Текст книги "Вещное право"

Экономические отношения присвоения выступают в различных формах в зависимости от того, кто является их субъектом: отдельный человек, группа лиц или организованный ими коллектив, государство или общество (народ) в целом. Соответственно этому обычно различают индивидуальное, групповое или коллективное и общественное, а также смешанное присвоение. Эти экономические формы присвоения принято называть формами собственности.

Важно иметь в виду, что формы собственности представляют собой экономические, а не юридические категории. Поэтому их нельзя отождествлять с правом собственности или с его разновидностями, выделяя или противопоставляя на этом основании, например, «право индивидуальной (или «частной») собственности» и «право коллективной собственности»[196]196
  В отечественной литературе до сих пор не прекращаются попытки обоснования прямого, «зеркального» перевода экономических категорий («типов, видов и форм собственности») в правовые (см., например: Рыбаков В.А. Общие положения о типах, формах и видах собственности в России: методологические аспекты права собственности (научный очерк) / Под ред. В.А. Тархова. М., 2004.


[Закрыть]. При этом не учитывается, что формы собственности как экономические отношения присвоения получают различные юридические формы выражения, не сводящиеся только к праву (или тем более к различным «правам») собственности.

Прежде всего субъекты юридических и экономических отношений (субъекты права и субъекты присвоения) не совпадают. В частности, участниками имущественных отношений, регулируемых гражданским правом, в том числе субъектами права собственности, могут быть не всякие субъекты экономических отношений присвоения. Так, не совпадают экономическая категория «коллектив» и гражданско-правовая категория «юридическое лицо» (которое может быть и «компанией одного лица», и унитарной организацией). Субъектами права – юридическими лицами не являются трудовые коллективы и тому подобные неправосубъектные объединения граждан, не имеющие своего собственного имущества, обособленного от имущества участников. Если же такое обособление происходит, то образуется новый самостоятельный собственник – юридическое лицо (корпорация), являющееся, однако, индивидуальным, а не коллективным субъектом гражданского права. Как уже отмечалось, в экономическом смысле субъектами присвоения (собственности) могут считаться участники корпорации или даже их «коллектив». Но в юридическом (гражданско-правовом) смысле единым и единственным собственником становится только юридическое лицо, которое в качестве самостоятельного собственника и несет имущественную ответственность по общим долгам, освобождая от нее имущество своих учредителей (участников).

По этой же причине не может сложиться и юридических отношений «смешанной собственности», например, при создании «совместных предприятий» с иностранным участием (хозяйственных обществ), ибо передаваемое им учредителями имущество не «смешивается», а обособляется у нового собственника. В силу этого же акционерное общество даже со 100 %-ным участием государства юридически также становится собственником своего имущества, которое нельзя более считать объектом государственной собственности. Экономически такую корпорацию можно рассматривать в качестве «государственной компании», а ее имущество считать находящимся в «государственном секторе экономики» (и на этом основании рассуждать еще и о «формах государственного предпринимательства»). Однако юридически все встает на свои места, как только речь заходит об имущественной ответственности по долгам такой корпорации, которую государство, даже будучи ее единственным участником, не захочет и не будет нести за счет своего (казенного) имущества[197]197
  Это обстоятельство особенно наглядно в отношениях международного экономического обмена. Здесь, в частности, признание государственных унитарных предприятий самостоятельными субъектами права при сохранении на их имущество права собственности государства-учредителя далеко не всегда воспринимается зарубежными судами при обращении взыскания на находящееся за рубежом государственное имущество (см., например: Пеллью Д. Исполнение арбитражных решений по делу Noga во Франции // Международный коммерческий арбитраж. 2004. № 2).


[Закрыть].

Имущественный оборот, основанный на рыночной организации хозяйства, требует равенства прав товаровладельцев как собственников имущества. Иначе говоря, возможности по отчуждению и приобретению (присвоению) имущества, а также по его использованию должны быть одинаковыми для всех товаровладельцев (собственников). В противном случае единого, нормального имущественного оборота просто не получится. Этим обстоятельством обусловлено появление принципа равенства всех форм собственности, под которым понимается равенство возможностей, предоставляемых различным субъектам присвоения.

