Текст книги "Избранные труды по русской литературе и филологии"

Примерно тогда же, когда Пушкин записал в Болдине свои заметки, – 3 ноября 1830 г. Вяземский вносит в Записную книжку:

Как мы пали духом со времен Екатерины, то есть со времени Павла. Какая-то жизнь мужественная дышит в этих людях царствования Екатерины, как благородны сношения их с императрицею; видно точно, что она почитала их членами государственного тела. И само царедворство, ласкательство их имело что-то рыцарское: много этому способствовало и то, что царь была женщина. После все приняло какое-то холопское уничижение. Вся разность в том, что вышние холопы барствуют перед дворнею и давят ее, но пред господином они те же безгласные холопы. <…> Слово Павла, сей итог деспотизма: „Знайте же, что при моем дворе велик лишь тот, с кем я говорю, и лишь тогда, когда я с ним говорю“, – сделалось коренным правилом.

<…> Царствование Александра, при всей кротости и многих просвещенных видах, особливо же в первые годы, совершенно изгладило личность. Народ омелел и спал с голоса. Теперь и из предания вывелось, что министру можно иметь свое мнение. Нет сомнения, что со времен Петра Великого мы успели в образовании, но между тем как иссохли душою. Власть Петра, можно сказать, была тираническая в сравнении с властью нашего времени, но права сопровержения и законного сопротивления ослабли до ничтожества. Добро еще во Франции согнул спины и измочалил души Ришелье, сей также в своем роде железнолапый богатырь, но у нас, кто и как произвел сию перемену? Она не была следствием системы – и тем хуже276276
  Записные книжки. С. 202–203. Изречение Павла в подлиннике по-французски.


[Закрыть].

Тема записи – всеобщий русский деспотизм. Вяземский ставит тот же вопрос, что и Пушкин: права законного сопротивления. Констатация негативного факта: «права сопровержения и законного сопротивления ослабли до ничтожества» – является и формулой долженствования: необходим противовес власти, необходимо, чтобы сопротивление ей было признано законным, необходимо, чтобы право сопротивления осуществлялось. Легко заметить, что Вяземский здесь варьирует свое излюбленное понятие законной свободы – понятие александровской эпохи, к которому он прибег и в «Исповеди», документе, реализующем принцип законно-свободного политического поведения. Хотя в записи Вяземского упомянут «народ», ясно, что «права сопровержения» мыслятся им как атрибут политически ответственной части общества – дворянства, государственной администрации и прежде всего – сановников, близких к царю (предоставление и реализация этих прав должны предотвратить противозаконное сопротивление – бунт). Это полностью согласуется с многочисленными инвективами в адрес приближенных Николая I. «Холопскому уничижению» противопоставлено поведение царедворцев при Екатерине – идеализация здесь очевидна (Вяземский даже не замечает или игнорирует двусмысленности, неизбежно возникающие в его тексте по ассоциации с фаворитизмом Екатерины)277277
  Об отношении Вяземского и Пушкина в 30‐е гг. к Екатерине II см. ст. В. Э. Вацуро и М. И. Гиллельсона в кн.: Новонайденный автограф Пушкина. С. 87–105.


[Закрыть]. Следует, однако, обратить внимание на определения «благородный», «рыцарский»: они имеют не приблизительный, как может показаться, а конкретный смысл. Благородство и рыцарство – это личностная сторона законного сопротивления, характеристика субъекта сопротивления; близкий источник этого представления – «О духе законов» Монтескье, откуда Вяземский выписывал «светозарное разделение»: «Душа республиканского правления: добродетель; монархического: честь; деспотического: страх»278278
  Записные книжки. С. 37. Изложенный здесь же эпизод французской истории (ответ виконта д’Ора Карлу IX) также заимствован из труда Монтескье. См.: Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 179, 183–185 (и мн. др. места книги), а также с. 189.


[Закрыть]. Таким образом, благородство и рыцарство в записи Вяземского – признаки истинной монархии. Ср. у Пушкина: «Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще)» (ХII,205).

Основное различие между ними в том, что там, где у Пушкина логически и хронологически последовательная концепция «глубиной» в несколько веков, доводящая объяснение до современности, Вяземский констатирует отсутствие системы. «Тем хуже» для Пушкина потому, что русская государственность не создала механизма противодействия деспотизму; для Вяземского потому, что падение прав сопротивления представляет собой нравственное падение, необъяснимое какой-либо единой политикой самодержцев. Даже тираническая власть Петра I, по Вяземскому, не была подавлением такой силы, как подавление феодалов Ришелье279279
  Ср. Пушкин о Ришелье: «Великий человек, унизивший во Франции феодализм» («О ничтожестве литературы русской»: XI, 271).


[Закрыть], хотя определение «железнолапый богатырь» относится к обоим. Это понимание, в частности, подтверждает, что различие в оценках Вяземским монарха и его приближенных имело свою логику: если ответственность за падение прав законного сопротивления нельзя возложить даже на Петра I, если в русской истории не было систематического подавления этих прав властью, то вина за деспотизм падает на вельмож.

Таким образом, запись Вяземского – конспект иного подхода – в плане общественной морали – к той же проблеме, которая в обнаженно социологическом плане поставлена в заметках Пушкина.

Этот морализм и – на фоне Пушкина – аисторизм взаимосвязаны. Индифферентность как к идеям романтической историографии, так и к систематической этике, универсальной (философской, религиозной280280
  Что не исчерпывает отношения Вяземского к религии, приобретавшего в отдельных случаях известную напряженность.


