Текст книги "Избранные труды по русской литературе и филологии"

Что такое «сценарность» в понимании литератора 20‐х гг.?

Тынянов с его повышенной чувствительностью к литературно-бытовому генезису произведения (так, он утверждал, что «маленькую вещь» надо писать в «узкоколейке блокнота», а не на больших листах)516516
  Как мы пишем. Л., 1930. С. 166. О разграничении понятий «генезис» и «эволюция» у Тынянова см.: Чудакова М. О. К понятию генезиса // Revue des études slaves. 1983. Т. 55. Fasc. 3.


[Закрыть] не мог не оценить уникального статуса сценария как особой формы словесности. В 20‐е гг. сценарий был единственным жанром словесного текста, принципиально не допускающим «финитного» этапа: сценарий не имеет права состояться как окончательно завершенный литературный текст, он обязан состояться только как фильм. Тем самым сценарий на шкале литературных форм имеет лишь одно соответствие – черновик. Незавершенность входит в условия существования сценарной формы. Именно с этой точки зрения Тынянов подходил и к литературному произведению при экранизации – в фильме «Шинель» одноименная повесть и другие законченные произведения Гоголя использованы менее активно, чем гоголевские наброски и незавершенные фрагменты, из которых вырастают тыняновские «Фантазии в манере Гоголя». (Этот подзаголовок сценария отсылает к названию книги Э.-Т.-А. Гофмана «Фантазии в манере Калло».)

Незавершенность, неустойчивость, эскизность, необязательность формы – эти черты тогдашнего сценария расценивались Тыняновым если не как самостоятельная ценность, то, по крайней мере, как автономная литературная характеристика. В литературоведческом словаре Тынянова имеется определение «сценарность», отсылающее и к кинематографу, и к более архаичному значению слова «сценарий» – канве для импровизационного спектакля. Поэтому встречающееся среди набросков Тынянова обозначение «сценарий», строго говоря, еще не указывает на кинозамысел – оно может просто указывать на стадию генезиса, будь то фильм, рассказ или роман.

Приведем два таких наброска (предположительно – вторая половина 20‐х гг.). Их кинематографичность несомненна, хотя в тексте нет явных указаний на кино, а тетрадь, в которой содержатся наброски, озаглавлена «Ненаписанные рассказы». Первый из них может показаться странным. Однако его кинематографичность проясняется, если вспомнить ранние фильмы Эриха Штрогейма, об увлечении которыми писал в «Глубоком экране» Г. Козинцев, а также сюжетный фонд немецкого кино 20‐х гг. «Кино жестокости», как назвал картины Эриха Штрогейма А. Базен, и, в частности, вызвавший большой резонанс в советской печати 20‐х гг. фильм «Глупые жены» повлияли на образ Мэдокса в сценарии Тынянова и Ю. Оксмана «С. В. Д.» и, возможно, дали импульс для следующего наброска:

Сценарий «Человек в котелке». Пожилой человек встает, завтракает (комната), выходит на улицу, ходит по делам, замечает в толпе двух женщин. Они его не видят. Он бродит за ними. Они в ресторан – он в ресторан, они в магазин – он в магазин. Одна молодая, другая пожилая. Вечер. Они в театр – он в театр. Мимоходом обделывает какие-то дела. Их уводят пьяные. Он едет за ними. Игорный клуб. Потом их везут в нумера. Он тоже в нумерах. Но стушевывается все время, женщины его не видят. Их употребляют чуть не на глазах у него. Они трясутся на извозчике. Он за ними. Потом – та же комната, что в начале. Стол накрыт, чай. Входят женщины, садятся. Потирая руки, входит человек, все время следивший за ними, и все дружно, уютно пьют чай. Семья.

