Текст книги "Тысяча ночей без тебя"

Глава двадцать седьмая

Выйдя из клуба, Андреа и София шли прижавшись друг к другу.

Она весело встряхнула головой:

– Ты вообще понимаешь? Они используют все те же методы. Почему нельзя придумать фразу посимпатичнее, включить воображение, включить хоть половинку мозга, это же не так трудно…

– Но почему, извини, ты тогда остановилась возле него?

София рассмеялась:

– Слушай, если ревнуют, то обычно сразу идут драться. А ты этого не делал, даже когда мы учились еще в университете.

– А что, тогда был повод?

– Да нет… Я имею в виду, что ни разу не видела, чтобы ты дрался, а сейчас вдруг тратишь время на какого-то проходимца. Он останавливал всех женщин подряд, которые шли в уборную, заставал их врасплох…

– Серьезно?

– Ага, даже его друг уже не мог выдержать его печальных методов. Хорошо, что сработало сказать ему, что мы в медовом месяце.

Андреа открыл входную дверь:

– У меня случилось прозрение тогда. Пара во время медового месяца неприкосновенна. – Он пропустил ее вперед.

София пожала плечами:

– Похоже, что и это не было для него особым препятствием…

Вскоре они вошли в квартиру.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

София подошла к балкону, открыла его и вышла наружу:

– Еще? Ты что, хочешь напоить меня? Если я выпью еще хоть что-то алкогольное, мне станет плохо. А вот кофе…

Андреа вставил сначала одну, затем другую капсулу в кофемашину и тут же принес ей кофе.

София села за столик и стала рассматривать красоту римских крыш вокруг:

– Рим так прекрасен. Я скучала по нему.

– А по мне?

София, помешав ложкой кофе, отпила немного:

– Да, конечно, по тебе я тоже скучала.

Андреа какое-то время молчал, затем сделал последний глоток кофе и поставил чашку на блюдце:

– А когда ты выступала на тех концертах?

– Что ты имеешь в виду?

– В те пять дней, когда тебе заплатили очень много, на что мы сделали мне операцию. Тогда ты тоже по мне скучала?

София с удивлением посмотрела на него, внезапно ее словно сковало, ей хотелось ответить ему грубо, но постепенно она успокоилась и стала более невозмутимой.

– Послушай, мы же оба точно знаем, что тогда произошло. Мы с тобой сделали выбор, каждый по-своему. Тебе просто стоило быть честнее и не думать, что я настолько глупая. В общем, раз уж я здесь, то, по-моему, ответ на все твои вопросы очевиден. – И она замолчала.

Андреа кивнул:

– Да, ты права.

– Я просто хочу попросить тебя об одном одолжении. Больше никогда не спрашивай меня об этом.

– Хорошо.

– Я пойду в душ. – И она исчезла в ванной.

