Текст книги "Дивизия особого назначения. Освободительный поход"

Фарход Хабибов
Дивизия особого назначения
Освободительный поход

Серия «Военно-историческая фантастика»

© Хабибов Ф. А., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

* * *

Пролог
2014 год, г. Верхняя Пышма. Андрей Нечипоренко

«Н-да… – подумал Андрей. – А дедов сослуживец-то, ну Виктор этот, получается, мой современник, и дед это знал, знал и про распад Союза, и про ельциноидов… Вот выдержка у мужика!» Андрей молча положил первую тетрадь на стол и достал вторую. Эта тетрадь оказалась тоже немецкой, ну произведенной в Германии времен Гитлера: на обложке мелкий ариец со свастикой на предплечье яростно зиговал. Правда, свастику кто-то попытался когда-то расцарапать-удалить, да не получилось полностью удалить нацистский символ.

Рядом сопел уснувший Артемка. Время уже было позднее, и Андрею пришлось поневоле прервать чтение. «Завтра продолжим», – подумал он, и взяв на руки сына, перенес того на дедовскую кровать, укрыл мальчика коричневым одеялом с белой продольной полосой и вышел на улицу – покурить. Покурив, Андрей вошел в дом и тоже лег спать.

Утром Андрея разбудил Артем: сын приготовил завтрак, на столе дымился кофейник, и источала аромат горячая яичница с салом. Позавтракав, отец с сыном раскрыли снова тетрадь. Ту самую, на обложке которой отдавал нацистское приветствие юный гитлеровец…

Глава 0 (нулевая)
В немецкой неволе

18 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 100–150 км от Брестской крепости).

…ну вот, вижу немчика, притаился щенок тевтонский с автоматом (может, и не пацаненок, но уж больно мелковат/худоват или мелок/худ), видимо, меня ждет, так ведь и я не совсем лох, не первый день воюю, мать твою арийскую за ногу да меж тех же ног же, сорри. Тут в округе немчуры еще полста голов шляется, потому погожу стрелять, опять же: патроны имеют такую особенность интересную кончаться в неподходящий момент, вот и поэкономим, едрид-мадрид, салабон-лиссабон. Подползаю к фашистенку, собираюсь одарить его прикладом по кумполу его бесстыже-арийской кочерыжки, причем со всей пролетарской сознательностью и русским гостеприимством. И ничего, гитлереныш мучительно всматривается в сторону леса, да так увлечен своим делом, что не чувствует моего приближения, так сказать, явления Христа народу с тыла. И вот западно-европейская тыква, прикрытая куском металла, обзываемым каской, в пределах досягаемости моего карабина и… – бумс. Немчененок оглушен и инстинктивно оборачивается в сторону прилетевшей по башке опасности, то есть ко мне и к небу. Выхватываю из сапога нож (у Абдиева привычку приобрел, с пером в сапоге шастать) и бросаюсь кровожадным тигром на германского козленка, хотя с чего это я кровожадный хищник-то? Я как раз свою землю защищаю, а он приперся на мою, я ж его не звал. И никто из нас его не звал, а незваный гость – хуже болгарина. Почему я переделал пословицу? А потому, что татаре давно на нашей стороне, не первый век, да и монголы, если что с нами, мясо вон шлют, шерсть, овчины, тулупы-полушубки и вообще помогают СССР всем, чем могут, зато Болгария на стороне Гитлера. Любят, знаете ли, «славянские братушки» гитлерятам подмахивать, болгары там, усташи да словаки всякие[1]1
  Болгария, Хорватия и Словакия были союзниками Третьего Рейха.


[Закрыть].

Так вот налетел я на немчуренка, сел рядом с ним, примерился, приложил острие ножа ему на грудь, напротив сердца нацистского, и осталось нажать левой рукой на рукоять, все, одним фашистом меньше. В этот момент мой взгляд напоролся на глазенки немца, а он и реально – щенок, молоденький, лет восемнадцать, и, главное, глаза полны слез и мольбы. Так вот они (глаза его) мне как бы говорят: «Дяденька, не убивай меня, я очень жить хочу».

Ну не могу я детей убивать, не могу, пусть он и пришел в военной форме в мою страну, и в руках у него винтовка, но он все равно кутенок кутенком.