Однако этот принцип носит экономический, а не юридический характер. Обеспечить «равенство всех форм собственности» в юридическом смысле невозможно. Так, в государственной собственности может находиться любое имущество, в том числе изъятое из оборота или ограниченное в обороте, что исключено для частной собственности; государство может приобретать имущество в собственность такими способами (налоги, сборы, пошлины, реквизиция, конфискация, национализация), которых лишены граждане и юридические лица. Вместе с тем юридические лица и публично-правовые образования по общему правилу отвечают по своим долгам всем своим имуществом, а граждане – за установленными законом значительными изъятиями (п. 1 ст. 446 Гражданско-процессуального кодекса РФ). Поэтому и ч. 2 ст. 8 Конституции РФ говорит о признании и равной защите, но не о «равенстве» различных форм собственности.

Из этого принципа также не следует, что существование различных «форм собственности» (т. е. экономических форм присвоения материальных и иных благ) требует появления зеркально соответствующих им различных «прав собственности» или признания «разнообразия видов и форм» еще и для права собственности. В отечественной литературе можно встретить предложения о разработке неких «сложноструктурных моделей права собственности»[198]198
  См., например: Богданов Е.В. Моделирование права собственности в гражданском законодательстве Российской Федерации // Государство и право. 2000. № 11; Савельев В.Л. Сложноструктурные модели римской собственности и российское право собственности //Древнее право (Iusantiquum). 2001. № 1 (8).


[Закрыть], т. е. о формировании разнообразных «вариантов» содержания этого права, призванных оформлять различные ситуации присвоения имущества. Но этим «многообразием» фактически отрицается роль вещных и других имущественных (гражданских) прав, оформляющих экономические отношения присвоения, а неизбежно появляющиеся при этом неоправданные различия в содержании прав разных собственников (субъектов присвоения) в конечном счете ведут к нарушению и основополагающего принципа «равенства форм собственности».

Предшественники этих подходов еще в конце 80-х гг. прошлого века предлагали признать государство «верховным собственником» своего имущества, передаваемого им государственным предприятиям, а последние «хозрасчетными собственниками» этого же имущества[199]199
  См., например: Право собственности в СССР / Под ред. Ю.К. Толстого, В.Ф. Яковлева. С. 49—112.


[Закрыть], т. е. по сути возродить феодальную идею «разделенной» («расщепленной») собственности. При этом обычно оставлялось без внимания то обстоятельство, что dominium directum и dominium utile фактически имели разное содержание и оформляли разный статус лиц, формально считавшихся «собственниками» одного и того же имущества. В действительности субъекты этих «прав собственности» обладали весьма разными возможностями по использованию «своего» имущества, осуществлявшимися ими далеко не всегда в собственных интересах и по собственному усмотрению. Подобно этому и «хозрасчетная собственность» государственных предприятий в зависимости от ситуации могла стать как широким «правом полного хозяйственного ведения» (к которому в соответствии с абз. 2 п. 1 ст. 24 Закона «О собственности в СССР»[200]200
  Закон СССР от 6 марта 1990 г. № 1305-1 «О собственности в СССР» // Ведомости СНД СССР и ВС ССР. 1990. № 11. Ст. 164.


[Закрыть] по общему правилу подлежали применению нормы о праве собственности), так и традиционно узким «правом оперативного управления»[201]201
  В советском законодательстве государственные предприятия получили на «свое» имущество легальное право (оперативного управления) лишь в начале 60-х гг. прошлого века, тогда как ранее, в течение примерно 30 лет, за ними expressis verbis не признавалось никаких имущественных прав и даже права юридического лица они получили лишь de facto только после проведения «кредитной реформы» в 1929–1931 гг. (объявление их юридическими лицами в ст. 19 ГК РСФСР 1922 г. относилось к органам управления – трестам, ставшим правосубъектными «предприятиями» в соответствии с принятым 10 апреля 1923 г. Положением о государственных промышленных трестах) (см.: Новицкий И.Б. История советского гражданского права. С. 167–168). Из этого видно, что для плановой экономики, устраняющей рыночные начала, наделение государственных предприятий какими-либо имущественными правами является не обязательным, а факультативным, а при последовательном осуществлении оно может привести к подрыву единства государственной собственности как основы этой системы хозяйства.


[Закрыть], но ни в одном из вариантов полностью не совпадающим с обычным правом собственности.

Для прежнего отечественного правопорядка была привычной ситуация неравенства реальных возможностей разных собственников при формальном равенстве их гражданско-правового статуса. Ведь нахождение имущества в государственной или в иной «форме социалистической собственности» тогда предоставляло собственнику (субъекту присвоения) неизмеримо большие возможности, чем форма «личной собственности» – гражданам (не говоря уже о гораздо более высоком уровне правовой защиты «социалистической собственности», выражавшемся, например, в не ограниченной исковой давностью виндикации государственного имущества, усиленной уголовной ответственности за причиненный собственнику вред, «автоматический» переход бесхозяйного имущества в государственную собственность и т. д.).

