражескую (а хоть бы и дружественную) контрразведку о нечистоплотности верхних эшелонов РККА – чревато. Пусть это станет достоянием историков лет так… через сорок.

– Мой интерес только к дочери господина Позина, а не к ее папе, – сообщил я, а потом доверительно сказал: – Я прибыл сюда как эмиссар правительства. Думал, что мне придется долго искать нужных людей, но повезло, что встретил Якова Александровича. А что мне делать дальше? Гулял. Познакомился с Еленой Захаровной случайно, а про ее папу – кто он такой, чем знаменит, вообще не знал. Даже если он сотрудничал с красными, как вы говорите, у меня об этом информации нет. Знаете же, что моя прежняя епархия – контрразведка. А в том плане, чтобы использовать Позина в далеком будущем, здесь я не знаю. Мне со стороны руководства никаких установок не поступало, а бить наобум, даже не по квадратам, а в белый свет, у нас не принято.

Капитан первого ранга закивал. Не уверен, поверил он мне или нет. Даже если поверил, то по факту станет держать ухо востро, чем может испортить мне в будущем агента влияния или просто канал для внедрения. Завербовать что ли Келлера? Нет, не выйдет. Компромата на него у меня нет, шантажировать нечем. Деньги? Не уверен, что этот номер пройдет, да и информацию, как правило, покупаем только у тех, кто сам рад ее продать. Стоп. А если?

– Павел Федорович, а вы не скучаете по своим субмаринам? – поинтересовался я.

– Это вы к чему?

– К тому, что Крымская республика имеет подводный флот. Сколько у вас лодок? Не то три, не то четыре. – Прищурившись, я начал загибать пальцы. – «Буревестник», «Тюлень» и что-то еще, что-то птичье. Не то «Гусь», не то «Утка», не суть важно. Там есть свои командиры, экипажи, но, сомневаюсь, что вам удастся восстановить собственный подводный флот, а вот у нас, в Советской России, это возможно.

– И сколько в Советской России подводных лодок? – презрительно поинтересовался Келлер.

Презрительно-то презрительно, но зачем-то спросил. И уже назвал нашу страну Советской Россией, а не Совдепией. Стало быть, заинтересовался.

– Твердо могу сказать лишь про Архангельск – одна штука, итальянская, по мнению специалистов – металлолом, – сообщил я. – А про остальные сказать ничего не могу.

Тут я развел руками, демонстрируя собственную неосведомленность. Нет, я примерно знал, сколько у нас субмарин, но зачем говорить о том Келлеру? Он, как ни крути, остается моим врагом. Пока, по крайней мере.

Начальник военно-морской контрразведки в который раз полез в портсигар, но на сей раз предложил папироску и мне. Разумеется, я отказался, но сам факт – добрый знак.

Щелкнув зажигалкой, Келлер сказал:

– Я вам сам скажу, на Балтийском флоте у вас двенадцать подводных лодок, еще одна недостроенная. На Каспийском – четыре, но что вы с ними станете делать?

– А потенциал? – мягко поинтересовался я. – Никто не говорит, что мы восстановим флот здесь и сейчас. И даже не через год. Вы же историю военно-морского флота лучше меня должны знать. С бухты-барахты ничего не бывает. Россия – огромная страна, с огромным ресурсом. Военно-морской флот нам крайне необходим. Подумайте, господин капитан первого ранга. Не скрою, вам никто не предложит ни должность командующего флотом, ни должность командира дивизиона подводных лодок. На командира подлодки вас смысла нет назначать – переросли вы такую должность. А вот преподавателем Военно-морской академии, начальником какой-нибудь учебной базы – вполне. Впрочем, об этом можно поговорить и потом.

Келлер, судя по всему, задумался, «переваривая» мое предложение, а я, в свою очередь, не мог решить – смогу ли переступить через себя? То, что капитан первого ранга занимал пост начальника контрразведки – это все ерунда. Гражданская война – наши внутренние разборки. Можно решить вопрос с Ворошиловым, тот не откажет. Другое дело, что я не смогу избавиться от «послезнания», и над каперангом будет висеть ореол того, чего он еще и не совершал и, скорее всего, уже никогда не совершит. Этак можно далеко зайти. Можно поискать будущего генерала Власова. Ха… А он не в Первой ли конной армии нынче? Не то взводом командует, не то ротой. Так вот взять, да расстрелять, чтобы на будущее неповадно было. А еще ухайдакать «слесаря с Юзовки», которого исправно убивают все «попаданцы». И автомат Калашникова соорудить, и к Сталину с ноутбуком, и на гитаре научиться играть, чтобы песни Владимира Семеновича петь.