Перехватываю нож левой рукой и правой, сведя ее в кулак, бью юного завоевателя кулаком в челюсть, тот отрубается. Не смог взять грех на душу, хрен с ним, пусть живет, пусть помнит, что бойцы Красной Армии с детьми не воюют.

Беру автомат, отрубившегося гитлеренка и шустро, но стараясь не шуметь, выдвигаюсь вперед, захожу к фашистне с тыла, они ж меня от леса ждут, а я им «Здравствуйте, я ваша тетя» с тыла. Эти гниды за тыл спокойны, думают, сзади их щенок с автоматом сторожит, а тот уже, так сказать, в нирване, манкирует службой, сцуко. Потому подхожу к кустам, опа, а тут гитлерва постарше обретается, засаду дебилы ницшевские на меня забацали, да не фронтом ко мне, а тылом. Да, по-моему, они заднеприводные, эти фашисты, вот поэтому, наверно, немцы встречают меня задом, ну или не оттуда меня ждали. Короче, четыре утырка сидят за кустами, попами ко мне, а к лесу передом; стараясь не шуметь, передергиваю затвор и нажимаю на спусковой крючок. Или стоило, как в сказках, попросить фашистов повернуться ко мне передом, а к лесу задом, аха черта с два! Ой, твою ж япона мать, люблю неистово, и почему я не проверил магазин автомата через три патрона, щелкает боек, намекая на то, что я шляпа (панама, сомбреро, треуголка, канотье – нужное подчеркнуть) и сейчас меня будут бить, может быть, даже ногами. Два немца валяются, а еще два летят ко мне (но почему-то не стреляют), достаю пистолет, блин, то есть пытаюсь достать, да куда там, не успел, между мной и немцами было и так метров пять, вот первый подлетел и шандарах мне прикладом в лоб, не-а, не перемотка, просто оргазм…

Спустя время: Пришел в себя. Почему у меня болит лоб, я что, лбом отразил снаряд из ахт-ахта? Или, может, астероид влетел мне в лоб? Открываю глаза, опа, я еще и связан? Оглядываюсь, слева от меня за столом сидят трое в немецкой форме, а напротив меня стоит дядечка лет пятидесяти, в очень прикольном прикиде, одет мужик в форму, которую, по-моему, содрал у буржуинов из фильма «Сказ о мальчише Кибальчише», плюс на шевроне пиратский знак (череп и снизу скрещенные кости), с бородой в стиле «совковая лопата» и прической, которая выглядит в данном контексте авангардной/оригинальной/креативной. Короче, так причесывались официанты (по-моему) в царской России, ну половые[2]2
  Половой – один из видов обслуживающего персонала в точках общественного питания и службы быта дореволюционной России.


[Закрыть] всякие, лакеи да прочая рать дореволюционной шестерни.

– Ну, что, генерал краснозадый, попался? Нам пришлось аж две недели в этой губернии шастать по болотам да по лесам. Как зовут тебя и какое звание у тебя, отродье большевистское?

– Тыкать у себя под столом будете, господин беляк. Или говорим культурно, или можете с березой в лесу общаться, тем более по уровню интеллекта вам есть чему поучиться у березы.

– Что ты сказал?

– Или разговор пойдет на «вы,» или вы пойдете на … Теперь понятно?

– Ого, большевички культуру освоили? Ну как хотите господин краснозадый. Ваша фамилия и воинское звание?

– Капитан Любимов.

Немец, то есть главный из немцев, что-то сказал беляку-коллаборанту, и тот обратился ко мне:

– А на самом деле, как вас зовут, и звание настоящее какое, полковник или, может, генерал даже? Не станут же капитана ставить во главе дивизии?

– Хотите верьте, хотите нет, но я капитан Любимов.

Немец еще что-то прогавкал беляку, и тот переводит мне:

– Назовите количество ваших солдат и количество вооружения.

Поворачиваюсь к немцам и, нагло смотря в глаза фашиста, проговариваю с угрозой в голосе:

– В Дивизии Особого Назначения двадцать тысяч обученных бойцов, сто двадцать танков, триста орудий, двести минометов и несколько тысяч пулеметов, – вру вдохновенно я, – еще пятнадцать истребителей и тридцать два бомбардировщика.

Даже не выслушав перевод, немец снова что-то говорит. «Аха, сука, – думаю я, – значит, ты по-нашенски кумекаешь-таки, ну, раз меня понял».

