Текст книги "Пленники подземного тайника"

Авария

– Вставай, Махмут! Пора!

Ребята торопливо умылись и вошли в столовую. Первым они увидели Зете. Они переглянулись: «Вернулся злодей!».

Зете заходил то в кухню, то в холодильную камеру, пересчитывая ящики, коробки, бутылки.

Андрей ходил следом за Зете, как провинившийся ребенок. Поредевшие волосы на его голове растрепаны, пуговицы халата застегнуты неправильно, одна пола поэтому была выше другой.

Зете ругал Андрея за неэкономное расходование продуктов. Тот робким голосом оправдывался.

Зете видел, как в столовую в трусах и майках бесшумно вошли ребята и сразу же приступили к работе.

– Это мне нравится, – громко сказал он по-русски. – Это есть дисциплина!

Андрей угодливо буркнул:

– Я их…

– Хорошо, хорошо, – перебил его Зете, я вот что хочу вам сказать, мальчики: если хотите учиться, – пожалуйста. Специальностей у нас более чем достаточно: шахтеры, транспортники, слесари, электрики – трудно даже перечислить. А учиться начнем… пожалуй, даже с сегодняшнего дня.

– Спасибо, Василий Федорович, – Шариф старался говорить бодрым голосом. – Мы не откажемся от учебы.

Зете хотел что-то сказать, но свет вдруг погас. Вместо ламп дневного света, слабо мерцало несколько обычных лампочек. Их света хватало только для того, чтобы при ходьбе не наталкиваться на стены.

В столовой, в саду, в коридорах тревожно завыли сирены.

– Авария! – закричал Зете испуганно. – На электростанции!..

Он метнулся за какую-то дверь и через полминуты появился с ярким фонарем в руке.

– Все за мной! – скомандовал Зете.

Они быстро шли по широкому коридору.

Впереди во мраке показалась широкая дверь.

Зете остановился, увидев у двери лужу. К нему подбежало несколько взволнованных немцев.

– Неужели опять пар? – спрашивали они друг друга.

Зете осветил фонарем приборы на стене.

– Здесь плюс семнадцать градусов, а там… внутри – только девять. Какой может быть пар? Странно…

Люди, словно спасшиеся от чего-то страшного, облегченно вздыхали:

– Там всегда, как в печи. Почему девять?

– Ничего удивительного: откуда-то пробилась холодная вода.

– Может, и так.

– А я полагал, что пар взорвал какую-нибудь трубу.

– Боже упаси! Помнишь, тогда при монтаже случилось такое? Моментально двоих…

Зете открыл дверь в полутемный, широкий зал, затопленный водой. Из воды торчали верхушки трех агрегатов. Шариф шепнул другу:

– Паровые турбины и электрогенераторы…

Зете нажал какую-то кнопку. Из скрытого динамика послышался щелчок и голос Рестона. Зете что-то доложил ему на английском языке. Рестон коротко ответил. После этого Зете снова заговорил по-немецки:

– Водолазы, приготовиться! Быстрее! Принести ящик извести!

Двое водолазов спустились в воду. Скоро один из них сообщил, что в соседней пещере, где охлаждается отработанный в турбинах пар, уровень воды нормальный. Другой водолаз обнаружил на противоположной стене щель, которой до этого не было.

Зете приказал:

– Первому водолазу открыть заслонку между залом и камерой охлаждения, а второму – наблюдать с какой скоростью поступает в зал вода через образовавшуюся щель.

Прислушиваясь к разговорам, ребята почили, что электростанция работает на естественном паре, бьющем из-под земли с давлением тридцать атмосфер. Пар идет в турбины по толстым трубам и, приведя в движение турбины, по другим трубам уходит в камеру охлаждения. Часть горячей воды подается оттуда для отопления сада, жилых помещений и для других хозяйственных нужд, а остальная часть сливается в подземную речку. Когда сооружалась электростанция, для размещения машин и механизмов надо было расширить тал. В одной из стен открылся канал, по которому протекал ручей. Канал замуровали, и до сегодняшнего дня ручей не напоминал о себе.

