Текст книги "Человек, который хотел крылья. И другие фантастические рассказы"

Нет повести печальнее на свете…

– Да кто ты такой, мать твою?! – орал мальчишка. Он крутился вьюном и старался проткнуть меня своей шпагой.

Пустая затея. Чем бы ни обрабатывал Сатана материал, но благодаря этому составу мой длинный черный плащ (я не расист, просто хотелось именно черный) делал меня практически неуязвимым.

По правде, я и так неуязвим и Сатана об этом прекрасно знает. Просто проявляет свою заботу по старой дружбе. Говорит, лишняя защита не повредит. А то слишком уж я люблю впутываться во всякие истории. Но ладно, кажется я опять отвлекся. А дело-то серьезное.

В общем, мне в какой-то момент надоело ждать, когда малец напрыгается, поэтому я резким движением выхватил шпагу из его руки и рявкнул:

– А ну заткнись, недомерок!

Тот замер и так посмотрел на меня, что мне его стало даже жалко.

– Ты сам-то кто такой? – снисходительно спросил я его, хотя и так прекрасно знал, с кем тут бодаюсь битых полчаса.

– Ро… Ромео… – заикаясь, ответил юнец.

– Монтекки, что ли? – поинтересовался я, роясь в многочисленных карманах плаща, в которых чего только не было. Наконец, выудив мобильник, набрал номер Творца. – Ну, я нашел этого Ромео. Он прямо рядом со мной стоит. Что дальше?

Творец был зол. Опять обзывал мерзавцем и хотел, чтобы Сатана меня изнасиловал. А еще клятвенно пообещал надрать уши при первой же возможности. Я вообще-то ждал совсем другого, поэтому схватил мальчишку, собирающегося под шумок сбежать, за воротник рубашки и безапелляционно сказал Творцу:

– В общем, я его нашел, сейчас приведу…

– Я ТЕБЕ ПРИВЕДУ, МЕРЗАВЕЦ! – орал на меня в трубку Творец. – ТЫ, ЧТО ЛИ, СОВСЕМ ОПОЛОУМЕЛ? ТЕБЯ ЗА КЕМ ПОСЫЛАЛИ?

Я задумался. Что-то не клеилось во всей этой истории… Но Ромео же в ней был…

– Ох, – тяжело вздохнул Творец. – Сатана тебя за яйца, Люцифер. Ты помнишь, за кем тебя посылали?..

Я молча кивнул. Творец опять сорвался на крик:

– Ты чего там молчишь, засранец! Опять что-то натворил?

– Я кивал, – честно ответил я, а потом добавил. – Ладно, кого искать, я, кажется, вспомнил.

– Эй ты, убийца малолетний, у тебя есть подружка? – спросил я мальчишку. Тот отрицательно помотал головой.

– Слышишь, Творец, – закричал я в трубку. – У нас проблема, Монтекки говорит, что нет у него никакой подружки. Что делать?

– Искать, – ответил Творец и бросил трубку.

– Вот сам бы приперся сюда и искал, – буркнул я и как следует тряхнул этого тщедушного Ромео. – У тебя точно нет никакой подружки по имени Джульетта?

– Не… Нет, – он отрицательно покачал головой.

– А Капулетти в городе есть? – я был раздражен.

– Капулетти есть, – всхлипнул мальчишка. – Мы не шибко с ними дружим… А вы кто такой?

– Я – твое спасение, – строго ответил я ему. – Будешь вести себя смирно, выживешь…

– Буду-буду! – закивал головой Ромео.

Ага, будет! – хмыкнул я про себя. Сбежит ведь при первой же возможности. Я, кстати, ему ее тут же и предоставил: отпустил ворот его рубашки и приказал:

– Беги!

Тот и понесся как заяц. И правильно сделал. А я выяснил главное – Капулетти в городе есть… Значит, найду и ту, что так нужна Творцу.

