Текст книги "Индия и греческий мир"

Итак, неподвижность их успокаивает, они смиряются со своим поражением и ходят, привязанные к домашним слонам. Слишком молодых животных, равно как и тех, кто выказал слишком буйный нрав, отпускают на волю. Захваченных же слонов приводят в деревню и дают им сначала поесть свежей травы и зеленого тростника; они же от страха не хотят есть, и тогда индийцы окружают их и начинают бить в кимвалы и тимпаны и петь песни, чтобы успокоить животных. Ведь слон умен, как никто из зверей. Бывало, что во время сражения слоны поднимали своего убитого седока и сами относили в могилу или защищали собой простертых на земле, или сражались за павших. Был и такой случай, когда один слон в припадке ярости убил хозяина, а потом сам умер от раскаяния и горя. А я собственными глазами видел, как слон ударял в кимвал, а другие слоны плясали. Два кимвала были привязаны к передним ногам слона, и еще один кимвал слон держал хоботом и поочередно и в такт ударял им о кимвалы на ногах, а другие слоны, став в круг, танцевали – они ходили и то поднимали передние ноги, то сгибали их в ритме, который задавал им слон, бьющий в кимвал. Спариваются слоны весной, как быки и лошади, когда у самок начинает издавать запах открывшееся (на висках) отверстие. Слонихи носят детенышей во чреве, если они мелкие, 16 месяцев, а крупных вынашивают до 18. Детеныш единственный, как и у лошадей, и мать выкармливает его молоком до восьми лет. Продолжительность жизни у слонов более 200 лет, но многие из-за болезней не живут столько. Когда у слонов болят глаза, помогает промывание коровьим молоком, при других болезнях – красное вино, а к ранам хорошо привязывать куски жареной свинины. Вот какие у индийцев лекарства для слонов».

Кстати, алкоголь предписывался слонам не только для лечения, но и для поднятия боевого духа, да и просто для «удовольствия». Свидетельство первого сдержится в библейской III книге Маккавейской: «Тогда царь (Птолемей. – Е.С.), исполненный сильного гнева и неизменный в своей ненависти, призвал Ермона, заведовавшего слонами, и приказал на следующий день всех слонов, числом пятьсот, накормить ладаном в возможно больших приемах и вдоволь напоить цельным вином и, когда они рассвирепеют от данного им в изобилии питья, вывести их на иудеев, обреченных встретить смерть» (III Макк. 5: 1). То же, в принципе, сказано в Писании о слонах Селевкидов: «Слонам показывали кровь винограда и тутовых ягод, чтобы возбудить их к битве» (I Макк. 6:34). О хмельном слоновьем удовольствии узнаем из работы М.И. Пыляева «Старый Петербург», в которой автор сообщает, что при Анне Иоанновне присланный в столицу слон в год потреблял «виноградного вина 40 ведер, водки 60 ведер и т. д.; водка употреблялась для слона лучшего качества; так, раз слоновщик доносил: “К удовольствию слона водка неудобна, понеже явилась с пригарью и некрепка”».

Весьма похожий (хотя и более подробный) рассказ о ловле и приручении слонов содержится и у Страбона (XV, 1, 42–44), при этом Страбон в своем повествовании об Индии часто ссылается на Мегасфена и Онесикрита – очевидно, что тот или другой, или же оба, стали источником и для Арриана. Поэтому повторяться мы не будем, отметим только то, о чем не сказано у Арриана: «Не только Онесикрит, но и другие утверждают, что индийские слоны крупнее и сильнее ливийских. Встав на задние ноги, они хоботом опрокидывают башенные зубцы и вырывают деревья с корнем… Слоны так легко приручаются, что их обучают даже метать в цель камни и пользоваться оружием; они прекрасно плавают. Колесница со слонами считается у индийцев величайшей ценностью». Флавий Филострат (II–III вв.) пишет в «Житии Аполлония Тианского» (II, 12): «Слоны бывают болотные, бывают горные, имеется также и равнинная порода. Ловят их для военных надобностей, ибо они идут в бои, неся на себе башню, в коей могут вместиться разом десять или пятнадцать индусов, которые стреляют из луков и мечут копья, словно из крепости. Да и сам слон владеет хоботом как рукой, пользуясь им для метания копий. Насколько ливийский слон больше нисейского жеребца, настолько же индийские слоны больше ливийских».

