Текст книги "Заговор Кассандры"

Глава 8

В 7.36 утра по хьюстонскому времени Адам Трелор поднялся на борт лайнера компании «Бритиш Эйруэйз», выполнявшего беспосадочный перелет через Северный полюс в лондонский аэропорт Хитроу. После приземления его проводили в транзитный зал. На правах пассажира первого класса Трелор воспользовался услугами массажистки, наскоро принял душ и надел свежевыглаженный костюм, который ему принес служащий аэровокзала, потом прошел к выходу номер 69 и занял место в первом салоне другого самолета той же компании до Москвы. Спустя двадцать восемь часов после начала путешествия Трелор благополучно миновал пункты таможенного и пограничного контроля.

Трелор неукоснительно придерживался расписания, которое они составили вместе с Ридом. После того как таксист высадил его у отеля «Никко», по ту сторону Москвы-реки от Кремля, он зарегистрировался и, дав носильщику щедрые чаевые, велел доставить вещи в свой номер. Потом он вышел из отеля, сел в другое такси и поехал на кладбище на проспекте Михальчука. Пожилая женщина, торговавшая цветами у ворот, была донельзя изумлена, получив за увядший букетик двадцать американских долларов. Трелор направился к рядам относительно свежих могил, протянувшимся под березами. Он положил цветы у подножия православного креста, под которым покоилась его мать, Хелен Трелор, в девичестве Елена Станиславовна Бунина.

Когда Адам подавал заявление на должность главного врача отряда астронавтов, работники ФБР выяснили, что его мать родилась в России. Однако это обстоятельство никого не встревожило. В условиях жесткой борьбы за кадры с частными корпорациями и клиниками, НАСА было лишь счастливо заполучить такого специалиста, как Трелор, который пришел в Агентство после пятнадцати лет работы в «Бауэр-Церматт». Никому и в голову не пришло поинтересоваться, почему Трелор оставил свой пост в столь престижной фирме, вдобавок потеряв в жалованье почти двадцать процентов. Изучив блестящие рекомендации и послужной список Трелора, руководство НАСА велело службе безопасности завершить проверку как можно быстрее.

По окончании «холодной войны» границы России открылись нараспашку. Тысячи американцев отправились туда навестить своих родственников, которых зачастую знали лишь по фотографиям. Трелор тоже поехал в гости к матери, которая после развода вернулась в свою родную Москву. Следующие три года каждой весной он ездил к матери на неделю.

Два года назад Трелор сообщил своим руководителям в НАСА, что его мать смертельно больна раком. Начальство отнеслось к нему сочувственно и разрешило брать отпуск, как только потребуется. Верный и любящий сын, Трелор участил свои визиты в Москву до трех раз в год. Минувшей осенью Елена Бунина скончалась, и Трелор провел в России целый месяц, улаживая ее дела.

Трелор понимал, что ФБР не оставляет без внимания его поездки в Москву. Знал он и то, что, как всякая бюрократическая организация, федералы не поднимут тревогу, пока события не выходят за рамки установившейся и неизменной схемы. За годы поездок в Россию Трелор выработал именно такой распорядок и нарушал его только по веским причинам, которые не могли вызвать подозрений. Сегодня исполнилось шесть месяцев со дня смерти его матери, и было бы странно, если бы он не навестил ее могилу.

Возвращаясь на такси в отель, Трелор еще раз припомнил все свои действия. Такси из аэропорта, носильщик в отеле, женщина с цветами, другие таксисты – все они должны были запомнить его щедрость. Если Трелора будут проверять, его поведение представится ясным и логичным. С его стороны было вполне естественно перед возвращением в Штаты задержаться в Москве на несколько дней. Вот только, кроме осмотра достопримечательностей, у него имелись и иные планы.

Трелор вернулся в номер и проспал несколько часов. К тому времени, когда он проснулся, на город уже опустилась темнота. Он принял душ, побрился, надел свежий костюм и, закутавшись в теплое пальто, вышел на улицу.

Он шагал, отдавшись вольному течению мыслей. Сколь бы мучительными они ни были, Трелор не мог от них отделаться и ждал, пока они иссякнут сами собой.

Он чувствовал себя человеком, отмеченным каиновой печатью. Его одолевали низменные страсти, которыми он не мог управлять и которым был бессилен противиться. Именно они вынудили его пожертвовать карьерой в «Бауэр-Церматт».