…Должен вам сказать, что мамаша юной Джульетты была что надо. Во всех смыслах. Только вот Тибальд очень не вовремя решил заглянуть на огонек ее опочивальни, так что пришлось отложить игры в тайны веронского двора до лучших времен. Я бы, конечно, мог остаться там с ними, да и Тибальд настаивал, но – увы. Того и гляди мог позвонить Творец и начать орать в трубку, дескать, какой я мерзавец, опять занимаюсь невесть чем. Вот я и ушел. Пока эта парочка была занята друг другом, мне было проще рыскать в поисках девчонки по тому, что называли домом.

…Пару часов спустя я чувствовал себя так, будто все это время кувыркался в постели с джульеттиной мамашей и ее приятелем. И честно вам скажу, что уж лучше бы дело обстояло именно так. Девчонки не было. Нигде. И хуже всего, что никто из прислуги вообще не понимал, о какой Джульетте идет речь.

Я обыскал все комнаты, но кроме кучи ненужного барахла и тощего мальчишки ничего не нашел. Вконец измучившись, я, в очередной раз наткнувшись на этого дистрофичного подростка, просто зашел к нему в комнату и сел на застиранные простыни, укрывающие его ложе. Тот ничего не сказал, только весь сжался и затрясся от страха. Сидит на великолепном стуле ручной работы – я сразу оценил, отличная вещица, надо будет такой же заказать в мастерской Сатаны – и натурально трясется.

Я даже испугался, что он сейчас от страха концы отдаст. Пришлось взять себя в руки и заговорить с ним самым ласковым образом.

– Эй, ты там! Смотри, в штаны не наделай от страха…

Мальчишка громко икнул.

– К-кто в-вы? – глядя куда-то в сторону, спросил он. Я уже начал ненавидеть этот дурацкий вопрос. Создавалось впечатление, что идентификация личности – единственное, что интересовало молодежь Вероны.

– Скажи, ну вот тебе какая разница, кто я такой? – возмутился я.

Мальчишка пожал плечами.

– То-то и оно, – развел я руками и щелкнул ему по лбу. Совсем не сильно, но он свалился со стула. Поднялся и захныкал. Ну, я понимаю, что ему скорее всего чертовски больно, но не ныть же из-за щелбана! Сколько их еще у него будет?

Нужно было как можно скорее его отвлечь, и я спросил:

– А ты кто такой?

– Дж… Джулио, – обреченно прошептал он, потирая лоб. – Джулио Капулетти…

Я чуть с кровати не свалился.

– Чего? – не поверил я собственным ушам.

– Джулио Капулетти, – более четко произнес он, а я захохотал.

– Не может быть!

Я катался по кровати, трясся от хохота и все повторял: «Не может быть! Ты!.. Ты – Джульетта! Ай да Шекспир, ай да сукин сын!»

Нет, у нас в Запредельи конечно ходили слухи, но чтобы все было запущено до такой степени… Я просто не смог справиться с искушением и позвонил Творцу:

– А ты знаешь, что Джульетта – это дистрофичный пацан? – в лоб спросил я его, не размениваясь на такие мелочи как «Привет, как дела?» Он же не разменивался.

– Знаю, – спокойно ответил Творец.

– А какого ж ты мне сразу… Без издевательств – как без пряников?

– Ну, не все тебе над нами, – вяло отбивался Творец.

– Стало быть, Шекспир – он…

– Заткнись! – грубо приказал Творец.

– Но он же нужен не для того, чтобы…

– А то ты не знаешь! Не для этого, конечно! – оборвал Творец.

– Точно? – упорствовал я.

– Пошел вон!

– Но…

– Заткнись! – прикрикнул на меня Творец и отключился.

Я еще раз хихикнул про себя, но быстро осознал, в какое глупое положение попал… И дал Джулио (или Джульетте?) еще один щелбан. Мальчишка ойкнул и присел на краешек кровати.

– Что вы от меня хотите? – пропищал он. – Я сейчас слуг позову.