Второй набросок (следует в тетради сразу же за приведенным) по своей драматургической идее перекликается с аналогичными замыслами Булгакова:

Еще сценарий. В Сибири сохранился город XVII века – раскольники, ушедшие сюда при царе Алексее. Бревенчатые высокие дома, ряды, воевода. Тюрьма – старичок-еретик и трое лыком опоясанных. Старичок подговаривает эмигрантов: есть-де город, где сорок сороков труб. Там, мол, хорошо. Бегут. Обезоруживают стражу. Отбирают пищали, топорики. Странствие. Петербург. Автомобиль. Трамвай. Толпа; киносъемка. Милиционер. Самый младший прыгает в трамвай. Милиционер ведет их в милицию. Старичок подписывает протокол полууставом. Новая жизнь. Младший (бежавший) покупает пиджак. Старик в страхе перед водопроводом: столп водяной. Электричество. Потом привыкли, отлично ужились. Молодые стали тачать сапоги по немецкому манеру517517
  Архив В. Каверина (второй набросок опубликован: Литературная газета. 1974. 9 октября. С. 7).


[Закрыть].

Показательно и сходство этого тыняновского наброска сосценарием С. Эйзенштейна «МММ», в котором персонажи, пришедшие из Древней Руси, проходят аналогичную цепь искусов современным бытом.

Сценарий Эйзенштейна написан в форме, имитирующей наиболее архаичную форму литературы – стихотворную речь. Набросок Тынянова имитирует сжатые безглагольные формы киносценария. И в том, и в другом речь идет о столкновении прошлого с настоящим.

Литература и кино входили в ту коллизию науки и искусства, которая составляет основной сюжет биографии Тынянова. Его связь с кино, киноработа его соратников по ОПОЯЗу – прямая и тесная у Шкловского, эпизодическая, но характерная у Эйхенбаума – вскрывают сверхличные аспекты этой коллизии и демонстрируют социальный статус кино в тех условиях, его воздействие на труд и быт пореволюционной гуманитарной интеллигенции. Таков в самом общем и кратком виде контекст записи в тыняновском плане автобиографии: «Кино: Ивановский, Гардин, „фэксы“, Эрмлер, Эйзенштейн, Кулешов»518518
  ПИЛК. С. 554.


[Закрыть].

Есть писатели, которые влияют на развитие киноискусства не только прямым участием в нем, но и «художественным полем» своего творчества. К их числу относится и Юрий Тынянов. Кинематографическая жизнь 20‐х гг. носит на себе, к сожалению, далеко еще не изученный отпечаток активного присутствия в ней Тынянова – точно так же, как в прозе этого писателя ощущается «кинематографический акцент».

<О «Подпоручике Киже»>519519
  Ввиду популярного характера издания, в котором появилась эта работа, в ней отсутствуют развернутые ссылки на архивные источники. – Сост.


[Закрыть]

Знаменитый рассказ Тынянова возник в результате взаимодействия в его творчестве литературы и кино.

Первоначально был написан сценарий для немого фильма, который должен был стать первой режиссерской работой С. Юткевича (она осталась неосуществленной)520520
  Юткевич С. О киноискусстве. М., 1962. С. 42.


[Закрыть]. Тынянов закончил его в мае 1927 г. Он писал В. Б. Шкловскому: «Пусть Юткевич сокращает, если много. Но количество страниц не должно пугать, я некоторые кадры очень расписываю. Послал уже остальное заказным»521521
  РГАЛИ.


[Закрыть]. В это время Тынянов печатал главами в журнале «Звезда» еще не дописанный роман «Смерть Вазир-Мухтара», но летом 1927 г. приостановил работу и обратился к другим замыслам. Ранее Вахтанговский театр предложил ему написать пьесу, и 1 августа он сообщал П. Г. Антокольскому, который заведовал литературной частью театра: «Главный для меня вопрос – „Киже“ или пьеса другая, из другой эпохи, в которой главную роль играть будет восковая фигура (это моя теперешняя тема)»522522
  Копия; архив В. А. Каверина.


[Закрыть]. Но обе темы были реализованы не в пьесах, а в прозе – «Восковая персона» тремя годами позднее, а «Киже» вскоре после этого письма. 3 сентября Тынянов уведомлял Шкловского: «Я написал рассказ „Подпоручик Киже“ (для „Молодой гвардии“)» и советовался с ним по поводу договора на сценарий: «Есть, кажется, довольно глупый параграф – не сообщать никому темы, не печатать и т. д. Так как они не собираются ставить „Подпоручика“, я думаю, что можно пренебречь параграфом»523523
  РГАЛИ.