[Закрыть]) или индивидуальной, обусловливала диффузию моральных и государственно-политических категорий. Так, в «Отрывке из биографии Каннинга» (1827) читаем: «Есть совесть политики, сей науки государственной нравственности, как есть совесть нравственности частной»281281
  Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 3.


[Закрыть]. Характерной амплификации подверглась у Вяземского упомянутая дефиниция Монтескье. Если А. Тургенев в дневнике 1826 г. писал: «Минье раздробил определение деспотизма, сделанное Монтескье, как Пристлей – луч солнца»282282
  Цит. по: Пугачев В. В. Указ. соч. С. 475.


[Закрыть], то для Вяземского это определение и уподобление деспотизма дикарям, срубающим дерево, чтоб сорвать плод283283
  «Когда дикари Луизианы хотят достать плод с дерева, они срубают дерево под корень и срывают плод. Таково деспотическое правление» (Монтескье Ш. Указ. соч. С. 211).


[Закрыть], всегда оставались афоризмами большой объяснительной силы, которые он применял в разных контекстах и в разное время. Приведенная цитата из Монтескье в Записной книжке датируется В. С. Нечаевой 1819–1821 гг.284284
  Записные книжки. С. 356.


[Закрыть] 9 июля 1830 г. Вяземский пересказывает это место из «О духе законов», говоря о воспитании сына в письме к жене285285
  Звенья. Кн. 6. С. 292. Ср. кн. 4 труда Монтескье.


[Закрыть], а 3 января 1832 г. перифразирует то же место в связи с польским вопросом286286
  Звенья. Кн. 9. С. 240.


[Закрыть]. 28/16 февраля 1839 г., критикуя французское общество, он сообщает родным о беседе с Гизо: «Нечего было ему сказывать, что по-моему похожи они на диких, о коих говорит Монтескье, подрубающих дерево, чтобы сорвать плод <…>»287287
  Литературное наследство. Т. 31–32. С. 134.


[Закрыть] (причем «безнравственность», отсутствие поисков «нравственной политики» – основное впечатление Вяземского от Франции). В 1844 г. то же сравнение применяется для характеристики образа действий русского правительства288288
  Записные книжки. С. 281.


[Закрыть].

Отсюда видно, что деспотизм по Монтескье стал для Вяземского некоторой общей моделью социального зла, с помощью которой он диагностировал негативно оцениваемые разнородные явления, достаточно далекие от того, что предусматривали постулаты французского мыслителя. Категорию определенного государственно-политического учения он трансформировал в широкий «нравственно-политический» критерий. Приведенные высказывания – окказиональные выражения имплицитной индивидуальной этики Вяземского.

В заключение укажем еще на одну группу высказываний, которые, представляя, казалось бы, периферию системы воззрений, помогают понять механизм перехода от одного ее состояния к другому (грубо говоря, от «раннего» к «позднему» – в этом плане они могут быть осмыслены и типологически). 2 мая 1833 г. Вяземский писал Д. П. Северину: «Все не то, что было. И мир другой, и люди кругом нас другие, и мы сами выдержали какую-то химическую перегонку. <…> Некому сказать ты, нечего назвать „наше“»289289
  Русская старина. 1896. № 1. С. 84–85.


[Закрыть]. Сформулированное здесь общее представление о «другом мире» за пределами данного текста конкретизируется. Яркий пример такой конкретизации дает рецензия Вяземского на поэму Э. Кине «Наполеон», опубликованная во II томе «Современника». Изменения в сфере исторического знания определяются следующим образом: «История была прежде жертвоприношение, апофеозное служение; ныне она сомнение, изобличение и отрицание». К тому же типу явлений отнесена «стоглазая и сторучная журналистика, которая лежит на пороге храма славы»290290
  Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 243.


[Закрыть] (далее, между прочим, следует стих Тредиаковского, взятый Радищевым в качестве эпиграфа к «Путешествию из Петербурга в Москву»). В этой связи нетрудно указать целый ряд реальных обстоятельств общественной ситуации и литературной борьбы (активность коммерческой журналистики, критика, направленная против «Истории государства Российского» и др.), но репрезентативность высказываний данной группы должна быть вскрыта и на более абстрактном уровне. Семантическая основа их – отождествление антитез «прошлое – настоящее (и будущее)» и «свое – чужое», т. е. в конечном счете противопоставление биографического и исторического времени. На этой основе надстраиваются соответствующие оценки, причем фиксируется не столько развитие новых явлений, сколько «инобытие» старых, – феномен, который мыслился Вяземским, а также и Пушкиным, как результат некоторого упадочного культурного эксцесса – нарушения границ тайного и явного, установленного и дебатируемого, условного и мотивируемого (наконец, «поэзии» и «прозы»). Риторическая интродукция, открывающая цитированную рецензию Вяземского, посвящена обоснованию (в данной связи важно именно оно) тезиса «наши времена не эпические»: «эпическое суеверие» стало невозможным, поскольку «наш век допытлив, последователен, до крайности привязчив, мнителен, правдив и если лжет, то разве самому себе, и то из безусловной, фанатической любви к истине: а где клятва, там и преступление»291291
  Там же. С. 242–243.


[Закрыть]. Еще ранее, 4/16 октября 1834 г., Вяземский, давний сторонник гласности, с явным сожалением писал Д. Г. Бибикову: «<…> теперь нет закулисной политики: вся политика видна каждому с площади и всенародно преподается телеграфическими движениями и газетными станками. Сегодняшняя тайна кабинетов имеет завтра свою разгадку в журналах, а иногда еще и вчера»292292
  Щукинский сборник. М., 1906. Вып. 5. С. 200. Речь идет о европейской прессе.