Вспомнив обилие штампов, я мысленно плюнул и сказал:

– У меня предложение: вместо пассивной охраны мы с вами сработаем на опережение.

Домик, в котором мы обитали с Александром Васильевичем, напоминал сотни, если не тысячи домов раскиданных по полуострову Крым. Тихая, я бы даже сказал, сонная улица – детишки бегают, иной раз «закосившие» от армии мастеровые похаживают, неподалеку балка – все-таки жилье нам подпольщики подбирали, пути отхода предусмотрели. А так, самая обычная мазанка не беленая со времен Крымской войны, крошечный двор, вокруг плетень увитый ползучей растительностью, не знаю названия – была бы супруга рядом, сказала, а для меня все, что вьется, именуется вьюнком, будь это хоть девичий виноград, хоть… не помню слово, но что-то заборное.

Не тянуло наше пристанище на крепость, никак не тянуло. Теоретически, можно и отсидеться, можно и отстреляться, но тогда придется ночей не спать, ждать. И на хрена мне такое счастье? Нет, требуется ускорить события. А коли мы не можем создать укрепление, чтобы остановить бандитов (да-да, разгневанных подпольщиков, помню), стало быть, следует облегчить им задачу. Мы вытащили во двор стол и усадили за него пару чучел одетых в старые гимнастерки. На стол выставили пыльную найденную в чулане бутыль. Наверняка по улице разведка пойдет, начнут присматриваться. Если близко не подходить, пристально не рассматривать, складывается картинка – уселись люди на свежем воздухе, попивают вино, да лясы точат. Террористы, как правило, торопятся. Им бы свое дело сделать, да смыться, да и смеркается в Крыму быстро, а уж ночи-то какие темные! В кромешной тьме ни воевать, ни убивать неудобно. А мы им подарок приготовили. И в мазанку не надо врываться, рисковать. Стреляй – не хочу. Скорее всего, особо рассматривать не станут, а сразу начнут шмалять. Правда, смущала балка, но в балках скрываться хорошо, а атаковать из них неудобно, но Келлер знает, распорядится, чтобы кого-нибудь там поставить.

Мы с Книгочеевым решили, что делать ничего не будем, а станем просто сидеть и ждать, не высовываясь, даже если по нашему дворику начнут стрелять. Стрелков бы лучше всего взять живыми, чтобы остальную неугомонную братию выявить, но это уж как пойдет.

Я все рассчитал правильно. Или почти все. Когда разведка (какой-нибудь уличный мальчишка) сообщила, что во дворике сидят два дядьки, пьют вино, по улице пошла компания подгулявшей молодежи, приблизилась, но вместо пуль в наш двор полетели гранаты…

Двоих «бомбистов» убили на месте, еще троих повязали, но надо же так случиться, что какой-то осколок влетел-таки в мазанку и попал в грудь Александра Васильевича.

Книгочеева отправили в госпиталь, с задержанными контрразведка провела определенную работу, в результате которой прошли массовые аресты. Я поначалу хотел поучаствовать в допросах, но не стал. Пусть это пока остается делом военно-морской контрразведки, а результаты Келлер сообщит. Я полагал, что он подержит арестованных у себя, допросит, а потом отдаст под военно-полевой суд. Но моряк вместо этого без разбирательств отдал всех мне. Дескать, подарок от всего сердца! Знал каперанг про угольщик, на котором я собирался вернуться на «Большую землю», потому и предложил совместить «приятное с полезным». И во времени, мол, я ничего не теряю.

И вот сижу в угольщике (или на угольщике, как правильно?), посматриваю на конвоиров в погонах, а в трюме сидят мои вчерашние товарищи. Ну где еще такое может быть? Только в России, где же еще? Не был бы сам участником, не поверил бы.

Ладно, скоро уже Таганрог, сдам задержанных милейшему бородачу Михаилу Анатольевичу, до революции, кстати, известному ученому-медику по странной прихоти залетевшего на должность начальника особого отдела Азовской военной флотилии.

Эх, как жаль, что времени у меня нет, а я бы с подпольщиками немножечко поработал. Уверен, что среди них есть «засланный казачок», а может, и не один.

Пусть с ними местные контрразведчики разбираются, но к стенке пока не ставят. Попрошу, чтобы попридержали с месячишко. Я еще сам не знаю, пригодятся ли они мне? Народ имеет опыт подпольной работы, такими разбрасываться нельзя. А то, что выступили против линии партии, да на меня покушались… Бывает.