Андреа еще какое-то время оставался на террасе. Затем он вернулся, взял бутылку рома «Матусалем», стакан и снова вышел на улицу, чтобы выпить. На самом деле ему хотелось знать все об этих пяти днях. Он прекрасно понимал, что никаких концертов не было. Никто никогда не заплатил бы такую сумму даже за такую выдающуюся пианистку, как София. Скорее, заплатили бы за нее или, точнее, за ее тело… Но вот она сейчас здесь, и всех этих денег не хватило, чтобы заполучить ее, и что бы ни случилось за те пять дней, одолеть ее не получилось. Но факт того, что он ничего не знает, что в жизни его жены есть дыра такого масштаба, сводил его с ума. Он вспомнил фильм «Непристойное предложение» с Деми Мур, Вуди Харрельсоном и Робертом Редфордом. Это было похоже на их историю, только он ни разу не видел, кто был этот другой, в то время как Дэвид Мерфи, персонаж, которого играл Вуди Харрельсон, муж Дианы, знал, кто такой Джон Гейдж, он же Роберт Редфорд. Когда же он узнает, что тот был с его женой, то не может принять этот факт, несмотря на то что они получили миллион долларов и что они с Деми Мур договорились. В конце концов, его одолевает ревность, и он сходит с ума. Андреа продолжил пить. Он уже не помнил, чем закончился этот фильм. Он решил вернуться в дом, закрыл дверь на террасу и поставил ром. Пройдя мимо спальни, он увидел, что София залезла под одеяло и смотрела телевизор. Она переключала каналы в поисках чего-нибудь, что бы ей понравилось. Андреа вошел в ванную, разделся и залез в душ. Горячая струя воды массажировала его тело. Он сделал ее еще горячее, и пошел чуть ли не кипяток. Вот сейчас он почувствовал себя лучше, ему удалось расслабиться. Он вышел из душа и надел халат. Потом вытерся, хорошо расчесал волосы и надел пижаму. Когда он вышел из ванной, в спальне было темно. Поэтому он выключил весь остальной свет в доме и тоже проскользнул под одеяло. София отвернулась к окну. Через ставни проникало немного уличного света, и глаза Андреа постепенно привыкли к темноте. Теперь он видел ее. Ее плечо выглядывало из-под одеяла, лямка ночной рубашки немного слетела и сползла вниз. Андреа пролез под одеялом и приблизился к ней, он обнял ее, вдохнул аромат ее волос и прижался своим телом к ее спине. Чуть подальше от нее он держал свой лобок, чтобы она не могла почувствовать его возбуждение, которое нарастало все сильнее. Он стал наблюдать за ее дыханием и заметил, что оно немного участилось – она еще не спала. Затем он осторожно положил руку ей на бедро. София слегка вздрогнула, но не повернулась. Андреа, подержав некоторое время руку, не двигая, начал осторожно проводить ею вверх и вниз. Он медленно опустил ее немного ниже, пробрался под ночную рубашку и снова поднял ее к животу. Дойдя до трусиков, он дотронулся до их края, нащупал резинку и едва заметным движением попытался ее отодвинуть, чтобы проскользнуть внутрь, но рука Софии остановила его.

София обернулась:

– Нет, прости…

Андреа в полумраке улыбнулся ей:

– Но у нас же медовый месяц. Хочешь испортить первую брачную ночь?

София улыбнулась ему:

– Брось, не сердись, мне нужно… нам нужно время.

Андреа вздохнул и убрал руку. Потом он понял, что она права, и успокоился:

– Действительно, нам нужно время. – Он обнял и поцеловал ее чуть дольше обычного и провел рукой по ее щекам, убирая волосы. Он увидел ее лицо, на которое едва попадал слабый свет, проникающий через окно. – Но ты всегда такая красивая… ты же понимаешь, как трудно устоять.

– Мы никуда не торопимся.

Андреа улыбнулся:

– Прямо как тогда, когда мы целовались в машине, и ты сказала то же самое, потому что я хотел продолжить…

– Да, я это помню. Что ж, все ведь закончилось довольно неплохо, мы ведь в конце концов поженились.

– Это правда. На самом деле даже не так, в итоге мы поженились дважды.

Глава двадцать восьмая

Фиджи, 11:00.

– Она вернулась в Рим.

Танкреди вернулся на свою виллу после утренней пробежки и наткнулся на Грегорио Савини, сидящего в крытом углу террасы. На широком столе перед ним лежала небольшая папка, скрепленная резинкой.

Савини указал ему на нее:

– Здесь все есть.

Танкреди вошел в дом, взял полотенце и накинул его себе на шею, а затем попросил что-то у горничной. Когда он снова вышел на крыльцо, Грегорио все еще был на месте.

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, ты можешь остаться. Садись со мной. Хочешь чего-нибудь?

– Можно кофе, спасибо.

Через несколько секунд пришла горничная со свежевыжатым соком и кофе.

Танкреди подвинул чашку к Грегорио.

– Похоже, ты можешь читать мысли других людей.

– Не всех. Я не думал, что она вернется к нему.

– Да и на самом деле ты не думал, что она пойдет на встречу с Виктором.

Танкреди улыбнулся:

– Но у нее как будто не было выхода…

Грегорио Савини отпил кофе:

– Действительно.

– Так что? – Он дотронулся до файла. – Она все так же прекрасна?

– Даже еще прекраснее. Ты и сам это знаешь. Нет на свете более красивой женщины, чем та, на которую ты положил не глаз, а сердце.

