Текст книги "Вещное право"

Категорией вещных прав охватывается право собственности как наиболее широкое по объему правомочий вещное право, а также иные, ограниченные (по сравнению с содержанием права собственности) вещные права. Подавляющее большинство ограниченных вещных прав связано с использованием земельных участков и других недвижимых вещей и в силу этого подлежит государственной регистрации. Ограниченные вещные права по традиции нередко называются также jure in re aliena (права на чужие вещи). Однако понятие «право на чужую вещь» само по себе не вполне точно, ибо, формально говоря, оно охватывает права любого титульного (законного) владельца вещи, не являющегося ее собственником, в том числе обязательственные права арендатора, хранителя, доверительного управляющего и т. д., что делает его по существу почти безграничным и потому бессмысленным. Более точным является термин, пришедший из германской цивилистики, – ограниченные вещные права (begrenzte Sachenrechte, или beschrankte dingliche Rechte[88]88
  Понятия Sachenrecht и dingliches Recht в германской цивилистике нередко используются как равнозначные (поскольку и Sache, и Ding переводятся как «вещь»), хотя обычно под Sachenrecht понимают вещное право в объективном смысле (как определенную «часть правопорядка»), а под dingliches Recht – субъективное вещное право конкретного лица.


[Закрыть]).

Исходя из названных выше признаков вещных прав к ним обычно относят:

1) различные сервитуты;

2) узуфрукт (или «пользовладение»);

3) «право постоянного проживания» (аналог римского habitatio);

4) пожизненную наследуемую аренду (аналог римского эмфитевзиса);

5) право застройки (развившееся из римского суперфиция);

6) залог и его разновидности, включая ипотеку;

7) право вещных выдач (в германской терминологии – «вещные обременения» (Reallasten), а в российской – «вотчинные выдачи»);

8) «право присвоения» в виде преимущественного права покупки недвижимой вещи (или доли в праве собственности на нее).

Столь небольшое количество ограниченных вещных прав (в сравнении с обязательственными правами) объясняется тем, что все эти «вещные обременения», так или иначе ограничивающие право собственности, тем самым заключают в себе и серьезную опасность для интересов частных собственников и хозяйственного развития в целом. По словам И.А. Покровского, «истинной ценой, которою покупается каждое подобное ограниченное право на чужую вещь, является урезанное, морально и экономически подорванное право собственности», поэтому для законодательного установления подобных обременений необходимы особые основания[89]89
  Покровский И.Л. Основные проблемы гражданского права. С. 210.


[Закрыть].

Именно поэтому разные европейские правопорядки, сохраняя охарактеризованную выше общую основу, вместе с тем нередко закрепляют различные, не совпадающие друг с другом типы и (или) виды вещных прав. Так, в германском праве отсутствует эмфитевзис, но имеются такие, неизвестные другим правовым системам вещные права (заменившие эмфитевзис), как «вещные обременения» (Reallast, предусмотренные § 1105–1112 BGB; они были известны и дореволюционному русскому праву под именем «вещных выдач») и «поземельный долг» (Grundschuld, предусмотренный § 1191–1198 BGB); швейцарскому и итальянскому праву известна особая ипотека некоторых движимых вещей – автомобилей в Италии (ст. 2810 ГК), сельскохозяйственных животных в Швейцарии (ст. 885 ГК); в швейцарском праве особым обеспечительным вещным правом считается право удержания (Retentionsrecht), объектом которого являются движимые вещи и ценные бумаги (ст. 895 ГК), а в итальянском праве в соответствии со ст. 2745 ГК вещным считается всякое преимущественное право (dei privilegi) удовлетворения требований кредитора из имущества должника, и т. д.[90]90
  В современной германской судебной практике и доктрине в большинстве случаев признается вещный характер «ожидаемого права» (Anwartschäftsrecht), которым, например, нередко называют положение приобретателя недвижимости, возникающее у него в период от заключения договора ее продажи до внесения записи в поземельную книгу: это «больше, чем только надежда на приобретение, но меньше, чем полноценное право», поскольку часть предпосылок, необходимых для получения права собственности на вещь, имеется, а часть отсутствует. Однако закон прямо не регулирует эту ситуацию, оставляя открытым вопрос, с какого момента такое «право» может начать «собственную юридическую жизнь», став предметом отчуждения, залога, наследования и т. д. (см., например: Baur Е, BaurJ.F., Sttirner R. Sachenrecht. 18. Aufl. S. 30–31).