– Эй-эй, парень, успокойся! – замахал я на него руками и, немного подумав, спросил. – У вас кажется костюмированная вечеринка, – тьфу! – то есть бал намечается?

– Ага, – кивнул мальчишка.

– Вот это дело! А ты в каком костюме собираешься быть?

Он задумался:

– Я буду священником…

– Э-э-э, нет! – замахал я на него руками. – Никакого священника, пойдешь в образе прекрасной дамы. Представляешь, как ты всех развеселишь?

Я тут же описал ему потрясающие перспективы. Как будут рады гости и доволен отец, не говоря уже о матери и Тибальде. Мальчишка, оказывается, против женской одежды и сам ничего против не имел. У него даже оказалась неплохая коллекция платьев, которую он тщательно скрывал от отца и матери. Из нее мы и выбрали ему наряд…

Ну а дальше вы и сами все знаете. В самом деле, что же я дурачок какой – пересказывать вам содержание «Ромео и Джульетты»?

Ну, к слову сказать, на самом деле все было не совсем так – под балконом стоял не Ромео, а Шекспир, познакомившийся с Джулио на балу, и слагал свои вирши, глядя на него, переодетого в платье, мучимого перспективой рано или поздно сказать Ромео, что он вовсе и не Джульетта, а Джулио Капулетти… Забавно было смотреть на них…

Получился у них, конечно, самый настоящий – классический – любовный треугольник. Ромео изнемогал от любви и жаждал жениться. Папаша Капулетти жаждал уничтожить всех Монтекки под корень. А Джулио жаждал сказать возлюбленному правду и сходил с ума от невозможности это сделать. Его мамаша тоже сходила с ума, но уже по другой причине: Тибальда-то, если вы помните, убили, и ей надо было как-то заводить другого любовника. Ну а Шекспир просто страдал, выплескивая все, что его мучило, на бумагу.

Впоследствии какой-то безымянный литературный негр и составил из всех этих выплесков упомянутую ранее пьесу. Парень, правда, оказался большим романтиком, но я-то знаю правду…

Кстати, Шекспир оказался редкостным мерзавцем. Когда он понял, что Джулио по уши влюбился в Ромео и ему самому ничего не светит, пошел и рассказал тому правду. Представляете реакцию парня? Я вот хорошо представляю. Никогда не забуду, как он пьяный, униженный и бесконечно влюбленный рыдал на моем плече. Говорил, что это позор, что хочет умереть!.. Жалко было его до ужаса… Ну, я и помог немного – дал пузырек с чем надо, чтобы осуществить его желание. Тот и выпил. Кто же знал, что в этот момент Джулио бегал в поисках возлюбленного по всей Вероне? Обнаружив мертвого Ромео, парень тоже захотел умереть. Такая вот пьеса ценою в несколько жизней.

На самом деле, надоели они мне все порядком за это время, поэтому я приблизил конец этих самых жизней с огромной радостью.

По крайней мере, дело было сделано – можно было хватать Шекспира и волочь к Творцу, который его уже заждался.

– … Это конец? – спросил меня Шекспир, когда мы стояли с ним в моем сером мире, глядя в его бесконечность.

– Это для тебя-то? – ехидно улыбнувшись, спросил я его.

– Для меня, – уточнил Шекспир.

– Для тебя это только начало, – ответил я и серьезно посмотрел на него. – Ты сделал главное – написал пьесу, по которой тебя будут узнавать долгие века многие поколения. И плевать, что Ромео и Джульетта погибли по твоей вине. Ты жил, Шекспир, друг мой, творил, и это самое главное, потому что если бы не это, вся история человечества могла пойти по другому пути.

– И куда я теперь? – с надеждой посмотрел он на меня. Его глаза наполнились слезами.

– Прямо в Ад к моему другу Сатане, – ответил я ему. Пришлось изрядно постараться, чтобы при этом слезами наполнились и мои глаза.