Эпилог

В зеркале отражался молодой, но вполне себе солидный мужчина. Кажется, даже ряшку малость отъел. Или показалось? Нет, в последние месяцы голодать не приходилось, это вам не Архангельск, но все равно непривычно, что щеки не впалые, а глаза уже не горят голодным блеском. Но главное не в моей физиономии. Чего на нее смотреть? Почти привык за два-то года, хотя врать не стану, иной раз пугаюсь, увидев в зеркале молодое и незнакомое лицо. Главное, что на френче красовались два ордена Красного знамени. Орёл!

Артузов, самолично коловший мне дырку для второго ордена, опять наморщил нос:

– Володя, такое чувство, что тебя в бочку с вином окунули. – Я попытался обнюхать самого себя. Вроде, уже и не пахнет. Все выветрилось. – Расскажи-ка еще раз, как ты орден обмыл… – подхрюкивая от старательно сдерживаемого смеха попросил мой друг. – Расскажу на коллегии, все под стол лягут.

– Артур, а ведь ты почти европеец, интеллигент, – укорил я начальника контрразведки. – И не стыдно использовать информацию полученную от друга? – Артузов не выдержал и заржал. – Артур Христианович, ты это… козел непродоёный! – обиделся я, а потом не выдержав тоже заржал.

Если бы кто сейчас заглянул в кабинет Артузова, решил бы, что молодые руководители ВЧК: начальник ОСО и начальник ИНО вдруг сбрендили. Ладно бы выпили… Смотрят друг на друга и ржут, как два трезвых жеребца.

Орден я «обмыл» очень оригинально. М-да… А все товарищ Дзержинский, захотевший, чтобы его «кадр» получил награду в официальной обстановке, а не где-нибудь в закутке, из рук в руки под расписку, чтобы никто не видел.

Награды вручали в зале Большого театра. Это тебе не «Сон красноармейца Иванова», так что народа набилось много. И те, кого удостоили, и руководство, и еще кто-то. Ясен перец, что награжденные пойдут проставляться, а кто откажется выпить на халяву? Я скромненько уселся в конце зала, с самого края, в надежде, что раз моя фамилия начинается на первую букву алфавита, то быстренько получу регалию и диплом, выслушаю положенную долю аплодисментов, еще чуть-чуть посижу, а потом тихонечко смоюсь. У меня на сегодня запланирована встреча с коллегой из НКИД и потенциальным заместителем – товарищем Давтяном, он же – товарищ Давыдов. Я-то считал, что Давтян-Давыдов на Кавказе, а он рядышком обитает, на углу Кузнецкого моста и Лубянки, в бывшем здании страхового общества «Россия», где сейчас НКИД. Яков Христофорович не выражал большого желания перейти из НКИД в ВЧК, предпочитая более безопасное место, придется объяснять ему, что каждый дипломат – в душе чекист, и каждый чекист – немножко дипломат, а настоящий коммунист не пасует перед трудностями. Будет упрямиться, переведут и без его согласия. Я тоже числюсь в обоих ведомствах и ничего, не умер. Правда паёк дают только в ВЧК. Несправедливо, блин.

Но сбежать с торжественного заседания не удалось. Награды вручались не по алфавиту, а по какой-то непонятной или понятной только организаторам схеме. И долго все тянется. Нет бы все заранее разложить, а тут сличают номер грамоты и тот номер, что выгравирован на ордене.

Я сидел, смотрел, хлопал в ладоши, особенно старался, если слышал знакомые фамилию. Вот орден получает Семен Михайлович Буденный, следом за ним командующий Юго-Западным фронтом Егоров, начдив Городовиков. А вот еще один знакомый командующий – товарищ Шварц, сумевший удержать Западный фронт и не допустивший наступления поляков. Теперь Пархоменко, начальник дивизии. С этим я лично не знаком, но наслышан, даже фильм в детстве смотрел, черно-белый еще. Особенно запомнилась фраза о том, чтобы «пленных не брать!». Кажется, начдива махновцы зарубили?

Вручал ордена Председатель ВЦИК товарищ Калинин, которого мне искренне жаль. Выстоять на ногах три часа, пожимая руки… А ведь народ здоровый, и каждый норовит пожать ладонь Всероссийского «старосты» покрепче.