– Полковник, может, поговорим напрямую, без этого клоуна, я же вижу, что вы по-русски говорите, – приглашаю к общению немца, и тот идет навстречу. То есть как идет, он даже с места не встал, но, так сказать, душевно (морально, психически и т. д.), короче, пошел, фашюга, на контакт.

– Господин командер дивизьон, почему ви нас обманывайт, у вас щельовьек мало, не двадцать тисяч, и танков у вас не болше тридцати. Если ви думайт обманивайт Гросс Дойчланд[3]3
  Великая Германия.


[Закрыть], ми будем вас немношка пытать, как инквизицион ересиарха[4]4
  Ересиарх – главный в секте еретиков.


[Закрыть].

– А вы в курсе, херр оберст, на чем я вертел ваш Гросс Дойчланд и вас лично? Пошли вы на … вместе со своей Германией, лизоблюдами беляками, хорватами, словаками, болгарами и прочая и прочая!

– Не надо грубит, госпотин Любимофф, ви думаете, ми вас расстреляем? Нет, ми есть знать про ваш перьемотка, да и зондергрупа вишла, чтобы привести фройлян Машкову, так что ви есть в наших руках, со всьеми потрохами! Не расскажьете что надо, ми немного помучайт фройлян интенданта, она есть отщень красиви мадхен[5]5
  Девушка (нем.).


[Закрыть]…

– Что?!

– Как ви думаете, кто станет чемпионом РФПЛ 2014/2015, ЦСКА или «Ростов», Бикеич-то ЖЖОТ. Или опять «кабинетные» занесут, а может, «бомжей» Виллаш Боамж протолкнет к золоту?

Что за хрень? У немецкого полковника крышу снесло и «Ногу свело»? Ладно, перемотка да Маша, но вот «Ростов», ЦСКА и «Зенит» тут при чем?

И тут я проснулся. Это что за сон такой, у людей сны как сны, то эротически-порнографический стиль, то ретро, то детектив, то романтик (но везде с половыми отношениями), а у меня абсурд-галлюцинацьон с элементами дебильного кретинизма…

Брр, слава богу, ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СОН, и беляк-буржуин, и ясновидец-полковник, а вот немчуренка я не зарезал, это на том свете зачтется мне? Я ж не знал, что сон, реально пожалел бундесдитю? Уффф, надо выспаться, всю ж ночь эвакуация была, устамши же. Фу-фу-фу, и приснится же честному попаданцу такое некошерно-нехаляльное.

Глава I
«Похлебка из камней»
и «Алло, мы ищем таланты»

18 июля 1941 года, где-то в Белоруссии

(в 100–150 км от Брестской крепости).

Просыпаюсь, а вокруг благода-а-а-ать, ее мать не видать, так ведь июль, разгар белорусского лета, птички поют, как будто нанятые шансонье (причем за бесплатно, это же вам не Стас Михайлов), легкий ветерок, шевеля лениво ветви деревьев, массирует нежно кожу (мою, конечно). И даже навеянный дурацким сном негатив куда-то смылся без остатка.

И тут ломом в лоб бьет мысль: «Да, чо за дела, брат?» Я же на войне, хватит восторгаться красотами белорусского леса, лес от меня никуда не убежит, можно и после войны кайфовать от здешней природы. Он тут (ну лес) до меня миллионы лет стоял и еще постоит, ему спешить некуда, не на него ведь Вермахт полез. Добьем гитлерюг, первым делом приеду в какой-нибудь местный пансионат, здоровье поправлять.

На мне, получается, дивизия (ну почти дивизия), значит, надо срочно оправиться, принять командный вид и проконтролировать, кто да чем страдает в родной нашей дивизии. Хотя к чести предков надо сказать, они и сами во всем справляются, а я тут как Генри Авраам Супстоун[6]6
  Герой рассказа Гордона Диксона «Мистер Супстоун».


[Закрыть]. Хотя, конечно, звали того парня Хэнк Шало, но он, став ГС[7]7
  Термин из рассказа «Мистер Супстоун». ГС – генеральный советник.


