Текст книги "Бандиты семидесятых. 1970-1979"

Бойня на пути в Америку

В ноябре 1973 года один из столичных милиционеров получил звание Героя Советского Союза. Причем впервые в мирное время. А вот за что, осталось тайной. В газетах лаконично указали: за мужество и героизм, проявленные при задержании опасного преступника. На самом деле старший лейтенант милиции Александр Попрядухин участвовал в обезвреживании группы террористов, пытавшихся угнать за границу гражданский самолет. Причем трое из четырех угонщиков были… подростками. Им хотелось свободной жизни, они грезили об Америке, где, по их представлениям, была райская жизнь, полная свободы и изобилия. И достичь ее берегов молодые люди решили с помощью угона самолета.

Как мы помним, этот вид преступления стал набирать популярность в самом начале 70-х. К 1973 году произошло пять угонов пассажирских самолетов в Советском Союзе, что по меркам спокойного времени было настоящей бедой. Поэтому власти делали все от них зависящее, чтобы решить эту проблему. Так, в структуре МВД были созданы специальные службы для борьбы с воздушными пиратами, приняты новые законы. Так, 3 января 1973 года свет увидел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за угон воздушного судна». Согласно ему за угон самолета преступникам грозили следующие сроки наказания: за попытку угона с применением насилия, угроз или повлекшую аварию – от 5 до 15 лет заключения; если подобное повлекло гибель людей или причинение им тяжелых телесных повреждений – от 8 до 15; за укрывательство кем-либо предстоящего угона – до 5 лет или 1 год исправработ и т. д.

Кроме этого, в прессе периодически стали публиковаться материалы, в которых рассказывалось о незавидной судьбе воздушных террористов. Правда, не отечественных. Например, 30 января того же 1973 года в «Комсомольской правде» была помещена большая статья об уголовном процессе по делу о попытке угона гражданского самолета в Чехословакии. Это преступление должно было совершиться 6 декабря прошлого года, но сорвалось благодаря бдительности охранников аэропорта. События развивались следующим образом.

Инициатором угона выступил 24-летний шофер грузовика из Праги Петр Гавелка. Он давно вынашивал планы сбежать на Запад, но никак не мог придумать способ, как это сделать. И вот 8 июня 1972 года средства массовой информации Чехословакии сообщили о том, что группа молодых людей угнала пассажирский самолет в ФРГ. При этом террористы обагрили свои руки кровью, убив 52-летнего пилота Яна Мичицу, попытавшегося встать на их пути. Поскольку власти ФРГ так и не выдали террористов, предоставив им статус «политических эмигрантов», Гавелка пришел к мнению, что такой путь устраивает и его. С этого момента он стал готовиться к тому, чтобы повторить «подвиг» своих земляков. В качестве сообщников он выбрал своего младшего брата Алеша и еще двух приятелей.

К предстоящей акции угонщики готовились тщательно. В конце ноября Петр и Алеш купили билеты на самолет, следовавший рейсом из Праги в Карловы Вары, с тем чтобы проверить, каким образом работают охранные службы в аэропорту. Для этого они взяли с собой металлические вещи: Петр рассовал по карманам плоскогубцы и несколько отверток, а Алеш спрятал под одежду моток проволоки. Как это ни странно, но металлодетекторы не сработали на эти предметы, что чрезвычайно окрылило братьев. «Значит, и оружие тоже не заметят», – резонно предположили они. И ошиблись. Когда 6 декабря вооруженный двумя пистолетами Петр Гавелка приблизился к посту охраны, металлоискатель сработал исправно, и дежурный старшина задержал потенциального террориста. Трое его сообщников сумели в тот день улететь на приговоренном к угону самолете, однако, будучи невооруженными, да еще без главаря, на теракт так и не решились. Их арестовали после приземления. Состоявшийся в январе 73-го суд воздал каждому по заслугам: Петр Гавелка получил 9 лет тюрьмы, два его подельника были приговорены к 7,5 и 6,4 года, а Алеш Гавелка отделался 18 месяцами заключения.