[Закрыть]. Отсюда же ироническое и отрицательное отношение к «соблазнительной» литературе «записок», которое выразил Пушкин в заметке «О записках Самсона» (вскоре он использовал эту тему в специальных целях борьбы с Булгариным). Вяземский еще в 1828 г. назвал свое время «Век литографий, пароходов, / Fac simile, Записок век» («Послание к А. А. Б. при посылке портрета»), а в рецензии на поэму Э. Кине в числе антиэпических явлений указал и записки герцога Сен-Симона.

При этом Пушкин и Вяземский так же стремились иметь собственный печатный орган, как и культивировать мемуарный жанр. Подобным же образом не всякая «допытливость» оценивалась отрицательно: если Пушкин объяснял распространение массовой мемуаристики «безнравственностью нашего любопытства» (XI, 94), то одновременно «аристократы» боролись за расширение обыденных представлений о нравственном в искусстве293293
  См. особенно предисловие Баратынского к «Наложнице» и его «Антикритику» в ответ на разбор поэмы Надеждиным. В некоторых существенных чертах к Баратынскому был близок Пушкин в одном из фрагментов «Опыта отражения некоторых нелитературных обвинений» (оба пародируют тип журнальной рецензии, оба ссылаются на «Федру» Расина). В статье о «Ревизоре» Вяземский присоединился к мнению Баратынского. Высокая оценка предисловия к «Наложнице» выражена Вяземским в письмах П. А. Плетневу от 31 января и 21 апреля 1831 г. (Известия ОРЯС. 1897. Т. 2. Кн. 1. С. 95–96).


[Закрыть]. По-видимому, в ценностном плане различалась «откровенность», принадлежащая «своему» времени, несущая знак высокой духовности (Руссо – «Адольф» Констана – Байрон – молодая русская традиция), и принадлежащая «чужому» времени, ассоциируемая с «демократией» (типичным представителем которой для дворянской интеллигентской элиты был Н. Полевой). Хронологические и ценностные границы здесь, разумеется, не совпадали. Возникавшее разделение культурных «подъязыков» характеризовалось, в частности, тем, что старший из них осознавал культуру как прошлое par excellence, а младший – как построяемое посредством критики и усовершенствования прошлого. Так, Пушкин находил у Белинского недостаток «уважения к преданию» (XII, 97), у Радищева отвергал «слабоумное изумление перед своим веком» (XII, 36). Вяземский начиная со второй половины 20‐х гг. подчеркивает ценность доромантического искусства. Критику «Истории государства Российского» он отказывается обсуждать по существу, сравнивая оппонентов Карамзина с «известной во Франции черной шайкой, которая скупала на лом древние замки и памятники»294294
  Вяземский П. А. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 221.


[Закрыть]. Пушкин с его историзмом и Вяземский с его (в указанном выше смысле) аисторизмом были едины в отрицательном отношении к историческому скептицизму и нарушению кодифицирующих культурных принципов (а именно в этой функции мыслилось ими существование такого текста, как «История государства Российского») ради созидания будущей культуры. Именно в этом источник идеологического и эстетического консерватизма, господствовавшего в мировоззрении позднего Вяземского.

Вокруг Кюхельбекера

I

Известна запись Кюхельбекера (1820) в альбоме С. Д. Пономаревой, впервые опубликованная Н. С. Тихонравовым (Библиографические записки. 1858. № 8. Стб. 237) и воспроизведенная И. Н. Медведевой (Звенья. 1936. Т. 6. С. 128). Текст начинается английским изречением, источник которого, по-видимому, не был до сих пор указан: «I was well, would be better, took physic and died» (Я был здоров, хотел быть еще более здоров, принял лекарство и умер; в недавней перепечатке из «Библиографических записок» перевод неточен, см.: Наше наследие. 1988. № 6. С. 95). Эта фраза представляет собой цитату из любимого философа Кюхельбекера – швейцарца Франсуа Рудольфа Вейсса, из его «Философских, политических и нравственных принципов». Фраза содержится в главе VII «О счастии» первой части этого сочинения295295
  Principes philosophiques, politiques et moraux. Par le Colonel De Weiss. Tome premier. A Genève, 1806. P. 53–54.


[Закрыть], значение которого для Кюхельбекера было показано Тыняновым. Контекст ее в позднейшем (но современном Кюхельбекеру и стилистически архаичном) переводе: «Весьма легко было бы приноровить к потерянному счастию некоторых людей следующую Англинскую эпитафию: Я был здоров, я желал быть еще здоровее, призвал врача и умер»296296
  Основания философий <!>, нравственной и политической. Сочинение Полковника Вейсса. Перевел с Французского десятого издания Георгий Реслер. М., 1837. Ч. 1. С. 98.


[Закрыть]. В «Кюхле» («Петербург», концовка гл. IV) есть сцена, где поэт, влюбленный в С. Д. Пономареву, вписывает в ее альбом эту сентенцию.

II

В статье «Кюхельбекер о Лермонтове» Тынянов цитирует письмо Кюхельбекера к племяннице Н. Г. Глинке от 11 апреля 1844 г.297297
  Литературный современник. 1941. № 7–8. С. 149–150; то же: Памятники культуры… Ежегодник. 1974. М., 1975. С. 150 (публикация З. А. Никитиной). Далее указываем страницы обоих этих изданий. Цитаты из письма, приведенные в статье Тынянова, ошибочно введены в последнее издание дневника поэта: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979. С. 418.


[Закрыть] Оригинал письма утрачен вместе со значительной частью архива Кюхельбекера, находившейся у Тынянова и оказавшейся во время войны вне его надзора. Но в ряде подобных случаев рабочие копии и выписки, сделанные исследователем и сохранившиеся в его бумагах, позволяют дополнить печатный текст (см. ТМ-88. С. 17). Приводим выписку Тынянова из указанного письма, выделяя курсивом текст, не вошедший в статью:

Перечитывал я Лермонтова совершенно298298
  Так в источнике; в печатном тексте – «и» перед «совершенно».