[Закрыть], руководил колонией Земли (потому что планета) методом супстоуновским. Что такое супстоуновский метод управления? Была старинная сказка, французская, аналог русской «Каши из топора», там цыгане варили в голодный год в средневековой Франции похлебку из камней. То есть Хэнк Шало, будучи направлен на новооткрытую планету в качестве ГС, для оптимизации процесса производства спаджий (какая-то фантастическая хрень, типа винограда) оптимизировал ее методом солдата. Ну, того солдата, который из топора кашу сварганил. То есть все решали те, кто и до Шало работал со спаджиями, правда, безуспешно. Хэнк всего лишь поддерживал их инициативу и не давал одним специалистам мешать другим. Вот и я, получается, типа того парня, вроде бы руковожу дивизией, а в реале ни фига ни чем не руковожу. Да и не дано, я же максимум взводом командовал, да и то на школьных военных сборах аж в 1989 году (ну, немного кокетничаю), куда ж мне командовать дивизией, да даже ротой… А рассказ тот у меня засел в мозгах с времен его прочтения, это был где-то восемьдесят пятый год. Кто написал, не помню, сборники «Зарубежная фантастика» издательства «Мир» помните? Тисяча извинэний, отвлекся.

Что-то шебуршится под рукавом гимнастерки, закатываю рукав, там пасется мураш. Ага, теперь понимаю, почему я восторгался природой, я же, оказывается, спал (валялся) на природе (в прямом и переносном смысле этого выражения). И мураш, видимо, из муравьиной фельджандармерии, типа, проверял меня. А с хрена ли я в лесу-то спал? Ну да, мы же вчера всю ночь эвакуировались, а сколько сейчас времени?

Оглядываюсь, и точно – вокруг вповалку дрыхнут бойцы, но чувствую (по солнышку), время часов под десять, если не больше (не позже), конечно. Тут замечаю, Игорь Романыч ногодрыжством активно занимается, прикрываясь кустами, блин, и не стыдно ему, ведь цельный, понимаешь ли, майор, аж самой госбезопасности, человеку сороковник стукнул, а он тут балет устраивает, тоже мне, Цискаридзе с лазоревым околышем.

– Игорь Романыч, это что за менуэт вы тут танцуете?

– Это не менуэт, а просто разминка, тренирую тело.

– Тепло тренируешь? – шучу я.

Кстати, Романыч – это Игорь Семенов, майор (почти генерал по-армейски) госбезопасности, он чего-то тут (в немецком тылу) делал, и его прихватили. Причем не немцы, а наши, прочесывали лес в поисках брошенного Красной Армией оружия, а нашли Романыча. Правда, если бы он захотел, то пятерка из саперов Прибылова навряд ли бы его взяла. Это же еще тот убивец, прошедший Испанию, Финляндию, Польшу, Китай и еще много чего. Вот ребятки и привели его несколько дней назад в расположение, а там его Выкван узнал, потому его даже не фильтровали.

Так вот, дядьке энкагэбэшному сорок лет, а фигура как у двадцатипятилетного Геракакала, вот что значит менуэт по утрам.

– Ну, тогда и я пробегусь, чтобы и мое тело размять.

– Не спеши, друже, еще пяток минут, и побежим вместе, ну, конечно, если ты не против, ты ж командир дивизии, а я так, размяться вышел.

– Игорь Романыч…

– Капитан, я ж просил, убери свои среднеазиатские заморочки, прошу тебя, обращайся ко мне на «ты».

– Прости, майор, привычка, воспитание и менталитет, но я исправлюсь!

– Ох уж мне энтот восточный менталитет с цветистой и развесистой вежливостью! Вбыв бы його!

– Ах, надо так надо. Ну что, Игорек, ты эти свои тулупы тройные закончил, побегли бегмя бегом?

– Да побежали, и помни у меня, сурок русско-узбекский или там русско-таджикский, шаг – вдох, второй шаг – вдох, третий шаг – выдох.

– А куда излишки воздуха девать, Игорь? Два раза вдохнув, лопну же?

– Не лопнешь, при выдохе интенсивней выдавливаешь, и пусть лопается Геринг. (Не хотелось бы на тот момент оказаться рядом – испачкает жирдяй навозом арийским.)

Ну, мы и побежали, кстати, я, грешным делом, думал, надавлю на газ, и дядько взмолит о пощаде со снисхождением. Хрена там! Семенов как сначала разогнался, так и бежал, даже дыхание не перебьется у «кровавой гебни». Несмотря на то что я моложе, почти не курю и не пью, километра через два пришлось, обняв дерево, приводить себя в порядок. А этот БТ[8]8
  БТ – семейство советских быстроходных танков конца 30-х – начала 40-х гг. XX в.


