Текст книги "Обман Инкорпорэйтед (сборник)"

Глава 9

– В чем дело? – спросил Карл Фиттер.

Барбара вздрогнула, резко возвращаясь к настоящему. Она моргнула.

– Что?

– Да вы как будто за миллион миль отсюда были. – Карл взмахнул руками. – А такой приятный день жалко пропускать! Это один из лучших дней за всю мою жизнь. А вам так не кажется? На небе ни облачка, не считая вон того незначительного клочка.

Они шли по дорожке к складу.

– Да, хороший денек, – согласилась Барбара.

– Посмотрите на те башни. Похожи на птиц, которые стоят, поджав одну лапу. Наверное, брошенные механизмы. Обычно их не разглядишь из-за тумана. Хорошо, что сегодня его нет. Это будет наш праздничный день.

– И что же мы будем праздновать?

– Полное и безоговорочное овладение всем миром.

– Вот как?

– Всем миром, который известен мне. – Он показал на горы за территорией Компании. – Что мы о них знаем? Они не составляют часть моего мира. А вашего? Как луна. Ее можно увидеть, но это совсем не то же самое, что жить с ней бок о бок. Как вообще можно верить в реальность того, что висит на небе, вроде картинки? Поэтому наш мир заканчивается еще прежде, чем начинаются те горы. На краю владений Компании.

– Ты в это веришь?

Карл засмеялся, поддел носком ботинка несколько камешков.

– Сегодня я во многое верю. Мир определенно кончается у той черты. И весь принадлежит нам. Он наш.

– Почему ты так счастлив? Из-за погоды?

– Отчасти. А отчасти потому, что все уехали. Конечно… – Тут его лицо омрачилось. – Конечно, я должен признать, что совсем не обрадовался, когда только узнал об этом. Я тоже собирался ехать. Я был с чемоданом и со всем, что положено. Мне сказали, когда я уже практически садился в машину. Мне даже плохо стало от этого.

– Могу себе представить.

– Но теперь все кончилось. Сегодня я обо всем забыл. Это было вчера, в прошлом. С ним покончено.

– Значит, оно больше не существует?

– Ну, конечно же, нет. Как может что-то существовать в прошлом? Существовать можно только в настоящем. – Лицо Карла загорелось восторгом. – Вам знакома теория Аристотеля об актуализации объектов? Это концепция постепенного развития вещей, наш взгляд на которые…

– Давайте забудем об этом, – негромко сказала Барбара.

– О чем? – Румянец на лице Карла сменился рдяной краской смущения. – О, конечно. Простите. – Его голова поникла. Он слегка обогнал свою спутницу.

Но уже через минуту к нему вернулось хорошее настроение.

– Подумать только! – воскликнул он.

– О чем?

– Обо всем нашем богатстве.

– Каком богатстве?

– Еда! Постели! Мы можем спать на чем угодно, где угодно, даже в доме управбазой. По-моему, большую часть вещей он оставил здесь. Книги, одеяла, библиотеку, кухню. Все там, за досками, никто ничего не трогал. Все, что нам нужно – это лом и молоток. Косоглазые не узнают, если мы вытащим оттуда пару вещичек. У нас есть для этого целая неделя – семь дней. А то и больше!

Он заплясал, подпрыгивая высоко в воздух. Но наконец сбился с дыхания и постепенно успокоился.

– Простите. Я увлекся, я не хотел. Наверное, я кажусь вам сумасшедшим.

Барбара все это время шла в нескольких шагах позади него. Она сдержанно улыбнулась.

– Нет. Не сумасшедшим. День сегодня и впрямь хороший. Я… я и сама чувствовала себя с утра так же. Когда проснулась и увидела солнце, льющееся в комнату.

Теперь смутились оба. И продолжали идти молча – Карл впереди, Барбара чуть позади. Наконец впереди замаячил склад.

Карл повернулся и встал, дожидаясь, когда девушка его догонит.

– Могу я вас кое о чем спросить?

– О чем же?

– Вы с Верном давно дружите?

– А зачем тебе это знать?

Карл замешкался.

– Ну, у него такой вид, как будто он вас знает, а у вас такой вид, как будто вы знаете его, и в то же время, оказавшись вместе, вы оба застываете. И никто из вас ничего не говорит. Почему? В чем дело? Вы друг другу не нравитесь? Или что-нибудь…

– Мне не хотелось бы об этом говорить, – сказала Барбара хрипло. – О’кей?