[Закрыть]

Следовательно, какие-либо единые «стандарты» здесь отсутствуют – вещные права складываются и развиваются под влиянием особенностей исторического развития и экономических потребностей конкретного правопорядка. Не случайно появляющиеся в современной литературе предложения о формировании в рамках Европейского союза единого «европейского вещного права» путем определенной унификации континентальных вещных прав и английских estate[91]91
  См.: Ramaekers E. European Union Property Law. Cambridge, Antwerpen, Portland: Intersentia, 2013.


[Закрыть] встречают серьезные возражения относительно возможности их принципиального неприятия национальными правопорядками[92]92
  См. рецензию на указанную работу проф. М. Бринкмана: Zeitschrift fiir Europa-isches Privatrecht. 2016. № 2. S. 559–560.


[Закрыть].

В российском гражданском праве в силу известных исторических причин появились искусственно созданные для нужд плановой экономики права оперативного управления и хозяйственного ведения, которые хотя и объявлены законом вещными (п. 1 ст. 216 ГК РФ), в действительности не соответствуют ни существу, ни признакам ограниченных вещных прав. Назначение названных прав – не экономически необходимое участие одних собственников в использовании недвижимого имущества (земельных участков), принадлежащего другим собственникам, а осуществление государством (публичным собственником) принадлежащих ему прав на имущество (за исключением земельных участков). Такие «квазивещные» имущественные права составляют одну из особенностей отечественного правопорядка. Вместе с тем ряд известных ограниченных вещных прав оказался либо невостребованным из-за неразвитости оборота недвижимости (например, право застройки), либо попросту забытым в этом качестве (например, преимущественное право покупки[93]93
  Подробнее об этом см.: Емелькина И.А. Вещное преимущественное право покупки недвижимости // Вестник гражданского права. 2010. № 3.


[Закрыть]), а вещная природа залогового права, ставшего способом обеспечения исполнения обязательств, обычно подвергается сомнению. Зато в качестве вещных теперь нередко рассматривают права арендаторов (нанимателей) недвижимых вещей.

Кроме того, перечень ограниченных вещных прав содержится не только в Гражданском кодексе (ст. 216), но также в Земельном и в Жилищном кодексах и во вводных законах к ним, причем далеко не всегда те или иные имущественные права прямо квалифицированы в этих специальных кодифицированных актах в качестве вещных. Это свидетельствует о юридической неряшливости отечественного законодателя, в силу которой иногда возникают несоответствия между нормами отдельных законодательных актов.

Вместе с тем в действующем российском законодательстве перечень ограниченных вещных прав в целом все равно остается прямо предусмотренным только федеральными законами (хотя и не единственной нормой какого-либо одного из них), причем эти последние нигде не предусматривают возможности создания «иных вещных прав». По справедливому замечанию А. Ваке, со времен римского права допускается существование «непоименованных» («безымянных») контрактов, но невозможно появление «непоименованных вещных прав»[94]94
  Wacke A. Zum numerus clausus der Sachenrechte als Begrenzung der Privatautonomie. S. 750.


[Закрыть]. Поэтому принцип numerus clausus вещных прав следует признать действующим и в отечественном гражданском праве.

Все ограниченные вещные права в свою очередь традиционно разделяются на три группы:

1) права пользования чужими вещами (Nutzungsrechte), классическим и наиболее распространенным примером которых являются сервитуты;

2) права на приобретение чужой вещи (Erwerbsrechte), к которым, в частности, относят преимущественное право покупки;

3) права на получение известной ценности за счет чужой вещи (Verwertungsrechte), например, залоговое право и «вещные обременения»[95]95
  Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. С. 207–208 и ел.; BaurF, BaurJ.E, Stumer R. Sachenrecht. 18. Aufl. S. 27–29; PruttingH. Sachenrecht. Ein Studienbuch. 35. Aufl. Munchen, 2014. S. 7–8.


[Закрыть].

Две последние группы теперь нередко объединяют в общую группу, чаще именуемую обеспечительными правами (Sicherungsrechte)[96]96
  См., например: Eccher В., SchurrFA., Christandl G. Handbuch italienisches Zivilrecht. Wien, 2009. S. 433; Rey H. Die Grundlagen des Sachenrechts und das Eigentum. Dritte AufL Grundriss des schweizerischen Sachenrechts. Band I. Bern, 2007. S. 64.


[Закрыть].

