Текст книги "Вещное право"

Право собственности как юридический институт оформляет (закрепляет и охраняет) лишь некоторую, определенную часть экономических отношений собственности (присвоения). В этом качестве право собственности (как и вещное право в целом) включает в свой состав нормы не только частного (гражданского), но и публичного (конституционного, административного, гражданского процессуального и даже уголовного) права, будучи, таким образом, комплексным (многоотраслевым) правовым институтом. Вместе с тем преобладающее место в нем занимают гражданско-правовые нормы. Их совокупность составляет гражданско-правовой институт, который определяет содержание, возникновение и прекращение, осуществление и защиту этого имущественного права и потому входит в общую, единую систему гражданского права. Данная совокупность правовых норм в правопорядках европейского континентального типа в свою очередь в качестве важной составной части входит в подотрасль вещного права, что особенно наглядно отражено в кодифицированном гражданском законодательстве.

В отечественном гражданском праве право собственности в силу длительного отсутствия вещного права фактически определяет все содержание раздела II ГК РФ, в котором до сих пор практически отсутствуют вещно-правовые нормы общего характера (о понятии, возникновении, прекращении и защите вещных прав), а большинство норм и даже подразделов по-прежнему посвящены лишь праву собственности как одному из основополагающих имущественных прав. Попытка устранить эту странную и неоправданную в современных условиях ситуацию, наполнив раздел II ГК РФ подлинно вещно-правовым содержанием, предпринята в Концепции развития гражданского законодательства РФ и в разработанном на ее основе законопроекте о новой редакции ГК РФ. Однако пока она ничем не окончилась, ибо с момента принятия упомянутого законопроекта в первом чтении и последовавшего затем его разделения на отдельные законопроекты частного характера в 2012 г. законодательная работа над новой редакцией раздела II ГК РФ по существу прекратилась, и с тех пор он фактически находится в «замороженном» состоянии. Эту ситуацию следует отнести к тем «пережиткам» прежнего правопорядка, кардинально реформировать которые законодатель пока не решается или не считает необходимым.

Право собственности как субъективное гражданское право представляет собой наиболее широкое по содержанию вещное право, которое дает возможность своему субъекту – собственнику (и только ему) определять характер и направления использования принадлежащей ему индивидуально-определенной вещи, осуществляя над ней полное хозяйственное господство и устраняя или допуская других лиц к ее использованию.

Содержание этого права, складывающееся из правомочий собственника, у нас принято раскрывать с помощью традиционной для русского гражданского права «триады» правомочий – владения, пользования и распоряжения вещью. Считается, что в своей совокупности названные правомочия исчерпывают все предоставленные собственнику возможности. Неоднократно предпринимавшиеся попытки дополнить эту «триаду» другими правомочиями, например, признать за государством-собственником особое правомочие управления своим имуществом, оказались безуспешными. При более тщательном рассмотрении такие «правомочия» оказываются не самостоятельными возможностями, предоставляемыми собственнику, а лишь способами реализации уже имеющихся у него правомочий, т. е. формами осуществления субъективного права собственности[214]214
  Это обстоятельство в отечественной литературе отметил и обосновал В.П. Грибанов (см.: Советское гражданское право. T. I. М., 1959. С. 290–292).


[Закрыть].

Одновременно у собственника концентрируются все три названных правомочия. Но порознь, а иногда и все вместе они могут принадлежать и не собственнику, а иному законному владельцу имущества, например доверительному управляющему или арендатору. Так, арендатор вещи обычно не только владеет и пользуется вещью собственника-арендодателя по договору с ним, но и вправе с его согласия сдать эту вещь в поднаем (субаренду) другому лицу или, например, внести в нее значительные улучшения, существенно изменив ее первоначальное состояние, т. е. в известных рамках распорядиться ею. Следовательно, сама по себе «триада» правомочий еще недостаточна для характеристики прав собственника.

Обозначение правомочий собственника как «триады» возможностей свойственно лишь российскому правопорядку. Было бы ошибкой искать истоки «триады» в римском праве: идея о ius utendi, ius fruendi и ius abutendi как о правомочиях собственника принадлежит средневековым глоссаторам, а вовсе не римским юристам, никогда не пытавшимся характеризовать dominium (право собственности) с помощью исчерпывающего набора правомочий[215]215
  Дорн Л. Б. Догма римского права. СПб., 1865.С.5исл.