В своей предыдущей жизни Трелор был восходящей звездой отдела вирусологии фирмы. Он гордился уважением равных и наслаждался низкопоклонством нижестоящих – в особенности одного из них, черноглазого агнца, перед красотой которого он не сумел устоять. Однако агнец оказался козлищем. Он перешел к конкурентам «Бауэр-Церматт», намереваясь скомпрометировать своего поклонника и подчинить воле новых хозяев.

Трелор не догадывался о расставленной для него ловушке; он не видел ничего, кроме прекрасных глаз своего любимца. Но ему довелось увидеть кое-что другое, когда представители соперничающей организации явились к нему в квартиру и показали порнографические видеофильмы, в которых он играл главную роль. Перед ним поставили жесткое условие: разоблачение либо сотрудничество. Поскольку исследования в «Бауэр-Церматт» велись на частной основе, каждый служащий подписывал четко сформулированный контракт, в котором содержались статьи о соблюдении норм морали и нравственности. Мучители Трелора несколько раз напомнили ему об этом, пока прокручивали кассеты. Они подвели Адама к мысли о том, что его выбор невелик: передавать сведения о разработках компании либо подвергнуться позорному увольнению. И, разумеется, разоблачением дело не кончалось. Вслед за скандалом в фирме его похождения должны были стать достоянием широкой публики. После общественного осмеяния – административные и, возможно, уголовные обвинения, которые навсегда лишат его возможности найти какую-либо работу по специальности.

Трелору дали на раздумья сорок восемь часов. Он отдал им первые сутки. Потом, ясно представив себе будущее, не сулившее ничего хорошего, понял, что шантажисты переборщили. Они поставили его в положение, когда ему оставалось лишь бороться, поскольку все равно было нечего терять.

Занимая высокое положение в фирме, Трелор без труда добился личной встречи с самим Бауэром. Сидя в элегантном цюрихском офисе доктора, он повинился в своем грехе, объяснил, каким образом его шантажируют, и пообещал приложить все силы, чтобы избавиться от порока.

К его изумлению, Бауэра ничуть не смутили испытания, выпавшие на долю заблудшего работника фирмы. Он молча выслушал и велел прийти следующим утром.

Трелор и поныне не знал, какие шаги предпринял Бауэр. Утром он явился в кабинет шефа, и тот сказал ему, что он больше не услышит о шантажистах, что свидетельства его грехов упрятаны в надежное место и его похождения не будут иметь никаких последствий.

Однако свою вину следует искупить. Чтобы сохранить положение в медицинском сообществе, Трелору придется в скором времени расстаться с фирмой. НАСА обратится к нему с предложением новой работы, и он его примет. Коллегам Трелора скажут, что он ухватился за возможность взяться за исследования, которые не смог бы проводить, оставаясь в «Бауэр-Церматт». Обосновавшись в НАСА, Трелор должен был перейти под начало доктора Дилана Рида. Рид станет его руководителем и наставником, и Трелор будет подчиняться ему, не задавая никаких вопросов.

Трелор помнил холодные взвешенные слова, которыми Бауэр возвестил свой приговор. Он помнил вспышку гнева, сменившуюся изумлением в глазах Бауэра, когда он смиренно спросил, какие именно исследования будет проводить в НАСА.

«Ваша будущая работа – дело второстепенное, – сказал Бауэр. – Больше всего меня интересует ваша связь с матерью и Россией. Вы будете наведываться туда часто и регулярно».

Сворачивая с ярко освещенной Тверской на темные улицы района Садового кольца, Трелор поежился от холодного ветра. Бары и кафе здесь выглядели убогими и обветшавшими, пьяницы и бездомные – более агрессивными. Но это был не первый поход Трелора на Садовую, и он не боялся.

В половине квартала впереди он увидел знакомую неоновую вывеску: «Крокодил». Мгновение спустя он постучал в массивную дверь и дождался, пока откроется смотровое отверстие. Темные недоверчивые глаза оглядели его, потом заскрипел открываемый засов, и дверь наконец распахнулась. Входя внутрь, Трелор сунул гиганту монголу двадцатидолларовую купюру в качестве платы «за куверт».

Сбросив с плеч пальто, Трелор почувствовал, как под напором яркого света ламп и визжащей музыки отступают его мрачные мысли. К нему поворачивались лица, в их глазах угадывалось восхищение его заграничным костюмом. Извивающиеся тела то и дело натыкались на него – скорее по умыслу, чем по случайности. Распорядитель, худощавый, похожий на хорька человечек, торопливо подбежал к своему валютному клиенту. Секунду спустя в руке Трелора оказался стакан водки и его повели вдоль танцплощадки к отдельному помещению с бархатными кушетками и мягкими диванчиками.