– В… Ад? – не поверил он своим ушам.

– Ну да, – хмыкнул я. – Мы с Творцом и Иисусом готовим Сатане подарок ко Дню рождения. Тот с некоторых пор стал заядлым театралом, вот мы вас и собираем по одному. Зато у него будет самая именитая труппа… Но ты не бойся, – я дружески потрепал его по плечу. – Ты всю жизнь писал пьесы. Будешь писать их и после смерти. Ты только представь, кто будет их смотреть…

А до того, как он успел спросить – кто же я, мать мою, такой, прилетели Вестники Смерти. Они подхватили его под руки, подняли вверх, а потом кинули оземь. Теперь Шекспир был готов писать. Писать самую длинную пьесу в своей жизни, которой у него больше не было…

P.S. Воистину «нет повести печальнее на свете», чем повесть о погубленном поэте…

Я тебя помню

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

…Она сидела на этом подобии скамейки такая жалкая, что я просто не мог пройти мимо. Отчего-то в этот день мне не хотелось делать гадости и издеваться над вами – глупыми обезьянами. Неужели старею?

Я уселся рядышком с этой девчонкой. Реакция последовала незамедлительно.

– Кто это? – недоумевающе спросила она и повернулась.

– Да чтобы мне век в Аду не бывать! – не сдержавшись, выругался я – девчонка была слепа как крот. Она улыбалась, ее глаза цвета молока смотрели куда-то поверх меня.

– Кто же вы? – вновь поинтересовалась она. – Мне незнаком ваш голос и запах… Вы странник?

– О, да! – шепнул я ей на ухо. – Самый что ни на есть странник. А вот ты, слепая тетеря, кто такая?

Девушка мелодично рассмеялась и смешно, по-птичьи, склонив голову набок, ответила:

– Я – Элизабет…

Ладно, пусть Элизабет. Хотя я конечно спрашивал о другом: чем здесь, в этом захолустном городишке может заниматься слепая девчонка?

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

Она была удивительной, очень странной, совершенно непохожей ни на одну женщину из тех, что я знал. И уж тем более ни на одну из населяющих этот Салем, обычный заштатный городишко, если вы понимаете, о чем я. Чистая, непорочная… Была ли она красива? Меня такие вещи давно уже не волновали. Хотя, наверное, да. Как красив бывает молодой цветок подорожника – простой и безыскусный, не претендующий на изысканность и вычурную неповторимость.

Родители и старшая сестра Элизабет умерли от неизвестной болезни, когда ей было десять лет. Она выжила, но ослепла. С того времени она кое-как – с хлеба на воду – перебивалась подачками горожан.

По ее словам, в этом городе еще оставались хорошие люди. Особо хорошие за определенные услуги, которые Элизабет была вынуждена им оказывать, иногда дарили ей одежду, давали возможность помыться и отменно кормили, позволяя забрать остатки еды домой.

Девушка не роптала, принимая жизнь такой, какая она есть. Она легко приняла таким, какой я есть, и меня.

Каждый день я приходил туда, где обычно она проводила свои дни, не прося милостыню, но ожидая ее. Я рассказывал о своих странствиях. О землях, где я был и где ей никогда не побывать, о том, куда лишь собираюсь отправиться. По большей части я самозабвенно врал. Ну, вы знаете, это мне удается особенно хорошо.

Иногда мы просто молчали, думая каждый о своем, и этого нам тоже было вполне достаточно.

Я совсем забыл о том, зачем прибыл сюда, но даже вспоминая, помнить этого не хотел…

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

Однажды мне позвонил Творец и попросил явиться на внеочередное совещание. Я, предчувствуя подвох, не хотел отбывать. Не хотел и не мог оставить Элизабет. Но что поделать?

Я сказал, что мне надо ненадолго ее покинуть, что я вернусь очень скоро.

Она улыбалась, выпроваживая меня, и уверяла – конечно иди, все будет хорошо.