[Закрыть] убедился, что этот человек, как нельзя более ошибался в роде данного ему таланта. – Он в своих пиэсах à prétention особенно метит в Элегики-Сатирики, – и тут везде подражатель и Пушкину и Грибоедову и Жуковскому и автору Ижорского299299
  Ср. о Лермонтове как таланте «эклектически-подражательном» в дневниковой записи от 6 марта 1844 г. Комментируя в статье эту запись, Тынянов использует слова Кюхельбекера о себе из рассматриваемого письма – «автор Ижорского» (146; 146).


[Закрыть], то направление одного, то слог другого, то coupe de vers третьего, – везде преувеличивания, – оригинального ровно ничего; что именно показывает, что он горячился весьма хладнокровно. Но Лермонтов точно человек с большим талантом, где вовсе того не подозревает: в стихотворениях, которых предметом не внутренний мир человека, а мир внешний, да еще в своей драме, хотя и она испещрена подражаниями и Отелло300300
  Ср. в статье Тынянова (147; 148).


[Закрыть] и Горю от ума и Ижорскому. К созданию первого разряда высокой красоты принадлежит особенно его пиэса: Дары Терека, которая в своем роде истинный chef d’oeuvre. – Все же надобно сказать, что Лермонтов, уступая Пушкину, Грибоедову и Баратынскому, занимает первое место между молодыми поэтами, которые появились на Руси после нас. Если бы Бог дал ему жизнь подольше – он стал бы вероятно еще выше, потому что узнал бы свое призвание и значение в мире умственном. Пришлось теперь к слову: хочешь ли знать, кого считаю самым оригинальным и чуть ли не первым из Русских поэтов? (Я его теперь изучаю и вместе с Мишей301301
  М. В. Кюхельбекер (1839–1879) – сын поэта.


[Закрыть] учу наизусть) – Ивана Андреевича Крылова. – Право! Грибоедов его ученик по слогу302302
  Это мнение о Крылове было развито в дневнике 27 мая 1845 г. В архиве Тынянова имеется черновая рукопись статьи (последних лет жизни) «Грибоедов и Крылов» (РГАЛИ. Ф. 2224. Оп. 1. Ед. хр. 99).


[Закрыть]: – почти каждая, каждая его баснь в своем роде совершенство. – В наш эксцентрический век это покажется страшным староверством303303
  РГАЛИ. Ф. 2224. Оп. 1. Ед. хр. 176.


[Закрыть].

Неизвестные тексты Кюхельбекера в записях Ю. Н. Тынянова

Как известно, значительная часть большого собрания рукописей В. К. Кюхельбекера, которое находилось в 1930‐х гг. в руках Ю. Н. Тынянова304304
  О его работе над этими рукописями и планах их публикации, осуществленных лишь частично, см. в наших комментариях в: ПИЛК. С. 429–431.


[Закрыть], впоследствии была утрачена305305
  О судьбе архива поэта см.: Мстиславская Е. П. Творческие рукописи В. К. Кюхельбекера // Записки Oтдела рукописей ГБЛ. М., 1975. Вып. 36. С. 5–7; комментарии в кн.: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л, 1979. С. 646–649.


[Закрыть]. В том, что касается дневника и переписки поэта, утраченные тексты представлены лишь цитатами и изложениями в работах Тынянова. Все такие цитаты из дневника введены в издание 1979 г., а изложения учтены в комментариях306306
  Вызывает возражение применяемая составителями этого ценного и тщательно подготовленного издания (М. Г. Альтшуллером, Н. В. Королевой и В. Д. Раком) формула «запись восстановлена по такой-то работе Тынянова», поскольку они в подобных случаях не реконструируют текст, а воспроизводят его.


[Закрыть]. До сих пор почти не использовался еще один источник – сделанные Тыняновым и оставшиеся в его архиве копии текстов Кюхельбекера и выписки из них. Эти рукописи дают интересные добавления к эпистолярию и дневнику поэта307307
  Материал для данного сообщения извлечен из той части тыняновского архива, которая хранится у В. А. Каверина. Многочисленные другие копии текстов Кюхельбекера находятся в фонде Тынянова в РГАЛИ (ср.: Беспалова Л. Г. Кюхельбекер в Тобольской губернии // Научные труды Тюменского университета. 1975. Сб. 14). Об архиве Тынянова см.: ПИЛК. С. 398–400.


[Закрыть].

I. Речь идет прежде всего о двух письмах, содержащих оценки произведений Пушкина.

Первое из них цитировалось в двух работах Тынянова (см. прим. 8, 10, 14, 18). Оно было написано в Свеаборгской крепости и, как указано исследователем на копии, обращено к племянницам Кюхельбекера – Наталье, Александре и Юстине Глинкам. Приводим текст копии308308
  Текст начат в копии с отточия. Выделенное автором в копии подчеркнуто – эти выделения переданы полужирным шрифтом (кроме заглавий произведений). Мы следуем орфографии и пунктуации копии, передающей (видимо, с некоторыми отступлениями) написания подлинника. Курсивом набран текст, цитированный в работах Тынянова.


[Закрыть].