Как ни странно, но эта публикация не только не смогла отвратить от очередного угона воздушного судна в СССР, но, наоборот, только поспособствовала ему (вот вам пример того, как пресса может подстегивать преступность). Номер «Комсомолки» с упомянутой статьей попался на глаза 16-летнему ученику московского автомеханического техникума Владимиру Жалнину, который, так же как Петр Гавелка, давно мечтал рвануть на Запад. И он тоже до поры до времени не знал, каким образом осуществить свою мечту, пока статья в газете не указала ему этот путь. Но поскольку одному захватить самолет было несподручно, Жалнин стал искать себе напарников. И первым, кто откликнулся на эту идею, стал его близкий приятель Романов. А осенью к ним присоединились еще двое: однокурсники Жалнина по техникуму Бондарев и Никифоров. Первый согласился на захват самолета, так сказать, за компанию, вторым двигали более конкретные цели – он мечтал… помочь американским индейцам в их справедливой борьбе за свою независимость.

В конце февраля 1973 года советские газеты сообщили о событиях в американском городке Вундед-Ни, где индейцы с оружием в руках выступили против дискриминационной политики правительственного бюро по делам индейцев, и многие советские мальчишки загорелись желанием помочь коренным жителям Америки. Но у подавляющего большинства подростков это желание не шло вразрез с законом. Например, мой хороший знакомый Юра Котенко (ныне известный специалист по североамериканским индейцам) предполагал достичь берегов Америки, используя вполне невинные методы: летом 73-го с двумя друзьями с Таганки он построил плот, чтобы отправиться на нем в США по маршруту: Москва-река—Волга—Волго-Донской канал—Азовское—Черное—Средиземное моря—Атлантический океан. Эта акция сорвалась в самый последний момент – кто-то похитил «судно» путешественников. Никифоров же был единственным индейцеманом, который не только вознамерился, но и осуществил свою идею криминальными методами. Хотя последующие события показали, что из всей четверки он был самым «безобидным» террористом.

Поскольку будущим угонщикам было необходимо оружие, они стали искать способы, как его раздобыть. Например, хотели напасть на постовых милиционеров, которые выходили на дежурство вооруженные «макаровыми». В середине октября будущие угонщики дважды вели наблюдение за стражами порядка в районе метро «Каширская» и Цветного бульвара. Один раз им едва не удалось застать постового врасплох, но поблизости прошла компания молодых людей, которая спугнула налетчиков. В итоге от этой затеи пришлось отказаться и искать другой способ разжиться оружием.

Оружейная проблема была решена в последние дни октября: Романов сумел уговорить одну из своих знакомых продать ему свое охотничье ружье, доставшееся женщине от бывшего мужа. Отпилив приклад и ствол, парни смастерили обрез, который можно было легко спрятать за пояс. Заговорщики надеялись еще на один шанс: некий сокурсник Жалнина пообещал ему достать к началу ноября два пистолета. Однако из этой затеи ничего не вышло: то ли парень в последний момент струсил, то ли на самом деле не смог достать оружия. Тогда на смелый поступок решился Бондарев: он сообщил друзьям, что в день угона прихватит из дому два охотничьих ружья 16-го калибра – двуствольное и одноствольное, принадлежавшие отцу. А пока в подтверждение своих слов он передал зачинщикам угона – Романову и Жалнину – 11 отцовских патронов.

В четверг, 1 ноября, подростки приобрели в магазине № 1 «Рыболов—охотник—турист» еще 30 патронов, снаряженных дробью 16-го калибра, 29 из которых Жалнин затем перезарядил пулями «Спутник», купленными в том же магазине. Из магазина они направились в кассу «Аэрофлота», где приобрели четыре билета на завтрашний рейс Ф-19, следовавший по маршруту Москва—Брянск.

Последние несколько часов перед операцией каждый из заговорщиков проводил по-разному: кто-то встречался с девушкой, кто-то весь вечер просидел дома, в кругу близких. Например, Никифоров выкроил время для короткой записки родным (написана в 20.37), сопроводив ее, по обыкновению, рисунком индейского вождя в пышном головном уборе. В записке говорилось: «Мама и Женя! Я уехал в Америку 2 ноября 1973 года. Буду писать. Если будет возможно, вышлю телеграмму еще в пути, на остановке в Варшаве, или Лиссабоне, или из другого города. Все потом напишу письмом, если доеду туда».

2 ноября, в 9 часов утра, вся четверка встретилась возле станции метро «Павелецкая». Жалнин и Бондарев купили несколько газет в ближайшем киоске, в которые упаковали два ружья в чехлах. Затем поймали такси и отправились в аэропорт Быково. До трагедии оставались считаные часы.