Эти слепые, они всегда знают о нас – зрячих – гораздо больше, чем мы сами.

Творец ждал меня в саду. Один. В задумчивости сидел на каком-то пенечке, глядя в сторону. В любой другой день я бы незаметно подкрался и отколол какой-нибудь веселый номер. Но не в этот раз. Для шутки не было ни желания, ни времени – там, среди погрязших в своих грехах обезьян ждала Элизабет…

– Творец, – тихо позвал я, и он обернулся.

– Люцифер, сынок! – обрадовался он и, поднявшись, засеменил мне навстречу. – Как ты?

Странный вопрос. Какое это имеет значение?

– Все в порядке. Зачем я тебе понадобился, да еще так поспешно?

– Да-да, понадобился, – ответил Творец, потом тяжело вздохнул, будто нес тяжкое бремя и взял меня за руку:

– Ты только не подумай чего, сынок! Но тебе в Салем больше никак нельзя… Делом, которое ты там должен был сделать и не сделал, займется Иисус, а ты оставайся дома, отдыхай. К Сатане сходи, он как раз барашка заколол, обещал шашлык организовать…

– Что? – не понял я. – ЧТО?

– Да что ты с ним церемонишься? – раздался у меня за спиной мощный бас Сатаны. Рогатый владыка Ада вылезал откуда-то из розовых кустов, бранясь последними словами. А когда наконец выбрался, распрямился, встав в свой исполинский рост, и сказал:

– Люцифер, я знаю тебя не первое тысячелетие, люблю, надеюсь, что ты тоже меня любишь и поэтому примешь все, что я тебе сейчас скажу. Парень, дорога в Салем тебе закрыта. Лет на сто точно.

– ЧТО? – я понимал, – где-то внутри меня заело пластинку. Но ничего другого я выговорить не мог. Не выговорить, ни понять.

– В САЛЕМ БОЛЬШЕ НЕ ПОЙДЕШЬ! – заорал на меня Сатана. – Так яснее?

– С какой стати? – я наконец освободился от проклятия тупо повторять эти три буквы. – Давно у вас появились полномочия мне указывать?

– Ты не понял, – мягко начал Творец. – Это не указание. Это ПРИКАЗ.

– Вы оба никак тронулись умом, – заорал я, – приказывать мне вздумали? С чего бы это?

Не следует выказывать эмоций, тут же подумал я и продолжил вкрадчиво:

– Слушайте, я понимаю, что безответственный, что не сделал того, что должен был. Но это же не повод вставать в позу и изображать моих господ. Сейчас вернусь в этот долбанный Салем и все решу…

– Слишком поздно! – рядом с Творцом материализовался Иисус. Весь чумазый и в рваной одежде.

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

Надеюсь, вам интересно узнать, за чем таким меня отправили в это захолустье? Ну так слушайте. Ваш тухлый мирок далеко не единственный в этой Вселенной. Это я к сведению, чтобы вам было над чем поразмыслить на досуге. Я, Творец и Сатана обитаем в разных мирах, объединенных в то, что мы между собой именуем Запредельем.

Именно к нам вы попадаете, когда умираете. Иногда ваши душонки забирают и уносят в Рай или Ад подручные самой Смерти, которая живет в другом мире – вне времени и пространства, властвуя над вселенными, галактиками, мирами и существами. Неподвластная никому, она – моя закадычная подруга – иногда, когда становится особенно скучно, разрешает выступать от ее имени, разыгрывая перед грешниками настоящий спектакль. Правда, это не очень нравится Сатане и Творцу, но кто бы удосуживался спрашивать их мнение?..

Скука. Вот то, что заставляет преодолевать устоявшиеся законы миропорядка. Ну да, мы чудим. Вначале это происходило в рамках нашей Вселенной, потом большим развлекательным центром стал весь космос. А потом все как-то сомкнулось в одной точке, все ограничилось моим серым миром.