Я хлопал и размышлял о своем. С кадрами вообще плохо, особенно с руководящими. Я хотел взять себе Агранова с Мессингом, но Якова Сауловича не отдал Артузов, чуть ли не зубами вцепился, а Мессинга «зажал» сам Дзержинский. Мол, для него уже приготовлена руководящая должность. Феликс Эдмундович вообще предложил мне взять замом либо начальника Всеукраинского ЧК Лациса, либо Генриха Ягоду. Хорошо, что лишь предложил, но не приказал. Если бы приказал, я бы никуда не делся, но Председатель предоставил мне выбор. От Лациса удалось «отмазаться» пояснив, что данный товарищ нужнее на Украине, где до сих пор не ликвидированы польские террористы и контрреволюционные гнезда. Я бы лучше взял замом Михаила Сергеевича Кедрова. Как-никак, мой «крестный отец» в ВЧК, человек толковый и образованный, имеющий связи за границей. Плохо только, что Кедров опять болеет. Это мне Артур сказал, он-то знает. Подозреваю, что, если не уговорю Давыдова, придется брать Ягоду. В той истории он в это время служил управляющим делами Особого отдела, а здесь лишь один из кадровиков, но на хорошем счету у Феликса Эдмундовича. Что важно, Ягода знает личный состав гораздо лучше меня. Разумеется, я сам, просмотрев личные дела, отобрал для себя потенциальных сотрудников, но это на «потом». Потом я и Быстролётова отыщу, и Старинова с Судоплатовым. А сейчас еще смысла нет. Отыщу я, допустим, того же Судоплатова, что я с ним стану делать? У меня нет ни общежития, ни штатного расписания. Все в процессе, но все будет. Пока мне нужны не аналитики и не талантливые исполнители, а закостенелые бюрократы, что станут биться лбом о стенку, выбивая помещения, средства и штаты. Вот здесь лучше всего и подойдет Генрих Ягода. Подозреваю, что первая задача, что мне «нарежут», будет не организация разведки за рубежом, а присмотр за нашими дипломатами. Что ж, тоже важное дело. К дипломатам из НКИД я испытываю сложное чувство. Ребята грамотные, не спорю, но кто-то же организовал «утечку» данных о «Великой Помории» и о «кровавом палаче» Аксенове. Не аукнулась бы мне эта статья. А дипломаты… Кто-то может и слабость проявить, «слив» важную информацию, не говоря уж о том, что переметнутся в стан врага. Или, вроде бы, «мелочь» – по доброте душевной передать письмецо от родственников-эмигрантов, или наоборот. Опять-таки, в качестве «надсмотрщиков» нужны люди не шибко умные, но надежные и исполнительные. Будут и за дипломатами присматривать, и в качестве «дымовой завесы» сойдут, чтобы настоящую работу делали талантливые парни вроде Потылицына. Бывший поручик и кавалер любую тайну добудет, а поручи ему рутинное дело – завалит.

Задумавшись, едва не прослушал собственную фамилию. Вскочил, помчался к товарищу Калинину и вбежал на сцену. Михаил Иванович, пожимая мне руку твердой, словно лопата, ладошкой, тихонько сказал:

– Товарищ Аксенов, после заседания никуда не уходи, дождись меня.

Я только кивнул, изрядно озадаченный, а когда уходил, то заприметил в первом ряду черные усы хлопающего в ладоши товарища Сталина. Кивнул и ему, а еще Семену Михайловичу.

После завершения заседания я подождал, пока радостный народ не рассосется, и подошел к сцене, у которой стоял Калинин в окружении людей в военной форме. Не простых красноармейцев, а как бы сегодня сказали – высшие офицеры. Егоров, Сталин, Ворошилов, Буденный, еще кто-то из Первой конной. Всего человек десять, если считать с Калининым.

– Володя, паздравляю! – крепко обнял меня Иосиф Виссарионович. Выпустив, передал Буденному.

Тот по примеру Сталина тоже заключил меня в объятия, да еще и ткнул в шею жесткими, словно зубная щетка, усами.

– Поздравляю, товарищ Аксенов.

Когда все наобнимались, нарадовались, Сталин сказал:

– Друзъя с Тыфлиса вина прислали. Давно хатэл с другом – Владымиром Ивановычем выпит. Повад был, панимаиш, а выпит нэ было. А тэперь и повад ест, и вино. Друзъя прыслали двэ бутыли. Таваришы, приглашаю всэх к себэ.

Военным бы радоваться, что их приглашает сам товарищ Сталин, но они отчего-то запереглядывались. Может, две бутыли показалось мало? Буденный оправив усы вздохнул:

– Товарищ Сталин, а может, лучше вы к нам? Мы ведь тоже готовились. Ордена, чай, не каждый день вручают.