– Видите? Вот именно это я и имел в виду. Но я же вижу, что вы давно знаете друг друга. Я вижу.

– Старыми друзьями я бы нас не назвала. Просто мы знали друг друга некоторое время назад.

– До того, как нанялись на работу в Компанию?

– Да. Я приехала сюда, не зная… не зная, что он здесь. Мы оба удивились, увидев друг друга. Хотя это не имеет значения. Мы уже много лет не разговариваем.

– А вчера вечером вы с ним разговаривали.

– Я не это имела в виду.

– А где вы познакомились?

– Господи боже! Неужели нельзя оставить этот разговор? Почему все время нужно болтать?

Карл понуро поплелся по дорожке.

– Простите.

Она ускорила шаг и нагнала его.

– Мы можем поговорить об этом позже. В другой раз.

– Я не хотел вас сердить.

– Конечно, нет, я знаю.

Вдруг Карл насторожился. Выражение его лица переменилось.

– Эй! Чем это пахнет? Неужели кто-то что-то стряпает? Наверное, Верн начал готовить завтрак!

И он взлетел на крыльцо склада, перемахивая через две ступеньки зараз. Барбара последовала за ним, частично разделяя его возбуждение. Толчком отворив дверь, они вошли внутрь. Верн был у плиты, сидел перед ней на корточках, изучая, как она работает. Горелки изрыгали языки синего пламени. Температура в комнате быстро поднималась.

– Приветствую вас, – буркнул Верн.

– Что вы делаете?

Верн поглядел на Карла.

– Принимаю ванну.

– Я никогда не думала о том, как жарко тут становится, когда работают все печи, – сказала Барбара. – Бедные повара! Особенно та старуха, толстая. Как она, должно быть, здесь мучилась.

Верн поставил на горелки большую сковороду. На ее дне уже начал гореть жир. Карл с интересом посмотрел на нее.

– Для чего она? – спросил он.

– Для блинчиков.

– А я бы хотел вафель. – Карл нашел мешок муки. – Вот и мука для вафель. Рядом с простой, для блинчиков. – Он с надеждой ждал.

– У нас нет вафельницы.

– О. Наверное, вы правы. А я так люблю вафли. Блинчики всегда какие-то одинаковые.

– Помоги мне накрыть стол, – попросила его Барбара. Она уже вынимала тарелки из шкафа.

– Что достать?

– Вон те маленькие миски. Я до них не дотянусь.

Карл снял миски с полки.

– Никогда таких не видел. Их, наверное, служащим подавали. И столько еды. Нам никогда столько не давали. Ничего подобного. – И он вытащил из холодильника пакет с замороженным цыпленком. – Разве нам когда-нибудь давали мороженых цыплят?

– Иногда, – откликнулась Барбара. – Ставь миски на стол.

– Хорошо.

Блинчики были готовы. Все сели за стол и приготовились есть. Барбара принесла большое блюдо и поставила на стол.

– Масло? – спросила она.

– В холодильнике, – сказал Верн.

– Я принесу. – Карл вскочил, оттолкнув стул. Вернулся с маслом. – Там его тонны. Никогда столько не видел. Нам столько не съесть. А еще там творог, простокваша, яйца и свежее молоко.

Верн проткнул дырку в банке с сиропом. Барбара разложила по тарелкам блины. Кофе тоже закипел. Карл принес с плиты кофейник, поставил его на холодный кафель.

– Приступим, – сказал Верн.

Они ели, наслаждаясь едой. Окно над столом было распахнуто, их обвевал свежий ветерок.

– Посмотрите, как много в еде цвета, – сказал Карл. – Сироп похож на полированное красное дерево. А масло! Я и не знал, что оно может быть таким желтым. А кофе похож на… – Он задумался.

– На чернила для мимеографа, – буркнул Верн.

На десерт была замороженная клубника со сливками в мисочках, которые достал Карл. Карл нашел мороженое и принес его, чтобы положить на клубнику.

– Мне не надо, – сказала Барбара твердо.

– Почему?

– Не люблю смешивать еду.

Карл положил в свою клубнику мороженое, но не так много, как ему хотелось бы. Верн и Барбара казались странно молчаливыми, оба ели серьезно и сосредоточенно. Карл посмотрел на одного, потом на другого, но они молчали.