18 февраля 1832

…Я обещал сообщать Вам время от времени мое мнение о книгах, которые читаю; но к несчастию по видимому редко удастся мне исполнить это обещание, – я здесь в них чрезвычайно нуждаюсь; сегодня однакоже могу побеседовать с вами о сказках Пушкина и о последней Главе его Онегина – их мне прислала ваша добрая тетушка309309
  «Повести Белкина» в изд. 1831 г. (термин «сказка» использовался как синоним «повести» и менее устойчивого в пушкинскую эпоху обозначения «рассказ») и отдельное издание 8-й главы «Евгения Онегина» (1832) Кюхельбекер получил от сестры Юлии Карловны накануне – 17 февраля 1832 г. (см.: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. С. 99; далее при ссылках на дневник Кюхельбекера по этому изданию указываем: дневник, с. … ). В этой же записи зафиксировано первое впечатление от 8-й главы.


[Закрыть] и они для меня были истинным ключом живой воды в степи моей однообразной жизни. – Введение, с которого начинается небольшой томик, заключающий 5 Повестей, приписываемых Пушкиным вымышленному лицу И. П. Белкину, – подражание введениям и предисловиям (впрочем довольно скучным) Вальтера Скотта. – Каждая повесть не без достоинства: лучшая (по моему мнению) Гробовщик; но в каждой из них заметно подражание, то Скотту, то Гофману, то Погорельскому. (К стати попросите вашего учителя Российской Словесности, чтоб он вам достал Маковницу последнего – она напечатана в Новостях Литературы 1825 года310310
  Повесть Антония Погорельского «Лафертовская маковница» (Новости литературы. 1825. № 11. Март) Кюхельбекер перечитал в декабре 1831 г. и нашел «большое сходство с манерой Гофмана» (дневник, с. 70). Пушкин высоко оценил эту повесть в письме к брату от 27 марта 1825 г. (XIII, 157).


[Закрыть] и принесет вам верно большое удовольствие). Скажу слова два о каждой повести Пушкина в особенности. Характер Сильвио в первой названной: Выстрел, исполнен поэзии, но едва набросан311311
  Эта фраза приведена (без ссылки на письмо) в статье Тынянова «Проза Пушкина» (Литературный современник. 1937. № 4. С. 196). Разночтение: «естествен» перед «исполнен».


[Закрыть]; кроме того в нем некоторые несообразности: человек, каков Сильвио, никогда не удостоит приязни, а еще менее объяснения, предполагающего уважение к тому, с кем объясняешься, никогда, говорю, не удостоит их столь ничтожного существа, говорящего при каждом слове Ваше Сиятельство князю, соседу своему, – каковым автор представил расскащика этой повести312312
  Ср. замечание Н. И. Надеждина: «<…> Речь отставного офицера, рассказывающего повесть, во втором отделении, с беспрестанным повторением „Ваше сиятельство“ – утомительна: притом этот офицер выставлен в первом отделении как человек образованный» (Телескоп. 1831. № 21. С. 120).


[Закрыть]. – В Метели занимательна одна запутанность завязки, но развязка до невозможности невероятна ни в Прозаическом ни в Поэтическом смысле. – Гробовщик прелесть во всех отношениях: пропасть воображения, разсказ живой, нравы описаны верно, – смех, ужас, самая ежедневная Проза и самая своенравная Поэзия слиты в этой безделке в прекрасное целое313313
  Литературный современник. 1937. № 4. С. 196. Статья Тынянова была приурочена к пушкинскому юбилею 1937 г., что прямо отразилось и на цитировании: опущены не только все критические оценки Кюхельбекера, но и то, что могло быть за них принято в массовой читательской аудитории, как в данном случае слова «в этой безделке».


[Закрыть]. Если вы не читали ничего Гофмана, то Пушкина Гробовщик даст вам некоторое понятие о его приемах (sa manière). A propos de Hoffmann, Бабушка314314
  Ю. Я. Кюхельбекер (урожд. фон Ломен) – мать поэта.


[Закрыть] берет книги в Библиотеке для чтения; так попросите ж ее, чтоб она для вас взяла Гофманову сказку: Klein Zaches; я уверен, что вы все, начиная от Бабушки до Тининьки315315
  Ю. Г. Глинка – одна из адресаток письма.


[Закрыть], будете хохотать и долго не забудете этой милой сказочки: впрочем она совсем в другом роде; Гробовщик Пушкина более похож на те рассказы Гофмана, в которых он бьет на то, чтоб привесть читателя в содрогание316316
  Ср. у Н. И. Надеждина: «Гробовщик в роде Гофмановом очень забавен» (Телескоп. 1831. № 21. С. 121). В одном из писем Кюхельбекер спрашивал Нат. Г. Глинку. «Из тех книг, о которых мне случалось упоминать в письмах своих, удалось ли вам прочесть что-нибудь? Например: Klein Zaches, или Das Majorat, или Das Fräulein Scüdery?» (Декабристы и их время. M.; Л., 1951. С. 33).


[Закрыть]. Станционный Смотритель сам чрезвычайно занимателен, – из этого лица, если бы дорисовать его, можно бы много сделать317317
  Литературный современник. 1937. № 4. С. 196, где этому предложению предшествует: «Станционный смотритель едва обрисован». Таким образом, две цитаты из письма содержат разночтения по сравнению с публикуемой копией (см. примечание 8), хотя она, судя по помете рукой Тынянова «Проза», предназначалась именно для статьи. О происхождении их можно только строить догадки. Если не было какой-то порчи текста, то возможно, например, что Тынянов цитировал в статье зачеркнутые слова или черновик письма; не исключено, что Кюхельбекер варьировал свои замечания в том письме сестре, о котором он упоминает в дневнике 19 февраля (с. 100), т. е. в день, когда было дописано публикуемое письмо племянницам, – и исследователь пользовался этой вариацией. Те же суждения могли быть повторены поэтом и позднее – например, при перечитывании повестей в мае 1833 г. (см.: дневник, с. 250) – в каком-либо письме или в дневнике, которыми располагал Тынянов.