[Закрыть]. Работу над рассказом автор считал законченной и потому сообщал о нем литературно близким лицам. 13 сентября 1927 г. он писал своему коллеге по Государственному институту истории искусств Б. В. Казанскому: «Я в нечленораздельном настроении, как говорил о себе Карлейль <…> скучно и хочется в Петербург. <…> Роман мой прервался (временно), написал рассказ, задумал кое-что из науки»524524
  Копия; архив В. А. Каверина.


[Закрыть]. И в тот же день К. И. Чуковскому, с которым его связывали дружеские отношения со времени работы над «Кюхлей»: «Написал здесь рассказ (1-й) из павловских времен, к которым у меня влеченье. <…> Открыл секрет, как писать небольшие рассказы: на блокноте; на больших листах получится роман»525525
  ОР РГБ.


[Закрыть].

Из последнего письма видно, что мыслился какой-то цикл новелл «из павловских времен». В одной из рабочих записей середины 30‐х гг. о «Подпоручике Киже» читаем: «Этот рассказ должен был быть эпиграфом – к другому рассказу – о любви»526526
  Архив В. А. Каверина.


[Закрыть]. Конкретизировать это авторское указание трудно – напомним, что значительная часть тыняновского архива, в том числе рукописи рассказа и сценария, утрачена, – но в сохранившихся бумагах встречаются планы конца 20‐х гг., где «Подпоручик Киже» фигурирует как первый, заглавный текст группы или книги рассказов. В состав ее должны были войти «Восковая персона», «Король Самоедский» (титул шута Петра I Лакосты), «Чревовещатель Ваттуар» (фабула основывалась на легенде о посещении России Эдгаром По) и другие. Большинство этих замыслов осталось неосуществленным.

5 декабря 1927 г. автор читал рассказ в Институте истории искусств, а в начале следующего года напечатал его (не в «Молодой гвардии», упоминавшейся в письме, а в «Красной нови», 1928, № 1). Отдельное издание вышло в конце 1930 г. в Ленинграде с иллюстрациями Е. Кибрика527527
  См. мемуары художника: Новый мир. 1980. № 1.


[Закрыть].

Чтобы понять, как развивался тыняновский замысел, надо обратиться сначала к сценарию, машинописный экземпляр которого (с небольшими рукописными фрагментами) находится в архиве В. А. Каверина.