Вместе с тем экономическая «форма собственности» имела здесь юридический смысл, который исчез при провозглашении «равенства всех форм собственности», утративших при этом свое юридическое значение. В советском праве формально и граждане, и юридические лица (кооперативные и общественные организации), и государство в целом признавались собственниками своего имущества, имея стандартную «триаду» правомочий (ст. 92 ГК РСФСР 1964 г.), хотя способы ее осуществления и защиты весьма существенно различались у разных групп собственников. Это юридическое неравенство собственников в «перестроечных» законах о собственности 1990 г. не очень удачно попытались устранить путем провозглашения экономического «равенства всех форм собственности». Между тем следовало признать, что юридической формой выражения этого экономического принципа должно было бы быть единое право собственности, содержание (правомочия) которого не зависит от того, кто является его субъектом – гражданин, юридическое лицо или государство (публично-правовое образование)[202]202
  Примечательно, что к этому же выводу пришли и в других восточноевропейских странах, ранее заимствовавших отечественную идею о «многообразии видов и форм права собственности». Так, в гражданском праве Чехии единое право собственности было закреплено еще в 1989 г., задолго до принятия нового Гражданского кодекса (см.: Dvorak /. К nckterym otazkam vlastnickeho prava v Ceske republice. Str. 248).


[Закрыть]. Различным может быть правовой режим отдельных объектов присвоения, но не содержание права присвоивших их лиц.

Из этого также следует, что отрицание единого права собственности и признание «многообразия видов и форм» собственности и (или) права собственности неизбежно ведут к отрицанию гражданско-правового правопреемства. Очевидно, что частное лицо не может стать субъектом права публичной собственности (как, впрочем, и наоборот). Но при таком подходе, например, отчуждение в собственность частных лиц (и приобретение ими) продукции государственных производственных предприятий, да и в целом сделки купли-продажи принадлежащих государству вещей становятся сделками, влекущими прекращение на такие вещи права государственной собственности и возникновение на них права частной собственности, причем фактически первоначальным, а не производным способом[203]203
  Ведь в ситуациях приобретения государственного имущества частными собственниками от субъектов «ограниченных вещных прав» хозяйственного ведения или оперативного управления не действует характерный для обычного правопреемства принцип «никто не может передать другому больше прав, чем имеет сам».


[Закрыть], что представляется абсурдным.

К сожалению, эти ставшие теперь очевидными положения в свое время не удалось последовательно отразить в нормах упомянутых законов. Автору довелось участвовать в составе рабочих групп по созданию как союзного, так и российского законов о собственности. Это дает ему основания утверждать, что при их разработке, особенно при работе над первым из них, преобладающее значение имели экономические и политические подходы, которым далеко не всегда соответствовало юридически грамотное оформление[204]204
  Например, после принятия в первом чтении проекта союзного Закона о собственности депутатским Комитетом по вопросам экологии и депутатской Комиссией по вопросам труда на рассмотрение Верховного Совета СССР был представлен альтернативный законопроект (текст которого сохранился в архиве автора). Он предусматривал признание таких форм собственности, как «коллективная» (в виде «кооперативной, корпоративной, акционерной, а также собственности общественных и религиозных организаций»), «семейная», «индивидуальная – личная и частная» и «смешанных форм собственности». В качестве объектов собственности в нем назывались «жизнь и все способности человека, в том числе его интеллект», «воздушный бассейн», «природные и этнические ландшафты», «продукты всех видов труда», а также «права и свободы граждан». В то время автор, как и его коллеги по рабочей группе, лишь удивился очередному «шедевру» законотворчества отечественных экономистов, дошедших в своих фантазиях до предложений считать объектами права собственности (а в дальнейшем, следовательно, и объектами гражданского оборота) жизнь и способности человека, а также его права и свободы.
  Но после того как некоторые юристы стали всерьез утверждать о существовании у «работников юридического лица» «интеллектуально-трудового капитала как объекта их неотчуждаемой собственности», и о том, что «интеллектуальные и трудовые способности людей… являются неотчуждаемым объектом права собственности тех, кому они принадлежат от рождения» (Рыженков А.Я., Черноморец Л. Е. Очерки теории права собственности (прошлое и настоящее). Волгоград, 2005. С. 390–391), стало понятно, как глубоко политэкономические абстракции вековой давности укоренились в отечественном правоведении.