В войсках Древней Индии слон одновременно исполнял роль вездехода и боевого танка. Слоны расчищали войску дорогу, охраняли войсковую казну, помогали форсировать реки. Ими ведал особый чиновник – гаджаматия (или гаджахиякса). Только что отловленные слоны подразделялись на три категории в соответствии с физическими и психическими данными, после чего начиналось их обучение, предусматривавшее семь степеней: упастхана (бег через препятствия и по пересеченной местности), самвартана (прыжки через ямы), самияна (приучение к походам и обучение должному маневрированию), вадхавадха (перешагивание через людей и, видимо, павших или раненых лошадей), хастиюддха (тренировочные бои слонов), нагараяна (тренировочные атаки на полевые укрепления) и самграмика (боевая практика). Интересный случай приводится в «Дхаммападе» (гл. 23 – «О слоне»), косвенно свидетельствующий о тренировке боевых слонов: «Притча о слоне по имени Павеййака. Во время пребывания в монастыре Джетавана Будда произнес стих в связи с историей о слоне по имени Павеййака. Павеййака в молодости был очень силен; со временем он стал старым и дряхлым. Однажды, когда Павеййака зашел в пруд, он застрял в трясине и не мог выйти на берег. Когда об этом рассказали правителю Пасенади из Косалы, он послал укротителя слонов, чтобы тот помог слону выбраться из трясины. Укротитель пришел туда, где застрял слон. Там он сказал музыкантам сыграть марш (военная музыка упоминается в индийском ратном деле еще со времен Ригведы, в этих целях использовались барабаны, трубы, рога и раковины. – Е.С.). Услышав военные мотивы, слон подумал, что он находится на поле боя, он вновь наполнился энергией, потянулся изо всех сил и вскоре выбрался из трясины. Когда монахи рассказали об этом Будде, он сказал: «Монахи, как этот слон выбрался из болота, так и вы должны выбраться из болота моральной нечистоты». Затем Будда произнес следующий стих:

 
Радуйся серьезности, охраняй разум свой.
Как слон, застрявший в болоте, выбирается оттуда,
так и ты выберись из болота моральной нечистоты.
По окончании проповеди монахи достигли просветления.
 