В нем стали проводиться Игры, на победителя делались ставки, придумывались Правила. Здесь же обитала Троица, которая их хранила. Кстати говоря, почему проводились, делались и обитала? Происходит и по сей день.

Все это здорово и совершенно не скучно, хотя никогда не удавалось угадать победителя. Потому что такового за всю историю существования Игры попросту не было. Зато, и это тоже весело, время от времени что-то идет не так. Последнее «не так» произошло буквально час назад. Через пространственно-временную дыру в мир людей сбежала колдунья, Игрок из последнего набора. Вычислить-то мы ее вычислили, не велика хитрость, им всем электронные чипы ставят на всякий случай, вот и пригодилось. Но прошло время. Минут десять, может чуть меньше. Но это у нас минуты. А у вас – месяцы, порой даже годы.

Эта коварная дрянь открыла школу и взялась учить других беспринципных бабищ делать гадости. Мне нужно уточнять, что школа была в Салеме? Когда я присел на скамейку к Элизабет, в городе колдовали уже все женщины. Все, кроме нее.

Ее старшая сестра тоже ходила на колдовские занятия. И, делая очередное домашнее задание, она неправильно произнесла какое-то заклинание. Тут же все вышло из-под контроля. Старшие колдуньи прибежали слишком поздно – всё семейство медленно и мучительно умирало от неизвестного вируса. Всё, за исключением Элизабет. Что-то спасло девчонку, оставив жить в кромешной тьме.

Я должен был достать колдунью и водворить туда, где ей и следовало находиться, а потом уничтожить последствия ее деяний. Конечно, проще было пристукнуть эту хитрую дрянь на месте, но Смерть сказала, что со всяким дерьмом связываться не будет и пригрозила, что отправит своих Вестников проследить, как бы я не натворил глупостей. Так что колдунье повезло и в этом, и в том, что едва оказавшись в Салеме я встретил Элизабет и забыл обо всем…

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

Сатана и Творец не долго ждали моего возвращения, буквально через пару минут к ним полетели Вестники Смерти, неся сообщения о том, что я снюхался с какой-то девкой и мне, похоже, наплевать на восстановление Вселенского баланса. А когда мои друзья порасспросили Вестников поподробнее, то поняли, что все гораздо хуже, чем казалось на первый взгляд.

– … Слишком поздно! – сказал закопченный Иисус, стягивая с себя грязную рубаху. – Там уже вовсю орудуют инквизиторы. Пытают девушек, первую дюжину уже сожгли. Я пытался помочь, но не успел, провозился с колдуньей – сначала ее ловил, потом выпроваживал.

Он тяжело вздохнул и, расстроенный, уселся на мягкую траву, а потом строго посмотрел на меня и закончил:

– Если бы ты решил проблему сразу, напрасных жертв можно было бы избежать…

Я и сам это прекрасно понимал. Но Элизабет…

– Я должен туда вернуться, – сказал я. – Еще можно все исправить. Я справлюсь. Больше никаких девчонок, обещаю!

– Люцифер, – Творец ласково посмотрел на меня и улыбнулся. – Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

Я не верил. С Элизабет я даже врать разучился как следует. Но мне необходимо было вернуться к ней! И пока они спорили, как им поступить с Салемом, я слинял.

На том деревянном убожестве, на котором мы с Элизабет просиживали часами, девушки я не обнаружил. Ее не было и в лачуге, где она ночевала.

– Элизабет! – взывал я, бегая по почти безлюдным улочкам Салема. – Вы видели Элизабет? Это такая слепая девушка… она вечно просиживала вон на той деревяшке… – спрашивал я у одиноких прохожих, но они шарахались от меня как от прокаженного.

Не было Элизабет и ни у одного из тех сладострастных стариков, к которым она могла отправиться на заработки. Я отыскал их всех. Не было.