[Закрыть]. В результате этого сложившиеся вынужденные компромиссы отрицательно сказались на юридическом содержании этих важнейших для того времени законодательных актов.

Так, в тексте п. 1 ст. 4 Закона «О собственности в СССР» в качестве «форм собственности» были названы «собственность советских граждан, коллективная и государственная собственность». Но одновременно здесь указывалось и на признание «собственности иностранных государств, международных организаций, иностранных юридических лиц и граждан», т. е. по сути перечислялись субъекты права собственности с «иностранным элементом», в результате чего экономическая декларация приобретала некоторое юридическое значение. Такой компромиссный подход отразился и в заголовке этой статьи: «Субъекты права собственности. Формы собственности», который давал известные основания для мысли о том, что сам законодатель отождествляет если не «формы собственности» и «право собственности», то по крайней мере их субъектов. Это впечатление могло усилиться при сопоставлении п. 1 с п. 2 этой же статьи, которым допускалось «объединение имущества, находящегося в собственности граждан, юридических лиц и государства» (ранее прямо запрещенное ч. 1 ст. 116, ст. 123 и ч. 3 ст. 434 ГК РСФСР 1964 г.), т. е. расширялись права собственников по использованию принадлежащего им имущества, а затем говорилось об «образовании на этой основе» новых экономических отношений – «смешанных форм собственности, в том числе собственности совместных предприятий», иначе говоря, «смешанной формой собственности» объявлялась принадлежность имущества этим юридическим лицам.

На фоне таких «смешений» экономических и юридических категорий в союзном Законе Закон РСФСР от 24 декабря 1990 г. «О собственности в РСФСР»[205]205
  Ведомости СНД РСФСР и ВС РСФСР. 1990. № 30. Ст. 416.


[Закрыть] представлялся юридически гораздо более продуманным. Он не стал реализовывать абсурдное правило п. 3 ст. 4 союзного Закона о собственности, согласно которому законодательными актами союзных и автономных республик можно было устанавливать любые «иные, не предусмотренные настоящим законом, формы собственности» (количество которых таким образом становилось необозримым, а фантазия законодателей – безграничной), а в первоначальных вариантах даже попытался ограничиться закреплением лишь двух форм собственности – частной и публичной.

Однако в окончательном варианте российского закона о собственности сделать этого так и не удалось: наряду с «Правом частной собственности» (разд. II) и «Правом государственной и муниципальной собственности» (разд. IV) в разделе III выделялось еще и «Право собственности общественных объединений (организаций)», которое, таким образом, не относилось ни к частной, ни к государственной (публичной) собственности. Этот на первый взгляд странный шаг законодателя был вызван тем обстоятельством, что в числе юридических лиц (общественных организаций) в то время находилась КПСС, признать имущество которой частной собственностью законодателю мешали идеологические стереотипы. Вместе с тем, не рискуя прямо объявить об этом, он «замаскировал» ситуацию, фактически квалифицировав принадлежность имущества общественным организациям, включая политические партии, как особую «форму собственности».

Лишь Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г., действовавшие в этой части (разд. II «Право собственности. Другие вещные права») на российской территории до введения в действие части первой нового Гражданского кодекса РФ, впервые в современном отечественном законодательстве не содержали ссылок на различные «формы собственности». Из положений ст. 44 названных Основ прямо следует, что юридически существует не «равенство различных форм собственности», а одно, единое право собственности с одинаковым для всех собственников содержанием («набором правомочий»), у которого могут быть разные субъекты – граждане, юридические лица, государство и другие публично-правовые образования. Не случайно «различные виды и формы права собственности» на уровне гражданско-правового регулирования не известны ни одному из развитых зарубежных правопорядков.

К сожалению, этот ясный и очевидный подход не удалось последовательно провести даже в нормах нового ГК РФ. С одной стороны, в нем прямо закреплено единство, а не «разнообразие видов и форм» права собственности: в соответствии с п. 2 ст. 212 ГК РФ у права собственности могут быть разные субъекты, но одинаковое содержание. Право собственности граждан и юридических лиц (т. е. право частной собственности) и право государственной, а также муниципальной собственности (т. е. право публичной собственности) различаются в основном по субъектам и в определенной мере по объектам (ст. 212–215 ГК РФ), но никак не по характеру и содержанию правомочий. С другой стороны, в п. 1 ст. 212 ГК РФ вынужденно воспроизведена небесспорная по существу формулировка ч. 2 ст. 8 Конституции РФ, согласно которой существуют не только частная и публичная (государственная и муниципальная), но и «иные формы собственности». Именно эта формулировка дает постоянный повод говорить о различных «формах собственности» как о юридической (закрепленной законом) категории.