[Закрыть]; но похождения его пошлы. Барышня-Крестьянка заключает в себе столь же мало прозаической вероятности, как и Метель, но не в пример более Поэтической. Различие этих двух вероятностей трудно объяснить в коротких словах: особенно в письме, в котором хочется поговорить о многом. Замечу только, что считаю в Романе, Повести, etc. позволительным, а иногда даже необходимым всякое нарушение того, что вероятно ему прозаическому, если следствием этого нарушения красóты, не могущие существовать без того. Эти то красоты и заставляют верить человека с воображением тому, что он может быть, без них назвал бы нелепостию. – Пробило десять часов: завтра моему письму продолжение.

19 февраля.

Сестра в своем письме говорит о Повестях, о которых мы вчера беседовали: il n’y a rien de trop318318
  ничего лишнего (франц.).


[Закрыть]; это справедливо, но в двух из них – в первой и четвертой – il у a trop peu319319
  слишком мало (франц.).


[Закрыть], т. е. в них многое недорисовано. – Я вчера, было, хотел с вами говорить об Онегине; но теперь вспомнил, что вы вероятно его не читали, да и не скоро прочтете, потому что этот роман в стихах не из тех книг, которые

 
Мать дочери велит читать 320320
  Из комедии А. Пирона «Метромания». «Стих сей вошел в пословицу», – отмечал Пушкин, цитируя его в «Евгении Онегине» (VI, 272, 559); ср. известную перефразировку И. И. Дмитриева по поводу «Руслана и Людмилы» (в письме к П. А. Вяземскому от 20 октября 1820 г. – Старина и новизна. 1898. Вып. 2. С. 141), приведенную Пушкиным в предисловии к изданию поэмы 1828 г. (IV, 284); ср. также пассаж на сходную тему в критических заметках Пушкина (XI, 156). См.: Виноградов В. В. Стиль Пушкина. М., 1941. С. 396–397.


[Закрыть].
 

Для тетушки вашей замечу, что совершенное разочарование, господствующее в Последней Главе наводит грусть, но для Лицейского товарища Автора много таких намек в этой Главе, которые говорят сердцу, и по сему в моих глазах она ничуть не из худших; а впрочем это суждение не беспристрастно, суждение более человека, нежели Литератора, и посему не может иметь веса для посторонних 321321
  Эта часть письма опубликована Тыняновым в статье «Пушкин и Кюхельбекер» (Литературное наследство. М., 1934. Т. 16–18. С. 371; то же в кн.: Тынянов Ю. Н. Пушкин и его современники. М., 1969. С. 288–289).


[Закрыть].

18 февраля 1832 г. Кюхельбекер записал в дневнике: «Прочел повести Пушкина и писал к племянницам; как я в письме к ним высказал мое мнение об этих повестях, то и не хочется здесь повторять его» (дневник, с. 100). Теперь это мнение – первое и самое подробное из всех его суждений о прозе Пушкина – может быть введено в историко-литературный обиход.

Еще одно письмо – с оценкой другого прозаического произведения Пушкина – представлено в доступных нам бумагах Тынянова небольшой выпиской. Оно написано в Баргузине (где Кюхельбекер жил на поселении после десятилетнего заключения в крепостях) и обращено к Нат. Глинке (помета Тынянова: «Наташе»).

19 марта 1838

Капитанскую дочь я прочел и с большим удовольствием: тут есть места истинно трогательные; особенно хорошо прощание Капитана с Женой и дочерью. Жаль, что конец немного пошлый. – Савельич не новый характер322322
  Ср. о Савельиче как «русском Калебе» (герой «Ламмермурской невесты» В. Скотта): Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 7. С. 577. Ср. в первом из публикуемых писем о связи «Повестей Белкина» с В. Скоттом.


[Закрыть]; но и он тут занимателен и невольно полюбишь его. —

Это высказывание предшествует известному и, по-видимому, итоговому мнению (ср.: дневник, с. 335, 342), выраженному в письме тому же адресату от 29–30 июня 1839 г., где «Повести Белкина» на фоне «Капитанской дочки» и «Пиковой дамы» оцениваются ниже, чем тогда, когда они были прочитаны как первая завершенная пушкинская проза (изменились и оценки «белкинских» вещей относительно друг друга):

Я совершенно с тобою согласен касательно всего, что говоришь о повестях Пушкина. Капитанская Дочь точно лучшая изо всех, Станционный смотритель лучшая из тех, которые вышли под именем Белкина, прочие же, Белкинские, особенно Мятель – вздор и недостойны Пушкина, исключаю однако забавную сказку: Гробовщик. – Славная вещь его Пиковая Дама. Легко статься может, что Капитанская Дочь и Пиковая Дама лучше всего, что когда-нибудь написано Пушкиным323323
  Декабристы. М., 1938. С. 182. Как известно, Белинский (Указ. соч.) также считал «Повести Белкина» «недостойными» Пушкина. Последняя фраза Кюхельбекера все же оставляет место для сомнения – имеется ли в виду все написанное Пушкиным или написанное в прозе? (Для Ю. Г. Оксмана здесь вопроса не было – см. подготовленное им издание «Капитанской дочки» – М., 1964. С. 217, где эта фраза приведена без комментариев.)


[Закрыть].