Сюжет сценария строился следующим образом. Во время послеобеденного сна императора в коридоре дворца происходит свидание его адъютанта (он же племянник петербургского генерал-губернатора графа Палена) и фрейлины его фаворитки Гагариной. Адъютант бежит по коридору; чтобы не нарушать тишины, снимает сапоги. «Домчался до фрейлины. Обнял ее обеими руками. Красивые руки, обнимающие талию, в руках сапоги. Фрейлина жеманно отбивается. Адъютант не отстает. Она ущипнула его. Адъютант скорчился от боли, закричал: – Караул». Начинается суматоха. Фрейлина признаётся Гагариной: «Это я… его… ущипнула», не называя, кого именно. «Гагарина очень заинтересована, всплескивает руками: „Ах, амурные новости. Покажи, как же ты их щиплешь“, – и обнадеживает фрейлину: „Теперя не политично… но опосля“». Во время этого дворцового переполоха Павел неожиданно требует приказ по Преображенскому полку. Потерявший голову адъютант бежит к писарю и убеждается, что приказ не дописан. Под хрип адъютанта: «Скорей, скорей, скорей. Бестия, бестия, бестия» – рождается роковая ошибка. Адъютант видит ее, но несет бумагу царю. Получив резолюцию Павла «Поручика Киже оставить при роте», он показывает бумагу Палену. Тот изумлен: «Это описка. Доложи императору». Адъютант втянул голову в плечи и уперся. Пален его толкает двумя руками. Тот ни с места. Вдруг Пален остановился. Смотрит на адъютанта, тот, остолбенев, смотрит на него. Пален хлопнул адъютанта по лбу, закричал: «Превосходная мысль, как она тебе пришла в голову!» – и объяснил, что «караул кричал поручик Киже». После экзекуции Киже отправляется в Сибирь – и в конце первой части сценария устанавливается мнимое равновесие; адъютант снова с фрейлиной. «Во время поцелуя она деловито говорит: „А замуж за вас… пойду только в том разе… если станете генерал“». Вторая часть начинается с новой перипетии. Гагарина, улучив момент, когда император «весьма милостив», решает «все исправить» (фрейлина не успевает ее удержать) и «говорит, вздыхая: „Ах, ваше величество, у вас нет таких верных слуг, каков поручик Киже, он закричал караул от нежных чувств, потому что моя Сандунова его…“ Двумя пальцами тихонько щиплет Павла». Следует приказ о возвращении Киже из Сибири «с произведением в полковники». За ним едет адъютант. Тем временем гренадеры, конвоирующие Киже, прибывают к месту назначения. Комендант крепости «всматривается в пространство <…> и говорит растерянно: „Я ничего, вашество. Дело государево“». Гренадеры, совершив свой поход, решаются на то, что позднее, в рассказе «Малолетный Витушишников», было обозначено как «рыск», – один из них говорит коменданту, указывая пальцем на пространство: «„Вашество, их благородие водки требуют“ <…> Инвалиды несут ушат водки и на вилах окорок».

Между тем Пален недоволен антианглийской политикой Павла. Он во главе заговора и, намекая на неизбежность переворота, произносит свою знаменитую фразу: «Чтобы пить вино, нужно раскупорить бутыль». Павел, всех подозревающий в измене, вспоминает слова Гагариной о верном Киже. «Из наплыва. Колоссальный поручик стоит перед Павлом с обнаженной шпагой. На него напирают генералы. Поручик расчетверился, растет, со всех сторон маленького Павла закрывают колоссальные поручики с обнаженными шпагами».

В третьей части к возвращению Киже из Сибири (Пален приказывает адъютанту: «Доложить императору, что полковник Киже измучен дорогой и скоро явится») приурочено решение Павла женить своего любимца: «Рука Павла крадется сзади Гагариной к фрейлине, щиплет. Фрейлина от неожиданности и боли кричит: „Караул!“ – и Павел объявляет: „Мы выдадим ее замуж за того, кто кричал караул, – за полковника Киже“. Хохочет». По случаю бракосочетания Киже получает генеральский чин.

В четвертой части нарастает напряжение между Павлом и Паленом и уверенность царя, что Киже – его спаситель. Происходит венчание и свадьба, после которой пьяный адъютант входит в спальню фрейлины: «„Я пришел передать немедленный приказ генералу Киже“. Фрейлина успокаивается. Адъютант лезет под одеяло». В пятой части Павел требует «немедля привести» Киже. Генералы и Пален в спальне фрейлины. Пален укладывает сапоги адъютанта на носилки и покрывает простыней. Павел с нетерпением сам является на место событий, видит под кроватью ноги адъютанта и «кричит в бешенстве: „Генерал Киже убит! Вот он“ … Адъютант выполз из-под кровати. На нем только сабля поверх белья. <…> „Ваше величество, всюду ищу генерала Киже. Чтобы не замарать мундира, я снял его“. Павел удовлетворенно кивает головой: „Вы знаете службу. Возьмите мой плащ“». Пален докладывает ему о болезни Киже. Шестая часть построена на двух параллельных действиях: похороны Киже и убийство Павла заговорщиками, среди которых адъютант. Погибающий Павел кричит: «Генерал Киже, спаси меня!» Пьяный адъютант догоняет процессию с гробом Киже и объявляет о смерти императора. «Фрейлина жмется к адъютанту. Вдруг опомнилась: „Но я выйду замуж за вас, когда вы будете полный генерал“. Адъютант ее целует: „Душа моя, я полный генерал“».