Раскинувшись на подушках, Трелор расслабленно вздохнул. Водка согрела его, в кончиках пальцев закололи иголочки.

– Хотите взглянуть? – прошептал хорек.

Трелор радостно кивнул. Коротая время, он закрыл глаза, вслушиваясь в грохочущие звуки музыки. Что-то мягкое коснулось его щеки, и он шевельнулся.

Перед ним стояли два светловолосых голубоглазых мальчика, безупречного телосложения. Им было не больше десяти лет.

– Близнецы?

– Да. – Хорек кивнул. – И, что главное, девственники.

Трелор застонал.

– Но они стоят очень дорого, – предупредил хорек.

– Это неважно, – хриплым голосом произнес Трелор. – Принесите нам закуски. И напитки для моих малышей. – Он похлопал по подушкам слева и справа от себя. – Идите ко мне, мои ангелочки. Я хочу воспарить на небеса…

* * *

В шести километрах от «Крокодила», на Лубянской площади стоят три высотных здания. До начала 90-х здесь располагалась штаб-квартира коммунистического КГБ, а в процессе демократизации здания отошли вновь созданной Федеральной службе безопасности России.

Генерал-майор Олег Киров, сложив руки за спиной, стоял у окна своего кабинета на пятнадцатом этаже, обводя взглядом горизонт.

– Американцы вот-вот будут здесь, – пробормотал он.

– Что ты сказал, милый?

Киров услышал цоканье каблучков по паркету, почувствовал, как тонкие пальцы скользят по его груди, ощутил теплый сладковатый запах косметики. Он повернулся и заключил в объятия темноволосую красавицу, жадно целуя ее. Она с пылом ответила ему, дразняще щекоча языком его губы, потом ее ладони скользнули за пояс брюк генерала, спускаясь все ниже.

Киров отпрянул, заглядывая в манящие зеленые глаза, которые словно засасывали его в омут.

– Если я и хотел что-то сказать, ты лишила меня дара речи, – ответил он.

Лейтенант Лариса Телегина, помощница Кирова, подбоченясь смотрела на своего любовника. Даже в грубоватой военной форме она выглядела настоящей фотомоделью.

– Ты обещал сегодня повести меня в ресторан, – сказала она, капризно надув губы.

Киров невольно улыбнулся. Лариса окончила Военную академию имени Фрунзе первой в списке своего курса. Она была великолепным стрелком; те же пальцы, которые только что ласкали Кирова, могли в считаные секунды отправить его на тот свет. Дерзкая и соблазнительная, Лара тем не менее была истинным профессионалом.

Киров вздохнул. В одном теле обитали две женщины. Порой он сам не знал, какая из них настоящая. Однако он получал наслаждение от обеих, пока была такая возможность. В тридцать лет Лариса только начала свою карьеру. Со временем она неизбежно пойдет на повышение и в конце концов станет сама себе хозяйкой. Киров, который был двадцатью годами старше, превратится из любовника Ларисы в ее крестного отца – или, как говорят американцы, равви, – наставника, который помогает своей фаворитке защищать собственные интересы.

– Ты ничего не говорил мне об американцах, – сказала Лариса, напустив на себя деловой вид. – Которого ты имел в виду? В последние дни они появляются один за другим.

– Я не сообщил тебе, потому что целый день ты была в отлучке и некому было помочь мне разобрать завалы бумаг, – проворчал Киров и протянул Ларисе распечатку.

– Доктор Джон Смит, – прочла она. – Какое редкое и оригинальное имя. – Она нахмурилась. – ИИЗА США?

– Наш доктор Смит – действительно редкий человек, – сухо отозвался Киров. – Я встречался с ним, когда он жил в Форт-Детрике.

– Жил, говоришь? Я думала, он и сейчас там обитает.

– По словам Рэнди Рассел, он по-прежнему связан с ИИЗА США, но его отправили в отпуск на неопределенное время. Рэнди позвонила и спросила, могу ли я встретиться с ним.

– Рэнди Рассел… – с вопросительной интонацией повторила Лариса.

Киров улыбнулся:

– Только не надо выпускать коготки.

– Я выпускаю их, только когда есть серьезная причина для этого, – отрывисто бросила Телегина. – Итак, она подготавливает визит Смита… который, как здесь написано, был обручен с ее сестрой.

Киров кивнул:

– Сестра Рэнди погибла в результате кошмара под названием «проект Хейдса».