– Или обвал в канале, или к ручью присоединились другие подземные воды, – сказал Зете. – Во всяком случае канал заполнился водой, ее давление возросло, и стена дала трещину.

Вода начала быстро убывать. Скоро можно было ходить по залу, не боясь промочить ноги. Все подошли к щели. И вправду, внутри журчала вода.

Махмут ткнул пальцем Шарифа и укатил на пол: там в небольшой луже плавала крохотная палочка.

– Неужели не узнаешь? – спросил Махмут тихо.

Шариф вздрогнул: это та палочка, которой они царапали на земле буквы, расшифровывая письмо Файзуллы! Точно, она! Сухая веточка яблони! Шариф сам отломил ее и один конец заточил на камне. В прошлую ночь он бросил ее в воду…

Все стало ясно. Наводнение произошло потому, что ребята открыли камень, и вся вода пошла но этому каналу.

В голове Шарифа закружились тревожные мысли. Если эти люди заинтересуются причиной наводнения, они найдут ход, через который ребята задумали совершить побег…

– Простите, Василий Федорович, сказал вдруг Махмут, указывая на ящик. – Это известь?

Зете удивленно взглянул на Махмута.

– Если это раствор извести, то он не выдержит. Если бы цемент…

Зете не ответил и недовольно передернул плечами.

Вскоре одну из турбин пустили в ход.

Зажглись лампы дневного света. Проходя мимо ребят, которым было поручено убрать принесенную водой грязь, Зете остановился подле Махмута:

– Успокойся! Это не простая известь. Вот, посмотри-ка!

В раствор, приготовленный для закрытия щели, Зете посыпал серый порошок и велел перемешать.

Щель на стене забили камнями и аккуратно замазали раствором. Затем темный аппарат, принесенный по приказанию Зете, соединили с электрической сетью. От аппарата шли два кабеля, на концах которых имелись какие-то щетки с рукоятками. Этими щетками рабочий водил по замазанной щели. Под щетками заблестели синие искорки.

Через некоторое время Зете велел убрать аппарат и постучал по стене.

– Ну-ка, мальчики, посмотрите – теперь выдержит?

Раствор извести превратился в такой же твердый камень, как и вся стена.

– Видели? А ты говоришь, что нужен цемент. Вот мы таким же образом залатали ту брешь, через которую вы сюда попали… И так хорошо залатали, что если пройти мимо, не узнаешь, что там была брешь.

Зете улыбнулся, словно сообщил что-то приятное.

– А ты что такой бледный? – спросил он у Махмута. – Не болеешь?

– Голова болит, – вяло ответил Махмут.

Не придавая особого значения словам Махмута, Зете пошел, звеня ключами, к двери и прикрикнул:

– Чего плететесь?

Ребята ускорили шаг.

В шахте

К обеду Махмуту стало очень плохо. Он не только не мог принимать участия в работе, но даже стоять. Несмотря на ругань Андрея, он по требованию Шарифа пошел в «берлогу» и лег. Обед приготовили без Махмута.

Появившийся в столовой Зете заметил его отсутствие, недовольно сморщил лицо и, не дожидаясь объяснений Андрея, направился к Махмуту.

– Что случилось? – Зете грубовато одернул с мальчика одеяло и потрогал его голову: – Небольшая температура. Ничего особенного. – Принеси-ка воды! – сказал он Шарифу.

Затем Зете вытащил из кармана таблетки, завернутые в прозрачную бумагу, и одну из них протянул Махмуту:

– Глотай!

– Не надо… И так пройдет…

– Глотай, говорят тебе! Сколько думаешь валяться здесь?

– Пить не буду… – пробормотал Махмут, вспомнив как Зете поил «лекарством» Шульца.

– Глупец! – раздраженно сказал Зете. – Это лекарство, понижающее температуру. Вот смотри! – Зете проглотил таблетку, приготовленную для Махмута. – Видел? Бери!