[Закрыть]. В российское право она «попала» в начале XIX в. благодаря В.Г. Кукольнику и М.М. Сперанскому[216]216
  См. об этом: Рубанов А.А. Проблемы совершенствования теоретической модели права собственности // Развитие советского гражданского права на современном этапе. М.: Наука, 1986. С. 105–106.


[Закрыть]. Впервые «триада» была законодательно закреплена в 1832 г. в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи, согласно которой право собственности определялось как «власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно».

Эта же «триада» правомочий собственника была предусмотрена и в ст. 756–758 дореволюционного проекта Гражданского уложения, откуда затем по традиции перешла и в Гражданские кодексы РСФСР 1922 и 1964 гг., ив Основы гражданского законодательства 1961 и 1991 гг., и в Гражданский кодекс РФ 1994 г. Кроме того, ее можно также встретить в некоторых правовых системах, близких к российской, прежде всего в странах СНГ (см., например, п. 1 ст. 220 Модельного Гражданского кодекса СНГ[217]217
  Гражданский кодекс. Часть первая. Модель. Рекомендательный законодательный акт Содружества Независимых Государств // Приложение к «Информационному бюллетеню» Межпарламентской Ассамблеи СНГ. 1995. № 6. С. 106.


[Закрыть]), а также в законодательстве некоторых балканских стран [218]218
  Василев Л. Българско вещно право. Второ изд. София, 2001. С. 83–84.


[Закрыть].

Зарубежное (европейское) законодательство чаще закрепляет иные характеристики этого права:

• согласно § 903 германского BGB собственник «может распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстранять других от всякого воздействия на нее» (аналогичная по содержанию формулировка содержится и в ст. 641 ШГК);

• в соответствии со ст. 544 французского Code civil собственник «пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом»;

• итальянский Codice civile в ст. 832 говорит о праве собственника вещей «полностью и исключительно использовать их и распоряжаться ими»;

• согласно ст. 348 испанского Codigo civil собственность есть право пользоваться вещью и распоряжаться ею без ограничений, кроме тех, которые предусмотрены законом.

Уже из этого краткого перечня видно, что в большинстве развитых западноевропейских правопорядков правомочия собственника определяются не с помощью традиционной для отечественного гражданского права «триады», а путем указания на «пользование и (или) распоряжение» вещью или вещами, т. е. ограничиваются не тремя, а лишь двумя или даже одним правомочием (в частности, не указывая на правомочие владения, поскольку оно считается присущим далеко не только праву собственности). Более того, эти правомочия непременно сопровождаются дополнительным указанием на их осуществление собственником «по своему усмотрению», «наиболее абсолютным образом», «полностью и исключительно» и т. п., поскольку одноименные (а иногда и близкие по содержанию) правомочия, как уже отмечалось, могут принадлежать не только собственнику, но и субъектам некоторых других имущественных прав.

В англо-американском праве спорным остается вопрос о том, является ли «право собственности» (ownership, или full ownership), которое здесь возможно лишь в отношении движимого имущества (personal property), единым правом (single right) или «связкой прав» (bundle of rights), допускающей «расщепление» на отдельные правомочия, или «пучки прав». Принято считать, что оно во всяком случае включает в себя такие правомочия, как право владения (right to possess), право пользования (right to use an enjoy the thing owned), право потребления, разрушения и отчуждения имущества (right to consume, destroy or alienate the thing). В российской литературе нередко ссылаются на взгляды А. Оноре, который насчитал в англо-американском «праве собственности» до 10–12 различных правомочий собственника, причем способных в разных сочетаниях одновременно находиться у различных лиц[219]219
  НопогёЛ.М. Ownership. Р. 107 – 147. Его идеи освещались в отечественных работах (см. особенно: Кикотъ В.А. Современные тенденции и противоречия учения о праве собственности в развитых капиталистических странах (научно-аналитический обзор) // Актуальные проблемы современного буржуазного гражданского права: Сборник научно-аналитических обзоров. М., 1983. С. 41–43; Рубанов АЛ. Эволюция права собственности в основных странах Запада: тенденции и перспективы // Советское государство и право. 1987. № 4).