Танкреди удивился:

– А это ты у кого списал?

– Никогда в жизни ни у кого не списывал. Иногда я, правда, думаю словно через твою голову, как будто ты мне диктуешь слова.

Танкреди допил сок, затем вытер рот льняной салфеткой, которую горничная оставила на столе:

– Спасибо. Я посмотрю все позже, в спокойной обстановке. А теперь мне нужно искупаться. Пойдем тоже, если хочешь.

Он вернулся в дом, надел купальные трусы, вышел, спустился на несколько ступенек и уже через мгновение оказался в воде. Он плавал особенно энергично. Поскольку он надел очки, то мог любоваться на все цвета радуги, расположившиеся на морском дне: там росли ярко-красные кораллы, которые внезапно окутывали стаи синих каракатиц, иногда по ним скользил серебряный блеск солнечного луча, а затем мимо проплывали крошечная желтая акула-зебра, несколько рыб-клоунов и парочка спинорогов. Май здесь самое хорошее время, потому что дожди льют не так часто, а температура моря двадцать шесть градусов. Он решил вернуться на берег, по пути дотронулся до кучки морских анемонов с ярко-красной серединкой, которые, словно испуганные дети, внезапно сжались, оставив только свою синюю внешнюю оболочку. Когда Танкреди снова сел за стол, Грегорио Савини был все еще там.

– Я же сказал тебе, что ты можешь идти.

– Да, знаю, но мне хотелось узнать, как будет дальше продвигаться наша жизнь, в особенности моя.

Танкреди улыбнулся. Грегорио – его старший брат, дядя, молодой отец, его верный друг и тот, кому он всегда все рассказывал, не утаив ничего.

– Хорошо будет продвигаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не буду урезать тебе зарплату.

Савини натянуто улыбнулся:

– Слушай, Танкреди, могу я поговорить с тобой откровенно? Скажи мне «да», потому что я все равно это сделаю.

Танкреди улыбнулся ему:

– Да, конечно, можешь.

– Прекрасно. Итак, мы торчим на этом острове вот уже около семи месяцев. Мы все сюда перевезли, за короткое время построили что-то вроде бизнес-центра…

– Чтобы тебе не приходилось каждый раз летать куда-то на самолете.

Савини кивнул:

– И все сработалось просто отлично, потому что в последние месяцы, работая отсюда в команде с некоторыми из твоих старых сотрудников и с новыми, которые пришли на место тех, кто не захотел уезжать от своих семей, ты удвоил свои активы. Я был уверен, что ты все потеряешь или что просто все будет не так успешно, как раньше. Но нет, стало только лучше. Отзываются о тебе только хорошо.

– Потому что все это меня не волнует, мне все равно. Эти деньги, акции, продажи компаний, открытие новых, закрытие, слияние, дележка – это все игра, которая построена на жадности других. Она настолько простая, что просто скучная.

– Ага… Только на заседаниях совета ты этого не говори.

Танкреди улыбнулся:

– Думаю, что не буду.

– Прекрасно, ты наконец стал меня слушаться. Должен сказать, что я замечаю в тебе огромные перемены.

– О, ну наконец ты это признаешь.

– Да, на последней встрече ты выбирал то, что я тебе советовал. Но усовершенствовал эти идеи, как мог сделать только ты.

Танкреди выпил воды. Затем он хитро посмотрел на него, приподняв бровь:

– Когда ты так говоришь, всегда есть какой-то подвох. К чему ты ведешь, мой друг?

Савини глубоко вздохнул и решил наконец сказать ему:

– Почему бы тебе не оставить ее в покое? Почему ты такой упрямый? Ты провел здесь, на этом острове, с Софией целых пять дней, ты открылся ей, дал себя узнать, рассказал о своей невероятной боли… Но если тогда ничего у вас так и не началось, значит, не начнется никогда.

– Ты прав.

Савини не поверил своим ушам. Он был очень доволен этим признанием и удовлетворен тем, что смог его убедить.

Затем Танкреди развел руки:

– Но, видишь ли, я не могу этого сделать, не могу оставить ее в покое. Это не прихоть и не упрямство. Она моя жизнь, она – все, чего я хочу. И если я не могу получить ее, я не хочу ничего.