В разговор вмешался Ворошилов.

– Коба, а давай и ты к нам вместе с Владимиром Ивановичем? И ходить никуда не придется, столы накрыты. И водка у нас есть, и все прочее.

Климентий Ефремович мотнул головой куда-то назад, не то в сторону сцены, не то гримуборных. А может, в Большом театре банкетный зал есть?

Сталин выжидательно посмотрел мне в глаза, я только плечами пожал. Выпить вина со Сталиным – куда ни шло, а глушить водку в Большом театре пусть и со старшим комсоставом – перебор. Завтра же об этом доложат Дзержинскому. Потому сказал:

– Иосиф Виссарионович, я бы лучше с вами.

Товарищ Калинин тоже решил нам составить компанию. Может, захотел попробовать грузинского вина, или решил отдохнуть от шумного общества.

Мне показалось или когда мы уходили, среди военных раздался вздох облегчения? В принципе, я их понимаю. Сидеть за одним столом с чекистом удовольствие маленькое.

От Большого театра до Кремля рукой подать. Мы шли любуясь на повылазившие звезды, разговаривая ни о чем, точнее – ни о чем не разговаривали. На меня вдруг нахлынули воспоминания о событиях случившихся со мной через восемьдесят лет. О том, как мы с женой и маленькой Сашкой гуляли в этих местах. Еще нам с дочерью нравилось покупать сосиски в тесте и есть их прямо на ходу. Супруга на нас ворчала – мол, два свинтуса, но иной раз, оглянувшись по сторонам, откусывала у кого-то из нас кусочек сосиски, норовя отхватить побольше. Жаль, мало уделял времени. Дочка выросла, у нее уже свои дела, своя личная жизнь, а я, скорее всего, уже никогда не погуляю со своими девчонками.

– О чем задумался, товарищ Аксенов? – голос Калинина вытащил меня из мира фантазий.

Ого, мы уже на Красной площади, не заметил. Я слегка замешкался, не зная, что бы такое соврать, но выручил Сталин.

– О чём можэт думать главный развэдчик Савэтской России? О вражэскых тайнах.

– Вот-вот, – согласился я. – Проснусь с утра, сразу и думаю – где, мол, проклятые буржуины хранят свою главную тайну?

– Вот скажите мне, дорогие товарищи, зачем нам две разведки? – спросил вдруг Михаил Иванович. – Это же и людей требуется в два раза больше, и денег. Может, стоит поднять вопрос на Политбюро о слиянии Регистрационного управления РККА и иностранного отдела ВЧК?

Сталин с любопытством посмотрел на меня, а я, вместо того чтобы прочитать короткую лекцию о целях и задачах разведки вообще, об отличиях политической разведки от военной, спросил:

– Михаил Иванович, а где гарантия, что начальник единственной разведки не станет подтасовывать факты?

– А почему он должен их подтасовывать? – не понял Калинин.

Тем временем мы дошли до Спасской башни. Сталин поприветствовал часового, дремавшего у ворот, а тот, сонно кивнув в ответ, не поинтересовался ни пропуском, ни нашими личностями.

– Начальнику охраны надо шею намылить, – озабоченно сказал я. – И коменданту Кремля заодно.

– Эх, Володя, а каго нам баятся? – удивился Сталин. – Мы же в Москве, а не на фронте.

Я не стал ничего отвечать. Петух жареный клюнет, тогда все забегают. Дождутся, войдет в Кремль какая-нибудь Фаня Каплан с пулеметом.

– Товарищ Аксенов, ты начал говорить, но не закончил, – сказал Калинин, возвращая меня на разговор.

– А, ну да… Предположим, разведка всего одна, а начальник разведки по глупости или злому умыслу – подкупили его, упустил из виду какой-то важный факт. Скажем – поляки в Германии наемников вербуют, а Франция новое оружие завезла. Он упустил, а поляки на нас напали. А если у нас две разведки, то руководство страны станет получать информацию из двух источников.

– А, тогда ты прав, товарищ Аксенов, – согласился Калинин. – Два источника информации – гораздо надежнее. И здесь, пожалуй, не стоит экономить.

– Здэсь все просто, таварыш Калинын, – вмешался Сталин. – Еслы дэревенскаму мужику сасед гаварит – у тэбя жэна загуляла, ребенок нэ от тэбя, то он дурак будэт, еслы сразу жэну бить пайдет. Можэт, сасэд на его жену сам выды имэл, а жэна нэ дала? Но еслы у тэбя два саседа гаварят, что жэна блядь, тагда она точна блядь.