Между тем признание возможности появления «иных форм собственности», кроме частной и публичной, следует считать результатом недоразумения, основанного на идеологизированной, политэкономической трактовке понятия частной собственности как «эксплуататорской формы присвоения прибавочного продукта», которой поэтому следует противопоставить некие «коллективные формы собственности». Понимание частной собственности как принадлежности имущества только одному – физическому лицу, и притом не всякого имущества, а прежде всего средств производства, да еще и лишь таких, которые собственник не в состоянии использовать сам, не прибегая к найму рабочей силы (заведомо отождествляемому с эксплуатацией трудящихся), основано на сугубо идеологических (политэкономических) догмах и давно не имеет ни юридического, ни практического смысла.

Здесь нелишним будет вспомнить об истории появления в отечественном праве самой категории «форм собственности» и их «многообразия». Как известно, при разработке проекта Гражданского кодекса РСФСР 1922 г. его первоначальный вариант был подвергнут сокрушительной идеологической критике В.И. Лениным, который в известных письмах тогдашнему наркому юстиции Д.И. Курскому потребовал его кардинальной переработки в новом, социалистическом духе. Поэтому руководивший работой по созданию кодекса А.Г. Гойхбарг вынужден был заявить, что «нам пришлось установить то, чего нет ни в каком буржуазном кодексе, что собственность бывает троякая: собственность государственная, кооперативная и частная»[206]206
  Цит. по: Новицкая Т.Е. Гражданский кодекс РСФСР 1922 года. М., 2002. С. 71.


[Закрыть] (ст. 52 ГК 1922 г.).

Авторство же законченного деления собственности на типы, виды и формы принадлежит И.В. Сталину, который указывал, что социалистическая собственность как особый тип собственности существует в формах государственной и колхозно-кооперативной собственности (к которым позднее, в 1960-е гг., была добавлена еще и новая «форма социалистической собственности» – «собственность общественных организаций»); наряду с ней допускается личная собственность как вид индивидуальной собственности, отличающийся как от социалистической (общественной, коллективной) собственности, так и от капиталистической частной собственности (относившейся прежде всего к средствам производства)[207]207
  Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1953. С. 39–51.


[Закрыть]. Но при этом и правовой режим перечисленных «видов и форм собственности», состоявший в закреплении соответствующих им «прав собственности» (права государственной социалистической собственности, права личной собственности и т. д.), был существенно различным (в частности, социалистическая собственность, как уже отмечалось, пользовалась гораздо большей правовой защитой, чем личная собственность граждан). Это обстоятельство придавало «видам и формам» собственности и права собственности реальный юридический смысл.

Вместе с тем содержание права собственности было формально одинаковым у всех собственников (ср. ст. 58 ГК 1922 г. и ст. 92 ГК 1964 г.), что маскировало это различие. В условиях отсутствия вещных прав такая ситуация свидетельствовала лишь об обедненном и упрощенном характере сложившихся экономических и гражданско-правовых отношений, фактически сопоставимых с соответствующими отношениями феодальных правопорядков. Присущее прежнему общественному строю и основанному на нем правопорядку деление собственности и прав собственности на виды и формы утратило свой экономический и юридический смысл после провозглашения и закрепления в законах о собственности 1990 г. «равенства всех форм собственности». Поэтому вызывает недоумение упорное воспроизведение и отстаивание сталинских догм в работах известных отечественных правоведов[208]208
  См.: Гражданское право: Учебник. T. 1 / Под ред. Л.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. 6-е изд. С. 412 и сл. (автор главы – Ю.К. Толстой).


[Закрыть], в том числе предлагающих законодательно признать «право общественной собственности» или различные «виды частной собственности»[209]209
  Андреев В.К. О праве частной собственности в России. С. 30 и сл.


[Закрыть].