«Полное поражение, – подумал Савини. – И действительно. Он захотел вернуться на этот остров, потому что именно здесь он прожил с ней самые прекрасные моменты. Я всячески пытался заставить его передумать. Он даже согласился поговорить с психологом, а мне удалось найти самых лучших и привезти их сюда, на этот остров. Я помню все, как будто это было вчера».

Шестью месяцами ранее

Психолог постучал в дверь кабинета Савини:

– Можно?

– Пожалуйста, входите.

Мужчина сел в кресло перед ним.

Савини приветливо ему улыбнулся:

– Итак, этой недели вам хватило, чтобы разобраться в… как бы это назвать… бардаке Танкреди?

– Да, это было довольно просто. Разумеется, я должен сохранять полную конфиденциальность, но он сам просил меня приехать и поговорить с вами. У Танкреди нет проблем, он просто влюблен, разве это не здорово?

Савини кивнул:

– Ну конечно, разумеется…

«Еще более здорово, что этому психологу заплатили 115 000 евро и оплатили неделю в гостевом доме с женой и тремя маленькими детьми, чтобы он рассказал мне то, что я и так знал. Этот тип никогда не забудет такого пациента».

Перед тем как выйти из кабинета, психолог достал из сумки папку и оставил ее на столе Савини:

– Я не должен этого делать, но вы с Танкреди решили отказаться от профессиональной этики. Вот результат занятий на этой неделе. Я сказал ему, что он просто влюблен. Возможно, это отрицание в смысле потери человека, связанное с Клодин, восходит к желанию Танкреди вернуться назад во времени и вернуть свою сестру. Это, конечно, невозможно, а вот вопрос с Софией теоретически еще открыт. Короче говоря, это совсем другая история.

В тот же вечер, после ужина, попрощавшись, психолог улетел вместе с семьей на гидросамолете.

Савини приготовил для них двоих ром отличного качества и шоколад, а затем пригласил Танкреди в гостиную:

– Я хочу прочитать тебе заметки, которые оставил психолог. Возможно, они помогут нам лучше понять твою одержимость Софией. Если ты согласен.

Танкреди сел напротив Савини, взял свой стакан рома, кусок шоколада и затем необычайно спокойно кивнул:

– Да, мне кажется, это будет правильно.

Тогда Савини начал читать заметки о Танкреди. Он останавливался на каждом отдельном фрагменте, на каждом разъяснении, старался не пропустить ни одной записи психолога, надеясь, что в конце концов Танкреди сможет смириться с невозможностью быть с Софией.

– Вот, это все.

Савини закрыл папку и положил ее на стол рядом с собой.

Танкреди сделал последний глоток рома:

– Спасибо. Этот психолог был хорошим. Не понимаю, почему он не попался нам раньше.

Савини улыбнулся, убежденный, что вопрос наконец-то решен.

Но тут Танкреди встал со стула, отодвинув его:

– Приготовь все для меня. Завтра рано утром я вылетаю в Первомайский район, хочу поехать к ней в Россию.

Глава двадцать девятая

Несколькими месяцами ранее

Первомайский район, Россия

– Спасибо, София. Это был замечательный урок!

Елизавета побежала к маме, радуясь тому, что научилась сегодня играть.

– Да, ты молодец, правда.

Две другие девочки тоже были с ней согласны.

– Вы тоже прекрасно играете.

София похвалила всех, не выбирая себе любимчиков. После того как ее оставили одну, она пошла домой. Она не стала садиться в автобус, а решила прогуляться, но буквально через несколько метров она вдруг поняла, что на улице никого нет. И действительно, сегодня урок длился немного дольше обычного. Затем она испугалась, потому что кто-то внезапно выскочил из переулка.

– Да ладно, я же просто пошутил.

– Ты идиот.

