Текст книги "Кровавая свадьба"

Картина последняя

Белая комната. Арки, толстые стены. Справа и слева белые скамьи. В глубине большая белая арка и такого же цвета степа. Блестящий белый пол. В этой с виду простой комнате есть что-то от монументальной церковной архитектуры. Нет ни серого цвета, ни тени, ничто не создает перспективы. Две девушки в темно-синих платьях разматывают красный клубок.

Первая девушка.

 
Клубочек, клубочек,
что делаешь ты?
 

Вторая девушка.

 
Жасмин на одежде
блестящ, как стекло.
Родиться в четыре,
к восьми умереть.
Клубочек, клубочек,
обвился ты цепью
вкруг ног молодых,
и нет ей дороги
средь горьких ветвей
цветущего лавра.
 

Девочка (нараспев).

 
скажи мне, ты была на свадьбе?
 

Первая девушка.

 
Я? Нет.
 

Девочка.

 
Я тоже не ходила.
Что там могло случиться
средь виноградных лоз?
Что там могло случиться
в оливковых ветвях?
Что там случилось, почему с нее
никто не возвращается? А ты
была на свадьбе?
 

Вторая девушка.

 
Нет же, мы сказали.
 

Девочка (отходит от нее).

 
Я тоже не была у них на свадьбе.
 

Вторая девушка.

 
Клубочек, клубочек,
о чем ты поешь?
 

Первая девушка.

 
Тут рана из воска,
на миртах – печаль.
Спать утром, а ночью
очей не смыкать.
 

Девочка (в дверях).

 
Запуталась нитка
в ребристых камнях,
но горы помогут
ей дальше бежать.
И вот убегает,
проворно бежит
и вот добежала
проворно до них.
Вот нож положила
и хлеб отняла.
 

(Уходит.)

Вторая девушка.

 
Клубочек, клубочек,
что скажешь ты мне?
 

Первая девушка.

 
Любовник безмолвен,
весь алый – жених.
На береге мертвых
я видела их.
 

На время перестают разматывать клубок и смотрят на него.

Девочка (появляется в дверях).

 
Бежит, убегает,
проворно бежит.
До нас добежала
проворная нить.
Уж слышу я: близятся
чьи-то шаги.
Недвижно застыли
покрытые илом
тела молодые —
друзья и враги.
 

(Уходит.)

Входят Жена и Теща Леонардо. Они в печали.

Первая девушка.

 
Они уж близко?
 

Теща (резко).

 
Мы не знаем.
 

Вторая девушка.

 
Что вы расскажете о свадьбе?
 

Первая девушка.

 
Скажи мне.
 

Теща (сухо).

 
Ничего.
 

Жена.

 
Туда
я возвращусь и все узнаю.
 

Теща (твердо).

 
Иди к себе домой. Мужайся:
отныне будешь одиноко
жить в этом доме, в нем стареть
и плакать. Только дверь, запомни,
уж в нем не будет открываться.
Он мертв иль жив, но эти окна
мы все забьем. Дожди и ночи
пускай свои роняют слезы
на горечь трав.
 

Жена.

 
Но что случилось?
 

Теща.

 
К чему нам знать? Свое лицо
закрой ты покрывалом. Дети
твои с тобой. Ни слова больше.
Из пепла крест сложи скорее
ты на его подушке.
 

Уходят.

Нищенка (у дверей).

 
Дочки,
подайте хлеба.
 

Девочка.

 
Уходи!
 

Девушки образуют группу.

Нищенка.

 
А почему?
 

Девочка.

 
Ты очень стонешь.
 

Вторая девушка.

 
Нельзя так, девочка!
 

Нищенка.

 
Не лучше ль
мне попросить твои глаза?
За мною птиц несется туча,
ты хочешь птицу?
 

Девочка.

 
Убежать
я от тебя хочу далеко!
 

Вторая девушка (Нищенке).

 
Ты не сердись.
 

Первая девушка.

 
Скажи, ты к нам
шла вдоль ручья?
 

Нищенка.