Дрожащей рукой Махмут взял одну из таблеток и положил в рот.

– А ты пойдешь со мной! – Зете указал пальцем на Шарифа.

– Выздоравливай! – Шариф погладил друга по голове.

В столовой Зете нагрузил Шарифа какими-то термосами и повел дальше.

Они вышли в незнакомый коридор.

Было такое ощущение, словно Шариф попал на территорию завода. Из боковых дверей слышалось жужжание машин, что-то ритмично стучало, что-то издавало резкий металлический визг, пахло машинным маслом. За приоткрытой дверью работал станок, под его колесом сверкали сине-зеленые искры.

В дальнем конце коридора Зете открыл дверь и пропустил Шарифа вперед. Тут было намного темнее. Зете включил фонарь. Бросились в глаза узкие рельсы, протянутые посреди пещеры. Они выходили из-под широких двустворчатых дверей и, поблескивая в свете редких ламп, скрывались за поворотом.

Вошли в очень маленькую комнату с железной дверью. Как только стукнула закрываемая дверь, комната вздрогнула и полетела вниз.

Лифт! Вот он мягко остановился. Дверь открылась.

Они окупались в новой пещере. И первым, кого увидел Шариф, был Рестон.

То ли потому, что Рестон владел немецким языком не в совершенстве, то ли из-за его сильного английского акцента, Шариф понимал его речь с трудом. То, что он сейчас понял, можно было бы перевести так:

– Надо поторопиться со следующей радиопередачей, мистер Зете. Когда думаете выходить наверх?

– Мистер Рестон, – подавленно отвечал Зете, – в последнее время мне очень часто приходилось выходить в связи с приездом Миллера. Считаю, что надо переждать некоторое время. Пусть все успокоится наверху.

– Нет, это очень важное сообщение и не терпит отлагательства. Анализы, сделанные Миллером, показали, что заряды в своем составе имеют посторонние элементы.

Однако эти заряды получены по вашим инструкциям и под вашим руководством. И по вашему же указанию я сообщил, что материалы соответствуют инструкции.

– Я вынужден признаться в недостаточности моего опыта и сделанных просчетах. Поймите, в отрыве от всего мира, в условиях этой пещеры…

К Рестону подоили двое, одетые так же, как Шариф.

– Готово! – один из них кивнул на темное углубление в стене.

Все отошли в сторону и насторожившись, чего-то ждали.

Прошло не больше минуты, и вдруг где-то под землей раздался взрыв. Из темного углубления пахнуло ветром. Пещера долго гремела, как во время грозы.

– Подождем, – сказал Ростом. – Пусть сядет пыль.

– Можете пообедать, – добавил Зете. – Откройте термосы.

Запахло бульоном.

Шариф почувствовал, как заныло в желудке.

– Ешь и ты! – сказал ему Зете.

После обеда все надели какие-то маски, чем-то напоминающие противогазы. Такую же маску дали Шарифу. Вместе со всеми он полет в углубление в стене.

Ход был узким и низким.

Минут через пять добрались до просторного грота. Он был завален сине-зелеными и зеленовато-желтыми камнями. В воздухе здесь все еще стояла сероватая пыль.

Рестон указал Шарифу на железную тележку и прокричал на ухо:

– Вози эти камни к лифту, – он осмотрел несколько камней, по-видимому, остался доволен, махнул рукой рабочим и скрылся.

Рабочие быстро загрузили тележку.

Трудно, очень трудно было везти тяжелую тележку по узкой, низкой и неровной трубе. Мешала маска. Сперло дыхание. Потели очки, то и дело их надо было протирать. Несколько камней с грохотом полетели на землю.

Шариф поставил фонарь и с трудом забросил камни на тележку. Почувствовал острую боль в руке. Тыльная сторона ладони кровоточила. Рана была неглубокой, но в нее попала едкая пыль. Он поднял руку; чтобы кровь скорее свернулась.