В российском гражданском праве как перечень ограниченных вещных прав, так и их систематизация пока во многом не совпадают с традиционными, классическими воззрениями. Из трех названных групп ограниченных вещных прав отечественному правопорядку пока бесспорно известна лишь первая. Поэтому систематизация таких прав пока может проводиться только внутри этой группы и по иным, нежели классические, принципам. Ее основным критерием становится не содержание, а объекты вещных прав. Ведь именно по этому признаку обособляются права хозяйственного ведения и оперативного управления, которые могут иметь объектом имущество, находящееся главным образом в публичной собственности, но только не в виде земельных участков, а в основном в виде имущественных комплексов – предприятий и учреждений. Напротив, права пожизненного наследуемого владения и постоянного бессрочного пользования могут иметь объектом только земельные участки, притом находящиеся в государственной (публичной) собственности. Некоторые вещные права могут существовать только в отношении жилых помещений. Что касается права залога, то его основная особенность с этой точки зрения заключается в том, что его объектом могут стать не только недвижимые, но и движимые вещи и даже имущественные права, что исключается для других ограниченных вещных прав.

В результате по указанному основанию можно выделить ограниченные вещные права:

1) по использованию чужих земельных участков (главным образом находящихся в публичной, а не в частной собственности);

2) по использованию чужих жилых помещений;

3) права на хозяйствование с имущественным комплексом собственника (хозяйственное ведение и оперативное управление);

4) «обеспечительные права» – залог и удержание, вещная природа которых обычно оспаривается[97]97
  Вместе с тем вещный характер право залогодержателя и ретентора постепенно получает и в современной отечественной литературе. В частности эту позицию теперь разделяет такой авторитетный исследователь обязательственного права, как С.В. Сарбаш (см.: Сарбаьи С.В. Элементарная догматика обязательств: Учеб, пособие. М.: Статут, 2016. С. 8).


[Закрыть];

5) преимущественное «право приобретения» (покупки) недвижимой вещи (или доли в праве собственности на нее).

Особого рассмотрения заслуживают предложения о признании в российском гражданском праве самостоятельного вещного права владения[98]98
  См., например: Коновалов А.В. Владение и владельческая защита в гражданском праве. 2-е изд. СПб., 2002. С. 17 и ел.


[Закрыть]. Как известно, в римском праве гражданско-правовой защите подлежало всякое, в том числе и фактическое (беститульное) владение вещью (possessio). Однако владение предполагало не только фактическое господство над вещью, но и субъективный элемент – отношение владельца к вещи как к своей (animus possessions) или намерение присвоить ее. С этой позиции оно противопоставлялось «держанию» (detentio), при котором такое намерение отсутствовало даже при наличии титула (например, у владельца вещи по договору с ее собственником), а «держатели» (арендаторы, хранители, залогодержатели и т. д.) не пользовались владельческой защитой.

В германском праве римское различие владения и держания было устранено (во многом благодаря идеям Р. фон Иеринга), а для защиты всех владельцев была введена сложная система различных видов владения. Здесь различается «владение вещью как собственной» (Eigenbesitz в соответствии с § 872 BGB), которое осуществляет либо ее собственник, либо фактический (незаконный) владелец, и «владение чужой вещью» (Fremdbesitz), субъект которого либо имеет на нее юридический титул (арендатор, хранитель, залогодержатель и т. д.), либо осуществляет фактическое владение ею с ведома и по указаниям собственника, например, в процессе ведения домашнего хозяйства или предпринимательской деятельности в качестве слуги, приказчика, поверенного, управляющего и т. п. (§ 855 BGB называет такое лицо «владеющим слугой» – Besitzdiener, а его владение в доктрине нередко именуется «обслуживающим владением» – dienende Besitz, Dienerbesitzjschäft). Титульное владение чужой вещью считается также «опосредованным владением» (mittelbarer Besitz в соответствии с § 868 BGB), тогда как владение собственной вещью и «обсуживающее владение» – «непосредственным владением» (unmittelbarer Besitz). При «опосредованном владении» появляется возможность «двойного владения» одной и той же вещью (осуществляемого одновременно несколькими лицами).