[Закрыть]. Но и такое обилие правомочий само по себе недостаточно для характеристики права собственности в англо-американском праве. Примечательно, что и здесь распространено мнение о том, что ownership представляет собой не определенный «набор» известных прав (правомочий), а единое, «самое большое право или связку прав, которое может существовать в отношении имущества»[220]220
  «Ownership is the greatest right or bundle of rights that can exist in relation to property» (BellA.P. Modern Law of Personal Property in England and Ireland. London, 1989. P. 66).


[Закрыть], будучи при этом «наилучшим правом владения» (better right to possession) в сравнении с другими имущественными правами[221]221
  Подробнее об этом см., например: Quitmann К. Eigentums– und Besitzschutz im deut-schen und englischen Recht. S. 61–65.


[Закрыть].

Иначе говоря, ни в одном правопорядке содержание права собственности не сводится к исчерпывающему или иному формальному перечню отдельных правомочий собственника, которые отнюдь не всегда характеризуют реальное содержание предоставляемых ему возможностей. Не случайно дореволюционное российское законодательство также не сводило содержание прав собственника к известной «триаде» правомочий. Статья 420 ч. 1 т. X Свода законов говорила о власти собственника «исключительно и независимо от лица постороннего» владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, а ст. 755 проекта Гражданского уложения – о «праве полного и исключительного господства лица над имуществом, насколько это право не ограничено законом и правами других лиц». Указание на «исключительность и независимость», или на «полноту» прав собственника по вполне понятным причинам исчезло в гражданских кодексах советского периода, ограничившихся формальным воспроизведением классической «триады» (ер. ст. 58 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 92 ГК РСФСР 1964 г.). Это обстоятельство и породило теоретическую дискуссию относительно того, исчерпывается ли данной «триадой» содержание права собственности.

В отечественной цивилистической доктрине характеристика правомочий собственника неизменно дополнялась различными указаниями на то, что собственник осуществляет их «своей властью и в своем интересе» (А.В. Венедиктов), «независимо от других лиц» (Д.М. Генкин, С.М. Корнеев), «по своему усмотрению» (Ю.К. Толстой) и т. д. Тем самым ученые стремились подчеркнуть, что помимо тех или иных формальных правомочий у собственника имеется еще нечто, что дает основание характеризовать присущее именно ему состояние (статус) как полное хозяйственное господство над присвоенной вещью, которое отсутствует у субъектов одноименных правомочий, входящих в содержание иных имущественных прав.

Дело, следовательно, заключается не в количестве и не в названии правомочий собственника, а в той, по выражению Ю.К. Толстого, мере реальной юридической власти над своим имуществом, которая фактически предоставляется и гарантируется ему действующим правопорядком. Так, ГК РСФСР 1964 г. в ст. 92 формально наделял одинаковыми правомочиями владения, пользования и распоряжения всех собственников, хотя по своему характеру и возможностям осуществления правомочия государства-собственника не шли ни в какое сравнение с правомочиями «личных собственников» – граждан, подвергнутых многочисленным ограничениям. С этой точки зрения главное, что характеризует правомочия собственника в российском гражданском праве, – это возможность осуществлять их по своему усмотрению (п. 2 ст. 209 ГК РФ), руководствуясь исключительно собственными интересами и совершая в отношении присвоенной вещи любые действия, не противоречащие закону и иным правовым актам и не нарушающие прав и законных интересов других лиц. В этом состоит существо юридической власти собственника над своей вещью.

Любопытно, каким образом на основе этого подхода удалось юридически разрешить одну из серьезных законодательных проблем, возникших при разработке союзного Закона о собственности. Тогда еще в условиях не подвергавшейся сомнению исключительной собственности государства на землю и другие природные ресурсы отечественному законодателю впервые пришлось пойти на признание множественности субъектов права государственной собственности, объявив ими Союз ССР и союзные республики, а также автономные республики, области, округа и другие «административно-территориальные образования» (п. 1 ст. 19 Закона «О собственности в СССР»). Представители автономий потребовали признать последние собственниками земли и природных ресурсов наряду с союзными республиками, в состав которых они входили. Законодательная проблема состояла в том, что при этом формально одинаковое право собственности на один и тот же объект одновременно возникало у различных публично-правовых субъектов, между которыми во многих случаях к тому же существовали достаточно острые противоречия. Логически разрешить ее оказалось невозможным даже с помощью предлагавшейся некоторыми учеными концепции «расщепленной», или «сопряженной» собственности. Ведь при равенстве прав и возможностей собственников отсутствуют основания для того, чтобы предпочесть интересы одного интересам другого, а в любом ином случае оказывается, что кто-то из них на самом деле – собственник, а кто-то – нет.