Сравнивая это краткое изложение с рассказом, можно без труда увидеть различия в составе персонажей и построении сюжета. Наиболее важное из этих различий – введение в рассказ линии Синюхаева (который сюжетно связан с Аракчеевым, как Киже с Павлом). Не углубляясь здесь в подробное рассмотрение ее, отметим, что 18-я главка написана как вариация на тему блужданий безумного Евгения в «Медном всаднике» (и как Евгений год спустя после катастрофы внезапно вспоминает случившееся, Синюхаев через год возвращается в Петербург). Кроме того, введен был Нелединский-Мелецкий, исключены внефабульные персонажи сценария – царский камердинер Кутайсов, английский посол Уитворт и др. Но и приключения вокруг Киже даны по-разному. В сценарии они образуют авантюрную комедию с плутом (Пален) и простаком-любовником (адъютант) в центре, с последовательной любовной интригой. В рассказе нет ничего этого, нет «действователей» – упразднены сами роли «умного среди дураков» и исполнителя его замыслов. Разница между умом и глупостью, хитростью и простодушием стерта – все здесь совершается само собой.

В сценарии есть персонаж, знающий все – происхождение ошибки и ее следствия, – это адъютант. В рассказе всего не знает никто: ведь адъютант здесь только реагирует на появление Киже, но откуда тот взялся, его не интересует, а писарь отключен от остальных персонажей и не может участвовать в следствиях своей ошибки. Когда в сценарии Гагарина добивается от Павла возвращения Киже из Сибири, фрейлина знает, что совершается новая ошибка, – в рассказе она об этом не догадывается, потому что «по быстроте любовного случая» офицер не успел сообщить ей своего имени. В первом случае Пален, адъютант, фрейлина преследуют свои цели, во втором – интересы и цели персонажей призрачны. Любовник фрейлины, соединения с которым она добивается, так и не появляется в рассказе, что контрастирует с ходом сюжета в сценарии. «Действующих лиц» в рассказе нет, каждый из них представляет собой некое подобие Киже.

Но наиболее специфическое качество рассказа заключается в том, что анекдот трактован в нем (согласно вводной главке журнального текста) «как слово из той эпохи», – Киже понимается как словесный знак павловского времени. Таково, по мысли Тынянова, должно было быть в данном случае отличие литературного текста от фильма. Поэтому в рассказе выдвинуто на первый план сопоставление и столкновение слова и реальности. Для писаря и Синюхаева слова приказа «имели не смысл, не значение, а собственную жизнь и власть». В сценарии перед столом писаря висит список формул, которыми пользуются в официальных бумагах, но эта деталь никак не влияет на сюжет. В рассказе же обыграны знаменитые павловские запреты на слова: нарушение их в одной из бумаг помогает рождению Киже в другой. Замечательно, что писарь не только «допустил нелепое написание», но и сделал орфографическую ошибку, так что «сомнительная жизнь» подпоручика начинается с того, что Павел исправляет эту ошибку, «вставив преогромный ер».

Тынянов, по-видимому, колебался, как должно звучать имя подпоручика – Киж (так в одном из источников, которыми он пользовался528528
  Павел I. Собрание анекдотов, отзывов, характеристик, указов и пр. / Сост. Александр Гено и Томич. СПб., 1901. С. 174–175.


[Закрыть], и в упомянутом выше чтении в Институте истории искусств, судя по отчету о деятельности института529529
  Поэтика. Л., 1928. [Вып.] 4. С. 153.


[Закрыть]) или Киже (так в другом источнике, о котором мы скажем далее). Возможно, он знал диалектное слово «киж», имеющее несколько значений, в том числе – «маленький ребенок», что открывало возможность игры на мотиве появления на свет или «игрушечности», но в конце концов предпочел квазифранцузское звучание (ср. заключительные фразы 20‐й главки: «Полковник Киже из Франции. Его отец обезглавлен чернью в Тулоне»).

Что касается вариантов «поручик» (в сценарии) – «подпоручик» (в рассказе), то источники подсказывали первый из них, но в рассказе Киже начинает с чина, предшествующего чину поручика Синюхаева, а затем неудержимо обгоняет его.