Между тем город жил своей привычной жизнью. В Моссовете открылось заседание городской комиссии по подготовке к празднованию 56-й годовщины Октября, а генсек Брежнев в компании с членами Политбюро встречал в Шереметьеве прилетающего всего на один день руководителя Болгарской компартии Тодора Живкова. В тот момент, когда самолет с дорогим гостем приземлялся на летное поле, четверка будущих угонщиков была уже в Быкове. В туалете аэропорта Романов переложил обрез из чемодана под пальто, остальные ружья продолжали находиться в чехлах, поскольку пронести их за поясом не было возможности. В 10.20 в числе 26 пассажиров четверка будущих угонщиков прошла в салон самолета и заняла свои места: Романов сел в кресло 1а, Жалнин – 2а, Бондарев – 2б и Никифоров – 2 в. Перед этим Бондарев зашел в багажное отделение, где оставил сверток с зачехленными ружьями. До трагедии оставались считаные минуты.

В 11.24 «Як-40» поднялся в воздух и взял курс на Брянск. Спустя полчаса Бондарев взял в багажном отделении сверток с ружьями, закрылся в туалете, распаковал их, собрал и зарядил. Однако войти с ними в салон у него духу не хватило, поэтому он временно положил их на прежнее место – в багажное отделение, прикрыв брезентом.

Захват начался, когда самолет подлетел к Брянску и начал снижаться. Жалнин сходил в багажное отделение и принес ружья. Одно он взял себе, другое отдал Бондареву, а у Романова имелся обрез. Именно Романов первым вышел в проход между креслами и, направив ствол на пассажиров, скомандовал: «Спокойно, с мест не вставать – буду стрелять!» Затем, оставив пассажиров на попечение своих подельников, он попытался ворваться в кабину пилотов, выстрелив в запертую дверь. Вскоре из кабины выскочил бортмеханик Никитин, который, воспользовавшись растерянностью Романова, перехватил его руку с обрезом и попытался отнять оружие. В пылу борьбы Романов во все горло закричал Жалнину: «Вова, стреляй!» И Вова выстрелил, попав бортмеханику в живот (Никитин получил ранение брюшной полости с поражением печени, переломом нескольких ребер справа).

Большинство пассажиров, слыша шум борьбы, выстрелы и крики раненого летчика, продолжали оставаться на своих местах. Но один смельчак среди них нашелся. Им оказался Гапоненко, который вместе с женой и ребенком летел в Брянск. Передав ребенка жене, он бросился к кабине пилотов. Его бросок заметил Романов, который выстрелил в смельчака из обреза. Гапоненко на ходу убрал корпус чуть в сторону, чем спас себе жизнь – пуля угодила ему в плечо и пробила панель потолка самолета. В тот же момент Бондарев подскочил к Гапоненко, приставил дуло ружья в бок пассажиру и нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало – ружье оказалось незаряженным! Тогда Гапоненко сбили с ног ударами прикладов и стали избивать ногами. Жалнин дважды пытался выстрелить в пассажира из ружья, но того опять спас случай – при перезарядке спусковой механизм оказался на предохранителе. Тем временем Романов выстрелом в дверь пилотской кабины сбил запор и ворвался внутрь, где находились командир корабля Кашин и 2-й пилот Толпекин. Направив обрез на пилотов, он потребовал связаться с Брянском. Те подчинились. Через пилотов Романов передал властям города свое требование – выдать им 1,5 миллиона долларов. За это они обещали никого не убивать и сообщить еще о двух преступных группах, которые в ближайшее время якобы попытаются осуществить угоны самолетов (на самом деле террористы блефовали). Однако брянские власти ответили отказом: дескать, откуда в нашем городе могут взяться такие деньги, летите обратно в Москву. Пришлось разворачивать самолет.

А в столице тем временем вовсю шла подготовка к приему «гостей». В те дни как раз закончился Всемирный конгресс миролюбивых сил, и в МУРе дежурила специальная группа захвата, состоящая из милиционеров-спортсменов из различных отделений милиции. Ее и направили во Внуково, куда собирались посадить угнанный самолет (там удобнее было провести операцию). На связь с террористами лично вышел министр внутренних дел Николай Щелоков. Ему они передали свои требования: 1,5 миллиона долларов США, дозаправка самолета, перелет в Ленинград, новая дозаправка и беспрепятственный вылет в Скандинавию. Щелоков внес в эти требования свои коррективы: освобождаете половину пассажиров – получаете половину требуемой суммы с условием освобождения остальных заложников в Питере, где получите остальные деньги. Бандиты согласились.