 
Оттуда
я пришла.
 

Первая девушка (робко).

 
Могу тебя спросить я?
 

Нищенка.

 
Я их видела. Здесь скоро
будут оба – два потока.
Час прошел – они застыли
меж больших камней. Два мужа
спят у ног коня недвижно.
Мертвы оба. Ночь сияет
красотой.
 

(В восторге.)

 
Они убиты!
Да, убиты!
 

Первая девушка.

 
Замолчи,
замолчи, старуха!
 

Нищенка.

 
Вижу:
их глаза цветам подобны,
но цветы мертвы; их зубы
двум горстям подобны снега
затвердевшего; упали
вместе, оба, а невеста
возвращается: алеют
кровью волосы и платье.
Так все было. Так, как должно.
Грязный ил лежал на чистом
золотом цветке.
 

(Уходит.)

Девушки наклоняют головы и, двигаясь ритмично, уходят.

Первая девушка.

 
На чистый
золотой цветок…
 

Вторая девушка.

 
Ложится
грязный ил.
 

Девочка.

 
Они на чистых
золотых цветах несут их,
мертвых женихов. Смотрите:
смугл один из них и так же
смугл другой. Над ними вьется
соловей с тоскливой песней.
 

(Уходит.)

Сцена некоторое время пуста. Затем входит Мать и плачущая Соседка.

Мать. Перестань.

Соседка. Не могу.

Мать. Перестань, говорю. (Подходит к двери.) Здесь никого нет? (Прикладывает руки ко лбу.) Мой сын ответил бы мне. Но сын мой теперь лишь ветка с сухими цветами. Невнятный голос, долетающий из-за гор. (Соседке, в ярости.) Да перестанешь ты? Я не хочу, чтобы плакали в этом доме. Ваши слезы текут из глаз, а мои слезы, когда я останусь одна, прихлынут к глазам из ступней, и они будут горячее крови.

Соседка. Идем ко мне, не оставайся здесь.

Мать. Нет, я хочу быть здесь, здесь. Я буду спокойна. Все умерли. В полночь я буду спать, буду спать, не боясь ни пистолета, ни ножа. Другие матери выглянут в окно, и дождь станет сечь им лицо, а они все будут смотреть, не идут ли сыновья. Я – нет. Сон мой обернется холодной голубкой из слоновой кости, и она осыплет склеп камелиями из инея. Но нет, не склеп, не склеп. Сама земля приютила их и убаюкала на своем ложе.

Входит Женщина в черном, она проходит направо и преклоняет колени.

Мать (Соседке). Отними руки от лица. Впереди страшные дни. Я никого не хочу видеть. Земля и я. Мой плач и я. И эти четыре стены. Ах! Ах! (Садится в изнеможении.)

Соседка. Пожалей себя.

Мать (откидывает волосы назад). Я должна быть спокойной. (Садится.) Придут соседки, а я не хочу, чтобы меня видели такой бедной. Такой бедной! У меня нет даже сына, которого я могла бы прижать к губам.

Входит Невеста. Она в черном плаще, без венка.

Соседка (увидев Невесту, в ярости). Куда ты?

Невеста. Я пришла сюда.

Мать (Соседке). Кто это?

Соседка. Не узнаешь?

Мать. Потому и спрашиваю. Ведь я должна не узнавать ее, а не то я вонжу ей зубы в горло. Змея! (Грозно направляется к Невесте, но, овладев собой, останавливается. Соседке.) Видишь ее? Она здесь, и она плачет, а я спокойна и не вырываю ей глаза. Не знаю, что со мной. Может быть, я не любила своего сына? А ее честь? Где ее честь? (Бьет Невесту. Та падает на пол.)

Соседка. Ради бога! (Пытается оттащить ее.)

Невеста (Соседке). Оставь ее, я пришла затем, чтобы она меня убила и чтобы меня похоронили рядом с ними. (Матери.) Но не руками надо бить, а железным крюком, серпом – пока не сломаются кости. (Соседке.) Оставь ее! Пусть она знает, что я чиста и что я сойду с ума, но меня похоронят чистой – ни один мужчина не любовался белизной моей груди.