Поэтому в абз. 2 п. 1 ст. 20 Закона «О собственности в СССР» было установлено, что союзные республики и автономные образования осуществляют в отношении земли и природных ресурсов, находящихся на их территории, известную «триаду» правомочий собственника, но не только в своих интересах (как обычные собственники), но «и в интересах Союза ССР» (за которым, однако, признавались лишь права владения и пользования в отношении указанных объектов), а автономные образования осуществляют свои правомочия собственников «также и в интересах союзной республики». В результате этого никто из перечисленных субъектов ни порознь, ни даже в совокупности не имел правомочий, осуществляемых «по своему усмотрению», а потому и не мог считаться полноправным собственником с точки зрения формулировки п. 2 ст. 1 названного Закона. Одновременно в абз. 1 п. 1 ст. 20 Закона земля и другие природные ресурсы были объявлены «неотъемлемым достоянием народов, проживающих на данной территории», в силу чего эти объекты по существу приобрели особый правовой режим, оставаясь исключительно публичной собственностью, но не находясь в состоянии присвоенности тех или иных публично-правовых образований (что, кстати, вполне удовлетворило депутатов, отстаивавших интересы автономий)[222]222
  Подробнее об этом см.: Суханов Е.А. Лекции о праве собственности. С. 31–34.


[Закрыть].

Субъективное право собственности является наиболее широким, но не безграничным по содержанию вещным правом. В соответствии с п. 2 ст. 209 ГК РФ собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении своего имущества любые действия, которые, однако, во-первых, не противоречат закону и иным правовым актам; во-вторых, не нарушают прав и охраняемых законом интересов других лиц. Пределы права собственности устанавливаются не только гражданским законодательством, но и нормативными актами публичного права. В этом отражается ставший объективно необходимым переход от строго индивидуалистического понимания частной собственности, рожденного римским частным правом и присущим европейскому праву до конца XIX в., к поискам баланса частных и публичных интересов, характерным для второй половины XX в. Как отмечается в современной зарубежной литературе, в послевоенное время постепенно пришло осознание ошибочности идеи полной свободы личности и освобождения ее от всяких общественных ограничений, связанное с поисками «среднего пути» и усилением влияния публичного права на частноправовые отношения, включая отношения собственности[223]223
  Schwab К.Н., Priitting Н. Sachenrecht. S. 111–112.


[Закрыть].

При этом установленные законодательством пределы (границы) права собственности, по справедливому замечанию Ю.К. Толстого, являются не ограничением этого права, а «определением его содержания»[224]224
  Иоффе О. С., Толстой Ю.К. Новый Гражданский кодекс РСФСР. С. 96. Подробнее об ограничениях права собственности и их юридической природе см., например: Камышанский В.П. Право собственности: пределы и ограничения. М., 2000. С. 123 и сл.


[Закрыть], которое по своей сути не может быть безграничным, ибо всякое право есть определенная законом мера дозволенного лицу поведения. Так, земельные участки и жилые помещения должны использоваться их собственниками строго по целевому назначению под страхом их возможного изъятия (ст. 284–286 и ст. 293 ГК РФ). В настоящее время во всех развитых правопорядках общепризнанны целесообразными различные ограничения права собственности, которые нередко включаются в законодательное определение самого этого права[225]225
  См. подробнее: Гражданское и торговое право зарубежных государств: Учебник: В 2 т. T. I. С. 334–335 и сл. (автор главы – О.М. Козырь).


[Закрыть], становясь тем самым его законодательными пределами.