В бою к слонам прикреплялись знамена, хотя и меньше по размерам, нежели те, что предназначались для колесниц. В «Агни-пуране» (ок. 900 г. н. э.) говорится о том, что на слоне, помимо погонщика, размещаются шесть воинов: двое – спереди, вооружены булавами; два стрелка – посередине; за ними – два меченосца. Афанасий Никитин так описывает виденных им в XV в. боевых (обзаведшихся уже пушками) и «парадно-выездных» индийских слонов: «А бои у них все на слонах, а пеших пускают вперед: хорасанцы же на конях и в доспехах, и кони и сами. Слонам же к хоботу и к клыкам привязывают большие мечи кованые, весом по кентарю (два с половиной пуда или 100 «больших гривенок», т. е. порядка 40 кг. – Е.С.); одевают их в булатные доспехи и делают на них городки; а в каждом городке находится по 12 человек в доспехах, с пушками и стрелами». «Султан же выезжает на потеху с матерью и с женой, да с ним на конях 10 тысяч человек, да пеших 50 тысяч. А слонов водят 200 человек, наряженных в золоченые доспехи. Да перед султаном идут 100 человек трубников, да плясунов 100 человек, да коней простых 300 в золотых сбруях; да обезьян за ним 100, да наложниц 100 – и все юные девы». «В бусурманской же Индии, в великом Бидаре, смотрел я на великую ночь: на Великий день плеяды и Орион вошли в зорю, а Большая Медведица головою стояла на восток. На бусурманский байрам выехал султан на прогулку, и с ним 20 великих везиров да 300 слонов, наряженных в булатные доспехи с городками, а городки окованы. В городках же по 6 человек в доспехах, с пушками да с пищалями, а на великом слоне – 12 человек. На каждом слоне по 2 больших знамени, а к клыкам привязаны большие мечи, по кентарю, к хоботам же привязаны тяжелые железные гири; да между ушей сидит человек в доспехах, а в руках у него большой железный крюк, которым он правит. Да выехало простых коней тысяча в золотой сбруе, да 100 верблюдов с литаврами, да 300 трубников, да 300 плясунов, да 300 ковре. А на султане кафтан, весь унизан яхонтами, да на шапке шишак – огромный алмаз, да золотой сайдак с яхонтами, да на нем же 3 сабли, окованы золотом, да седло золотое. А перед ним бежит кафир и играет зонтиком, а за ним много пеших. За ним же слон выученный идет, наряжен весь в камку, с большой железной цепью во рту, – и он отбивает ею людей и коней, чтобы не подступали близко к султану». «Султан выезжает на потеху в четверг и во вторник, и с ним выезжают 3 везира. А брат султанов выезжает в понедельник, с матерью и с сестрой. Да 2 тысячи женок выезжают на конях и на золотых носилках. Да коней перед ними простых 100 в золотых сбруях, да пеших с ними очень много, да 2 везира и 10 везиров, да 50 слонов в суконных опонах. А на слоне сидят по 4 человека голых, только плат на заду. Да голые пешие женки, и те воду за ними носят, пить и умываться, а один у другого воды не пьет».

Были ли слоны эффективным боевым оружием? Приходится признаться, что нет, и это покажет и собственно кампания Александра, и многочисленные войны его преемников и их наследников, царя Пирра (319–272 гг. до н. э., в разные годы дважды царь Эпира и дважды – Македонии) и карфагенян. Скорее, психологическим, и то – пока к ним не привыкнешь. Испуганный или разъяренный слон мог «изменить курс» и затоптать своих же воинов – это отлично поняли и усвоили римляне, впервые «познакомившиеся» с боевыми слонами при столкновении с Пирром в Лукании (потому и назвали слонов «луканскими коровами» или «луканскими быками»). Они использовали против слонов дротометателей, доски с гвоздями, огонь и т. д. Тит Ливий (59 г. до н. э. – 17 г. н. э.) писал о битве при Метавре (207 г. до н. э.): «Большинство слонов перебили не враги, а сами их вожаки; у каждого из них были долото и молоток; когда слоны приходили в неистовство и начинали кидаться на своих, вожак между ушей, как раз в том месте, где шея соединяется с головой, ставил долото и бил по нему изо всех сил. Это самый быстрый способ умертвить громадного зверя, когда с ним уже нет сладу».

Кавалерия появилась в индийских войсках позже колесниц – по крайней мере, Ригведа такого рода войск не знает. Кони в Индии были малочисленны и весьма ценились как в древности, так и в Средневековье (достаточно вспомнить эпопею Афанасия Никитина, у которого отобрали коня). Конями ведал особый чиновник – как и слонами. Свидетельство Арриана об индийской кавалерии было приведено выше. Перед боем коней тоже поили вином.