– Кто-нибудь хочет добавки? – спросил Карл.

Оба покачали головами.

Верн отодвинул свою тарелку.

– Мне хватит. – Он откинулся на спинку стула и оттолкнулся от стола.

– Осталось еще мороженое.

Оба покачали головами.

Карл втянул воздух, поступавший через окно.

– Прекрасная погода, а? Это добрый знак. Наш первый день. Столько солнца, что похоже на настоящие каникулы.

– Каникулы?

– Ну, нам ведь не надо работать, правда? Просто сидеть здесь и ждать, когда придут косоглазые. Так что мы можем заняться чем хотим. В нашем распоряжении целая неделя. – Карл расплылся в счастливой улыбке. – Мне так не терпится начать.

– Что начать?

– Делать находки. Смотреть, что здесь есть.

Верн фыркнул. Бросил через стол взгляд на Барбару. Она не ответила. В глубокой задумчивости она смотрела на пол. О чем она думает? И что она думает об этом?

Он сдвинул очки на лоб, потер глаза и зевнул. Неужели это правда? Они двое сидят друг против друга после стольких лет. Как будто только что встали с одной постели. Он опустил очки на место. Нереально. Словно листаешь альбом со старыми снимками. Или как будто ты уже умер, попал в Великую запредельность, и все, что было с тобой в жизни, возвращается, вертится вокруг тебя, перекликается и несет всякую чушь, а само все сделано из серой пыли.

Или как в Судный день.

Верн неловко поерзал на стуле. Мысль не из приятных. К тому же совершенно фантастическая. Но все-таки странно, как люди ухитряются появляться в твоей жизни после многолетнего отсутствия, появляться и оживать, да еще такие настоящие. Вдруг они перестают быть призраками прошлого, расплывчатыми тенями. Может быть, на этот счет существует какой-нибудь космический закон? По которому все события и люди должны оставаться живыми, сохранять свою сущность до тех пор, пока не сможет наступить некий заранее предрешенный конец?

Верн улыбнулся. Нет, это была чистая игра случая, три имени просто вынули из картотеки наугад, и ими оказались он, Барбара и Карл. Ничего это не значит. Он продолжал рассматривать ее, пока она сидела, опустив глаза. Случай воссоздал и то утро, когда они вдвоем сидели за столиком и завтракали, залитые солнечным светом. Как уже было однажды.

Однажды. Лишь однажды. При чем-то там были ее родители, которые сидели дома и ждали ее. Неужели это все на самом деле происходило? Та поездка. Тот отель недалеко от Нью-Йорка. Он лениво задумался о прошлом. Ночь, которую они провели вдвоем, и завтрак на следующее утро. Почти как этот.

Но не совсем. Тогда с ними не было Карла. Так что завтрак был совсем не такой. И Барбара переменилась. Она стала другой, совсем другой. Это было понятно по тем нескольким словам, которыми они обменялись с ней вчера в офисе. Она стала жесткой, жесткой и резкой. Как он сам, почти. Она больше не юная невинная одинокая овечка. Нет, куда там.

Когда же он видел ее в последний раз? Она приезжала в Нью-Йорк. Тогда он и говорил с ней в последний раз по-настоящему. Когда она нанялась на работу в Компанию, он пару раз видел ее, но никогда не заговаривал. Она избегала его. Ну и ладно, неважно.

В тот день, когда она приехала, в четверг… Он вел программу на станции. Это было еще до того, как его уволили. Внутри у него потеплело, едва он вспомнил о своем старом шоу. Как, бишь, оно называлось? «С миру по нитке». Тепло прошло, оставив по себе боль. Хорошее было время. Своя программа, работа на радио.

Он вспомнил Тедди. Это из-за нее он оставил Нью-Йорк и нанялся на работу в Компанию. Из-за нее и из-за потери программы. Она ли была виновна в том, что он ее потерял? Он думал об этом миллион раз за последние четыре года. Ее ли это рук дело?

Он пожал плечами. Какая разница, все равно все кончено.

Тедди и Барбара пришли в тот вечер на станцию обе. Потом они все вместе поехали в ресторан, потом зашли в бар. Там они сидели и болтали. Чем кончился вечер, он не помнил. Все расплывалось, терялось в густых тенях. Что-то там было с машиной. Они куда-то ездили после бара. Потом он и Тедди вернулись к ней. И вечер кончился.