Мать. Молчи, молчи, что мне до этого?

Невеста. Да, я бежала с другим, бежала! (С тоской.) Ты бы тоже бежала. Я сгорала на огне, вся душа у меня в язвах и ранах, а твой сын был для меня струйкой воды – я ждала от него детей, успокоения, целебной силы. Но тот был темной рекой, осененной ветвями, волновавшей меня шуршаньем камышей и глухим рокотом волн. И я пошла за твоим сыном – ведь он был холодным ручейком, – а тот посылал мне вслед стаи птиц, и они мешали мне идти и веяли холодом на мои раны, веяли холодом на бедную иссохшую женщину, девушку, обласканную огнем. Я не хотела, пойми! Я не хотела, я не хотела! Я стремилась к твоему сыну, и я его не обманывала, но рука того подхватила меня, как шквал. И он подхватил бы меня рано или поздно, даже если б я состарилась и все дети твоего сына вцепились мне в волосы!

Входит Вторая соседка.

Мать. Ни она не виновата, ни я! (С горькой иронией.) Кто же тогда виноват? Жалка, слаба и бесстыдна та женщина, что сбрасывает свадебный венок и цепляется за краешек ложа, которое согрела другая.

Невеста. Молчи, молчи! Отомсти мне: я здесь! Посмотри, какая у меня нежная шея: тебе это будет легче, чем срезать георгин в саду. Но нет! Я чиста, чиста, как новорожденная. И достаточно сильна, чтобы доказать тебе это. Зажги огонь. Поднесем к нему руки: ты – за своего сына, я – за свое тело. Первой отдернешь их ты.

Входит Третья соседка.

Мать. Что мне твоя чистота? Что мне твоя смерть? Что мне до этого? Благословенна пшеница, ибо под ней мои сыновья. Благословен дождь, ибо он омывает мертвых. Благословен бог, ибо он всех нас упокоит.

Входит Четвертая соседка.

Невеста. Позволь мне плакать вместе с тобой.

Мать. Плачь. Но у дверей.

Входит Девочка. Невеста становится у двери. Мать – на середине сцены.

Жена (входит и идет налево).

 
Был прежде всадником прекрасным —
теперь, увы, он глыба снега.
По ярмаркам и по горам
он ездил, знал объятья женщин —
теперь один лишь мох ночной
чело холодное венчает.
 

Мать.

 
Он, как подсолнечник, стремился
к любимой матери-земле,
он чистым зеркалом казался.
Так пусть на грудь твою положат
из горьких мирт прощальный крест,
пускай тебя покроет саван
из шелка яркого, пусть плачет
вода в руках твоих спокойных.
 

Жена.

 
Четыре отрока склоненных
несут их. Как устали плечи!
Невеста.
Четыре отрока влюбленных
несут по воздуху к нам смерть!
 

Мать.

 
Соседки…
 

Девочка (в дверях).

 
Их несут сюда.
 

Мать.

 
Не все ль равно: вот крест.
 

Невеста.

 
Пусть крест
всех защитит – живых и мертвых.
 

Мать.

 
Соседки милые! Ножом,
вот этим ножичком в тот день,
что был судьбой для них назначен,
меж часом и двумя убили
друг друга два мужчины сильных
из-за любви. А этот нож,
а этот ножичек так мал,
что выпадает он из рук,
а между тем он проникает
незримо в глубь смущенной плоти,
он останавливает бег свой
там, где дрожит в клубке сплетенном
незримый корень наших криков…
 

Невеста.

 
Ножом вот этим… Он так мал,
что выпадает он из рук.
Он рыбкою без чешуи,
он рыбкой, брошенной на берег,
казался прежде, но в тот день,
который им судьбой назначен,
меж часом и двумя друг друга
ножом зарезали вот этим
два гордых и суровых мужа.
Теперь лежат они недвижно,
на их устах желтеет смерть.
 

Соседки, стоя на коленях, плачут.

Занавес