На глазах выступили горькие слезы. Как он проклинал про себя эти камни, ящики, тележку, пещеру, подлых людей, которые жили здесь.

Слезы принесли какое-то облегчение… Но разве слезами поможешь горю? Его ждет больной Махмут. У них есть тайная надежда – Дорога Свободы. Она ждет, чтобы Шариф и Махмут открыли ее.

Шариф протер маску и снова взялся за работу…

Андрей становится откровенным

Махмут открыл глаза. В «берлоге» пусто и тихо.

Значит, Шариф все еще не приходил Куда его увели?

Махмут хотел подняться и не смог все тело сковывало бессилие.

Во рту было горько и сухо. Он толкнул дверь ногой и громко простонал:

– Пить!..

Скоро он услышал за дверью кашель Андрея.

– Проснулся? А зачем кричишь? – спросил Андрей и поставил на пол кружку с чаем – Пей!

Чай был еще теплый. Махмут залпом выпил всю кружку.

– Вот обуза! – сердито прохрипел Андрей. – Им только пить да жрать…

Холодной, костлявой рукой он потрогал лоб Махмута.

– Ага, температуры уже нет! – воскликнул он, словно радуясь выздоровлению Махмута, и, помолчав, прибавил: – Кто вас заставил сюда ехать? Эх, вы!.. Здесь не только такие сопляки пропадают, но и взрослые… Еле-еле душа в теле!

– Дядя Андрей, – участливо, совсем по-детски произнес Махмут. – В молодости вы, наверно, были очень крепкий, здоровый?

– Хэсрэт,[5]5
  Хэсрэт – горемыка.


[Закрыть] – вдруг заговорил Андрей по-башкирски, – таких, как ты, кидал десятками одной левой рукой!

Удивленный тем, как правильно Андрей произнес башкирские слова, Махмут приподнялся, внимательно посмотрел на него. Свет падал на Андрея сзади, поэтому лицо его было в тени. Однако нетрудно было понять, что его взволновали какие-то воспоминания.

– Агай![6]6
  Агай – дядя (здесь вежливое обращение к старшему).


[Закрыть] Ты – башкир, да?

– Тебе-то что? Не все ли равно?.. Ты же щенок! Дать тебе один раз, и все!.. А я… Меня вели под конвоем. Двое. Вооруженные. А у меня ничего нет. Но… обоих! – У Андрея сжались кулаки, в глазах блеснул диковатый огонек. – Ахнуть даже не успели. А я… Ищи ветра в поле… А когда я добрался до белых!.. Вот была жизнь! Деньги!.. У-у-у! Рестораны! Девушки!.. Тебе такое даже во сне не может сниться…

Махмута затрясло от презрения и отвращения. А Андрей наслаждался своими воспоминаниями. Он все говорил и говорил:

– Да, были времена… У-у-у! Как хорошо белые приняли меня! Я помог им поймать более двадцати коммунистов. В лесу прятались.

– Среди них был один комиссар. Большой комиссар. Жалко, успел пустить себе пулю в лоб.

– Не то я бы получил еще больше денег… Эх, проклятый кашель замучил…

– Агай, вам надо лечиться на свежем воздухе, под солнцем, на земле, – превозмогая отвращение, мягко сказал Махмут.

– Пещера погубила меня… Было время, знал агай, как жить! До всего доходили мои руки и ноги. Все горы, леса и тропы в этих краях я знал, как свои пять пальцев… А у моего отца, знаешь, сколько было земли? О скоте, я уже и не говорю. Считали не по головам, а только стадами! Эх, и молод же я был тогда!

– Подольше бы пожить в том раю!.. Только белые ушли. Долго скитался я по чужим странам…

– Откуда же ты родом, агай?

– Тише! Называй меня «дядя Андрей». И смотри! При других не смей обращаться ко мне по-башкирски! Понял? Это я сейчас просто так… Захотелось, как в детстве…

А почему по-башкирски нельзя? Мы же с Шарифом разговариваем. О том, что ты башкир, не знают, что ли?