Этому подходу следует ШГК, который в ч. 2 ст. 920 говорит о «самостоятельном владении» собственника своей вещью и «несамостоятельном владении» (unselbstandiger Besitz) этой же вещью другими лицами, а также некоторые современные кодификации, прежде всего ГК Нидерландов, закрепивший в ст. 107 книги третьей прямое и непрямое (опосредованное) владение. Прямое и косвенное владение различается в ч. 2 ст. 33 Закона Эстонии о вещном праве 1993 г. (считающегося составной частью ГК Эстонии, готовившегося при активном участии германских консультантов). Не без германского влияния ст. 879 проекта Гражданского уложения Российской империи также предлагала различать «самостоятельное» и «производное» владение; законодательное закрепление «двойного владения» вещью встретило одобрительное отношение в тогдашней литературе[99]99
  Покровский И.Л. Основные проблемы гражданского права. С. 232–234.


[Закрыть].

Поскольку фактическое владение, по меткому выражению Г. Дернбурга, «время возводит в право» (с помощью приобретательной давности), т. е. придает ему юридическое значение, еще в германской пандектистике XIX в. возникла дискуссия о том, каково юридическое значение фактического владения: является оно фактом или правом?[100]100
  Подробнее об этом см., например: Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. С. 211 и сл.; Вороной В.В. Феномен владения в цивилистической науке // Законодательство. 2002. № 10.


[Закрыть]Ф.К. фон Савиньи, Г. Дернбург, Б. Виндшайд и их последователи, взгляды которых были и остаются господствовавшими, рассматривали владение как сугубо фактическую власть лица над вещью, фактическое отношение, однако подлежащее правовой защите от самоуправных посягательств. Р. фон Иеринг и его сторонники придавали владению юридическое значение, считая, что его защита в большинстве случаев есть защита права собственности, а владение представляет собой не просто фактическое отношение, а юридический факт, либо даже некое защищаемое законом право или его подобие. С их точки зрения владение и право собственности находятся в тесной взаимосвязи, поскольку владение и владельческая защита в значительной мере существуют для собственности, которая «стоит за владением». Поэтому Р. фон Иеринг характеризовал владение как «фактическую сторону собственности» (Tatsachlichkeit des Eigentums), защитой которой собственник может заранее защитить свое право «уже против первых попыток нападения».

Эти подходы отразились в гражданском законодательстве, которое хотя и обособляет владение в качестве самостоятельного гражданско-правового института, но одновременно признает его лишь «фактической властью над вещью» (абз. 1 § 854 BGB; п. 1 ст. 919 ГК Швейцарии; ст. 1140, 1141 ГК Италии). В современной германской литературе господствующим является взгляд на владение как на чисто фактическое господство лица над вещью. Как таковое оно не представляет собой ни особого субъективного (вещного) права, ни правоотношения (что вполне соответствует правилу абз. 1 § 854 BGB), хотя и обеспечивает своему субъекту – фактическому владельцу – некоторое правовое положение, будучи предпосылкой приобретения различных вещных прав, прежде всего права собственности.

В дореволюционной отечественной доктрине владение «как регулируемый правом факт» либо вообще не признавалось особым вещным правом[101]101
  Синайский В.И. Русское гражданское право. С. 199–200; Васъковский Е.В. Учебник гражданского права. С. 246. Аналогичные по сути взгляды высказывались и в советский период (см., например: Лскназий С.И. Основные вопросы теории социалистического гражданского права. С. 557–558).


[Закрыть], либо рассматривалось как «незначительное» по силе субъективное право «с довольно скудным содержанием»: возможность владения, уступающая в случае спора обладателю любого юридического титула на вещь[102]102
  Хвостов В.М. Система римского права: Учебник. М., 1996. С. 273.


[Закрыть]. Имела место и позиция, признававшая юридический характер владения, противопоставлявшегося «держанию» как не имеющему владельческой защиты[103]103
  См. особенно: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. T. 1. С. 252–257.


[Закрыть].

В советское время эта проблема отпала, поскольку вещи, находившиеся в фактическом (беститульном) владении, приравнивались к бесхозяйным и в этом качестве должны были поступать в государственную собственность. Осторожные попытки восстановления владельческой защиты в постсоветский период были предприняты сначала в Основах гражданского законодательства 1991 г. (абз. 2 п. 3 ст. 50), а затем в п. 2 ст. 234 ГК РФ. Они были связаны с необходимостью восстановления института приобретательной давности (впервые закрепленным в п. 3 ст. 7 Закона «О собственности в РСФСР») и ограничивались добросовестным владением (до сих пор являющимся обязательным условием применения приобретательной давности). Тем не менее это обстоятельство позволяет говорить о принципиальном признании в современном российском гражданском праве защиты самого факта владения вещью, хотя и далеко не во всех случаях. Вместе с тем нет никаких оснований для отнесения фактического владения к ограниченным вещным правам[104]104
  Такие попытки предпринимались в отечественной литературе (см., например: Гражданское право: Учебник для вузов. Часть первая / Под ред. Т.И. Илларионовой, Б.М. Гонгало, В.Л. Плетнева. М.: Норма, 1998. С. 299 (автор главы – В.А. Плетнев)', Гражданское право: Учебник. Часть первая / Под ред. Л.Г. Калпина, А.И Масляева. М., 1997. С. 249 (автор главы – Л. if. Масляев).