– Захочет ли эта Рассел – которую мы, кстати, подозреваем в связях с ЦРУ – поручиться за Смита? Или, быть может, они готовят совместную операцию? Что происходит, милый?

– По-моему, у американцев возникли какие-то трудности, – с нажимом произнес Киров. – Не знаю, замешаны ли в этом мы, но они нуждаются в нашей помощи. Сегодня вечером мы с тобой встречаемся со Смитом.

* * *

На исходе дня Смит вышел из жилого дома на улице Маркова. Он поднял воротник, укрываясь от ветра, и обвел взглядом угрюмый бетонный фасад здания. Где-то за безликим окном двадцатого этажа Екатерина Данко готовится исполнить мучительную обязанность – рассказать шестилетней дочери Ольге, что она больше никогда не увидит своего отца.

Смиту, как никому другому, было тяжело извещать родных о гибели близкого человека. Как любая другая мать или жена, Екатерина поняла, зачем он пришел, в ту самую минуту, когда открыла ему дверь и увидела его. Сдерживая слезы, она спросила, как умер Юрий и долго ли он мучился. Смит рассказал ей все, что мог рассказать, потом добавил, что уже уладил вопрос с доставкой тела Юрия в Москву, как только будет получено разрешение венецианских властей.

– Он много говорил о вас, господин Смит, – сказала Екатерина. – Он говорил, что вы хороший человек. И я вижу, что это действительно так.

– Я был бы рад рассказать вам больше, – искренне произнес Смит.

– Какой в этом смысл? – возразила Екатерина. – Я знала, в каких делах участвовал Юрий – секреты, тайны… Но он делал это из любви к родине. Он гордился своей службой. Я лишь хочу, чтобы его смерть не оказалась напрасной.

– Обещаю вам это.

Смит вернулся в отель и целый час провел, погрузившись в раздумья. Встреча с семьей Данко придала ему еще больше решимости выполнить задание. Разумеется, он позаботится о том, чтобы вдова и ребенок не нуждались. Но этого мало. Теперь он еще сильнее хотел узнать, кто убил Юрия и зачем. Он должен иметь право посмотреть Екатерине в глаза и сказать: «Нет, ваш муж погиб не напрасно».

Уже начинало смеркаться, когда Смит спустился в бар. Там его ждала Рэнди в синем деловом костюме.

– Ты побледнел, Джон, – торопливо произнесла она. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Все в порядке. Я рад, что ты пришла.

Они заказали водку с перцем и тарелку закуски – маринованные грибы с селедкой и зеленью. Как только официантка отошла от их столика, Рэнди подняла свой бокал:

– За друзей, которых с нами нет.

Смит повторил ее тост.

– Я говорила с Кировым, – сказала Рэнди и, объяснив Смиту, как ему следует держаться во время встречи, посмотрела на часы: – Тебе пора. Чем еще я могу помочь?

Смит отсчитал несколько купюр и положил их на столик.

– Посмотрим, как пойдут дела с Кировым, – ответил он.

Рэнди подошла к нему вплотную и сунула ему в руку визитную карточку.

– Мой адрес и телефон – так, на всякий случай. У тебя есть защищенный канал связи?

Смит похлопал себя по карману.

– Самый современный цифровой мобильный телефон с шифратором, – сказал он и назвал номер.

– Джон, если ты выяснишь что-нибудь, что мне следовало бы знать… – Рэнди не договорила.

Смит стиснул ее руку:

– Понимаю.

* * *

Джон Смит приезжал в Москву много раз, но у него еще не выдавалось случая побывать на Лубянке. И теперь, когда он стоял в похожем на мрачную пещеру вестибюле здания номер три, ему на ум приходили легенды, которые он слышал от бойцов «холодной войны». В облике здания сквозило холодное бездушие, которого не могла скрыть даже свежая краска. Стук каблуков по лакированному паркету казался ему звуком шагов осужденных, женщин и мужчин, которых с самого рождения коммунистического режима водили через это помещение в подвальные камеры для допросов. Смит гадал, как себя чувствуют работающие здесь люди среди призраков замученных и убитых. Ощущают ли они их присутствие? Не боятся ли, что прошлое может вернуться к жизни, словно сказочное чудище голем?

Смит вместе с дежурным офицером вошел в лифт. Пока кабина поднималась, он мысленно повторил сведения о Кирове и его помощнице Телегиной, которые ему сообщила Рэнди.

Киров представлялся ему солдатом, сумевшим шагнуть из прошлого в будущее. Воспитанный при коммунистах, он отличился в боях в Афганистане, «русском Вьетнаме». Впоследствии он связал свою судьбу с реформаторами. Как только в стране установилась хрупкая власть демократии, начальство Кирова вознаградило его высоким постом в только что созданной ФСБ. Реформаторы стремились уничтожить КГБ, преследуя консерваторов в его рядах. Единственными людьми, которым можно было доверить чистку, были испытанные в боях военные, такие, как Киров, чья верность обновленной России не вызывала сомнений.

И если Киров представлял собой мостик в будущее, то Лара Телегина была надеждой этого самого будущего. Получив образование в России и Англии, Телегина принадлежала к новому поколению российских технократов: она знала языки, была практична и деловита, разбиралась в тонкостях Интернета и «Windows» лучше большинства жителей западных стран.

Но Рэнди подчеркнула, что в делах, связанных с национальной безопасностью, русские по-прежнему отличаются скрытностью и подозрительностью. Они могут бражничать с тобой всю ночь напролет, поверять тебе самые интимные тайны из своей жизни. Но заданный не к месту щекотливый вопрос воспринимался как оскорбление, а о взаимном доверии больше не могло быть и речи.

«„Биоаппарат“ и есть такой щекотливый вопрос, – думал Смит, входя в кабинет Кирова. – Если генерал неправильно поймет мои намерения, меня еще до утра посадят в самолет и отправят восвояси».

– Доктор Джон Смит! – загремел в кабинете голос генерала. Он вышел навстречу гостю и пожал ему руку. Перед Смитом стоял высокий мужчина с выпуклой грудью, густыми серебристыми волосами и лицом, которое достойно смотрелось бы на древнеримской монете. – Рад вновь встретиться с вами, – произнес Киров. – В последний раз мы виделись… в Женеве пять лет назад. Верно?

– Именно так, генерал.

– Позвольте представить вам моего адъютанта. Лейтенант Лариса Телегина.

– Приятно познакомиться, – сказала Лариса, откровенно разглядывая Смита и явно одобряя то, что предстало ее взору.

– Мне тоже, – ответил Смит.

Он подумал, что со своими зелеными глазами и волосами цвета воронова крыла Лариса Телегина являет собой типичную искусительницу из русской сказки девятнадцатого века, сирену, способную свести в могилу самых разумных и добродетельных мужчин.

Киров указал на буфет.

– Не желаете ли освежиться, доктор?

– Нет, спасибо.

– Отлично. Коли так, я задам вопрос, столь любимый вами, американцами: а что у вас на уме, доктор Смит?

Смит посмотрел на Телегину.

– Не хочу вас обидеть, лейтенант, но речь пойдет о строго секретных вещах.

– Я и не думала обижаться, доктор, – невыразительным тоном ответила Лариса. – Однако я имею доступ к самым конфиденциальным материалам, вроде тех, что находятся в ведении вашего президента. К тому же, как я понимаю, вы прибыли сюда в неофициальном качестве. Я не ошиблась?

– Я всецело доверяю лейтенанту, – вмешался Киров. – Можете говорить совершенно свободно.

– Так и быть, – согласился Смит. – Полагаю, наша беседа не записывается и это помещение защищено от прослушивания.

– Разумеется, – заверил его Киров.

– Я хотел бы поговорить о «Биоаппарате», – сказал Смит.

Запретное слово вызвало именно ту реакцию, которой он ожидал: настороженность и пристальное внимание.

– Почему он вас интересует, доктор? – спросил Киров.

– Генерал, у меня есть серьезные основания полагать, что в службе безопасности этого предприятия имеется слабое звено. И даже если материал еще не покинул стен лаборатории, нам известно о намерении похитить некоторые из хранящихся там образцов.

– Это попросту смешно! – отрывисто бросила Телегина. – Система охраны «Биоаппарата» – одна из лучших в мире. Нам уже доводилось выслушивать подобные обвинения, доктор. Давайте говорить прямо: на Западе нас считают кем-то вроде озорных школьников-переростков, которые балуются опасными игрушками. Это оскорбительно и…

– Лариса!

Голос Кирова был негромким, но в нем безошибочно чувствовался металл.

– Не сердитесь на мою помощницу, доктор, – продолжал он. – Ларисе неприятно, что Запад пытается занять по отношению к нам снисходительную, покровительственную позицию. Иногда это бывает именно так, вы согласны?

– Генерал, я пришел не для того, чтобы критиковать ваши меры безопасности, – сказал Смит. – Я не пустился бы в такой долгий путь, если бы не был уверен, что вы оказались в крайне трудном положении, и если бы не надеялся, что вы хотя бы выслушаете меня.