Барбара уехала в Бостон. Он писал ей пару раз, но она не ответила. Немного погодя он бросил писать. Она ведь не единственная рыба в море…

– Что думаете, Верн? – твердил Карл.

Верн моргнул. Что он сказал?

– Я вас не слышал.

– Да что с вами двумя такое? Вы как будто за миллион миль отсюда. Я сказал, как насчет того, чтобы пройтись и оценить обстановку? Надо же хотя бы попытаться понять, что у нас тут есть. Мы могли бы начать исследования с целью определить…

Верн смотрел мимо Карла, в окно, из которого были видны башни и молчащие заводы. Он уже почти потерял нить того, что говорил Карл. Ему было лень и не хотелось двигаться. Зевнув, он заглянул в кофейник, не осталось ли там еще кофе.

– Ну, так как? – спросил Карл.

– Давай чуток обождем. – Кофе больше не было.

– Ладно, – с грустью согласился Карл. – Наверное, спешить и вправду некуда. Я просто предложил идею, чем можно заняться, когда нам все-таки захочется выйти наружу. – Он поерзал на стуле. – Сегодня как раз такой день, когда хочется быть на солнце, правда? Не вижу смысла сидеть здесь, когда небо такое синее и воздух такой… как сейчас. Так и кажется, будто снаружи что-то происходит. Что-то такое, о чем нам следовало бы знать. Быть в курсе.

– Открой другое окно, – буркнул Верн.

– Это не то.

– Зачем самому бегать за свежим воздухом? Пусть воздух сам придет к нам. А он придет, стоит только подождать.

– Все равно что сидеть на берегу и смотреть на море, вместо того чтобы окунуться в него. Это ведь не одно и то же.

Верн и Барбара повернулись к нему с раздражением. Верн поймал ее взгляд и улыбнулся. Значит, и она о том же думает. Она быстро отвернулась, но он все понял. И закинул ногу на ногу, расслабляясь. Она думает о прошлом, как и он. Почему-то ему стало приятно.

– Может, Карл прав, – сказал он. – Что может быть лучше купания в море. Волны, пена…

Барбара промолчала. Верн не стал продолжать. Ему хотелось спать, теплое солнце светило прямо на него, заливало его с головы до ног своими лучами. Скоро он снял пиджак и бросил его в угол. Расстегнул манжеты и принялся закатывать рукава.

– Жарко, – сказала Барбара.

От солнечного тепла на ее лице выступила испарина. Мелкие капельки покрыли ее лоб и шею, медленно скатывались за воротник. Верн тоже чувствовал, что вспотел. Солнце набирало обороты: было всего одиннадцать часов, а жара уже была непереносима. В полдень и вовсе станет как в топке. Да, в тумане есть своя прелесть.

– В чем дело? – спросил Карл.

– Жарко.

– Жарко? Это не жарко. Вот поживете на Юге, узнаете.

– Я жил на Юге, – ответил Верн. – И сейчас жарко. Мне не нравится.

– Вообще-то, здесь жарче, чем снаружи, – сказал Карл. – Неприятное чувство вызывается избытком влажности в атмосфере. В кухне очень влажно. Вода испаряется из раковины…

– Знаю, – сказал Верн. И погрузился в угрюмое молчание. Разговор его раздражал. Какая разница? Разве обязательно сидеть здесь и рассуждать обо всем подряд? Он попытался расслабиться. И почему Карлу нужно поворачивать каждый предмет то одним боком, то другим, рассматривать, изучать? Любая идея, любая мысль как жук под микроскопом для Карла.

Хотя на самом деле его раздражал вовсе не Карл, и он знал это. Верн глянул на Барбару. Она уже встала и собирала посуду со стола. Она раздалась за четыре года. Тяжелее стала, солидней. Раньше была совсем легкой. Но ведь тогда ей было всего двадцать. Он заметил тонкий золотистый пушок на ее руках, когда она поднимала посуду. При свете солнца ее кожа была теплого, сочного золотого цвета. Руки округлились. Он разглядывал ее, пока она не заметила. Тогда он отвернулся.

– Помогите мне, – сказала Барбара.