Когда запел городской колокол, все жители проклятого Салема словно крысы повыскакивали из своих нор и вопя что-то вроде: «Ведьму ведут! Сжечь ведьму!» помчались на городскую площадь. Я пошел вместе с ними и тогда увидел ее. Она, закованная в кандалы, стояла на помосте, на котором громоздилось все самое чудовищное из того, что только могли придумать эти обезьяны. Элизабет собирались прилюдно пытать.

Горожане плевали в нее, кидали тухлые яйца и гнилые помидоры, а она стояла, по обыкновению, по-птичьи чуть склонив голову набок, и улыбалась…

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

– Элизабет! – в отчаянии кричал я, продираясь к помосту сквозь толпу людей. – ЭЛИЗАБЕТ!

Но никто не слышал меня, да и не мог слышать. В тот самый момент, когда наши жизни сплелись воедино, возник барьер, лишающий меня Силы. Теперь я не умел ничего, только ощущать ее боль.

Огромный мужик зачем-то завязал Элизабет глаза грязной тряпкой и грубо подтолкнул к первому орудию пытки. Я взвыл, когда увидел, что это «испанский сапожок».

– Нет-нет-нет, – кричал я, зная, что ее ждет. Чем больше я страдал, чем сильнее билось мое сердце, тем более недосягаемой становилась девушка. В какой-то момент я осознал, что стою на своей серой земле и наблюдаю за происходящим в Салеме через дыру между мирами, катастрофически уменьшающуюся в размерах.

Когда они закрепили ее ногу и запустили механизм, ломающий кости на мелкие кусочки, я взвыл. А минуту спустя дыра уменьшилась до размеров мелкой монеты, и я оказался отрезан от Салема, от девушки, которую… я задыхался, которую… я не должен был, не имел права встретить.

Таково устройство нашего мира. Люцифер должен быть одинок. Еще несколько мгновений, и уже ничего нельзя будет сделать. Но как же?.. Я ведь был дома, а здесь я мог все.

Раз-два! – хлопнул я в ладоши, и время остановилось везде, кроме Запределья.

– Будь ты проклята, мерзкая колдунья! – орал я как сумасшедший. – Будь проклят Салем и его жители! Будь я проклят, что вовремя не отловил эту дрянь и не прибил ее!

– Все так плохо? – похлопал меня по плечу Иисус.

– Да, – всхлипнул я. – Они, считают, что Элизабет ведьма. Сейчас они пытают ее, а потом сожгут. Скажи, почему мы не можем вернуться в одно и то же время дважды? Я наверняка смог бы все исправить.

– В таком деле никогда не бывает второго шанса, – Иисус сел на серую землю и стал пальцем рисовать на ней какой-то странный узор. – А в твоем его просто и не могло быть. Чтобы спасти оставшихся женщин, колдуньи наслали мор на скот и обвинили во всем Элизабет. И в смерти родителей и сестры тоже.

Иисус замолчал. Потом добавил: «Чтобы спасти сильных, жертвуют слабыми. Поверь, я знаю».

– Это я во всем виноват! Иисус, опять все из-за меня… – я сел рядом с ним и, обхватив руками колени, уперся о них подбородком.

– Ладно, ты виноват. Дальше-то что? – строго спросил Иисус.

– Послушай. Ладно, я не могу попасть туда, но ты-то можешь.

Вместе с Иисусом в Салем отправилась Троица.

…Я наблюдал, как они все стояли там недвижимые словно манекены. Иисус коснулся Элизабет и она застонала. Мой лучший друг попытался вытащить ее ногу из «испанского сапожка», но она закричала, и он оставил свои попытки, лишь ласково погладил ее по голове, снимая боль.

– Кто вы? – прошептала Элизабет, еле шевеля растрескавшимися губами.

– Я друг, – ответил Иисус, присев рядом с ней. – Меня прислал странник.

– Ох, странник! – всхлипнула Элизабет. – Где он? С ним все в порядке?