Следует обратить внимание и на слово «караул». Прежде всего, в своем междометном значении оно является начальным пунктом сюжета. При этом Тынянов ставит его и «в начале» павловского царствования, поскольку оно синонимично французской фразе Павла (засвидетельствованной мемуаристами) «Nous sommes perdus…»530530
  Мы погибли (франц.).


[Закрыть]. Заметим, что в этом эпизоде спародирована легенда о том, что накануне восшествия на престол Павел видел сон, в котором некая сила поднимала его ввысь, – в рассказе ему снится, что известие о смерти Екатерины он получил сидя под столом. Далее говорится о том, что слово «караул» – в другом, предметном значении, предписано употреблять вместо запрещенного «стража», и о муках писаря. В размышлениях Павла значения сопрягаются: «Притом же никто не мог знать, с какой целью было крикнуто „Караул“. …Надлежало увеличить караулы». На этом пересечении и начинается карьера Киже: «Подпоручика Киже в караул». А высшей точки она достигает тогда, когда императору приходит в голову мысль: «Как кстати был бы человек, который в нужное время крикнул бы „караул“ под окном. Он пожаловал генералу Киже усадьбу и тысячу душ». Наконец, в финале крик о помощи (ср. в сценарии: «Генерал Киже, спаси меня!») – подразумевается. В фильме, тем более немом, такие смысловые ходы были бы трудноосуществимы. Ср. в сценарии после возгласа адъютанта «караул!»: «Караул на лестнице проснулся, сомкнул штыки, входит в коридор». Далее напугавший императора крик повторяется еще дважды, оба раза в эротических эпизодах (Павел и фрейлина), сходных с начальным (фрейлина и адъютант), т. е. предметное значение слова (а с ним и тема «павловского языка») отпадает.

Таковы два направления обработки анекдотического сюжета – игровое, комическое, авантюрное в сценарии и повествовательно-семантическое в рассказе.

Что касается фильма, поставленного А. М. Файнциммером531531
  Вышел на экраны в марте 1934 г. Оператор А. Кальцатый. В ролях: М. Яншин (Павел), Э. Гарин (адъютант), Б. Горин-Горяинов (Пален), Н. Шатерникова (Гагарина), Е. Магарилл (фрейлина), М. Ростовцев (комендант крепости). Музыка С. С. Прокофьева. Производство Белгоскино.


[Закрыть], то новый сценарий был, по-видимому, в общем близок к предыдущему, что и дало Тынянову повод заметить: «Фильм <…> имеет мало общего с рассказом»532532
  Записная книжка середины 30‐х гг.


[Закрыть]. Запись продолжается: «Музыка к фильму превосходная»533533
  ПИЛК. С. 550–551.


[Закрыть].