Похоже, неловкости не избежать. Это очевидно. Он чувствовал, как в комнате нарастает напряжение. Ей не понравилось, как он смотрел. Ей вообще не нравится его присутствие. Он встал, медленно придвинул стул. Карл тоже поднялся, и они оба стояли, не зная, что делать.

– Пошли, – скомандовала Барбара.

– Мы будем их мыть? – спросил Карл.

– Пусть стоят. – Верн подошел к окну и стал смотреть наружу, руки в карманы. На мгновение стало тихо.

– Пусть. – Барбара отошла от раковины и села за стол. Закурила сигарету. – Мне-то какое дело.

Карл неуверенно колебался.

– Может, я пока пойду осмотрюсь. Мне не терпится начать.

Никто ему не ответил.

– В конце концов, здесь ведь все наше. Мы можем распоряжаться всем по своему усмотрению. Наша собственность. И я хочу начать с того, что раскрою все пакеты. – Он захохотал.

– Прямо как в Рождество, – буркнул Верн.

Карл шагнул к двери. Остановился и с надеждой посмотрел на них.

– Кто-нибудь со мной?

– Я слишком часто встречал Рождество, – сказал Верн.

Карл улыбнулся Барбаре, зовя ее взглядом.

– Снаружи такой приятный день. Трава, небо. Местечки, куда можно залезть. Что скажете?

– Времени хватит, – сказала Барбара. – Куда спешить? У нас еще целых семь дней впереди.

Карл не знал, на что решиться. Он явно разрывался между желанием начать исследования и желанием остаться с ними. Если бы они согласились и пошли с ним, проблема была бы решена. Но ни один из них не пошевелился.

Азарт первопроходца оказался сильнее.

– Ну, что ж, увидимся позже. – Он распахнул дверь. – Хотя вообще-то я удивлен. Понять не могу, что вам за охота сидеть тут и… курить.

– Зато вся слава первооткрывателя достанется тебе, – сказал Верн. – Можешь считать себя главным добытчиком.

– Пойду погляжу, что осталось в доме управляющего. Перво-наперво.

– Ладно, – откликнулся Верн.

Дверь за Карлом закрылась. Они слышали, как он медленно спускается по ступеням на дорожку.

– Хороший мальчик, – сказала немного погодя Барбара.

Верн кивнул. Он думал. Может, ему уйти, вернуться к себе в общежитие или в офис. Он видел, Барбара тоже обдумывала такую возможность. Проигравшим оставался тот, кто вытягивал психологический короткий жребий, а ему этого совсем не хотелось. Лучше самому бросить ее, чем дать ей шанс бросить его первой.

Он повернулся к окну спиной.

– Как ты жил? – внезапно спросила Барбара. Ее голос прозвучал громко и хрипло, оба удивились, услышав его. – Как у тебя шли дела?

– Все зависит от того, какие дела иметь в виду, – осторожно ответил Верн.

– Я имею в виду, как шла твоя жизнь вообще?

– Прекрасно.

Какое-то время она молчала.

– Сколько прошло лет? – спросила наконец она. – Три года? Четыре?

– Мы встречались на прошлой неделе, – сказал Верн. – Ты забыла? И вчера вечером в офисе.

– Я не про то.

Конечно, не про то. Как будто он не знал.

– Я вижу, ты куришь. Насколько я помню, раньше ты не курила. Тогда.

Странно было говорить вот так с женщиной, которая формально была ему чужой, почти незнакомой, в то время как на самом деле… Он улыбнулся. Чертовски странно. Какая-то тайна бытия. Что же такое личность? Вот она сидит, холодная, далекая и такая официальная, что ему хочется назвать ее «мисс Малер». Но однажды, много лет назад, он и она провели время вместе. В одной постели. Это, конечно, всего лишь воспоминание, но очень яркое. Но она ли это была? Глаза все те же, но та ли самая душа смотрит из них на мир, что и тогда? Может, теперь это уже новый человек, может быть, раз в несколько лет в человеке рождается новая личность.

– Нет, – сказала Барбара. – Раньше я не курила.

– Верно, – ответил Верн. Прежняя Барбара не курила. А нынешняя, мисс Малер, курит. Разве это может быть один и тот же человек? Ни одна вещь не является самой собой два раза подряд. Камни, мыши, капли воды, снежинки, все разные. Как это называется? Номинализм. Может, то же самое верно и в отношении людей, если посмотреть на одного и того же человека в разные периоды времени. Никто не может быть тем же. Мисс Малер спокойно сидела у стола, вежливая, непреклонная, независимая, далекая. Незнакомка. Человек, которого он едва знал.