Это были парень и девушка, бежавшие друг за другом. Он в чем-то провинился, а она изрядно на это разозлилась. Может быть, до него все-таки дойдет, может, они помирятся и поцелуются, или же их спор продлится до поздней ночи, как это иногда бывает, и в конце концов как-то все наладится, и, измученные, они лягут спать. София улыбнулась и пошла дальше. Она вспомнила, как в детстве она тоже иногда так спорила с Сальваторе, потом они расстались, и София начала давать концерты по всему миру, и времени на глупые споры не осталось. Но в целом ссориться было здорово, зная, что потом они помирятся каким-нибудь забавным и милым образом, неловко и постепенно приближаясь друг к другу, молча, все еще надувшись и не уступая совершенно ни в чем. Но вот потихоньку они касались друг друга, смотрели друг другу в глаза и, наконец, еще задолго до всяких извинений целовались. И каждый миллиметр, любая дистанция тут же отбрасывались, а расстояние между ними сокращалось. Может быть, в молодости все гораздо проще и простить легче. Вы готовы отбросить всю свою гордость, только чтобы не потерять друг друга, как в том фильме «Жених напрокат», когда Ник говорит Кэт: «Лучше я буду ссориться с тобой, чем заниматься любовью с любой другой женщиной».

– София?

Ее вдруг передернуло. Этот голос донесся откуда-то из тени, из-за двери дома, а затем какой-то человек сделал несколько шагов вперед и попал в свет уличного фонаря – Танкреди. Сердце Софии забилось чаще, у нее перехватило дыхание, а во рту пересохло. Но ей хватило всего лишь одного момента, чтобы продолжить идти, не здороваясь с ним и не произнеся вообще ничего. Молча она прошла мимо, повернув на другую улицу. Но пока она переходила дорогу, он мгновенно оказался рядом с ней:

– Пожалуйста, подожди, мне нужно поговорить с тобой всего одну минутку. Прошу тебя. – Он не трогал ее, даже легонько, потому что очень хорошо знал, что это приведет ее в ярость. – Прошу тебя, София, мы можем немного поговорить? Я прошу у тебя всего несколько минут, пожалуйста.

София остановилась:

– Сначала ты сказал одну минуту, а теперь уже несколько.

Танкреди улыбнулся:

– Ну да, если серьезно, то мне нужно всего несколько минут.

– А что, ты решил воспринять меня всерьез? Ты обманул меня. Ты использовал один из твоих коварнейших способов попасть в мою жизнь, заставив оттолкнуться от мужа и прямиком упасть твои объятия.

– София, я…

– Ты будешь это отрицать? Хочешь продолжать лгать? Таким образом ты только усугубляешь свое положение, хотя, казалось бы, куда уж больше, Танкреди. Все, что тебе было нужно, – это перепихон… Вот он случился, ты получил, что хотел. Я радуюсь хотя бы тому, что тебе в достаточной степени понравилось, ведь ты за это заплатил.

Танкреди хотелось сказать ей, как она красива и что он никогда в жизни никого так не любил, что он никогда не испытывал ничего подобного, но понимал, что все это было бы бесполезно, да и не в этом суть. Он влюбился. Возможно, он влюбился еще тогда, когда произошел их первый разговор там, перед церковью на Авентине. Но если в тот день у него еще могли быть какие-то сомнения, то сегодня их больше не осталось. Тогда он развел руками и поднял плечи, показывая, что он безоружен, что у него нет никаких оправданий, и произнес так искренне, как только мог:

– Я люблю тебя, София.

– Ты любишь меня из-за своей прихоти, потому что ты не можешь меня заполучить. Ты любишь меня, потому что я не такая, как те, с которыми тебе нравится тусоваться, которые удовлетворяют твое эго и которые падают к твоим ногам, как только видят тебя. Ты любишь меня, потому что мне наплевать на все твои деньги, мне наплевать на твои красивые дома и виллы по всему миру, на твой самолет, вертолет, на всех твоих тайных агентов и на твой остров. Ты любишь меня, потому что у тебя зудит от того, как мне на все это наплевать. Но тебе придется это пережить, Танкреди, потому что я тебя не люблю. На самом деле я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя, потому что ты посчитал меня дурочкой, потому что ты обманул меня этим электронным письмом, отправленным моему мужу, этим взявшимся из ниоткуда объявлением, которое просто случайно пришло ему на почту и которое совершенно случайно было отправлено твоим «Наутилусом». Видишь ли, Танкреди, на какой-то момент я все-таки повелась на тебя, и если бы ты был до конца честен, то получил бы шанс. Только подумай, ты мог заполучить меня, не заплатив ни евро.