Индийское войско сопровождал гигантский обоз с женщинами, торговцами, чиновниками, лекарями, охотниками, землекопами, различными мастеровыми – плотниками, кузнецами, оружейниками и т. д. В политико-экономическом трактате «Артхашастра», созданном при Чандрагупте (340–297 гг. до н. э., правил с 322 г.) и хронологически весьма близком эпохе похода Александра, видим следующие данные по воинскому жалованью (V, 3). Главнокомандующий получал 48 000 панов (серебряных монет весом в 13,7 г), военачальник – 24 000, командующие слонами, кавалерией, колесницами и пехотой – по 8000, начальники в этих же родах войск – по 2000, колесничий, военный хирург, дрессировщик любых животных, плотник – тоже по 2000, погонщик слонов – от 500 до 1000, воин и чиновник – по 500, трубач и слуга – 120. При выдаче жалования воинам учитывалось их происхождение, место жительства и т. д.; «ученики» получали половинное жалование. Воины «лесных племен» стояли в самом низу воинской иерархии, им просто разрешалось пограбить, как позднее турецким «акандие». Интересно, что во времена, предшествовавшие составлению «Артхашастра», индийский воин получал всего 40 панов, и притом экипироваться должен был за свой счет. Военные расходы составляли примерно половину государственного бюджета индийских царств. Производством оружия занималось исключительно государство, «частникам» заниматься этим возбранялось.

Описанная выше армейская индийская структура является исконной, а не возникшей под греко-македонским влиянием; как пишет В.Р.Р. Дикшитар: «В Древней Индии существовала прекрасно организованная армия (говоря об организации войска в период правления Чандрагупты Маурьи, В.А. Смит отмечает: “В нем не прослеживается эллинское влияние. Оно основано на древнеиндийской модели – огромное войско царя было всего лишь следующей стадией развития большой армии царства Магадха”). Если она не была бы эффективной, то Чандрагупта Маурья не сумел бы изгнать из Индии македонских правителей и победить Селевка, Биндусара – завоевать Декан и Южную Индию, Ашока – сохранять дипломатические союзы с лесными племенами и народами, жившими далеко от его царства, Самундрагупта – создать дивиджаю на территории всей Индии, а Харша – создать и сохранять огромную державу».

С одним здесь мы, пожалуй, не согласимся – Чандрагупта ведь еще создал индийский флот, хотя собственно корабли и мореплавание были знакомы индийцам со времен Ригведы, и уж наверняка его-то он создал именно по греческому образцу, ибо даже чин, заведовавший военно-морским делом при Чандрагупте, носил именование «навадхьякша», что, по нашему мнению, явно является индийской переделкой греческого «наварха» (ναύαρχος). Но это – дела более позднего времени, теперь же следует рассказать об индийском походе Александра Македонского.

Глава 2
Боевые действия Александра Македонского в Индии

Наивно было бы полагать, что в Индию под командованием царя Александра вступило «классическое» греко-македонское войско. Обрисуем парой штрихов его эволюцию. Как известно, победить греков македонянам позволила их знаменитая фаланга – подразделение тяжелой пехоты из 16–18 тысяч человек; фланга выстраивалась в 1024 шеренги «глубиной» в 16 воинов, при этом македоняне использовали свои знаменитые длинные копья, 5–7‑метровые сариссы, следующим образом: первые пять рядов шли с ними наперевес, так что расстояние между наконечниками копий каждого ряда составляло менее метра, и, по словам древних историков, получался «зверь, к которому невозможно было приблизиться»; копья прочих рядов поднимались с наклоном вверх (чем дальше ряды – тем прямее стояли копья), чтобы таким образом препятствовать падению на воинов вражеских метательных снарядов. Фаланга предусматривала три варианта построения – отрытый (с расстоянием меж воинами в два шага), сомкнутый (с расстоянием меж рядами в один шаг) и сомкнутый (с расстоянием в половину шага при тесно сдвинутых щитах). Однако успешно действовать фаланга могла только на ровной земле, без канав, холмов, деревьев и т. д. Также у тяжеловооруженных воинов имелись мечи и дротики. Защитное вооружение – панцири – изготовлялись вовсе не из металла, как при Гомере, а из нескольких слоев проклеенного льна, иногда – с нашитыми металлическими пластинами: льняной панцирь был вдвое дешевле, намного легче, обеспечивал воину большую мобильность и притом по защитным свойствам не уступал металлическому. Плутарх упоминает о нем в жизнеописании Александра и вообще так описывает вооружение македонского царя (XXXII): «Александр надел шлем. Все остальные доспехи он надел еще в палатке: сицилийской работы гипендиму с поясом, а поверх нее двойной льняной панцирь, взятый из захваченной при Иссе добычи. Железный шлем работы Теофила блестел так, словно был из чистого серебра. К нему был прикреплен усыпанный драгоценными камнями железный щиток, защищавший шею. Александр носил меч, подарок царя китийцев, удивительно легкий и прекрасной закалки; в сражениях меч обычно был его главным оружием. Богаче всего был плащ, который царь надел поверх доспехов. Это одеяние работы Геликона Старшего Александру подарили в знак уважения жители города Родоса, и он, готовясь к бою, всегда надевал его». Другой частью пехоты (порядка 6000 человек) являлись легковооруженные воины – лучники (всегда наиболее славились критские), копейщики, пращники (особенно ценились родосские) и т. п., обычно набираемые как из греческих, так и варварских племен; их использовали в качестве «застрельщиков», а также для разобщения строя противника и, конечно, при преследовании. Конница при Александре составляла примерно одну шестую часть войска. Это были привилегированный тяжелый отряд «гетеров» («друзей») царя, примерно 1800–2000 человек, столько же человек тяжелой фессалийской конницы, потом шли отряды «средней» конницы диммахов, которые, подобно поздним драгунам, могли сражаться и в конном, и в пешем бою, и затем 700 человек легкой конницы (также из полугреческих-полуварварских племен, как и легкая пехота) и отряд конных лучников.