Почитание Пушкина всегда уживалось у Кюхельбекера с непримиримой критикой в его адрес. Публикуемые высказывания отличаются от известных большей и более конкретной мотивированностью оценок. Следует, однако, заметить, что эти оценки, и особенно мотивировки, с историко-литературной точки зрения не являются чем-то вполне очевидным и легко поддающимся интерпретации. Общий мотивационный контекст не дан (в частности, потому, что известные статьи 20‐х гг., определившие позицию Кюхельбекера, мотивируют далеко не все его литературные мнения, особенно поздние)324324
  Целый ряд статей 1830‐х гг., в том числе о Пушкине (их Кюхельбекер предлагал в 1836 г. Гречу), до нас не дошел (см.: Литературное наследство. М., 1954. Т. 59. С. 459).


[Закрыть] – он должен быть реконструирован. Для такой реконструкции публикуемые тексты дают немаловажный материал; в частности, было бы интересно эксплицировать эстетический смысл представлений о «прозаической и поэтической вероятности» и о «пошлом».

II. В одном из рабочих блокнотов Тынянова, заполнявшемся в 1937–1938 гг. (когда его историко-литературные занятия были целиком сосредоточены на Кюхельбекере)325325
  Одна из его работ этого времени – «Французские отношения Кюхельбекера» – в значительной части посвящена путешествию поэта по Европе. Дополнительный печатный источник сведений об этой поездке рассмотрен в статье: Чертков Л. Новое о Кюхельбекере // Россия/Russia. 1977. Вып. 3. В блокноте, о котором идет речь, имеются записи, относящиеся к указанной тыняновской работе.


[Закрыть], имеются выписки из неопубликованных частей дневника поэта 1833–1835 гг.326326
  В блокноте ни разу не указано, откуда сделаны выписки. Поэтому может возникнуть вопрос, не является ли тот или иной текст выдержкой из письма, а не дневника. Помимо содержательных и стилистических соображений следует учесть, во-первых, что извлечения из писем Тынянов сопровождал указанием адресата, – отсутствие таких указаний говорит за то, что выписки сделаны из дневника. Во-вторых, ряд выписок в блокноте дают текст, известный по печати, – и во всех таких случаях это текст именно дневника. Менее определенно можно судить о том, передана ли данная запись полностью или частично.


[Закрыть] Эти выписки не были приведены исследователем в печатных работах и потому не могли быть использованы в издании 1979 г. Приводим их в хронологическом порядке327327
  Орфография выписок сохраняется. Сокращения раскрыты нами в угловых скобках. Курсивом набрана фраза, известная по печатному тексту дневника.


[Закрыть].

1 октября 1833

Смерть Мих<аила> Тверского – вот бы предмет для трагедии! – Но он считается святым – посему нельзя надеяться, чтобы позволили ее когда-нибудь представить, а может быть и напечатать бы не позволили328328
  Тверской князь Михаил Ярославич (1271–1318) быт убит в Орде приближенными его соперника московского князя Юрия Даниловича. Литературные произведения на этот сюжет к печати допускались. Таковы дума Рылеева «Михаил Тверской», одноименное стихотворение А. Бестужева; в последнем фигурирует и сын князя, ср. следующую запись Кюхельбекера.


[Закрыть].

5 октября 1833

Жизнь и смерть Ал<ександра> Тверского также могли бы служить предметом Ист<ори>ческой Картины в роде Шекспировых329329
  Князь Александр Михайлович (1301–1339), сын Михаила Ярославича; как и отец, был убит в Орде. Ср. «историческую повесть в стихах» К. Бахтурина «Вступление на престол князя Александра Тверского» (М., 1833); Александр Михайлович Тверской: Исторический роман. Соч. Августа Лафонтена. М., 1818.
  Данная выписка, по-видимому, передает не всю запись. О содержании несохранившегося текста можно судить по следующей помете Тынянова: «NB. Из Карамзина коммент. [запоздалый] к Юрию и Ксении – 5 окт. 1833 г.» (скобки поставлены Тыняновым). Поэма «Юрий и Ксения» быта закончена 4 мая 1833 г. (дневник, с. 248). Герой поэмы – тверской князь Ярослав Ярославич (1230–1272), брат Александра Невского. Таким образом, хотя, как писал Кюхельбекер Пушкину, «моя Ксения всего менее поэма историческая» (XVI, 147), в записях от 1 и 5 октября 1833 г. он сопоставляет, с точки зрения исторической сюжетики, с Ярославом – его потомков. В работе над поэмой автор не располагал «Историей» Карамзина [источник, который натолкнул его на замысел «Юрия и Ксении», указан в дневнике под 10 августа 1832 – см. с. 171; об этом источнике см.: Левин Ю. Д. Поэма В. К. Кюхельбекера на сюжет «Повести о тверском Отроче монастыре» («Юрий и Ксения») // Труды Отдела древнерусской литературы. Л., 1971. Т. 26. С. 132–133; в связи с указанием Ю. Д. Левина на «Дорожник» И. Глушкова ср. об этом издании и его авторе статьи Л. В. Милова и С. Н. Травникова. – Русская литература. 1980. № 2. С. 150–160; 1982. № 2. С. 187–189]. «Историю» он получил 11 сентября 1833 г. и сейчас же принялся за чтение в поисках драматического сюжета; «хотелось бы мне написать зимою что-нибудь подельнее моих пустых поэм, которые едва ли меня переживут» (дневник, с. 273). В публикуемых записях и зафиксированы эти поиски, которые предшествовали замыслу трагедии о Смутном времени, возникшему в следующем году. С публикуемыми записями и в контексте интереса Кюхельбекера к тверским князьям ср. запись, сделанную через несколько дней – 10 октября 1833 г. (дневник, с. 277–278).


[Закрыть].