В традиционном юридическом понимании «частная собственность» означает всего лишь принадлежность имущества конкретным частным лицам. «Коллективная собственность» с этой точки зрения представляет собой принадлежность имущества либо юридическим лицам («организованным коллективам»), либо разным субъектам права общей собственности («неорганизованным коллективам» или, выражаясь словами О. фон Гирке, «юридическим общностям» – Rechts-gemeinschäften), т. е. в любом случае опять-таки частным лицам, а не публично-правовым образованиям.

Следует также иметь в виду, что в России частная собственность, «перестав быть привилегиею, сделалась общей правовой нормой всего населения»[210]210
  Владимирский-Буданов М.Ф. Обзор истории русского права. Киев, 1907. С. 605; Ростов н/Д, 1995. С. 560.


[Закрыть] только в 60-х гг. XIX в. и фактически просуществовала лишь около полувека – до начала 20-х гг. XX в., когда в упомянутом выше письме Д.И. Курскому В.И. Ленин вновь объявил о том, что «мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное»[211]211
  Ленин В.И. Поли. собр. соч. T. 44. С. 398.


[Закрыть]. Поэтому законодательное признание и нормальное, а не политэкономическое понимание частной собственности имеет особое значение для российского правопорядка. Оно способно не только оградить имущественные интересы граждан и юридических лиц от произвольного вмешательства публичной власти, но и стать достаточно эффективным средством формирования независимого от государства гражданского общества, в условиях которого только и может существовать нормальное рыночное хозяйство.

В связи с этим необходимо признать, что и юридически, и логически никаких «форм собственности», кроме частной и публичной, нет и не может существовать, ибо не может быть никаких иных собственников, кроме частных (граждан и юридических лиц) и публичных (государства и других публично-правовых образований). При этом частная «форма собственности» (присвоения) является общим, собирательным понятием для присвоения (собственности) любых частных (негосударственных, непубличных) лиц, в этом смысле противостоящим публичному или общественному присвоению (государственной и муниципальной (публичной) собственности). Что касается формулировки ч. 2 ст. 8 Конституции РФ (и воспроизводящего ее п. 1 ст. 212 ГК РФ), то она имеет в виду именно экономическое, а не юридическое понимание собственности. Косвенно это подтверждает и позиция Конституционного Суда РФ, понимающего в этой формуле под «собственностью» не субъективное вещное (гражданское) право (объектом которого могут быть только индивидуально-определенные вещи), а принадлежность лицу любого имущества, включающего и обязательственные права требования, и результаты интеллектуального творчества, и другие имущественные и неимущественные блага[212]212
  Поскольку конституционно-правовое понятие имущества «шире по объему аналогичного гражданско-правового понятия» (см.: Гаджиев Г.А. Комментарий к постановлению Конституционного Суда РФ от 20 мая 1997 г. № П-8 «О проверке конституционности пунктов 4 и 6 статьи 242 и статьи 280 Таможенного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Новгородского областного суда» // Комментарий к постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации: В 2 т. T. 2: Защита прав и свобод граждан / Отв. ред. Б. С. Эбзеев. М., 2000. С. 314).


[Закрыть]. Таким же недоразумением следует считать и основанные на «многообразии форм собственности» различия отдельных «прав собственности» (или «видов права собственности»), которые утратили гражданско-правовой смысл после провозглашения экономического принципа «равенства всех форм собственности» и юридического закрепления единого по содержанию права собственности.

Иное дело – особенности гражданско-правового режима отдельных объектов права собственности, например, ограниченных в обороте или изъятых из оборота вещей (которые могут находиться лишь в государственной собственности), или некоторых оснований возникновения и прекращения права собственности, используемых для строго определенных субъектов (например, конфискация, приватизация и т. п.). Необходимость сохранения таких особенностей делает необходимой и известную дифференциацию объектов права собственности (их гражданско-правового режима) в зависимости от субъектного состава. Речь, однако, идет именно об особенностях правового режима тех или иных объектов[213]213
  К чему фактически всегда и сводится рассмотрение отдельных «видов или форм права собственности» в учебной литературе. Ср., например: Гражданское право: Учебник. T. 1 / Под ред. А/7. Сергеева, Ю.К. Толстого. 6-е изд. Гл. 17–20 (автор глав – Ю.К. Толстой).


[Закрыть], а не о различиях в содержании прав или границах их осуществления, установленных законом для отдельных собственников. Поэтому право частной и право публичной собственности, строго говоря, следует рассматривать не в качестве «разновидностей права собственности» (с различными возможностями для соответствующих собственников), а как обобщенное обозначение различий в правовом режиме отдельных объектов права собственности.