Текст книги "Брак по расчету"

14
Эшфорд

Вернулся я тайком, чтобы никто не заметил, точно Арсен Люпен [20]20
  Арсен Люпен – джентльмен-грабитель, главный герой романов и новелл французского писателя Мориса Леблана.


[Закрыть]. Почему? Потому что вся одежда после купания в Темзе еще не высохла и источала неописуемый запах канализации, настолько сильный, что по дороге в Денби мне пришлось снять брюки, чтобы не испачкать сиденье автомобиля.

Сдергиваю с одного из столов у входа дамасскую скатерть и заворачиваюсь в нее.

Образцом мужественности в этом шелке лососевого цвета меня не назовешь, более того – я скорее похож на Мату Хари на задании, но еще не хватало, чтобы меня поймали в таком полуголом виде – так я потеряю последние крупицы авторитета, которые у меня еще остались в этом доме.

Не будь Харринг моим лучшим другом со времен учебы, после сегодняшнего вечера ему бы не поздоровилось. Но только он из всех людей в этом мрачном мире может рассмешить меня даже в самое неподходящее время. Да, талант Харринга – неуместные шутки на королевских приемах, церковных службах или похоронах, и он заботится о том, чтобы хоть кто-нибудь его да услышал.

У каждого из нас своя роль, и за правила приличия и примерное поведение из нас двоих отвечаю я.

Дело в том, что новость о моей свадьбе Харринг воспринял плохо. У нас с ним будто было негласное соглашение никогда не жениться или, по крайней мере, жениться как можно позже. И мой поступок оказался для него как кинжал в спину. Может, я не такой беспринципный, как он, и не такой одержимый, но все наши проделки и преступления мы придумывали вместе. Преступления, канувшие в Лету. Поэтому ему было особенно приятно бросить меня в реку, пусть и в другую.

Потребовалось все мое расположение и желание, чтобы, как только мы вернулись в клуб и остались одни, убедить его, что я все еще тот же Эш, которого он знает.

– Так вот, значит, как, обрекаешь меня одного остаться закоренелым холостяком?

– Не заставляй меня чувствовать себя виноватым, ты справишься.

– А я не за себя переживаю, а за тебя. Тридцать лет – и уже в кандалах! Не надейся, что сможешь прийти ко мне за помощью. Я тебя еще в незапамятные времена предупреждал. – Харринг прекрасно умеет скрывать разочарование за маской шута.

– Давай так, если мне понадобится помощь, я приду не к тебе.

– Конечно, если ты в самом деле влюбился… – Так вот что, он хотел доказательств, хотел услышать это от меня. А инстинкт Харринга всегда безошибочно разоблачал мою ложь. И если бы я сказал, что люблю Джемму, он бы мне не поверил.

– Харринг, так просто случилось. Я женился. Это произошло спонтанно, порывом. Я просто захотел это сделать, и все. Теперь у меня есть жена, но все не так, как ты думаешь. Ты представляешь традиционный брак, обычную жизнь женатой пары со всеми соответствующими ограничениями. Так вот знай, что я женился на женщине необычной, и история у нас нетрадиционная. Наша история столь же бурная, сколь невероятная, и, возможно, Джемма – единственная, на ком я когда-либо мог жениться. Любой другой захотел бы свадьбу как по учебнику. Но не Джемма.

На этих словах Харринг скептически приподнимает бровь:

– Что ты имеешь в виду?

– Она нонконформистка и полностью поддерживает открытые отношения. Вот что я имею в виду, когда говорю, что ничего не изменилось.

Выражение лица Харринга сменилось со скептического на недоверчивое.

– Позволь мне прояснить: вы поженились, «согласен ли ты» и так далее, «пока смерть не разлучит вас», и теперь говоришь мне, что брак у вас открытый?

Я просто киваю, чтобы не раскрывать карты. Опустив при этом тот факт, что поженились мы из-за денег, и что на самом деле мы друг друга презираем, и у нас нет ничего общего, не говоря уже о кровати.

– Тебе улыбнулась удача, мой друг. Ты не представляешь, сколько бедолаг хотели бы оказаться на твоем месте.