При начале великого похода армия Александра складывалась из собственно македонских сил, потом – из предоставленных побежденными греками своих воинов по условиям Коринфского конгресса (338/337 гг. до н. э.), и наемников. Античные историки по-разному оценивают ее численность, от 30 000 до 43 000 пехоты и от 4000 до 5500 всадников. Но когда четыре года спустя царь подходил к Индии, картина была резко иной – его войско можно было сравнить с войском Наполеона, приведшего на Россию «дванадесять языков», то есть 12 народов, завоеванных им ранее, – немцев, испанцев, союзных поляков и т. д. Здесь было совершенно то же самое. Во-первых, в войско македонского царя влились многочисленные народы освобожденной от персов Малой Азии – их можно было бы назвать греками, но условно, так как за века они смешались с различными автохтонными племенами – таковы были ликийцы, карийцы, памфилийцы, ионяне, киприоты; еще больше варварской крови было в лидийцах, фригийцах, каппадокийцах, вифинцах, киликийцах и т. п. Переход в Сирию и Месопотамию обогатил армию Александра еще большим количеством азиатских народов, прежде служивших Дарию, но, коль скоро тот был разбит и его преемником стал македонский царь, то и служить уже надо было, выходит, ему; в царском войске и флоте служили финикийцы, египтяне, персы… Дальнейшее продвижение Александра привело в состав его воинства скифов и народы Средней Азии. В итоге в Индию он привел порядка 120 000 человек. Но его войско изменилось не только количественно, но и качественно – уже не в лучшую сторону. Оставив в Азии множество греческих и македонских костей, в Индию он привел настоящую орду, по словам Арриана, из «всевозможных варварских народов, вооруженных всеми возможными способами». Варваризовались (и тем самым это вызвало недовольство македонян) тяжелая конница и «хребет» войска – фаланга (теперь из македонцев состояли только три ее первых ряда и последний).

Вместе с тем радикально изменилась и тактика: после «правильных» боев с войсками Дария пришла очередь столкновения со скифами и народами Средней Азии – и здесь классическая модель македонского войска давала сбой, не будучи рассчитана на партизанские действия. Александр вышел из положения, организовав «спецотряды» из легкой кавалерии, легкой пехоты и стрелков, могущих быстро контратаковать противника, причем в нескольких местах одновременно. Фаланга была фактически расформирована, тяжелая пехота, объединенная с легкой, стала лишь подспорьем, развивающим ее успех. Так были покорены Бактрия и Согдиана – настал черед Индии.