– Если бы не знали! Потому-то проклятый Зете и погубил меня. В первые годы, пока не спросит у меня о деревнях, о горах, о реках, он никогда из пещеры не выходил. А мне самому ни разу не разрешил, гад!

– А на что его разрешение? – вдруг спросил Махмут, забыв об осторожности.

Андрей вздрогнул, с испугом оглянулся, наклонился и дрожащим голосом проговорил:

– Щенок! За эти слова, знаешь, что будет?

Не только тебе, но из-за тебя и мне…

– Нет, дядя Андрей, не знаю. А что?

– «Не знаю!» Вы-то не знаете? Не вздумайте что-нибудь натворить! Я вас…

Заметив, что эти слова приняты Махмутом совсем хладнокровно, Андрей успокоился:

– А какие дела делаются на свете, вы знаете?

– До того, как попали сюда, знали. А что?

– Германия стала хозяином уже почти половины света! Об этом знаете?

– Ну до половины света еще далеко…

– А там, – Андрей показал пальцем наверх, – знают о том, что немцы скоро доберутся до них?

– А у нас с Германией договор о ненападении.

– «У нас!» Она еще вам покажет договор!

Но наши тоже ведь не лыком шиты!

– Что ты понимаешь, дурак? Ты же повторяешь то, что коммунисты болтают на собраниях.

– Почему на собраниях? Я радио слушаю, газеты читаю.

– Ты, молокосос, читаешь газеты?

Читал, пока к вам не попал.

– Смотри, какой ученый! Газеты читал!.. – продолжительный кашель прервал слова Андрея. Махмут смотрел на него и думал: «А какую пользу принесет тебе война?» Но не спросил: не сердить, а как-то смягчить надо Андрея. Поэтому Махмут решил прикидываться наивным мальчишкой.

– Дядя Андрей, а как по-вашему, скоро война будет?

– Не так уж много осталось ждать. Совсем недолго! – глаза Андрея злобно блеснули. – И на нашей улице будет праздник… Должен же быть конец моим мучениям! Шестой год надрываюсь в этом проклятом подземелье!

– Придет этот счастливый день. Скоро придет!

Андрей размечтался:

– Я уже не тот дурак, каким был раньше.

Я буду умным! На что мне заводы да земля?

В приморском городе, где веют теплые ветры, открою два-три хороших ресторана! Спокойно, уютно, весело! Рядом свой доктор, собственные слуги. Своя автомашина, свой шофер. А капитала, добытого здесь, на это хватит.

От болтовни Андрея Махмут устал, глаза его закрывались.

– Спишь? – спросил Андрей обиженным голосом. – Ну спи! Горе! Сколько еще будешь лежать? Всю работу взвалили на меня одного.

А тут еще с животом что-то неладно. Постоянно болит, а отчего – не знаю, – Андрей потрогал ладонью живот, презрительно посмотрел в сторону Махмута и тихо удалился.

Махмут перевернулся на бок и задремал.

Когда он проснулся, дверь была открыта. Рядом стоял Шариф. Увидев, что Махмут открыл глаза, Шариф радостно улыбнулся.

– Тебе легче? Да?

Махмут приподнялся. В первую минуту показалось, что он уже вполне здоров. Но тут же почувствовал, что еще очень слаб.

– Это после температуры, – успокаивал его Шариф. – Еще раз поспишь, и все пройдет…

– Сколько дней ты пропадал?

– Двое с лишним суток. Сейчас ночь…

– Так идем же! Идем!

– Нет, уж, ты оставайся.

– Понимаю. А там… долго будешь?

– Шариф задумался:

– Часов пять поработать придется.

– Это долго. Могут заметить. Пока вода будет убывать, да пока будешь лазить по той мокрой трубе, понимаешь, сколько времени уйдет. Да и обратно…

– Нет. Я хотел сказать: всего пять часов.