Блин, похоже, у меня получилось искренне!

– Да, но, Харринг, это останется между нами: все, что я сказал, не должно покинуть эту комнату. Разговоров о моей свадьбе и так предостаточно, не хватало еще, чтобы и эти детали утекли.

– Старик, мне никогда еще так не хотелось встретиться с твоей женой. Я хочу своими глазами увидеть это чудо!

Чудо? Падая на кровать, не могу не думать о словах Харринга. Джемма храпит, как товарный поезд.

Одна из отрицательных сторон (если положительные вообще есть) смежных комнат в том, что всего пара дверей отделяет меня от Джеммы и от глубокого сна.

Харрингу не терпится с ней встретиться. Я уже знаю, что он воображает ее воплощением женственности, парализующей движение транспорта, но я бы Джемму так не описал. Изящная, грациозная – ага, как фура на четырех осях. Я могу только надеяться, что Харринг не вынесет ее болтливости и потеряет сознание через три минуты после рукопожатия.

За миг до сна меня посещает ужасная мысль: завтра слуги придут убирать наши комнаты и, хотя спальни у нас отдельные, им может показаться необычным, если не подозрительным, что первую ночь под одной крышей новые герцог и герцогиня провели каждый в своей постели, запершись в комнатах. Хотя бы одежду надо повсюду разбросать, а простыни сбить так, чтобы были видны признаки неудержимой страсти. Следовательно, хотя бы одна из кроватей должна выглядеть нетронутой.

Я не могу спать в кровати. Просто безумие, в собственном доме я не могу спать со всеми удобствами на своей же трехспальной кровати! Вот о чем я думаю, пытаясь устроиться на диванчике. Придется с Джеммой как-то договориться: не могу же я следующие несколько месяцев спать еще неудобнее, чем мои охотничьи собаки; придется поделить: одну ночь я, одну ночь она – более чем демократично.

По крайней мере, первые недели, когда молодожены должны давать волю страсти. А потом можно перейти к политически приемлемому показателю в пару раз в неделю.

Наконец, составив мысленный достоверный календарь наших сексуальных имитаций, я засыпаю.

В дверь стучат, и стучат они будто мне прямо по черепу. Чтоб тебя, Харринг, и твое бренди с шампанским. «Бренданское», как он его называет. Надо не забыть сказать ему, что вкус столь же ужасен, как и название. Если я все же не умер, то чувствую себя немногим лучше трупа.

– Входите, – стону я. Но ничего не происходит.

С трудом тащу себя к двери, открываю – но в коридоре никого нет. Неужели мой авторитет уже настолько подорван, что слуги подшучивают надо мной, стучат и убегают?

Стук продолжается, и я начинаю думать, что это всего лишь плод моего воображения, но потом понимаю, что раздается он позади: стучат в дверь между моей комнатой и комнатой Джеммы.

Поворачиваю ключ и вижу Джемму в проходе между комнатами, на своего рода нейтральной территории, которая, как я уже чувствую, станет нашим тайным полем битвы.

– Выглядишь ужасно, – спокойно замечает она.

– Я только проснулся, еще даже в душе не был. А у тебя какое оправдание? – отвечаю я, разглядывая ее смелый макияж и какие-то невероятные кудри.

– Я уже готова, – отвечает она, не уловив сарказма.

Я пожимаю плечами:

– Вот именно.

– Ну, если я правильно помню, вчера вечером ты сказал, что мы вместе спустимся на завтрак. Я бы предпочла, чтобы ты сдержал обещание, потому что вряд ли смогу вынести еще одну тираду от твоей матери о пунктуальности, расписаниях, этикете и обо всем том, что так нравится вам, аристократам.

– Дай мне пять минут.

Направляюсь в душ, ругаясь про себя, и уже собираюсь бросить одежду в стирку, как ко мне приходит озарение: я выворачиваю одежду наизнанку и разбрасываю по полу в комнате Джеммы, оставляя четкий след от своей комнаты к ее кровати.

– Ты что удумал? – возмущается она.

– Где твоя вчерашняя одежда? Можешь дать?