– Нет, с ним не все в порядке, потому что не все в порядке с тобой. Но это можно исправить. Тебе нужно лишь согласиться…

– Согласна, – прошептала Элизабет.

– Ты не спросишь – с чем?

– Согласна, – прошептала Элизабет. – Согласна, ведь я его люблю. А теперь могу и спросить – с чем я согласна? Постараюсь выдержать и это.

– Согласиться стать частью Троицы, сменив одного из нас, – ответила ей женщина.

– Как это, стать кем-то из вас? – не поняла Элизабет. – Что это значит?

– Это значит, – встрял в разговор мужчина в шляпе, – что ты будешь жить.

– Ты станешь Хранителем Правил, – продолжил мальчик, подбрасывая вверх яркий мяч. – А заодно сможешь отомстить тем, кто сделал это с тобой.

– Я не хочу никому мстить, – сказала Элизабет. – И если другой возможности нет, пусть будет так. А с ним все будет в порядке?

– Да, – ответил мужчина. – Ты даже сможешь с ним попрощаться – прежде чем начнется Игра.

…Когда они вчетвером появились передо мной, глаза женщины из Троицы непривычно сияли. Было в них теперь что-то… Что-то человеческое.

– Элизабет, – прошептал я.

– Странник! – бросилась она ко мне. – Странник, это ты, это правда ты? – шептала она, покрывая поцелуями мое лицо. – Я теперь могу видеть…

– Элизабет, – я осторожно, словно хрупкую игрушку, взял ее за плечи. – Ты можешь видеть. Теперь ты еще много чего можешь, хотя пока этого не осознаешь. Настанет день, и ты станешь свободной. Свободной по-настоящему. Он обязательно настанет, я обещаю. И приблизить его я помогу. Я не брошу тебя, Элизабет. Я всегда буду рядом. А сейчас тебе пора… И мне тоже пора – появились кое-какие дела…

И я умчался до того, как мужчина в шляпе успел произнести: «Теперь ты больше не Элизабет, теперь ты – Хранительница Правил Игры!»

Я ТЕБЯ ПОМНЮ…

Я спас ее. Она будет существовать. А начать ЖИТЬ я ей помогу. Она привыкнет к своей новой роли. Все привыкали, и она сможет. Лучше уж так, чем постоянно, каждое мгновение видеть, как ее медленно и мучительно убивают, и что я никак не могу этому помешать.

Тем временем барьер пал, и я вернулся в Салем. Город, в котором больше не было Элизабет. Сначала я хотел натравить на него Троицу, но потом решил, что гораздо лучше сделаю все сам. Эта парочка – Творец и Сатана – были не против.

Раз-два! – хлопнул я в ладоши и все ожило. Я стоял на помосте рядом с бездыханным телом Элизабет, все так же закованным в «испанский сапожок», и смотрел на обезьян, у которых вдруг вытянулись лица.

– Что это? Что случилось с ведьмой? А это кто? – прокатился шепот по толпе.

– Кто я, мерзкие вы уроды? Вы даже не обезьяны, а самые настоящие червяки. А червяки – отличная наживка…

Они и опомниться не успели, как небеса вдруг разверзлись и тысячи острых крючков глубоко воткнулись в каждого их них, вынуждая вопить от боли, кричать, плакать и молить о пощаде. Но никакой пощады им не было.

Помните, я говорил вам о своей дружбе со Смертью? Когда даже Сатана побрезговал взять в Ад этих ублюдков, я попросил помощи у нее. А это значит, они попадут куда-то, где гораздо хуже, чем в Аду…

А сам себя я уже наказал: я больше никогда не увижу ее, не поговорю с ней, не услышу ее тихий смех. Никогда, потому что к тому времени как я вернусь в свой серый мир, МОЯ Элизабет станет кем-то – чем-то – иным… Моя Элизабет.

P.S. Но… Элизабет, я тебя помню! Я помню тебя, Элизабет! Я ТЕБЯ НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ!