Текст книги "Жизнь в классе"

Школа – это место, где тесты пишутся успешно и не очень, где происходит много забавного, где сталкиваешься с чем-то неизведанным и учишься новому. Но это также то место, где сидят и слушают, ждут и поднимают руки, по очереди сдают письменные работы и точат карандаши. В школе мы приобретаем друзей и врагов, высвобождаем воображение и расстаемся с незнанием. Но в школе также трудно подавить зевоту, на партах от скуки выцарапываются инициалы, собирают деньги на еду и толпятся на переменах. Оба аспекта школьной жизни – и явный, и скрытый – всем знакомы, но скрытый аспект, хотя бы только в силу пренебрежения им, заслуживает, по-видимому, большего, чем ему уделяется, внимания.

Для того чтобы понять значение классной обыденности, необходимо разложить ее на события и рассмотреть частоту их возникновения, изучить стандартизированность школьной среды и значение принудительности ежедневного присутствия. Другими словами, нужно признать, что дети проводят в школе длительное время и условия, в которых они находятся, в высокой степени единообразны и навязаны им. Каждый из этих кажущихся очевидными факторов заслуживает подробного рассмотрения, поскольку важен для понимания того, что учащиеся думают о своем школьном опыте и как справляются с ним.

Количество времени, которое дети проводят в школе, может быть описано с изрядной долей точности, однако психологическая значимость привлекаемых количественных данных – это совершенно другая история. В большинстве штатов учебный год по закону продолжается 180 дней. Полный учебный день, как правило, длится около шести часов (с перерывом на обед), начинается около девяти часов утра и заканчивается около трех часов дня. Таким образом, если ученик не пропускает ни дня в течение года, он проводит больше 1000 часов под присмотром и опекой учителей. Если он был в нулевом классе и достаточно регулярно посещал занятия в начальной школе, то к моменту перехода в среднюю школу на его счету будет более 7000 учебных часов.

Важность этих 7000 часов, распределенных на шесть или семь лет жизни ребенка, трудно преувеличить. С одной стороны, при сравнении с общим количеством часов жизни ребенка за этот период, это чуть больше ¹/₁₀ прожитого им времени или около ¹/₃ времени, затрачиваемого на сон. С другой стороны, кроме сна и, возможно, развлечений, нет никакой другой деятельности, которая занимает столько же времени в жизни ребенка, как посещение школы. Помимо спальни, где он обычно спит, нет ни одного места, где ребенок проводил бы больше времени, чем в классе. С шести лет для него более привычным становится видеть своего учителя, чем отца и, возможно, даже мать.

Есть еще один способ произвести оценку того, что все эти часы в классе означают для ребенка: сравним их общее количество со временем, потраченным на какой-либо другой вид привычной деятельности. Например, на посещение церкви. Для того чтобы провести в церкви столько же времени, сколько шестиклассник провел в классе, нужно посещать религиозные собрания каждое воскресенье в течение 24 лет, даже больше, и проводить на них целый день. Или, если набожность не столь велика, то нужно присутствовать на часовой службе каждое воскресенье в течение 150 лет, чтобы освоить внутреннее помещение церкви так же, как знает школу 12-летний ребенок.

Сравнение с посещением церкви эффектно, но может показаться несколько утрированным. Однако оно заставляет задуматься о потенциальном смысле кажущегося на первый взгляд бессмысленным числа. Кроме того, помимо дома и школы нет иного места, чем церковь, где люди всех возрастов собирались бы столь же часто.

Сопоставление пребывания ребенка в классе с посещением еженедельной церковной службы преследует еще одну цель: создает основу для рассмотрения важного сходства между этими двумя учреждениями – школой и церковью. Посетителей в обоих случаях окружает традиционная атмосфера, продолжительное воздействие которой обретает свою растущую значимость по мере того, как начинаешь осмысливать повторяемость, избыточность и демонстративность свершающейся в этих пространствах обрядовости.

Класс, как и церковь, редко можно представить себе чем-то иным. Никто из входящих в данные помещения не подумает, что он находится в гостиной, в продуктовом магазине или на железнодорожном вокзале. Даже если прийти в полночь или в любое другое время, когда деятельность людей замирает и не дает подсказки, где ты находишься, сложности в понимании того, что должно происходить в этих пространствах, не возникнет. И в отсутствие людей церковь – это церковь, а класс – это класс.

Это не значит, конечно, что все классы, а тем более церкви одинаковы. Разумеется, различия, и иногда очень резкие, есть. Возьмем, например, деревянные скамьи и дощатые полы в классах старых американских школ и пластиковые стулья и полы из плитки в современных пригородных школах. Но есть и сходство, что для нас важнее. Тем более, что различия на протяжении какого-либо конкретного исторического периода не так уж и велики. Кроме того, какая, в сущности, разница, бегает ли школьник с первого по шестой класс по полам из винилового пластика или из промасленного дерева, висит ли перед ним черная доска или зеленая? Существеннее то, что окружающая его в течение шести-семи лет среда очень стабильна.

Учителя начальной школы порой тратят немало времени на то, чтобы создать в классах домашнюю атмосферу. Они украшают стенды, вешают новые фотографии, меняют расположение стульев – от кругового до линейного и обратно. Но эти перестановки и обновления в лучшем случае напоминают действия вдохновленной домохозяйки, которая двигает мебель в гостиной и меняет цвет портьер, чтобы сделать комнату более уютной. Можно обновить стенды в классе, но от них никогда не отказываются; стулья переставляют, но их всегда 30; на столе учителя может быть тот или иной цветок, но он там обязательно есть. Так же повсеместны свернутые географические карты, мусорная корзина оливкового цвета и точилка для карандашей на подоконнике.

Даже запахи в классе довольно стандартные. Школы могут использовать различные марки воска и жидкостей для уборки, но все они, кажется, содержат аналогичные ингредиенты, создающие универсальный запах, своего рода ароматный фон, который пронизывает все здание. И еще в каждом классе имеется слегка едкий запах меловой пыли со слабым привкусом свежей древесины от карандашных стружек. В некоторых помещениях, особенно в обеденное время, появляется знакомый запах апельсиновых корок и бутербродов с арахисовым маслом. В конце дня к этой смеси добавляется (особенно во время перемен) запах детского пота. Если зайти в класс с завязанными глазами, но не зажимая носа, и принюхаться, то сразу поймешь, где находишься.

Все эти знаки и запахи настолько привычны для школьников и учителей, что едва различаются ими, воспринимаются лишь периферией сознания. Только когда в классе происходит что-то необычное, это странное место, наполненное не менее странными объектами, мгновенно привлекает внимание. В редких случаях, если, например, школьники по каким-то причинам приходят в школу вечером или в летнее время, когда в залах стучат молотки рабочих, многие черты школьной среды, которые были недифференцированным повседневным фоном, вдруг контрастно проявляются. Это опыт, связанный с отличным от учебных занятий контекстом; он настигает нас довольно редко, поскольку вызван изменением чрезвычайно привычных условий.

Классная комната является не только относительно стабильной физической средой, но и проводником в известной степени устойчивого социального контекста: за одними и теми же старыми столами сидят те же самые, знакомые, школьники, перед той же доской стоит знакомый учитель. Несомненно, порой что-то случается. Одни ученики приходят, а другие уходят в течение учебного года; иногда по утрам дети встречают у дверей школы какого-нибудь незнакомого человека. Но таких событий недостаточно, чтобы взволновать класс. Кроме того, состав большинства начальных классов не только социально стабилен, он также отрегулирован и топографически: за каждым учащимся закреплено определенное место, и в обычных обстоятельствах там он и должен находиться. Практика закрепления мест позволяет проверить посещаемость одним беглым взглядом, которого, как правило, достаточно, чтобы определить, кто в классе, а кого нет. Простота этой процедуры красноречивее слов показывает, насколько привыкают в классе к присутствию друг друга.

Есть еще одна дополнительная особенность социальной атмосферы начальных классов, которая заслуживает, по крайней мере, беглого комментария. В школе существует социальная близость, которой нет аналогов где-либо еще в нашем обществе. Автобусы и кинотеатры бывают более многолюдными, чем классы, но в таких переполненных местах люди редко остаются в обществе друг друга в течение длительных периодов времени, и тогда, когда они находятся там, от них обычно не ожидают рабочей сосредоточенности или взаимодействия друг с другом. Даже заводские рабочие не связаны друг с другом больше, чем школьники в обычном классе. В самом деле, представьте себе, что произошло бы, если бы на заводе размером с обычную начальную школу было 300 или 400 взрослых работников. По всей вероятности, профсоюзы такого не позволили бы. Только в школах 30 человек или даже больше проводят ежедневно буквально бок о бок по нескольку часов. Вне класса редко кому-нибудь приходится иметь контакт с таким количеством людей в течение столь продолжительного времени. Это обстоятельство станет для нас особенно актуальным в одной из глав далее, когда речь пойдет о социальных особенностях жизни в школе.

И наконец, еще один аспект ежедневного опыта, с которым сталкиваются школьники младших классов, состоит в ритуальности и цикличности деятельности, осуществляемой в классе. Распорядок дня, например, обычно делится на определенные периоды, когда идут занятия по конкретным предметам или проводятся мероприятия. Содержание работы, безусловно, меняется изо дня в день и от недели к неделе, и в этом смысле имеется значительное разнообразие внутри постоянства. Но урок правописания следует после арифметики, по вторникам, и когда учитель говорит: «Теперь открываем букварь», – его слова воспринимаются как должное. Более того, пока дети достают свои буквари, они могут не знать, какие именно новые слова будут включены в сегодняшнее задание, но имеют достаточно четкое представление о том, что произойдет в ближайшие 20 минут.

При всем разнообразии содержания изучаемых предметов, распознаваемых форм активности в классе не очень много. Таких категорий, как «письменное задание», «обсуждение», «объяснение учителя» и «опрос», включающий работу у доски, достаточно, чтобы классифицировать большую часть происходящего в классе во время занятий. «Аудиовизуальный показ», «тестирование» и «игры» могут быть добавлены в этот список, но в начальных классах они встречаются редко.

Каждый из основных видов деятельности осуществляется в соответствии с достаточно хорошо определенными правилами. Предполагается, что школьники эти правила понимают и им следуют. Например, нельзя говорить громко во время выполнения письменной работы или прерывать друг друга в ходе обсуждения; нужно быть внимательным во время тестирования; следует поднять руку, чтобы задать вопрос. Уже в начальных классах школьники хорошо усваивают эти правила, поэтому достаточно короткого сигнала учителя («Класс, тихо!»; «Руки, пожалуйста»), чтобы напомнить о них. Во многих классах вывешивается расписание на неделю, позволяющее быть в курсе последовательности происходящего.

Таким образом, когда ребенок входит в школу утром, он погружается в среду, ставшую для него в результате длительного воздействия привычной. Среда эта стабильна; физические объекты, социальные отношения, а также основные мероприятия остаются здесь одними и теми же изо дня в день, неделя за неделей и даже порой из года в год. Жизнь школы, хотя и напоминает в некоторых отношениях обычную жизнь, особенная. Иными словами, школьный мир самобытен. Школа, как церковь и дом, своеобразна. Другого такого места, пожалуй, не найти.

Важной особенностью школьной жизни, о которой учителя и родители предпочитают умалчивать, по крайней мере не говорить о ней самим школьникам, является то, что молодые люди вынуждены находиться в школе, хотят они того или нет. И данное обстоятельство роднит школьников с членами двух других социальных институтов, вовлеченных в принуждение, – тюрем и психиатрических больниц. Эта аналогия, несмотря на весь свой драматизм, не должна шокировать, поскольку речь не идет о сравнении пребывания в тюрьмах и психиатрических учреждениях с обучением в первом или втором классе. Тем не менее школьник, как и лишенный свободы взрослый, является в некотором смысле заключенным. Он также находится в тисках неизбежности, предначертанного ему опыта. Он также должен овладеть стратегией борьбы с конфликтами между его естественными желаниями и интересами, с одной стороны, и институциональными ожиданиями – с другой. О некоторых из этих стратегий пойдет речь в следующих главах, а пока отметим, что тысячи часов, проведенные в высшей степени искусственной среде начального класса, не являются в полном смысле вопросом выбора, хотя некоторые дети и могут предпочитать школу игре. Многие семилетки счастливо бегут в школу, и мы, как родители, так и учителя, рады этому, но одновременно готовы обеспечить соблюдение посещаемости теми, кто ходит в школу с неохотой. И наша бдительность не остается незамеченной детьми.

В целом классы – это особые места. Совокупность того, что и как там происходит, отличает эти места от всех остальных. Конечно, нельзя утверждать, что нет никакого сходства между тем, что происходит в школе, и переживаниями школьников в других местах. Школьные классы действительно похожи на дома, церкви и больничные палаты во многих важных отношениях. Но не во всех.

Отличие школы от других мест состоит не только в убранстве классов, которое является лишенным своеобразия атрибутом преподавательской деятельности, и в назидательности ведущихся разговоров, хотя обычно выделяются именно эти факторы, когда нужно описать жизнь в школе. Действительно, нигде больше не найти классных досок, учителей и учебников в таком изобилии и ни в одном другом месте так много времени не тратится на чтение, письмо и арифметику. Но эти очевидные черты не отражают уникальности школьной среды. Есть другие особенности, гораздо менее заметные, хотя столь же повсеместные, которые позволяют выявить то, что скрыто. К ним учащиеся тоже должны адаптироваться. С точки зрения понимания воздействия школьной жизни на учащегося многие не бросающиеся в глаза особенности так же важны, как и те, что очевидны.

Характеристики школьной жизни, на которые мы будем обращать внимание, обычно не упоминаются учениками в разговорах, во всяком случае явно; они также не заметны для стороннего наблюдателя. Тем не менее они столь же реальны, как, в определенном смысле, известный незавершенный портрет Джорджа Вашингтона, который висит над дверью каждого школьного гардероба. Эти характеристики подразумевают три жизненных явления, с которыми даже младший школьник должен научиться справляться, и могут быть описаны с помощью трех ключевых слов – толпа, похвала и власть.

Учась жить в классе, ребенок одновременно учится, среди прочего, жить в толпе. Об этой простой истине уже упоминалось, но тема требует более подробного разговора. То, что учащийся делает в классе, он делает вместе с другими или, по крайней мере, в присутствии других людей, и этот факт имеет далеко идущие последствия для определения качества жизни школьника.

Не менее важно и то, что школы, в основном, – это оценивающая среда, где важно заслужить похвалу. Поначалу ребенок может не всерьез отнестись к тесту, поддаться этому и поверить, что тест – это игра. Но вскоре он научится различать разного рода педагогические ухищрения и в конце концов поймет, что школа – дело серьезное. Важно не только то, что происходит, но и то, что думают об этом другие. Адаптация к школьной жизни требует привычки к пониманию того, что твои слова и поступки постоянно оцениваются другими.

Школа – это также место, где разделение между слабым и сильным четко обозначено. Проще всего эту границу провести между преподавателями и учениками, хотя для нас существенно подчеркнуть тот факт, который обычно упускается из виду или, в лучшем случае, затрагивается очень осторожно. Власть в школе действительно принадлежит учителям, в том смысле, что от них в большей степени зависит происходящее в классе. И такое резкое различие в статусах – еще одна особенность школьной жизни, с которой школьники должны научиться справляться.

Итак, мы говорим о значении трех наиболее важных особенностей, с которыми сталкиваются школьники, являясь участниками толпы, потенциальными получателями похвалы или порицания и заложниками институциональной власти. Упомянутые аспекты реальной жизни в детстве, как правило, ограничены временем, проведенным в классе. Однако подобные требования выдвигают и другие среды. Дети, не обязательно в качестве школьников, могут оказаться в больших группах людей и стать объектами похвалы или порицания, управления лицами, облеченными властью. Но приобретение такого опыта обычнее во время учебного года, и, скорее всего, в течение именно этого времени развиваются те адаптивные стратегии, которые соотносимы с другими контекстами и иными периодами жизни.

В следующих разделах этой главы каждая из трех упомянутых особенностей жизни в классе будет описана более подробно. Значительное внимание будет уделено методам, с помощью которых ученики успешно справляются с этими аспектами их повседневной жизни. Цель нашего рассмотрения – глубже понять своеобразие следа, который школьная жизнь оставляет на всех нас.

Тот, кто учился, знает, что класс – это бойкое место, даже если он не всегда кажется таковым случайному посетителю. Действительно, некоторые данные оказались неожиданными даже для опытных учителей. Например, удалось установить, что учитель начальных классов ежедневно включается более чем в 1000 межличностных взаимодействий[9]9
  Jackson Ph. W. Teacher-pupil Communication in the Elementary Classroom: An Observational Study. Paper read at the American Educational Research Association meeting. Chicago, February 1965.


[Закрыть]. Систематизация взаимодействий между учениками или физических перемещений по классу, несомненно, показала бы, что хотя большинство классов, по общему мнению, кажутся спокойными, если в них заглянуть через дверь, на самом деле напоминают пчелиный улей. Один из способов понять смысл такой активности для тех, кто занят ее изучением, – сосредоточить свое внимание на учителе, на том, как он направляет происходящее в классе движение.

Во-первых, рассмотрим скорость действий учителя. Что заставляет его ежесекундно метаться между Джейн, Билли и Сэмом? Очевидно, это делается, по большей части, в интересах просвещения. Обучение обычно связано с говорением, поэтому учитель выступает в качестве диспетчера, который управляет диалогом в классе. Если ученик хочет сказать что-то во время обсуждения, учитель, как правило, должен распознать это желание и включить заявленный комментарий в общий разговор. Когда несколько человек хотят вступить в дискуссию или ответить на вопрос одновременно (явление весьма распространенное в классе), учитель решает, кто именно будет говорить и когда. Или, наоборот, учитель решает, кто не будет говорить, если свое желание вступить в дискуссию выказала группа учеников и можно предположить, что некоторые из них будут говорить одно и то же. Другими словами, если Джонни уже высказался, то Билли, чья рука тоже была поднята, теперь может не знать, что ему сказать. Этим обстоятельством отчасти объясняется нетерпение, с которым подаются сигналы учителю.

Во-вторых, много времени у учителя, по крайней мере в начальной школе, отнимает работа по распределению материальных ресурсов класса. Пространство класса и его оснащение инвентарем ограничены, поэтому в задачу учителя входит распределять и то и другое разумно: только один ученик в одну и ту же единицу времени может взять ножницы или точилку, смотреть в микроскоп или пить из фонтанчика, хотя карандашам не укажешь порядок, в котором они могут ломаться, и жажду тоже трудно контролировать. Таким образом, количество школьников, желающих использовать различные ресурсы класса в любой момент времени, часто бывает больше допустимого. Этим объясняются очереди в классе, которые образуются к точилке для карандашей, питьевым фонтанчикам, микроскопам, перед дверью в туалет.

В-третьих, с ресурсными ограничениями тесно связан еще один вид деятельности учителя – распределение привилегий среди достойных их учеников. В начальных классах, как правило, именно учитель решает, кому доверить наиболее ответственные обязанности – дежурства по безопасности, работу с кинопроектором, стирание с доски и раздачу учебных материалов, например. В большинстве классов желающих на это очень много, поэтому исполнители часто меняются. (Список ответственных обычно вывешивается на информационном стенде.) На распределение этих обязанностей у учителя немного времени, но именно таким образом структурируются формы активности в классе и задается планка качества при формировании практических навыков у учащихся.

В-четвертых, работа учителя обращает на себя внимание еще с одной важной точки зрения – он распределяет отведенное на занятия и различные их этапы время в классе и следит за его соблюдением. Учитель определяет подходящий момент для перехода от обсуждения к чтению или от правописания к арифметике. Он также решает, не был ли ученик слишком долго в туалете, или отпускает раньше тех, кто может не успеть на автобус. Во многих школах учителю помогает в этом сложная система звонков и колокольчиков. Но даже в том случае, если школьный день отмеряется звонками, учитель не полностью освобожден от необходимости следить за временем. Значение этой обязанности учителя для понимания того, чем является жизнь в школе, действительно велико, поскольку именно она свидетельствует о том, прежде всего, что школа – это место, где все происходит не потому, что учащиеся этого хотят, а потому, что для этого пришло время.

Все описанные выше действия преподавателя связаны между собой, поскольку так или иначе являются реакцией на переполненные классы. Если бы учитель мог заниматься только с одним учеником в определенную единицу времени (как это бывает при учебных консультациях), большей части перечисленных проблем не существовало бы. В частности, не было бы проблемы большого количества учеников и малого количества времени на каждого из них. Однако следует помнить, что нас интересуют школьники и характерные черты их жизни в классе. Таким образом, занятость учителя, то, как он реагирует на вызовы школьников, раздает материалы и распределяет привилегии, регулирует деятельность класса, нам важно лишь постольку, поскольку эти действия отвечают на основной интересующий нас вопрос: что такое школа для тех, на кого обращены усилия учителя?

То, что учитель делает, работая в пространственных, временных и социальных пределах классной комнаты, обуздывает события, которые могли бы развиваться иначе, если бы побуждались несдерживаемым детским индивидуализмом. Желание говорить одновременно, борьба за первенство в обладании большими ножницами или за допуск к кинопроектору превратили бы жизнь в классе, и без того беспокойную, в невыносимую. Школьники занимались бы каким-то одним предметом в ущерб другим, и учебная программа изменилась бы коренным образом. Безусловно, определенные виды контроля необходимы, чтобы достичь цели обучения в школе и избежать социального хаоса. Вопрос о том, следует ли учителю совмещать функции регулировщика, судьи, снабженца и хронометриста, иррелевантен интересующей нас проблеме, но то, что такие функции должны кем-то выполняться, в том числе и самими учащимися, имеет прямое отношение к нашей теме. Мир, изобилующий дорожными знаками, свистками и прочими приспособлениями, напоминающими о необходимости соблюдения правил и норм, существенно отличается от того, где ничего этого нет.

Одним из неизбежных результатов управления движением является возникновение перебоев в нем. Если людей слишком много и они по очереди вынуждены использовать ограниченные ресурсы, то некоторые должны ждать, пока другие не закончили. Когда люди вынуждены продвигаться к цели группой, скорость движения обязательно равна скорости самого медленного участника группы. Неизбежно поэтому, что одни члены такого рода групп ждут, пока их нагонят другие. Более того, замедленный темп общего восприятия в классе может иногда казаться отсутствием движения вообще, подобно тому, как настоящее кажется менее привлекательным, чем будущее.

Такого рода задержки обычны в классах. Действительно, начав тщательно изучать разного рода мелочи жизни в классе, мы с удивлением обнаружили, насколько много времени школьники проводят в ожидании. Наиболее очевидный пример – практика выстраивания в очередь, о чем уже упоминалось выше. В большинстве начальных школ дети стоят в очереди по нескольку раз в день. Весь класс обычно выстраивается в очередь во время перемены, обеда и перед окончанием занятий; небольшие очереди образуются время от времени перед питьевыми фонтанчиками, точилками для карандашей и в некоторых других случаях. Не редкость, что учителя не позволяют такой очереди двигаться до тех пор, пока не стихнут разговоры и не будет достигнуто некое подобие порядка.

Ожидание не заканчивается и тогда, когда очередей нет. Даже сидя на своих местах, за партами, школьники часто психологически находятся в том же состоянии ожидания, как и в очереди. Учителя обычно задают вопросы, двигаясь между рядами, вызывают того или иного ученика во время занятий по чтению или для самостоятельной работы у доски. Условия взаимодействия школьников с учителем установлены определенным порядком: ученик ждет, когда его вызовет учитель, отвечает, а затем снова ждет, когда учитель его опять вызовет. Даже в классах, где учителя не относятся к своей работе формально, как это нередко бывает, очередность во время обсуждений или при занятиях чтением по-прежнему соблюдается. При этом чем ответственнее отношение ученика к происходящему в классе, тем реже обращает на него внимание учитель. И наоборот, поднятая рука обычно безучастного к происходящему в классе ученика наверняка скорее обратит на себя внимание преподавателя, чем рука того, кто тянет ее по многу раз за занятие. Отклонения от этой процедуры будут расценены как неожиданное и ошибочное поведение и школьниками, и преподавателями. Таким образом, даже так называемое свободное обсуждение предполагает ограничения, пусть и неявные.

В помещениях, где школьники имеют значительную свободу передвижения во время занятий, например, при выполнении самостоятельной работы, учитель сам часто становится центром маленьких групп ожидающих его учеников. Одной из наиболее типичных конфигураций в таких случаях является следующая: учитель общается с одним школьником или рассматривает его работу, а двое или трое других, с книгами и тетрадями, стоят рядом, ожидая, чтобы учитель оценил их работу, дал им указания, ответил на вопросы или каким-либо иным способом помог им двинуться дальше. При этом еще один или двое учеников могут сидеть с поднятыми руками, терпеливо ожидая, пока учитель подойдет и к ним.

Обычная практика в младших классах – работать с частью класса: одна группа занимается чтением, в то время как остальные выполняют письменную работу. Нередко ученики, работающие самостоятельно, заканчивают раньше, чем учитель освобождается от группы, с которой он занимается. Тогда учитель рекомендует освободившимся ученикам «найти себе дело» и подождать, пока наступит время для продолжения урока. Учащиеся подчиняются учителю и кажутся занятыми, но такая занятость аналогична ожиданию пациентов, которые читают старые журналы в приемной врача.

Последний пример ожидания, который необходимо рассмотреть, это ситуация, когда группа учеников решает задачу или выполняет упражнение, но одни справляются с заданием быстрее других. В таких случаях учитель задает вопрос: «Сколько еще нужно времени?». Или распоряжается: «Когда закончите, поднимите руку». Такое ожидание может длиться всего несколько секунд, но в некоторых классах это случается очень часто. Работы задерживают не все ученики и даже не одни и те же, происходит это не всегда, но, как правило, ожидание выпадает на долю тех школьников, чей ум острее, реакция быстрее, а отношение к учебе активнее.

Таким образом, в разных случаях учащиеся начальных классов вынуждены бездействовать, ожидая своей очереди. И для многих школьников во многих классах на это уходит немалая часть учебного времени, хотя никто наверняка не знает, сколько именно. Кроме того, ожидание является лишь одним из последствий нахождения в толпе, хотя, возможно, и не самым важным с точки зрения ограничения личности. Ожидание не так уж плохо, и может быть даже благотворным, если ждешь того, что сбудется. Но, как мы все знаем, иногда ожидание бывает и напрасным.

В конце концов ожидание расхолаживает, что и происходит в классе. Поднятая рука или просьба нередко игнорируется; вопрос, заданный учителю, остается без ответа. Вероятно, воздействие на личность большинства отказов такого рода незначительно с точки зрения психологии. Но их кумулятивный эффект имеет совершенно иное значение. И независимо от того, оправданы отказы или нет, школьная практика учит тому, что не все желания выполнимы, а тем более тому, что они не выполнимы немедленно.

Разного рода заминки формируют третью черту жизни в классе, которая, по крайней мере отчасти, обусловлена переполненностью школ и столпотворением в них. Во время групповых занятий неуместные комментарии, ненадлежащее поведение и посторонние посетители часто нарушают ход урока. Когда учитель индивидуально работает с кем-то из учащихся начальных классов, а остальные ждут своей очереди и образуется пауза в общих занятиях, нарушения поведения являются скорее правилом, чем исключением. Таким образом, мыльный пузырь реальности, созданный усилиями учителя, лопается в результате бесчисленных незначительных инцидентов, и приходится снова и снова его воссоздавать. Считается, однако, что школьникам не мешает то, что их отвлекает от занятий, или, по крайней мере, они способны быстро вернуться к учебе.

Перебои во время урока создают проблемы и иного рода. Обычно расписание занятий составлено так, чтобы любой вид деятельности будировал интерес к ней, но завершался прежде, чем такой интерес пропадет. Таким образом, школьники должны в определенное время убрать свои учебники по математике и достать буквари даже в том случае, если они хотят продолжать заниматься математикой, поэтому работа в классе часто останавливается до ее завершения, а обсуждение просто обрывается, когда прозвенит звонок.