Но та же мисс Малер, или другая мисс Малер, прыгнула однажды, четыре года назад, в его постель и, хихикая, вся еще теплая и влажная от пота, прижималась к нему, ластилась, толкалась, стискивала…

Барбара поглядела на него и вспыхнула. Неужели поняла, о чем он думает? Наверное, она и сама думала о том же или о чем-то похожем. Вспоминала другой момент, другое событие, которое они пережили вместе.

– Дай закурить, – попросил Верн.

Она положила пачку на стол. Он подошел и вытащил из нее сигарету.

– Спасибо. – Он закурил и сел напротив. Она молчала. – Ничего, если я посижу здесь?

– Ничего.

– Вот и хорошо. – Он поерзал на стуле. – Хорошие сигареты. Приятный, свежий вкус.

Она ничего не сказала. Может, она вообще не собирается разговаривать? Будет сидеть напротив и молчать?

Барбара посмотрела на него. Взгляд ее был спокоен и ровен, но на щеках горели два ярких пятна. Она явно собиралась что-то сказать. Он еще поерзал и стал ждать.

– Может быть, Карл прав, – сказала она.

Он нахмурился.

– Прав? В каком смысле?

– Может, снаружи приятнее, чем здесь.

– Думаешь пойти к нему?

Барбара не ответила. Она размышляла.

– Нет, – сказала она наконец. – Не пойду. Хотя следовало бы.

Верн подумал над этим. Что бы это могло значить? Чреватый намеками, хорошо продуманный укол? Он не знал.

– Может быть, и так, – ответил он туманно, оглядывая комнату. – Тогда иди, не буду тебя задерживать.

Оба молчали. Ни один не трогался с места. Верн смотрел на нее, полузакрыв глаза. Она сидела, откинувшись на спинку стула, безразличная, самодостаточная. И все же она нервничала. Он видел. Его присутствие беспокоило ее. Как и тогда. В этом она ничуть не переменилась.

Нет, многое осталось прежним. Она выросла, раздалась, повзрослела и погрубела. Но внутри она была все тот же человек, та же девочка, которую он знал раньше.

Он всмотрелся в нее критически. Она многому научилась за эти четыре года. Это видно. Когда-то ею владел агрессивный страх, пугливое упрямство, которое заставляло ее шарахаться от людей, как истеричного ребенка. Мужчины не осмеливались к ней подойти – по крайней мере до него. Она их отпугивала. Но если бы они видели то, что увидел он, то поняли бы, что она блефует. Прячет за грубостью ужас и жалкий страх поражения. Он это видел, они нет.

Теперь она успокоилась, повзрослела. Стала уверенней. Когда-то она корчилась от страха, от боязни стать жертвой. Теперь с этим покончено, ее это больше не тревожит. Почему? Возможно, потому, что она все-таки стала жертвой. То, чего она так боялась, произошло. Как странно, что мужчины не понимают этого, по крайней мере во время. Тогда он тоже не понимал, а теперь, оглядываясь назад, видит все совершенно ясно. Это случилось с ней – она потеряла свое сокровище. Свою драгоценность. То, что она охраняла, защищала, над чем дрожала, перестало существовать.

Ну и ладно, не о чем беспокоиться. Не похоже, чтобы она серьезно пострадала. Кажется, с ней все в полном порядке. Она жива и даже благополучна. Больше не корчится от страха. Хотя, возможно, это лишь потому, что ей стало нечего терять!

Верн улыбнулся. Какой абсурд. Женщины не так об этом думают, уже не так. Или все также? Что-то изменило ее, сделало жестче. Великий миг миновал – настало время спокойно оглядеться. Однако ее страх был чем-то большим, нежели просто боязнь потерять девственность. Это был общий страх, обширный, неспецифичный, страх перед болью и унижением. Он сидит в каждом. В том числе и в нем. А уж от его девственности давно не осталось и помину.