[Закрыть] как рванул, так и испарился, могёт «главный» (ну майор с нагличанского разве не так переводится?)!!!

Вернулись по отдельности, но особого превосходства во взгляде Романыча не углядел, наверно, не впервой ему молодых «Адиётов» на место ставить. Стыдно… (Мне.)

Для меня будет уроком, возраст надо уважать, и что, если бы я оказался сильней его, мне что, орден бы дали? Ага, щазз!

Потом мы все позавтракали, прямо на природе, новое необжитое место, а ребята привыкли к нашей столовке, ну, на том прежнем месте дислокации, да ладно, как говорится, ничего, и тут уют оборудуем.

Все, пора работать, тут вам не там, то есть война идет, а у нас прям пионерлагерь в день заезда пионЭров, поэтому вызываю сразу после завтрака командиров полков и особиста с Семеновым к себе. Ну как, к себе, пока у нас тут нет строений, потому мы с товарищами командирами пошли на соседнюю полянку, Прибылов остался за старшего, с поручением раздать орудия труда и начать строить землянки.

– Ну, что, товарищи командиры, какие у вас теперь есть планы-задумки, что нам делать? Москве сейчас не до нас, нам дан всего один приказ: повсеместно мешать немцам – нарушать транспортные артерии и т. д.

– А почему бы нам не воспользоваться планом Старыгина? Он планировал перейти на сопредельную сторону и устроить множественные диверсии там, где нас не ждут, – говорит Абдиев.

– Ержан, может, ты нам немного осветишь план Старыгина, я про него знаю, ну, Иванов с Ахундовым слыхали немного, а, скажем, Топорков, Семенов, может, и не знают?

Ержан стал оглядываться по сторонам, нет ли поблизости лишних ушек. Ну правильно, бдительность никто не отменял, в зоне слышимости никого нет.

– Мы со Старыгиным планировали провести дезинформацию, всем бойцам рассказать о нападении на польскую территорию, а в реале двинуть кызыл аскеров[9]9
  Кызыл аскер – красноармеец, боец РККА (казах.).


[Закрыть] на восток. То есть до определенного момента мы бы шли на запад, пробивая немецкие заслоны. И как только немцы собрали бы мощную ударную группировку, перекрыв нам все пути, мы бы, не доходя километров 20–50, повернули бы и рванули бы на восток, Отанга[10]10
  На Родину (казах.).


[Закрыть]. Но теперь фронт с каждым днем еще дальше.

– И что же теперь делать? – вопрошает майор Иванов-Разумник.

– Слушайте, а давайте повернем вектор атаки, то есть всем бойцам и окрестным жителям доведем информацию о прорыве на восток, самолеты отправим бомбить восточное направление, а сами будем наступать на восточное направление до Н-ска. А потом с Н-ска повернем на запад, уверен, что противник стянет войска на восточное направление, зато мы все механизированной громадой ударим на запад. – Остапа несло (ну меня).

– А интересно получится, кстати, – думает вслух прислатый (не ошибка, специально) из Москвы Топорков.

– Надо разработать точные наметки к операции, – умничает Онищук, наш новоявленный старлей.

– Товарищ Семенов, а вы что скажете? – интересуюсь мнением патентованного (сертифицированного, хи-хи) убивца широкого профиля.

– Все-таки войсковые операции, мой юный друг, не моя специальность, у нас принципы диаметрально противоположные. Малолюдством да исподтишка, молча и бесшумно, наносим максимальный вред и так же безмолвно линяем. Мне кажется, что ваша затея интересная, но надо над ней хорошо поработать. Кроме того, ведь в Ржечь Посполиту[11]11
  Так называлась Польша до 1 сентября 1939 г.


[Закрыть] вы же не всем войском идти собрались?

– Нет, конечно, не всем, надо тут тыловые части оставить, может, из крепостников, наиболее ослабших, пусть сил наберутся.

– Остальные пусть идут, а тут надобно оставить до роты ребят, разделить их по взводам, и пусть в округе пошебуршат, да подальше от места дислокации, чтобы немцы не расслаблялись, чтобы жизнь этим тварям малиной не казалась. Пусть парни нападают на малые гарнизоны, на охрану мостов, переездов или на колонны небольшие да одиночные автомобили. Земля должна гореть под ногами гитлеровцев, ну и предателей-иуд всяких за вымя пощупать надо, то бишь полицаев новой власти; слышал, такие уже активно бегут услуживать немцам. Обиженные Советской властью кулаки, недобитые беляки с «зелеными», да и троцкистушки родные, все норовят помочь гитлеровцам. И таких надо под корень удалять.

– Спасибо, Романыч, согласен. Товарищи командиры, необходимо выявить наиболее подготовленных солдат, дерзких, смелых и умелых. И поставим троих командиров, в каждый взвод по одному, пусть немцам именины у Кристины устраивают. К вечеру, товарищи командиры, жду от вас фамилии лучших. Елисеев, а вы что скажете как начальник особого отдела и что вы можете предложить?

– Первым делом, конечно, предлагаю молчать. Все, о чем говорилось тут, тут и должно остаться. Обнаружу, что кто-то болтлив, лично расстреляю, не посмотрю на заслуги, из-за болтливости и расхлябанности, отсутствия бдительности и шапкозакидательства немцы прут в глубь нашей Родины. А меня страна и партия, народ и правительство поставили пресекать все эти вещи, – внезапно забдил безопасник.

Да, точно, Елисеев прав.

– Всё, все свободны. Абдиев вместе с Прибыловым и Ивашиным заняться экранированием[12]12
  Усиление бронирования танков.


[Закрыть] танков, противник знает о наличии у нас танков и готов к отражению танковой атаки. Поэтому всеми правдами и неправдами нарастить броню, на БТ и Т-26[13]13
  Еще один советский легкий танк довоенного периода.


[Закрыть] вдвойне, на остальные сколько сможете. Онищук, найти в окрестностях разбитые танки и притащить их танкистам, им необходим металл для экранирования танков (обалдеть, а ГКО выпустил через два дня (20 июля 1941-го постановление «Об экранировке легких танков и о бронировании тракторов»[14]14
  Исторический факт.


[Закрыть]). Ну и последнее, повторюсь, но, не забывайте про таланты красноармейские. Скажем, балалаечники-виртуозы нам не нужны, как и моцарты с сальерями, зато нам необходимы виртуозы-минометчики, снайперы-пулеметчики, минеры-самородки, а уж про инициативных да решительных бойцов и говорить не приходится. Короче говоря, к вечеру жду от вас список талантов, ясно?

Все кивают, вот только Семенов как-то хмур.

– Товарищ Семенов, вы чего-то хотели?

– Послушай, капитан, меня тут по вашему требованию Москва оставила на две недели, так?

– Да, Романыч, чтобы вы чуть-чуть понатаскали наших ребят.

– И когда я должен приступить к делу?

– Да хоть сегодня.

– Ну, тогда через пятнадцать минут присылай на эту поляну два взвода красноармейцев и Выквана. С одним взводом буду работать я, со вторым Выкван, душегуб он, очень даже приличный. Даже финны во время «зимней войны» прозвали его «бесшумная узкоглазая смерть», так что у тебя два хороших учителя.

– Хорошо, Романыч. – И я поскакал распоряжаться, буквально через десять минут на полянке уже стояло два взвода наших бойцов, ну и Кузнецов тоже (Выкван Эттувьевич который). Ребятки обрадовались, что их от постройки землянок освободили, но не думаю, что их тут ждет курорт.

Так получилось, что к нам попал диверсант и боец высокого полета – майор госбезопасности Семенов, а в наших условиях его опыт бесценен. Потому пришлось нам запрашивать наркомат и просить разрешения оставить этого бандюгу (для немцев он реально бандюган) у нас. Ненадолго, всего на две недели, пусть парней поднатаскает, диверсанты в тылу врага лишними не бывают.

Только сел я передохнуть, как вокруг стали кричать, Что это такое? Бегу, ориентируясь на звук, на ходу перезаряжая свой ППШ, ну и «Парабеллум» тоже.

Да нет, все оказалось в порядке, это часть крепостников прибыла, ну, подчиненные Смирницкого, вместе с самим воентехником второго ранга и группой заблудившихся наших вояк, ну из ДОН, во главе с сержантом Тодоровичем, мы их в свое время прямо из крепости отправили пошалить по немецким тылам. Ну не все же «Бранденбургам» у нас в тылах подлянить.

– Товарищ комдив, разрешите доложить?

– Ну, докладывай, дорогой товарищ.

А в ответ ему (мне) тишина, молчит Смирницкий, зато Тодорович набирается храбрости и говорит:

– Товарищ комдив, товарищ воентехник контужен, он плохо слышит, зато я могу доложить, разрешите?

– Давай, младший сержант, докладывай.

– Как и было оговорено, нашей группой, в составе двух отделений из ДОН-16 и двух отделений из красноармейцев, проходивших службу в Брестской крепости (сборная группа, добровольцы), мы совершали отвлекающий маневр. На вооружении имеется три немецких пулемета, один станковый и один дегтяревский, у остальных наши и немецкие винтовки и карабины. Транспорт группы – это два немецких мотоцикла и шесть военных повозок да две обывательские телеги. Мотоциклы использовали лишь в исключительных случаях, в остальное время их буксировали лошадями, поставив коробку передач на положение холостого хода.

Третьего июля, вечером, нами с боем взят и взорван небольшой мост, у нас потерь нет, у противника убито шесть человек, остальные разбежались. Нам повезло, мы нарвались на мост и его охрану, а те оказались не готовы, вот и поплатились, взяли трофеев: немецкий пулемет, автомат немецкий и много патронов с гранатами, наши винтовки сменили на карабины. Просто они легче «Мосинки», да и патронов к ним много, а винтовки там же и зарыли, промаслив и завернув в форму убитых фашистов. Четвертого июля, после разведки, мы напали на село Липцевичи, то есть не на само село, а на гарнизон этого села, а именно отделение тыловиков, и полтора десятка предателей-полицейских, никто из них не выжил, у нас потери – красноармеец Гребенщиков. Гребенщиков похоронен у села, на могиле обозначений нет – как бы немцы не поглумились, зато сознательные граждане села запомнили, и как только наши вернутся, то могилка нашего товарища будет иметь надписи и звезду.

Пятого мы отдыхали, то есть днем отдыхали, а ночью совершили переход в 60–70 километров. Шестого напали на деревню Устимовичи, там побито двадцать три немецких гада.

– Стой, Тодорович, ты чешешь прям как ТАСС, а нельзя поподробней?

– Можно, товарищ капитан. Итак, шестого мы оказались у деревни Устимовичи, и разведка доложила, что у мостика через ручей стоят два немецких мотоцикла, а четверо фашистов жарят куриц на костре. Я отправил парней в обход, чтобы переправились через ручей, вброд, метрах в двухстах ниже по течению. Но скоро они прибежали, красноармейцы Соковник и Енгалычев. Докладывают, что встретили ребятишек рыболовов, и, по рассказу малышни, выяснилось, что в селе до взвода немцев. Один вездеход, один грузовик и два мотоцикла, ну и эти два. Немцы в селе проводят какое-то собрание, согнали всех жителей, а ребятишки утекли через огороды. Видите ли, рыбная ловля интересней, чем немецкая болтовня.

– Вот, Тодорович, так и продолжай, молодец, хорошо рассказываешь.

– Спасибо, товарищ комдив. Так вот, те пацаны сами вызвались нам помогать, видимо, немчура даже детей допекла. У моста я оставил четырех бойцов под командой красноармейца Мордвинова, он боец справный, третий год служит. Мальчишки стали показывать дорогу, и мы огородами и дворами пробрались к центру деревни. Там толстый немец в штатском держал речь, переводил какой-то иуда. Можно было немчуру прямо там пострелять, но можно задеть селян, потому я решил поступить иначе. Думаю, если на мосту возникнет стрельба, немцы снимутся и покатят туда, а мы их и возьмем, как курей, на въезде в деревню. Послал наших помощников, чтобы передали Мордвинову укорот дать немцам на мосту, да и потом еще немного пострелять из немецких же пулеметов. А сами переместились, опять же огородами, к крайним домам, расположили пулеметные точки в зарослях малины и картофельном поле. Двоих бойцов (Силаева и Вострюченко) оставил у центра деревни, ну мало ли чего.

Тут Мордвинов начал свой концерт, первыми же выстрелами убили сидящих в люльках пулеметчиков, потом «повара», что жарил куриц на вертеле, и затем четвертого, тот, оказывается, за дровами ходил, не донес. Потом постреляли из немецких пулеметов, пока магазины не опустели, и прятаться.