В 13 часов плененный «Як-40» приземлился во Внукове. По требованию террористов он был поставлен на взлетной полосе, перед ним убрали все препятствия. В обмен на дозаправку парни согласились отдать двух раненых – Никитина и Гапоненко. Причем потребовали, чтобы в машине «Скорой помощи» находился всего лишь один врач, и обязательно женщина. Их условие приняли, и обмен состоялся (правда, раненых преступники просто сбросили на взлетную полосу). Затем бандиты стали требовать денег. Но им ответили: сумма очень большая, для ее сбора потребуется время, ждите. На самом деле деньги никто не собирал, с самого кремлевского верха последовал приказ: «Из Москвы преступников не выпускать, обезвредить здесь же!»

Операция началась в 16.35 и длилась чуть больше трех минут. Трое спецназовцев (Раков, Ляхманов, Мушкарин) под руководством старшего лейтенанта милиции Александра Попрядухина рассчитывали с помощью дымовой завесы ворваться в салон и обезвредить преступников. Но уже с первых секунд их план едва не провалился. Вот как об этом вспоминает участник штурма Юрий Федосеев (тот самый, который впоследствии, в начале 90-х, возглавит МУР): «Проходит десять, двадцать минут, а сотрудника КГБ, который взял на себя миссию по доставке на борт самолета востребованной суммы валюты, все нет и нет. И тут кто-то из наших ребят, забывшись, поднимается и стальной каской ударяется о днище самолета (муровцы разместились на бетонных плитах под самолетом. – Ф.Р.). На звук удара один из злоумышленников приоткрывает люк. Этого было достаточно, чтобы Раков успел всунуть в образовавшийся просвет обыкновенный багор с щита противопожарной безопасности. Ляхманов, вооружившись двумя пистолетами, как на стрельбище, с двух рук посылал пулю за пулей, не давая террористам закрыть люк. Первая брошенная граната со слезоточивым газом была ими расстреляна в воздухе. Вторая, оказавшись в салоне самолета, начала свое действие. Те, кому удалось увидеть видеозапись этих событий, отмечали, что там доминировали выстрелы, крики, крепкие мужские выражения. В этой суматохе дробовой заряд в бок получил Попрядухин, однако, к счастью, он пришелся на бронежилет.

Вскрываются аварийные люки, в корме самолета опускается люк-трап, и по нему скатывается молодой парень и бежит, петляя как заяц. Выстрел – если не ошибаюсь, его сделал Беззубиков, – пуля попала убегавшему в ногу, и на бетонку падает… один из пассажиров. Других, выпрыгивающих и выбегающих из самолета, укладывают на мокрый асфальт лицом вниз. Ребята зачищают салон самолета. Дверь в туалет закрыта. Два-три удара, и запор сломан. В туалете труп – один из террористов застрелился…»

Застрелившимся был Романов. Что касается его подельников, то их участь сложилась по-разному: Жалнин и Бондарев сочли за благо сдаться живыми, а вот Никифорову не повезло – шальная пуля нанесла ему смертельное ранение. А ведь он все время захвата занимал пассивную позицию и даже не вставал со своего кресла, когда его друзья терроризировали пассажиров. Также были ранены и двое пассажиров, сидевших ближе всего к месту перестрелки: один в бедро, другой в плечо.

Едва до высоких начальников, которые наблюдали за ходом операции из аэропортовского здания, донеслась весть, что операция закончилась, как они бросились к самолету. Возглавлял процессию сам министр внутренних дел Щелоков. Когда к нему вывели двух оставшихся в живых террористов и он увидел, что это всего лишь безусые юнцы, ему чуть плохо не стало. Обернувшись к кому-то из своей свиты, Щелоков приказал везти угонщиков на Петровку, 38. Однако стоявший рядом с министром начальник Управления КГБ по Москве и области Алидин, понимая, что Щелоков собирается все лавры по части поимки террористов приписать себе, попытался вмешаться в ситуацию, заявив, что прежде надо позвонить Андропову. «Звоните», – чуть ли не сквозь зубы ответил Щелоков.

Как ни странно, но Андропов не стал возражать против допроса угонщиков на территории конкурентов, но приказал Алидину присутствовать при этом. Как вспоминает бывший начальник столичных чекистов, Щелоков во время допроса выглядел не лучшим образом. Едва они остались с террористами наедине, он скалой навис над мальчишками и грозно произнес: «Вы знаете, кто я такой? Я министр внутренних дел Щелоков!» Но горе-угонщики пребывали в таком трансе, что даже золотые погоны министра и широкие лампасы на его брюках не могли привести их в чувство. Они что-то бессвязно лепетали в ответ и практически не смотрели на Щелокова. Не добившись от них ни одного внятного ответа, тот чертыхаясь ретировался.