Нашими основными источниками с описанием индийского похода станут сочинения авторов более позднего времени – в первую очередь Арриана и Плутарха, а также Юстина и Диодора Сицилийского; благо Арриан – ответственный и трезвый историк, сам – человек государственный и военный, и имел в своем распоряжении бесценные записки и воспоминания реальных участников похода – например Неарха, Птолемея, Аристобула и др., а также Мегасфена – посланника Селевка, утраченные впоследствии. Также Плутарх – источник, достойный полного доверия, ибо только его фантастические въедливость и трудолюбие при изучении различного рода документов, материалов, сочинений предшественников и т. п. могли дать бессмертные плоды не только в виде его знаменитых «Жизнеописаний», но и многих иных трактатов, посвященных греко-римской и всемирной истории; конкретно для нашего труда имеет особую важность то обстоятельство, что Плутарх имел в своем распоряжении подлинные письма Македонского о войне с Пором.

Базой для будущего похода стала основанная царем Александрия Кавказская. Уже тогда, на стадии подготовки, в стане македонян обнаруживаются первые индийские союзники – царь Сизикотт (Сисикотт), прибывший со своими войсками на помощь персам в Бактрию, но быстро и верно оценивший обстановку и переметнувшийся к победителю. Кроме того, царь Таксилы (Такшасилы) – государства на восточном берегу Инда (против впадения в него реки Кофел), враждовавший со многими своими соседями, включая могущественного Пора из рода Павравы, решил выйти из своих затруднений при помощи македонян, и, когда Александр был в Согдиане, прислал к нему послов, «приглашая» его в Индию и обещая всяческое содействие; Арриан, впрочем, рассматривает «Таксил» как имя собственное (IV, 22, 6), также и Плутарх, добавляя, что он, «как сообщают, владел в Индии страной, по размерам не уступавшей Египту, к тому же плодородной и богатой пастбищами, а сам он был человек мудрый» (LIX). Это не смешение и не небрежность, как нам объясняет Страбон (XV, 1, 36): «(В Индии) царь должен, кроме собственного имени, полученного при рождении, носить еще имя, одинаковое с городом… Подобный обычай существует у парфян; действительно, у них все цари называются Арсаками, хотя собственное имя одного царя – Ород, другого – Фраат, третьего – как-нибудь еще». Царь Александр милостиво принимал предлагаемые услуги, обещая взамен сохранение власти новоявленных союзников в их государствах и определенную автономию. Естественно, местные уроженцы-коллаборационисты предоставили Македонскому много полезных сведений. Начав поход весной 327 г. до н. э., царь направился в Никею (разумеется, «тезку» известного города в Малой Азии), где отметил начало нового предприятия принесением жертв Афине и куда приказал явиться союзным индийским царькам – «Таксил и прочие князья вышли ему навстречу с дарами, какие у индов считаются ценнейшими, и пообещали дать ему слонов, которые у них имелись, числом до 25» (Арриан, IV, 22, 6); впрочем, Плутарх в жизнеописании Александра (LIX) сообщает, что Македонский не остался в долгу, еще более щедро одарив Таксила, чем вызвал недовольство македонян, зато «привлек к нему многих варваров». В Никее царь разделил свое войско: Гефестиона и Пердикку он отправил в землю певкелаотов, к реке Инд, отдав им под командование подразделения Горгия, Клита, Мелеагра, половину конницы «гетеров», всю наемную конницу и силы Таксила и прочих индийцев. Им было поручено по пути к Инду приводить к покорности местные племена и государства, силой или договором, и, дойдя до реки, приготовить все потребное для переправы войска. Поручение было исполнено, при этом правитель Певкелаотиды (как по-гречески называет эту землю Арриан) Астис (Аст) пробовал сопротивляться, но был разбит, бежал в некий укрепленный город на юге от Кофена, который после 30‑дневной осады был взят Гефестионом, и погиб там. Править городом был поставлен перебежчик от Астиса к Таксилу Сангай. Главный город – Певкелы – сдался позже, когда туда подошел Александр. Пока же Гефестион и Пердикка основали город Оробатиду и продолжили продвижение к Инду.