Фашисты, что проводили собрание, услышав стрельбу, заволновались и, быстро погрузившись на свои машины, рванули в путь, впереди летели два мотоцикла, а грузовик с вездеходом чуть поодаль. Конечно же, первым делом всеми своими стволами мы начали обрабатывать грузовик, особенно постарался Давлетшин из своего «максима», Курамбиев с Ломакиным закидали гранатами мотоциклы, еще Широков из своего МГ добавил, короче, у нас потери: только раненый Курамбиев, ему обе щеки прострелили. Повезло парню, кричал он в этот момент, потому пуля пробила обе щеки, но не затронула ни зубы, ни язык.

В вездеходе выжил тот штатский: оказывается, он из какого-то гебит-шмебиткомиссариата, приказывал селянам не трогать колхозное имущество и не выходить из колхозов. Видите ли, немцам так удобней грабить белорусов. Потом мы провели маскировку и ушли на юго-восток.

– Тодорович, какую маскировку?

– Товарищ капитан, ведь немцы потом всех селян побьют, когда узнают, что и где произошло.

– Ну да, и что вы сделали?

– При помощи селян перетащили машины к мосту, улицы подмели, подобрали все трупы и гильзы и снова раскидали, теперь вокруг моста. Потом установили побитый грузовик на мост и подожгли его выстрелами в бак и гранатами, также подожгли мотоциклы и вездеход. Как будто подожжены в бою.

– А ты уверен, товарищ сержант, что в селе нет предателей и никто не расскажет немцам, что произошло на самом деле?

– Нет, товарищ комдив, не смогут, мы и тут постарались. Поговорил я со стариками села, и они указали на три семьи, которые рады приходу немцев. Я взял в заложники глав семей, и они с нами с тех пор, надо же кому-то тяжести таскать. Да и семья молчать будет, не то пообещал расхлопать ихних мужиков, да вон они, под березой стоят.

Смотрю, под березой стоят трое, двое классические кулаки, с картузами, с блестящими сапогами и пузами, а третий высокий, худой, чернолицый очкарик.

– А что охраны вокруг нет, Тодорович, вдруг сбегут?

– Куда им бежать? Им пришлось пострелять немцев, все завязаны они на Советскую власть, потому как и в боях побывали, и ведем мы меж них разъяснительную работу. Короче, теперь они наши, придут если к немцам, мы им покажем фотографии с этого фотоаппарата.

Тодорович поднимает высоко фотоаппарат, повышая при этом еще и голос, понятно, психолог белорусский. Надо ж парню подыграть.

– Товарищ Тодорович, отдайте пленки товарищу Назаряну, и он до вечера проявит и распечатает фото, – тем же нарочито громким голосом говорю я.

– И значит, седьмого июля мы пошли на юго-восток, парнишки из Устимовичей провели нас тропой лесозаготовителей, и под вечер мы были уже вдали от места боя. В тот же вечер я послал разведку.

– Хватит, Тодорович, а то до вечера, чувствую, говорить можешь.

Тот смеется.

– Молодец сержант, и вообще все молодцы, продолжение расскажешь вечером, на совете командиров, а вообще, напиши отчет, и можно в телеграфном виде, то есть коротко. Трофеев много набрали?

– Порядочно, товарищ комдив, сейчас сдадим все товарищу начтылу.

– Все сдадите или только то, что к рукам не прилипло?

– Не без этого, товарищ капитан, – усмехается Тодорович. Бедный Смирницкий все стоит, пытаясь понять, о чем мы говорим.

– Молодец Тодорович, благодарю за службу!

– Служу Советскому Союзу!

Ушел геройский сержант трофеи сдавать, Смирницкого отправили отдыхать. Короче, есть один талант, этого Тодоровича хоть сейчас на взвод ставь, стоящий парень. И взвод у него обстрелянный, обученный и привыкший побеждать. Решено, теперь это спецвзвод номер один, и его командир, пока младший сержант, Тодорович.

А Онищук со товарищи ушел искать танки, их ведь много стояло в тот горестный для СССР год по обочинам дорог, у мостов, да и просто в чистом поле. Прибыловцы весело, с огоньком (автогеном), наваривают на танки остатки найденного неподалеку «покойного» Т-26. Его наши бросили при отходе, танчик потасканный, ему лет десять, да и мотор у него накрылся, потому и бросили. А нам на нем не гонки по пересеченной местности устраивать, нам от него тупо металл нужен, вот и подобрали. Да и опять же коробку можно снять да мотор разобрать на запчасти.