Несмотря на беспрецедентность происшедшего, ни одна из центральных газет даже короткой строкой не упомянула об этом событии, строго блюдя все тот же принцип: нет – плохим новостям. И только «Комсомольская правда» спустя несколько дней в крохотной заметке рассказала о задержании некоего опасного преступника в Парке имени Горького, за что старший лейтенант Александр Попрядухин был удостоен звания Героя Советского Союза. Люди тогда удивлялись: видать, слишком опасный был преступник. За три послевоенных десятилетия в СССР это был первый случай получения столь высокой награды милиционером.

А что же стало с террористами? Состоявшийся в конце июля 1974 года суд проявил гуманность: признал Бондарева психически невменяемым и назначил ему наказание в виде лечения в закрытой психушке. А Жалнин получил 10 лет без конфискации имущества.

Кощунство в Новосибирске

В СССР много внимания уделялось патриотическому воспитанию людей, и особенно молодежи. Этот процесс начинался еще с детского сада, потом продолжался в школе и т. д. Однако чем дальше продвигалась страна по пути мирного строительства, тем сложнее становилось поддерживать в людях патриотизм. Особенно это касалось молодежи, которая родилась после войны и не видела всех ее ужасов воочию. А поскольку и многие из наставников молодежи со временем превратились в голых формалистов, для которых воспитание патриотизма перешло в разряд обязаловки, то в рядах молодых людей все сильнее росли нигилизм и наплевательское отношение к славному прошлому своей страны. И отдельные примеры из 70-х наглядно это подтверждали. Взять, к примеру, случай, который произошел 27 ноября 1973 года в Новосибирске.

В тот день там был обстрелян из огнестрельного оружия траурный пост у памятника Славы. В результате серьезное огнестрельное ранение получил один из часовых – ученик 9-го класса школы № 55 Миша Маршуков. А стрелявшими оказались… его одногодки.

Эта история началась за день до происшествия, когда ученик ПТУ № 2 Александр Федотов (фамилия изменена) продал за 50 рублей подобранного на улице щенка. Половину этой суммы он честно отдал матери, а другую решил прокутить на следующий день с приятелями. Утром во вторник, вместо того чтобы идти в родное училище, он зашел в соседнюю школу и подбил на прогул шестерых учащихся 8—9-х классов. Накупив по дороге целую батарею вина – аж 15 бутылок дешевого портвейна, – приятели завалились к Федотову домой.

Поскольку закуска была нехитрая – колбаса да хлеб, а организм еще не окрепшим, подростков довольно быстро развезло. Естественно, захотелось подвигов. А у Федотова отец хранил дома винтовку ТОЗ-8, не имея на то никакого разрешения. Сами понимаете, недорослям, насмотревшимся фильмов про индейцев, захотелось из нее пострелять. Федотов открыл балконную дверь и начал палить по фонарям. Но такая цель быстро наскучила. И тогда его взгляд упал на противоположную сторону улицы, где высился памятник Славы. Вот уже три года, как ученики школы № 55 установили возле него пост из четырех часовых. Федотов решил открыть стрельбу по ним.

Когда первая же пуля угодила в памятник и осколки от камня разлетелись в разные стороны, часовым стало понятно, что их обстреливают. Это подтвердили и две следующие пули, которые просвистели в нескольких сантиметрах над их головой. Можно было спрятаться за памятник, но никому из часовых эта идея даже в голову не пришла – оставлять пост они не имели права. А стрелок не унимался. Уже достаточно приноровившись, он очередную пулю пустил точно в цель: она угодила в бедро Миши Маршукова. Из перебитой артерии хлынула кровь. Счет шел буквально на минуты, и парню грозила неминуемая смерть от потери крови, если бы не чудо. И оно, к счастью, случилось. Мимо проезжала снегоуборочная машина, которая подобрала раненого и отвезла в ближайшую больницу.

Снайпера вычислили спустя несколько часов. Правда, отделался он легко: штрафом да тумаками от отца, у которого милиция конфисковала злополучную винтовку. Что касается часовых, не дрогнувших под обстрелом, то спустя неделю их наградили: Бюро ЦК ВЛКСМ занесло имя Миши Маршукова в Книгу почета ЦК ВЛКСМ, а трех его одноклассников – Дмитрия Борзова, Евгения Бизина и Владимира Буркова – наградило почетными грамотами.