В той же заметке говорится: «Я получил несколько писем с вопросом, исторический ли это факт». Несмотря на наивность этого вопроса, именно в применении к павловской эпохе он оправдан. Действия Павла с первого дня воцарения были как будто направлены на то, чтобы доказать неустойчивость и зыбкость границ между существующим и несуществующим, но должным с точки зрения императора. Он, как известно, короновал останки Петра III – спустя 34 года после убийства отца (или того, кто считался его отцом). Он распорядился вырвать из указных книг страницы с манифестом Екатерины от 6 августа 1762 г., оправдывавшим устранение Петра III с престола, причем были указаны подлежащие изъятию страницы для книг формата в четверть листа и в восьмую долю (прецедент, вся характерность которого для русского государства раскрывается позднее). Но Павел действовал так не только в династических делах. Известен приказ, который ведет нас уже прямо к Киже: в 1800 г. строжайший выговор был объявлен умершему генералу (в фильме 1934 г. Киже посмертно разжалован в рядовые). Линия Синюхаева также может быть сопоставлена со специфическими реалиями эпохи. Павел исключил многих офицеров из службы с запрещением занимать какие-либо должности, затем, незадолго до смерти, простил их, позволив вернуться в столицу, но, когда с застав стали докладывать о сотнях прибывших, снова сменил милость на гнев. В мемуарах А. М. Тургенева, которые упоминаются в журнальном тексте рассказа, содержатся яркие примеры того, чтó Тынянов обозначил именем Киже, а также и исчезновений типа синюхаевского – исчезновений, хотя бы временных, людей, предметов, слов. Мемуарист рассказал, как на маневрах он был назначен бригад-майором при царе, но, поскольку никто не мог объяснить, что именно он должен делать, он не делал ничего. «Совершилось уже 50 лет тому, писал он, – <…> и до сего числа не ведаю – в чем состояли обязанности бригад-майора». На коронацию Павла в Кремле были собраны все гвардейские полки. Но один из них вызвал чем-то неудовольствие императора, и он не только не хотел видеть офицеров этого полка на коронации, но и запретил им самим видеть церемонию. Тогда офицеров (всего около 230 человек) спрятали в башне Тайницких ворот. На прогулке по Петербургу царь неожиданно указал губернатору на деревянное здание итальянской оперы: «Чтобы его, сударь, не было». Через несколько часов «оперного дома как будто никогда тут не было: 500 или более рабочих ровняли место и столько же ручных фонарей освещало их»534534
  Русская старина. 1885. № 9. С. 388; № 10. С. 78.


[Закрыть].

Самое существенное для понимания павловского времени заключается не в том, что царь был деспотичен, неуравновешен и охвачен манией переиначивать екатерининские порядки, а в том, что он жаждал превратить империю в идеальное государство, и в том, что для него не существовало расстояния между государственным, политическим и частным, бытовым. Отсюда его наступление на быт: «правильная» окраска домов, знаменитое гонение на фраки и круглые шляпы и т. п. Было бы не совсем верно называть его мелочным: запрещение танцевать вальс или являться в маскарад в обычной одежде (под страхом ареста!) – такие же государственные меры, как замена прежней гвардии преданными императору гатчинскими войсками; масштаб здесь один. Так же действовал и Петр I, с многократно, несравненно большей жестокостью (и этот принцип оказался очень устойчивым в истории русской государственности). Но Павел за менее чем пятилетнее царствование не приобрел внутри– или внешнеполитического капитала, хотя бы отдаленно сравнимого с достижениями Петра или Екатерины. И то, что он сам предполагал преобразованием, наведением порядка в империи, развращенной нравами екатерининского двора, – немедленно обнаруживало свою комическую и химерическую сторону. Долговечными оказались не нововведения, а анекдоты о них, причем, как мы видели по воспоминаниям А. М. Тургенева, граница между анекдотом и мемуарным свидетельством почти неуловима. По-видимому, сам Павел, по крайней мере в некоторых случаях, сознавал эти свойства своих предприятий, например, когда предложил европейским монархам разрешать их споры на поединках.

Известный польско-русский политический деятель Адам Чарторижский, говоря о гатчинской жизни Павла, когда тот, еще будучи наследником престола, окружил себя батальонами, одетыми в особую форму и подчиненными только ему, писал о «замкнутом и обособленном мире» гатчинцев, о том, что «их сравнивали с детьми, играющими в деревянные солдатики»535535
  Чарторижский А. Мемуары. М., 1912. Т. 1. С. 95.


[Закрыть]. Утопический и «игрушечный» мир павловских циркуляров сфокусирован в анекдотах о Киже и бумажной смерти офицера и пересоздан в рассказе Тынянова. Этой моделирующей установкой «Подпоручик Киже» отличен от таких рассказов, использующих реалии и анекдотику павловской эпохи, как «Туфелька Нелидовой» или «Ганс Вреде» С. Ауслендера, «Под Павловым щитом» Б. Садовского, а также от новелл историка этой эпохи Е. С. Шумигорского536536
  Ауслендер С. А. Рассказы. Книга 2-я. СПб., 1912; Садовской Б. Адмиралтейская игла. Пг., 1915; Шумигорский Е. С. Тени минувшего: Исторические повести и рассказы. Пг., 1915.


[Закрыть].