Наряду с установлением определенных границ содержания права собственности возможны и ограничения (пределы) осуществления этого права, предусмотренные законом или договором. Так, на собственников в полной мере распространяются общие требования закона о добросовестном осуществлении гражданских прав (п. 3 ст. 1 ГК РФ) и о запрете злоупотребления правом (п. 1 ст. 10 ГК РФ), т. е. общие пределы осуществления гражданских прав, предусмотренные законом. Права приобретателя (собственника) недвижимого имущества (плательщика ренты) по договору пожизненного содержания с иждивением (ст. 601 ГК РФ) исключают для него возможность отчуждать или иным образом распоряжаться приобретенным в собственность имуществом без согласия своего контрагента (получателя ренты). В такой же ситуации находится и залогодатель, остающийся собственником отданной в залог вещи, но по общему правилу лишенный возможности отчуждать ее без согласия залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК РФ). В этих ситуациях речь идет об установленных законом и договором пределах осуществления конкретных вещных прав.

С этой точки зрения интересны предусмотренные германским правом случаи так называемой обеспечительной передачи (Sicherungsübereignung) права собственности и отчуждения движимой вещи с «оговоркой о сохранении права собственности» (Eigentumsvorbehalt). В первом случае получатель кредита передает займодавцу в обеспечение возврата своего долга не вещь (как в обычном залоге), а право собственности на нее, оставляя вещь в своем владении и пользовании. При этом кредитор как собственник вещи становится ее «опосредованным владельцем», а должник остается «непосредственным владельцем». По существу речь здесь идет о залоге вещи без передачи владения ею залоговому кредитору. Во втором случае продавец вещи по договору купли-продажи остается ее формальным собственником до момента полной оплаты ее стоимости покупателем, а последний становится «непосредственным владельцем» вещи с правом ее использования (§ 449 BGB) (что отличает эту ситуацию от купли-продажи в кредит).

В обоих случаях появляются:

1) формальный, или «юридический», собственник вещи, имеющий на нее титул собственности, но лишенный права на ее отчуждение по своему усмотрению (т. е. правомочия распоряжения), и

2) фактический, или «экономический», собственник (и пользователь), имеющий некоторую «защищенную правовую позицию» (которую формальный собственник не может изменить в одностороннем порядке).

Такая «правовая позиция» в германской судебной практике и доктрине обычно характеризуется как «ожидаемое право» (Anwartschäftsrecht), которое считается хотя и «неполным», но особым, самостоятельным вещным правом (и которое само может стать предметом распоряжения, т. е. передачи другим лицам)[226]226
  Подробнее об этом см. особенно: Baur F., Baur J.F., Stьrner R. Sachenrecht. 18. Aufl. S. 784–787, 826–830; Schwab K.H., Prьtting H. Sachenrecht. S. 152–165.


[Закрыть]. Однако и в этих ситуациях в германской доктрине не говорят о «расщеплении» права собственности. Ведь титул собственника со всеми правомочиями остается принадлежать одному лицу, а другое лицо, имеющее юридическую возможность осуществлять некоторые из правомочий собственника по соглашению с ним, становится субъектом особого вещного права (Anwartschäftsrecht), не только ограниченного по содержанию, но даже формально «неполного», или «незавершенного». Таким образом, речь и здесь идет о добровольно установленных пределах осуществления права собственности, наличие которых не означает ни утраты собственником своего права, ни утраты правом собственности своего характера наиболее широкого по содержанию вещного права.

Собственник, осуществляя принадлежащее ему право, может допускать других лиц к использованию принадлежащих ему вещей, в том числе передавая им полностью или частично свои правомочия, но оставаясь при этом собственником своего имущества (п. 2 ст. 209 ГК РФ). Такое положение возникает, например, при сдаче собственником своего имущества в аренду, при которой к арендатору во многих случаях (хотя и не всегда) переходят правомочия владения и пользования вещью собственника (а в предусмотренных этим договором пределах – и некоторые возможности распоряжения, например сдачи вещи в субаренду или перенаем).

На этом основана и предусмотренная п. 4 ст. 209 ГК РФ возможность собственника передать свое имущество в доверительное управление другому лицу, которое, однако, как прямо подчеркивает закон, не влечет перехода к доверительному управляющему права собственности на переданное ему имущество (п. 1 ст. 1012 ГК РФ). Доверительное управление в российском гражданском праве является, таким образом, способом осуществления собственником принадлежащих ему правомочий (одной из форм реализации правомочия распоряжения), но не установлением нового права собственности или иного вещного права на его имущество.