Сам Александр со щитоносцами, половиной «гетерии», лучниками и конными дротометателями пошел к востоку через проход совр. Джелалабада по землям аспасиев, гуреев и ассакенов; какое-то время он шел вдоль реки Хой, а затем с трудом переправился через нее. Целью этого разделения царской армии известный историк эллинизма Иоганн Дройзен справедливо считает лишение племен на юге и севере от реки Кофен возможности объединиться для общего сопротивления, «зачистить» проходы на юг, откуда нанести удар с тыла по северным племенам. Соединиться обе части армии должны были на равнине между Аттоком и Пешаваром. Владея оставшимися в тылу проходами и дорогами, армия могла беспрепятственно переправиться через Инд. У Страбона есть свое объяснение передвижениям Александра в начале его индийского похода: «Вначале, когда убийцы Дария (покончившие с ним изменническим образом) собирались поднять восстание в Бактриане, он решил, что целесообразнее начать преследование и уничтожить их. Вот почему Александр приблизился к Индии через Ариану; оставив Индию справа, он перешел через Паропамис в северные области и в Бактриану. Покорив там все земли, подвластные персам (и даже еще больше [земель]), он впервые устремился тогда на Индию, так как многие из его спутников описывали ему эту страну, хотя и неясно. Таким образом, он возвратился, перевалив через те же самые горы, другим, более коротким путем, имея Индию слева; затем он тотчас повернул на Индию, к ее западным границам и рекам Кофе и Хоаспу, который впадает в реку Кофу близ города Племирия, протекая затем мимо города Гориды и проходя далее через Бандобену и Гандаритиду. Александр узнал, что гористая и северная области наиболее обитаемы и плодородны, южная же область, напротив, частью безводна, а частью подвержена наводнениям и совершенно выжжена, так что более подходит для диких зверей, чем для обитания людей. Как бы то ни было, он выступил в поход, чтобы сначала захватить эту прославленную страну, рассчитывая в то же время, что те реки, что ему приходилось преодолевать, лучше переходить вблизи истоков, так как они протекали поперек, разрезая страну, которую он хотел пересечь. Вместе с тем он услышал, что некоторые реки сливаются в один поток, и притом все больше, чем дальше они текут, так что эта страна становится все более труднопроходимой, в особенности же при недостатке кораблей. Из опасения этого Александр перешел реку Кофу и начал покорение горной области, которая обращена к востоку» (XV, 1, 26).

Переправившись через Хой, Александр приказал 800 своим всадникам взять к себе на коней по пехотинцу и стремительным маршем двинулся на разбегавшихся в страхе врагов. Прибыв под первый город и осадив его, царь был легко ранен в плечо стрелой, вонзившейся под панцирь. Также получил рану Птолемей, будущий первый греко-македонский царь Египта. Город был обнесен двумя стенами. Царь разбил лагерь, на следующий день была взята первая стена, сложенная не очень качественно, а когда македоняне пошли на штурм второй, подкрепляя свой приступ градом стрел, враги открыли ворота и побежали спасаться в горы; часть погибла во время бегства, пленных, как пишет Арриан (IV, 23, 5), «македонцы всех перебили в гневе за рану Александра», город был срыт до основания. Следующий город, под который пришел Александр – Андака, – благоразумно сдался; царь оставил в нем Кратера с наказом подчинять соседние города, а сам двинулся против аспасиев. Через день он дошел до их города, который местные войска сами сожгли и также бросились спасаться в горы, но завоеватели перебили большую их часть во время погони. При этом отличился Птолемей, вступив в схватку с «предводителем тамошних индов»; Лагид получил удар копьем в грудь, от которого его спас панцирь, и в ответ пробил врагу бедро и поразил насмерть. Интересно, что индийцы остановили бегство и устроили форменный бой над телом вождя, так что только прибытие туда самого Александра довершило их разгром. Царь не пожелал углубляться в том направлении и повернул на восток, вверх по течению Эвасилы.