[Закрыть].

Таким образом, в российском гражданском праве владение представляет собой либо фактическое отношение, либо элемент (правомочие) других (обязательственных или вещных) прав, но не особое, самостоятельное вещное право, что само по себе не препятствует его гражданско-правовой защите (посессорной – в первом случае и петиторной – во втором). Вместе с тем отсутствие в действующем ГК (в отличие от подавляющего большинства других европейских кодификаций гражданского права) специальных норм о владении и владельческой защите следует признать его серьезным недостатком. Хотя владение и является фактом, а не правом, оно имеет известное юридическое значение и должно иметь гражданско-правовую, причем «посессорную», защиту (не зависящую от добросовестности владельца) для того, чтобы выполнять свое основное назначение – осуществлять борьбу с насильственными, самоуправными действиями и создавать эффективные препятствия для захвата чужого имущества[105]105
  Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации. С. 72–73.


[Закрыть]. При этом закон должен предусматривать защиту как законного, так и незаконного (в том числе недобросовестного) владения.

Нельзя оставлять без внимания то обстоятельство, что гражданско-правовая защита владения имеет не столько юридическую, сколько нравственную основу. Как указывал И.А. Покровский, «для третьих лиц фактическое владение должно быть неприкосновенно, так как за ним стоит чья-то человеческая личность», поэтому «в институте защиты владения дело идет не о собственности и вообще не о таком или ином имущественном праве, а о начале гораздо более высоком и идеальном – о насаждении уважения к человеческой личности как таковой»[106]106
  Покровский И.Л. Основные проблемы гражданского права. С. 234, 229.


[Закрыть]. По его словам, «со времен римского права во всяком культурном законодательстве мы встречаем прочно установившийся принцип охраны владения как такового от всяких частных посягательств на него. Всякий фактический владелец вещи может требовать от суда и властей защиты своего владения и притом не на том основании, что он имеет право на это владение, а просто на том, что он владеет или владел. Защиты своего владения может требовать не только владелец законный (собственник и т. д.), но и владелец явно неправомерный – тот, кто силой захватил чужое поле или кто тайно похитил чужую вещь. Конечно, если такое владение нарушает чьи-либо права, лица заинтересованные могут требовать восстановления этих прав судом…»; «именно по отношению к этим (неправомерным) владельцам принцип уважения к человеческой личности подвергается наибольшему искушению, и потому охрана даже этих владельцев является его наивысшим торжеством», следовательно, «для частных лиц фактическое господство владельца должно быть неприкосновенным; этого требует растущее уважение к человеческой личности, этого требует истинно культурный строй отношений между людьми»[107]107
  Покровский И.Л. Основные проблемы гражданского права. С. 223–224, 228.


[Закрыть].

Именно таким подходом следует объяснить предусматривавшееся еще в проекте Гражданского уложения Российской империи правило о том, что «всякое, даже незаконное, владение охраняется законом от самовольного нарушения…» (ст. 882), что и составляет существо владельческой защиты. Все это объясняет также предложения о введении владения и владельческой защиты в российское гражданское право, содержащиеся в Концепции развития гражданского законодательства РФ и в принятой в первом чтении новой редакции раздела II ГК РФ.

Глава 3
Объекты вещных прав

Объектами вещных прав признаются только вещи, причем индивидуально-определенные; объектом ограниченных вещных прав (кроме прав залогодержателей) могут быть только недвижимые вещи. Это положение, давно ставшее общепризнанным в правопорядках европейского континентального типа, основывается на невозможности осуществлять непосредственное хозяйственное господство над юридически неопределенным объектом: нельзя быть собственником вещей, определенных только родовыми, а не индивидуальными признаками[108]108
  Поэтому, например, лишено гражданско-правового смысла объявление государственной собственностью «животного мира в пределах Российской Федерации», поскольку под ним понимается «совокупность живых организмов всех видов диких животных, постоянно или временно населяющих территорию Российской Федерации» (ст. 1 и 4 Федерального закона от 24 апреля 1995 г. № 52-ФЗ «О животном мире» // СЗ РФ. 1995. № 17. Ст. 1462): такая совокупность никак не индивидуализированных вещей не способна быть объектом вещного права.