Как бы то ни было, случившееся она, похоже, пережила. Стала сильнее и старше. То, что они сделали тогда – нет, то что сделал с ней он, – видимо, не причинило ей вреда. Скорее даже наоборот, принесло пользу. Подарило трезвость взгляда. Точно. Тот опыт помог ей избавиться от фантастических страхов перед этим. Она научилась воспринимать это таким, какое оно есть: просто, естественно, как всякий другой жизненный процесс. Он сделал ее старше, превратил в женщину, заставил расстаться с детством. Она должна быть благодарна ему.

Но он и сам не воспринимал себя всерьез. Благодарна ему? Верн улыбнулся и потер подбородок, забавляясь.

– Почему ты улыбаешься? – спросила Барбара.

– Да так.

– Просто?

– От широты душевной.

Барбара кивнула, серьезно и мудро. Похоже, с чувством юмора у нее сейчас также туго, как и тогда. Жизнь слишком мрачна и убийственно серьезна для смеха. А может, она считала, что смех и улыбки – это для детей. Признак молодости, даже чрезмерной. Как у Карла. Его здоровый юмор раздражал ее, он это понял сразу. Бедняга Карл! Ладно, сам виноват. Пусть знает, жизнь – не одни только прыжки да ужимки. Ему тоже не мешало бы подрасти. Как и всем. Это же неизбежно. Карл, Барбара, он сам – все рано или поздно сталкиваются с этим. С миром. Какой он есть. А не каким мы хотели бы его видеть. И не таким, каким надеемся его обнаружить.

– Что ж, – сказал Верн, – пора нам чем-нибудь заняться сегодня, пока день не кончился.

– Да.

До чего же торжественно она согласилась! Как подобает нормальному взрослому. Она прошла хорошую выучку, как следует усвоила свой урок…

– Как по-твоему, снаружи и правда слишком жарко? – спросила она вдруг, подняв голову. Она о чем-то думала. – Я люблю солнце. Но не слишком горячее. И не люблю, когда сухо. Терпеть не могу засуху, когда все печется и корчится на солнце.

– Жарко и сухо, жарко и влажно. Какая разница? – Он наблюдал за ней. Она собиралась встать. – Не уходи! – торопливо сказал он. – Останься.

– Зачем?

– Здесь прохладно.

– Правда?

– Прохладнее, чем снаружи.

– Хорошо. – Она бросила сигарету на пол и наступила на нее ногой. Закурила другую, медленно, осторожно. Дым поплыл по солнечным лучам вверх.

– Мы и здесь близки к природе.

– Знаешь, – сказала Барбара, – так странно сидеть здесь вот так после стольких лет.

Верн настороженно фыркнул.

– Да?

– Тебе так не кажется?

– Даже не знаю.

– Как это ты не знаешь?

Он отвел взгляд:

– Ну, по-моему, ничего странного в этом нет. Мы оба работаем в одной Компании. Оба здесь давно.

– Наверное, для меня «странно» означает не то же самое, что для тебя. – Она не стала вдаваться в подробности. – Возможно, в этом все дело.

Верн задумался и ответил, тщательно подбирая слова:

– Ты же не думаешь, что Он приложил к этому руку?

– Кто?

Верн показал пальцем вверх.

Барбара едва заметно улыбнулась.

– Как знать. Говорят же, что Он везде, повсюду следит за своим стадом.

– Ты тоже из Его стада?

– Как все.

– Но не я, – ответил Верн. – Моя душа черна, как грех. Меня уже давно выгнали за ограду.

Выражение ее лица изменилось. На нем почти отчетливо читалось: «Я тебя понимаю». Он пожалел, что завел этот разговор. Ему всегда было чертовски трудно понять, о чем думает женщина. Каждый раз, пытаясь догадаться, он не учитывал одни факторы и прибавлял другие. Безнадежная задача для мужчины. Лучше забыть про мозги и сосредоточиться на всем остальном. Но теперь он сам сделал ошибку. Он повел, и слишком быстро.

– Верн, – сказала Барбара.

– Да?

– Скажи, между нами будет… какое-нибудь…

– Какое-нибудь что?

– Какое-нибудь напряжение.

– Между нами, говоришь? Между тобой и мной?

Она кивнула.

– Не вижу причины, – сказал Верн.

– Надеюсь, что ее нет. Я лично не собираюсь ничего раздувать. Наоборот, я бы охотно забыла обо всем.