– Это другое дело. Так бы и сказал.

– Не все ли равно? Часов-то у меня нет.

– Они у себя оставили.

– Часы… А на что они нужны? Без часов разве нельзя измерять время?

– Чем? Аршином? Да и аршина-то у нас нет, – горько усмехнулся Шариф.

– А голова-то у тебя есть?

– Голова-то, кажется, на месте. Но она, мне думается, не измерительный прибор.

– Наоборот, самый точнейший.

Ладно, лежи ты, я пошел.

– Погоди! Ты что? Думаешь, когда я пластинки проявляю, отцовские часы с собой таскаю? Или ходики со стены снимаю?

– Но ты же считаешь…

– Вот и ты считай. Только не торопясь.

– Досчитаешь до ста – одна минута. Приблизительно, конечно. Но не путай счет с количеством секунд. Шестьдесят – это очень неудобно. Почему древние халдейцы такую систему счета придумали. Не знаю. Ну, вот, оба будем считать. Досчитаем до шести тысяч – будет час, а до тридцати – пять часов.

– Хорошо, Махмут! Так я и буду делать.

– И я тоже!

Ты бы спал…

– Эх, ты…

– Ладно, ладно, успокойся, я ведь… Наконец, выключили свет. Шариф прислушался. Тишина.

– Ну, я пошел.

– Только будь осторожен. И давай начнем считать – раз, два, три, четыре…

Свою постель Махмут перенес ближе к приоткрытой двери. Лег так, чтобы можно было наблюдать за всем садом. Шепотом он вел счет:

– …девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять, сто, – согнул большой палец правой руки. Это уже был десятый палец, значит, еще одна тысяча. Неужели прошло всего лишь пятьдесят минут? Не допустил ли ошибку? Шариф, может быть, сейчас убирает последний камень? А может, он уже вышел куда-нибудь в лес и полной грудью дышит земным воздухом, смотрит на звезды?

Может быть, там не ночь, а день. Яркое солнце. Зеленый лес.

Мозг считает автоматически, не мешая другим мыслям. Как только сто – очередной палец загибается сам.

Какие только картины не лезут в голову! Иногда кажется, что время остановилось, оно задавлено огромными камнями и не может преодолеть чудовищную тишину пещеры. А может быть, время уже прошло. Вот-вот зажгутся лампы, а Шариф не успеет выйти. А тут еще Андрей… У него явное расстройство желудка: три раза уже сходил в туалет. Кажется, сейчас успокоился.

Пошла последняя сотня… Все! Махмут, преодолев слабость, встал, осторожно подошел к гроту и, как условились, тихо ударил четыре раза. Изнутри ответа не последовало. Подождал минуту и еще раз стукнул. Никакого ответа. Он бесшумно сдвинул камень и произнес шепотом:

– Шариф…

Ответило ему эхо, усиленное, как показалось Махмуту, в десятки раз:

– Шшррршфф!..

Его охватил испуг. Почему-то он не думал о возможности какого-нибудь несчастного случая. Ему до сих пор казалось, что Шариф спокойно долбит и выворачивает камни, вытаскивает их.

А ведь там всякое могло случиться. Даже может быть и обвал.

Наконец, мелькнул свет.

Махмут, забыв об условленном сигнале, громко шепнул в щель: «Выключи!» и тихо опрокинул камень.

– Воду закрыл?

– Закрыл и проверил, как она поднимается. А там… Не пробился?

– Пока никак не получается. Камни пошли крупные.

– Много еще осталось?

– А кто знает…

Словно какой-то легкий ветерок прошел по узким, извилистым проходам между полками. Через минуту ребята уже были в постели.

Махмута очень удивило то, что Шариф, оказывается, к моменту встречи досчитал только до двадцати восьми тысяч семисот.

– Может по ошибке пропустил тысячу?

– Нет, ты, наверно, считал быстрее, чем положено…

– Завтра пойду я.

– Тсс! После поговорим… Давай спать…