[Закрыть]. Недвижимые вещи всегда являются индивидуально-определенными по причине обязательной публичной (государственной) регистрации права собственности и других вещных прав на каждую из них (п. 1 ст. 131 ГК РФ). Это исключает существование земельных участков, домов (строений) или других видов недвижимости как вещей, определенных родовыми признаками.

Вещь – материальный предмет (физически осязаемый объект), обладающий пространственными характеристиками, имеющий экономическую форму товара и в силу этого относящийся к объектам гражданских прав. Вещами являются и такие порождения гражданского оборота, как наличные деньги (денежные купюры и монеты) и ценные бумаги в виде определенных документов (ст. 128 ГК РФ). Гражданско-правовой режим вещи имеют земельные участки, участки недр и иные виды природных и энергетических ресурсов (например, нефть, газ, вода), в том числе не являющиеся вещами в физическом смысле (электроэнергия)[109]109
  Подробнее об этом см., например: Корепанов КВ. Юридическая природа права на электроэнергию // Вестник гражданского права. 2015. № 1.


[Закрыть] при условии их обособления от однородных объектов, допускающего их индивидуализацию (нефть в цистерне, газ в баллоне, электроэнергия в аккумуляторе и т. п.). В соответствии с ч. 1 ст. 137 ГК РФ к вещам также приравнены животные («одушевленные вещи»).

Вместе с тем к вещам не относятся «безналичные деньги» (обычно называемые законом «денежными средствами»), которые представляют собой права требования владельцев банковских и иных счетов к обслуживающим их кредитным организациям, и «бездокументарные ценные бумаги», являющиеся особым способом фиксации определенных гражданских прав (которые согласно ст. 128 ГК РФ теперь[110]110
  В редакции Федерального закона от 2 июля 2013 г. № 142-ФЗ // С3 РФ. 2013. № 27. Ст. 3434.


[Закрыть] относятся не к вещам, а к «иному имуществу»), хотя экономически они выполняют те же функции, что и бумажные деньги и ценные бумаги. Не являются вещами и нематериальные по своей природе результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации («интеллектуальная собственность»). Из ст. 128, а также из п. 4 ст. 129 и ст. 1227 ГК РФ[111]111
  В редакции Федерального закона от 12 марта 2014 г. № 35-ФЗ // СЗ РФ. 2014. № 11. Ст. 1100.


[Закрыть] прямо следует, что такие объекты имеют особый гражданско-правовой режим, принципиально отличный от режима вещей (которыми признаются только материальные носители названных результатов и средств)[112]112
  Подробнее об этом см. особенно: Дозорцев В.А. Понятие исключительного права // Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система. Задачи кодификации: Сб. статей. М., 2003. С. 112 и ел.


[Закрыть].

В отличие от общепризнанного в европейском континентальном праве понимания вещей как телесных предметов (объектов вещных прав), в англо-американском праве к вещам традиционно относятся как «вещи во владении» (chose in possession), т. е. материальные объекты, так и «вещи в требовании» (chose in action), т. е. права. При этом и те, и другие могут входить в состав как «реального имущества» (real property) – англо-американского аналога недвижимого имущества, так и «личного имущества» (personal property) – аналога движимого имущества, в связи с чем их правовой режим в ряде ситуаций может совпадать. Так, объектом собственности (ownership) здесь может быть любое «имущество» (property), к которому относятся как материальные вещи, так и различные chose in action, например акции (паи, или доли участия в корпорациях, – share), причем независимо от документарной или «бездокументарной» формы.

Интеллектуальная собственность (или «интеллектуальное имущество» – intellectual property) хотя и рассматривается в англо-американском праве как разновидность «вещей» (chose in action), в действительности сводится к праву на использование результата творческой деятельности (copyright), тогда как в континентальном европейском праве установлен различный гражданско-правовой режим для нематериальных результатов творческой деятельности (традиционно именуемых «интеллектуальной собственностью»), имущественных и неимущественных прав на них и их материальных носителей – вещей.

Несмотря на серьезность отмеченных различий, некоторые из англо-американских юридических конструкций и подходов в 1990-е гг. были необдуманно перенесены в российское право, что породило ряд теоретических и практических споров и недоразумений.