Царь перевалил через горы и вышел к пепелищу города Аригея (в долине Паджкора) – его сожгли сами жители; к нему присоединился Кратер, и царь вновь оставил его с новым заданием – отстроить Аригею и оставить там на поселении воинов, более негодных к военной службе, а также окрестных жителей, из тех, что выразят на это свое желание. Падение Андаки и уничтожение Аригеи отдало под контроль завоевателей оба прохода, ведущие к Хоаспу; сам же царь теперь быстрым маршем пошел на север, к горам, где, как ему донесли, скопилось множество врагов. Оставив часть войска под горой, он разделил оставшиеся силы на три части и, одновременно атаковав с трех сторон (в лоб и с флангов), одержал среди гор большую победу, взяв в плен более 40 000 человек и захватив 230 000 голов рогатого скота, часть которого царь приказал отправить в Македонию.

Затем он двинулся на ассакенов, собравших против него, по сообщениям лазутчиков, 2000 всадников, более 30 000 пехотинцев и 30 слонов, включая наемников из-за Инда (вновь обратим внимание на смешение имен и топонимов, объясненное ранее Страбоном; и Арриан вот называет царя ассакенов Ассакеном). Царь двинулся вниз по плодородной долине вдоль реки Гурей (к нему присоединился уже отстроивший Аригею Кратер с тяжелой пехотой и боевыми машинами) и достиг Нисы – легендарного места воспитания Диониса. Пребывание там македонского войска описывают и Арриан (V, 1–2), и Юстин (II–III вв.) в своем труде «Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа» (XII, 7, 6–8). Характерно, что местное население и по внешнему виду, и по обычаям весьма отличалось от индусов. Нисийцы считали, что пришли с запада, были довольно белокожи, а правил ими выборный Совет трехсот под руководством Акуфиса, 30 из которых вместе с ним и отправились на переговоры с Александром. Они как-то очень быстро сговорились с завоевателями, легко признавшими в них потомков спутников веселого хмельного бога, сохранили свой образ правления и отделались только поставкой в Александрово войско трехсот всадников. И. Дройзен предполагает, что нисийцы – это кафры, в обычае которых, действительно, близкие к дионисийским пляски, обычаи и т. д.; он же сообщает, что потомки этих народов доныне хранят любопытные предания об Александре, только считают себя уже потомками не спутников Диониса, а македонян. Что ж, это можно противопоставить странному утверждению некоего Смита, приведенному в труде Синхи и Баннерджи, что успехи Александра «произвели такое незначительное впечатление на жителей Индии, что ни одно хотя бы самое смутное упоминание о нем не может быть обнаружено во всей древнеиндийской литературе». Письменно – возможно, но ни к чему делать индусов столь же толстокожими, как и их слоны.

Из Нисы Александр переправился через Гурей и вошел на территорию ассакенов. Индусы не решились на генеральное сражение, предпочтя укрыться по городам. У крупнейшего города Массаги Александр притворным отступлением выманил врагов на атаку, а затем буквально раздавил фалангой, которую вел лично. 200 человек полегли на месте, прочие укрылись в городе, откуда ранили Александра стрелой в лодыжку. На следующий день он подвел осадные орудия, проломил стену, но индийцы отчаянно защищались, и в итоге враги отступили. То же случилось на второй день; на третий царь приказал тяжелой пехоте атаковать стены по перекидному мосту с осадной башни (именно так был взят неприступный финикийский Тир), и дело кончилось катастрофой, как повествует Арриан (IV, 26, 6–7): «Люди рвались в бой; началась толкотня; мост не выдержал тяжести, сломался, и вместе с ним попадали и македонцы. При виде этого варвары с криком стали забрасывать македонцев со стен камнями, стрелами, всем, что было у них под руками и кто что успел схватить в эту минуту. Некоторые выбегали через маленькие ворота, проделанные в стене между башнями, и рубили мечами пришедших в смятение македонцев».