Остается сказать, какими именно источниками пользовался Тынянов. Этот вопрос был поднят уже прижизненной критикой, внимательно следившей за его исторической прозой. В. Б. Шкловский указал на сборник Александра Гено (псевдоним писательницы Е. Н. Калугиной) и Томича и привел ряд анекдотов537537
  Звезда. 1933. № 4. С. 173.


[Закрыть]. Однако в уже упоминавшейся вводной главке журнального текста «Подпоручика Киже» автор ссылается не на этот сборник, а на устный рассказ Даля, записанный неким чиновным мемуаристом. Современный исследователь почти исчерпывающе разъяснил вопрос: анекдоты Даля о крике, нарушившем сон Павла, и об ошибке писаря были рассказаны им у В. Ф. Одоевского в 1865 г., записаны в «Памятных тетрадях» С. М. Сухотина и опубликованы в «Русском архиве», 1894, № 2 (где Киж и стал Киже); варианты их вошли в сборник Гено и Томича; Тынянов воспользовался и некоторыми другими анекдотами оттуда538538
  Левин Ю. Д. Об источниках «Подпоручика Киже» // Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры. М.; Л., 1966.


[Закрыть].

Не лишними будут несколько следующих дополнений. Анекдот о мнимой смерти офицера воспроизведен Герценом в «Былом и думах»539539
  Герцен А. И. Собр. соч. М., 1956. Т. 8. С. 267–268.


[Закрыть]. Анекдот об ошибке писаря в сборнике представляет собой сокращенную версию текста, указанного составителями в общем списке источников (без точных библиографических данных) как «Рассказы В. И. Даля о временах Павла I». Эти рассказы опубликованы в «Русской старине» (1870. Т. 2. С. 294–296) за полной подписью Даля и датированы: «Москва, 15 июля 1870 г.». То есть через несколько лет после вечера у Одоевского Даль отдал рассказанные там анекдоты в печать. Фраза Тынянова о Дале в журнальном тексте: «Анекдоты он не записывал», – таким образом, неточна и показывает, что публикация в «Русской старине» осталась ему неизвестной. Следует учесть, что Даль сообщил журналу именно анекдоты, а не рассказы собственного сочинения; Сухотин упоминает, что анекдот о Киже он слышал ранее. Ни у Сухотина, ни в сборнике нет следующего любопытного места из версии Даля: «Есть на свете Чиж, – подумал полковник, – почему бы не быть и Кижу, но только не в этом полку». Здесь, возможно, связь с другим анекдотом, который вошел в сборник Гено и Томича, – о некоем Чиже, который ослушался Павла, приказавшего группе русских, находившихся в Италии, вернуться на родину. Царь определил следующее наказание: «повесить Чижа en effigie (в изображении) на разводе» (ср. наказание Киже плетьми). Малограмотный комендант, не обнаружив человека с такой фамилией, купил чижа, соорудил игрушечную виселицу и собирался совершить казнь. Павел отменил ее, заявив, что повесил бы коменданта, но виселица слишком мала.

Ряд текстов в сборнике Гено и Томича Тынянов знал по источникам, откуда они были извлечены составителями. Таковы эпизоды из мемуаров А. М. Тургенева – именно ему достался щипок Павла, сопровождавшийся словами: «Потемкинский дух вышибу». Тынянов знал и другие сюжеты типа Киже. Так, по свидетельству Г. М. Козинцева, он «с увлечением пересказывал случай с царским солдатом, охранявшим голое поле: артиллерийский склад, бывший здесь некогда, упразднили, но приказ о снятии поста забыли отдать»540540
  Козинцев Г. Глубокий экран. М., 1971.


[Закрыть].

Можно было бы специально рассмотреть мотив пустоты в прозе Тынянова или соотношение рассказа с некоторыми его литературоведческими идеями. Но эти темы выходят за пределы настоящей заметки, которую уместнее заключить собственной констатацией Тынянова: «Мой Киже вошел в пословицу…»541541
  Дневник К. И. Чуковского (28 апреля 1935 г.).


[Закрыть].