23 марта 1834

Получил письмо от племянника Бориса. Надежда на присылку книг от Одоевского также рушилась. Печатание Ижорского идет медленно, говорит Борис. Хорошо, если только идет, – но я, признаться, и в этом несколько сомневаюсь330330
  Вторую фразу см. дневник, с. 298. Теперь мы получаем более полный (если не полный) текст записи. Первая фраза может показаться пересказом, а не подлинным текстом (т. е. может быть понята как «он получил», а не «я получил»). Но такое начало фразы обычно в дневнике – см., например, в записях того же года: 11 февраля (с. 296), 27 мая (с. 311), 18 июля («получил письмо от Бориса» – с. 323). Список книг Кюхельбекер послал племяннику Б. Г. Глинке 21 декабря 1833 г. (Литературное наследство. Т. 59. С. 418–419). Изданием «Ижорского» занимался Пушкин (см.: XIV, 194; XV, 22, 63). Мистерия (первые две части) вышла в свет в следующем году; автор получил это издание не позднее 12 мая 1835 г. (дневник, с. 362).


[Закрыть].

25 октября 1834

Начал 3 действие, т. е. написал Мазурку, которую должна пропеть [проплясать и завертеть (?)] Лодоиска, подруга Марины, в начале третьего действия331331
  Скобки и вопросительный знак – Тынянова. Речь идет о трагедии «Прокофий Ляпунов»; запись уточняет хронологию работы над ней. Сцену, о которой здесь говорится, см.: Кюхельбекер В. К. Избр. произведения: В 2 т. М.; Л., 1967. Т. 2. С. 496. Известен иной текст записи под этой же датой (дневник, с. 337), печатаемый по копии, сделанной для редакции «Русской старины». М. И. Семевский, опубликовавший отрывки из дневника в «Русской старине», опускал все, что относилось к собственному творчеству Кюхельбекера (см. статью В. Н. Орлова и С. И. Хмельницкого в изд. дневника 1929 г., с. 18), в том числе, как теперь выясняется, часть записи от 25 октября 1834 г.


[Закрыть].

23 декабря 1834

Жаль, что Кольридж не написал своего Михаила Скотта! Бес, переворачивающий листы в книге, по которой Скотт хочет заклясть его, – идея очень оригинальная! Тут кстати во мне ожила мысль о Фаусте – Отрепьеве: напишу ли когда-нибудь этого двоюродного братца моему Ижорскому? —332332
  Сведения о замысле английского поэта, несомненно, взяты из статьи «Кольридж», подписанной: Е. К. (с пометой: Quaterly Review), в «Библиотеке для чтения», 1834, т. 7, с. 15 (3-я пагинация). Записи о чтении этого тома см. дневник, с. 342–343. Публикуемая запись сделана спустя месяц после окончания «Прокофия Ляпунова», которому предшествовал замысел трагедии «Григорий Отрепьев» (перевод «Demetrius» Шиллера). Отрепьев впервые ассоциирован с Фаустом в записи от 30 июня 1834 г.: «Пришла мне мысль: нельзя ли Самозванца превратить в Русского Фауста?» (дневник, с. 319). 13 июля Кюхельбекер писал Ю. К. Глинке о фаустиане «жизни Лжедмитрия» (Литературное наследство. Т. 59. С. 430–431).


[Закрыть].

25 января 1835333333
  В блокноте имеется помета Тынянова: «NB. Запись 25 янв. 1835», но текст ее не приведен. Помета сделана под следующими библиографическими данными, которые, возможно, указывают на содержание записи: «Библиотека для чтения – 8-й том (34) – Разбор 4 и 5 части Сказ. современников о Самозванце». Чтение этого тома засвидетельствовано записью 28 января (дневник, с. 352). «Сказания современников о Самозванце», изданные Н. Г. Устряловым, были получены Кюхельбекером от Пушкина 18 августа 1834 г. (дневник, с. 323). Рецензия (без подписи) на этот свод источников должна была привлечь внимание автора «Прокофия Ляпунова».


[Закрыть]

18 февраля 1835

Ист<ория> Эвдора собственно история самого Катенина334334
  Эвдор – персонаж «Элегии» Катенина (авторское написание: Евдор).


[Закрыть].

23 февраля <1835?>

Шинель335335
  В дате Тыняновым не указан год. По-видимому, эта запись (или ее однословный конспект?) связана с записью от 13 января 1835 г., которая известна также только по цитате Тынянова (см. дневник, с. 352 и 727): «Принесли мне новый чекмень, шаровары и жилет; старый чекмень послужил мне с лишним 8 лет». Эта цитата есть и в блокноте, причем непосредственно перед публикуемой записью, что и побуждает связать их по содержанию.


[Закрыть].

3 апреля 1835

[О «Вечном жиде»] Жаль, если не кончу его! В нем много такого, чего нет в других моих сочинениях. Правда, и он несколько многословен, но тут это как-то идет336336
  Пояснение в скобках сделано Тыняновым. Над поэмой «Агасвер» («Вечный жид») Кюхельбекер работал с 1832 г. до конца жизни; в 1842 г. были готовы к печати «пять отрывков» (по авторскому обозначению). I отрывок был близок к завершению в конце апреля 1832 г. (дневник, с. 120); о том, что «уже начал» II отрывок, автор писал Ник. Г. Глинке 21 октября 1835 г. (Кюхельбекер В. К. Лирика и поэмы. Л., 1939. Т. 1. С. LIX). Под выпиской – помета Тынянова, указывающая на продолжение записи: «[Сокращение Юр. и Кс.] там же». О том, что поэма «Юрий и Ксения» (см. прим. 26) была сильно сокращена, Кюхельбекер писал Нат. Г. Глинке 5 августа 1836 г., сообщая, что отправляет ее Пушкину (Декабристы и их время. М., 1951. С. 68).


[Закрыть].