– На этот счет можешь не беспокоиться. – Он добродушно усмехнулся. – Не вижу никаких причин для проблем. Я на тебя зла не держу. Напротив, я тебя уважаю. Так при чем тут какое-то напряжение? По крайней мере я со своей стороны так думаю. Надеюсь, что и ты так считаешь.

Наступило молчание. Барбара обдумывала его слова.

– Что ж, положим, ты прав. Только…

– Что только?

– Только иногда мы сами не понимаем своих мыслей. Иногда мы ничего не знаем, пока… пока что-нибудь не произойдет. А тогда становится поздно. – Она продолжала: – Как-то вечером я сидела и читала книгу. И вдруг в окно влетела целая чертова туча каких-то мотыльков и оказалась между мной и книгой.

– И что?

– Я их всех перебила. Штук, наверное, пятьдесят. Валялись по всему полу. Спроси меня кто-нибудь десятью минутами раньше, способна ли я на такое, я бы сказала нет. Понимаешь, о чем я? Иногда ничего нельзя знать заранее. Пока что-нибудь не случится.

– Пока не случится что?

Она пожала плечами.

– Что угодно.

Верн поколебался, облизал губы.

– Ты ведь не питаешь ко мне вражды, правда?

– Нет.

– Что ж, я этому рад. – Он выпустил воздух, вздыхая с облегчением. – Это все решает, разве не так? Откуда же тогда ждать беды?

Он встал, протянул руку.

– Ну вот, теперь, когда мы все решили, не выкурить ли нам еще по сигаретке?

– Конечно. – Она пододвинула к нему пачку.

– Спасибо. – Он взял сигарету и сел. Посмотрел на нее с сияющей улыбкой.

– Верн, ты точно такой, каким я тебя помню. Во многом. Очень во многом ты совсем не изменился.

– А ты меня помнишь?

– О да. Я помню тебя, Верн.

Он не знал, как к этому отнестись.

– Что ж, рад это слышать, – пробурчал он не слишком жизнерадостно.

– Правда?

– Конечно. – Он нервно закурил. – Кому понравится быть забытым.

– Никому. Ты прав. Никто не хочет, чтобы о нем забыли. Не самое приятное ощущение.

Верн испытал легкое неудовольствие.

– Почему ты так говоришь? В твоих словах намек, который я должен уловить?

– Нет.

Он нахмурился. Что она задумала? Ему это не нравилось. Он снова встал, отодвинув стул, и отошел от стола.

– Куда ты? Наружу, на солнышко?

– Нет. – Он не знал, куда идет, но точно не на солнце.

– Куда же тогда?

– Надо подумать.

– Оставайся здесь. Здесь ведь хорошо и прохладно, как ты сам недавно говорил.

– Сколько можно сидеть за столом, раскачиваясь на стуле, после того как уже поел? Я устаю уже после первого часа.

– Ты прямо как Карл.

– Неужели? – Он беспокойно заходил по кухне.

– Чем предлагаешь заняться? Выслушаю любые предложения.

– Не знаю. С этим у нас будут проблемы, по крайней мере еще неделю или больше. Скорей бы уже косоглазые пришли, что ли. Чем раньше, тем лучше.

– Ты, похоже, злишься.

– Нет, просто мне скучно. Терпеть не могу, когда нечего делать.

– Это потому, что ты работал всю жизнь.

– Может быть и так, с этим ничего не поделаешь.

– Можем разделить Компанию на три части и разыграть их в блэк-джек. Как ты на это смотришь?

– Ничего хорошего.

– Ну, тогда иди и помоги Карлу осматриваться.

Верн засмеялся.

– Может, мне еще пиратскую карту взять и фонарь? Нет, спасибо. Клады меня не интересуют.

Они оба улыбнулись. Напряжение в комнате частично разрядилось.

– А ему нравится, – сказала Барбара. – В конце концов, не так много времени прошло с тех пор, когда и мы готовы были носиться повсюду и совать нос во все углы…

– А также сидеть за большими столами и наклеивать марки и значки.

– Теперь Карл может поиграть в любого чиновника.

– И мы тоже. Мы все можем притворяться страшно важными.

– Кто будет управляющим базой? По-моему, сначала надо дать это место Карлу.

– Почему?

– Для него это больше значит. А мы потом по очереди. Но начинает пусть он, хотя бы на день или два.

– Думаю, что большой праздничный костер… – начал Верн.

– О нет. Есть вещи, которые надо сохранить.

– Какие, например?