– Неправда, у меня бы не было возможности узнать тебя, и ты бы не узнала, какой я…

– Надо было рискнуть. Но вместо этого теперь я отлично знаю, какой ты!

– Ты единственная, кому я рассказал о своей сестре. До этого мне не с кем было о ней поговорить…

– Извини, ты перепутал меня с психологом. Мне ты прежде всего должен был рассказать о мошенничестве, которое ты совершил, чтобы меня поймать. Вот видишь, ты действительно меня не знаешь, несмотря на всех твоих шпионов, файлы, досье обо мне. Ты так и не понял, кто я такая, ты ничего не понял. Тебе удалось только заставить меня тебя ненавидеть и потерять меня. Навсегда.

– Но я так и не смог приблизиться к тебе. Ты не дала мне никакой возможности…

– Ты прав… Но насколько я помню, после того как мы впервые переспали, мы были достаточно близки. Тогда ты и мог бы мне сказать. Я бы разозлилась, это правда, но тогда я бы смогла тебе доверять. Но сейчас доверять тебе я больше не могу, потому что все твои аферы я вскрыла самостоятельно.

София продолжила идти, но Танкреди не сдавался и подошел к ней вплотную:

– Пожалуйста, дай мне шанс.

– Он у тебя уже был.

– Я больше не совершу ошибку. Я обещаю тебе.

– Да, собственно говоря, я это вижу… Ты уже ее совершил, приехав сюда. Я уехала из Италии, потому что хотела побыть одна. Я попросила свою преподавательницу принять меня здесь и разрешить пожить у нее, в самой глуши, именно потому, что мне нужно было изолироваться от всех, чтобы ни о чем не думать и, что самое главное, ни с кем не видеться. Но вот ты явился сюда… – Она повернулась и посмотрела на него: – Понимаешь, даже к таким вещам у тебя нет никакого уважения. Твои шпионы наверняка информировали тебя обо всем, они давали тебе отчет каждый день, так что ты знал, что я хочу побыть одна. Но тебе все равно, что я хочу. Ты человек капризный… и эгоистичный. Тебя волнует только то, что ты хочешь.

– Это неправда, я хочу, чтобы ты была счастлива. Я всегда думаю о тебе, о том, чего ты хочешь, чего ты желаешь. Я так и думал, что ты что-то поняла и что это и стало причиной твоего отъезда. Поэтому я здесь, чтобы все объяснить…

– Нечего объяснять. Тебе нужно признать, что эта женщина не хочет тебя, Танкреди.

Танкреди внезапно остановился, как будто его гордость вернулась к нему и он понял, что ему нужно действовать решительней.

– Неужели, София? А на острове я этого не заметил… Мне казалось, тебе было со мной хорошо, ты искренне смеялась, была счастливой…

– Мне заплатили. Я отрабатывала деньги.

– Что ж, ты прекрасно справилась. – Танкреди замолчал.

София решила помочь ему:

– Ты действительно хочешь, чтобы я была счастлива?

– Да.

– Тогда больше не ищи меня.

Затем она развернулась и продолжила идти, хотя знала, что все это было неправдой, и в тот же момент, как она произнесла эти слова, София почувствовала, что земля ушла у нее из-под ног. Каждый шаг отзывался болью, слезы капали в тишине, а она продолжала шагать, надеясь, что он побежит за ней, позовет ее, схватит за руку, загородит путь, развернет, обнимет и поцелует… Вдруг она резко обернулась, но улица оказалась пуста, на ней никого не было. На мгновение ей даже показалось, что все это ей приснилось. Тогда она подумала, что это все из-за ее характера, гордости и что из-за этого она всегда будет несчастлива… Нет, София не такая. Она снова продолжила идти и с каждым шагом, утирая слезы, убеждалась в этом. Танкреди ей не подходит – он неискренний. Встречаться с ним – все равно что быть с человеком, который не твой, а Танкреди никогда никому не будет принадлежать. Таким образом, приняв эту идею на веру, она развернулась и пошла домой чуть более спокойной, или, по крайней мере, ей удалось себя в этом убедить.