– Что ж, переходите сразу к этим «трудностям».

Смит собрался с мыслями и глубоко вздохнул.

– Вероятнее всего, похитители нацелились на культуру оспы.

Киров побледнел.

– Абсурд! Никто в здравом уме не осмелился бы на такое!

– Никто в здравом уме не прельстился бы ничем из того, что вы храните в «Биоаппарате». Но у нас есть сведения, что план похищения уже приведен в действие.

– Кто ваш информатор? – осведомилась Телегина. – Можно ли ему доверять? Или ей?

– Это очень надежный человек, лейтенант.

– Быть может, вы назовете его имя, чтобы удовлетворить наше любопытство?

– Он погиб, – ответил Смит, стараясь говорить ровным голосом.

– Как нельзя кстати, – насмешливо бросила Телегина.

Смит повернулся к Кирову:

– Пожалуйста, выслушайте меня. Я не утверждаю, что за всем этим стоит ваше правительство. Похищение задумано третьими лицами, которых мы пока не знаем. Но для того, чтобы вывезти образец из России, им нужны свои люди в «Биоаппарате».

– Вы полагаете, что здесь замешаны сотрудники службы безопасности или научных отделов, – сказал Киров.

– Это может быть любой человек, имеющий доступ к культуре оспы. – Смит помолчал. – Я не берусь оценивать ваших людей или вашу систему безопасности, генерал. Я верю, что подавляющее большинство работников «Биоаппарата» столь же верны своей стране, как и те, кто трудится на наших предприятиях. Но если произойдет утечка, у вас возникнут трудности, которые могут стать трудностями Соединенных Штатов и даже всей планеты.

Киров зажег сигарету.

– Вы проехали полмира, чтобы рассказать мне об этом, – медленно произнес он. – И, полагаю, у вас уже есть план.

– Заблокируйте «Биоаппарат», – заговорил Смит. – Причем немедленно. Оцепите его кордоном, так чтобы никто и ничто не могло проникнуть внутрь или выйти наружу. Утром вы лично проверите хранилища вирусов. Если все образцы на месте, значит, пока нам ничто не угрожает и вы сможете приступить к поискам похитителя.

– А вы, доктор Смит? Где вы будете находиться все это время?

– Прошу присвоить мне статус наблюдателя.

– Неужели вы сомневаетесь в неприкосновенности наших хранилищ? – с упреком спросила Телегина.

– Дело не в доверии, лейтенант. Если бы возникла обратная ситуация, вы непременно захотели бы осмотреть наши лаборатории.

– И все-таки остается вопрос о вашем источнике, – напомнил Киров. – Поймите, доктор. Чтобы выполнить вашу просьбу, я должен обратиться к самому президенту. Разумеется, я готов поручиться за вас. Но мне нужна серьезная причина, чтобы поднять его с постели. Если бы вы назвали своего информатора, я смог бы удостоверить его личность, и это повысило бы ценность тех сведений, которые вы нам сообщили.

Смит отвернулся. Он предвидел, что дело закончится именно этим. Чтобы заручиться поддержкой Кирова, ему придется выдать Юрия.

– У этого человека осталась семья, – сказал он наконец. – Дайте мне слово, что его родные не понесут наказания и, если захотят, смогут покинуть страну. – Он поднял руку, прежде чем Киров успел ответить. – Этот человек не был предателем, генерал. Он искренний патриот. Он обратился ко мне только потому, что не знал, сколь высоко запустил свои щупальца заговор. Он пожертвовал всем, что имел, чтобы избавить Россию от обвинений, если произойдет самое страшное.

– Звучит убедительно, – признал Киров. – Обещаю вам, что его семье ничто не будет угрожать. К тому же единственный человек, с которым я поговорю об этом, – президент Петренко… разумеется, если вы не подозреваете, что и он причастен к этому делу.

– Я не допускаю такого, – ответил Смит.

– Считайте, что мы договорились. Лариса, позвоните дежурному офицеру в Кремле. Скажите, что у меня срочное дело и я уже выезжаю. – Он повернулся к Смиту: – А теперь назовите имя.

* * *

– Вы отнеслись к этому американцу с большим доверием, – заметила Лариса, когда они с Кировым шагали по подземному гаражу к его машине. – Быть может, с чрезмерным доверием. Если он лжец или, еще хуже, провокатор, все может кончиться тем, что вам придется отвечать на весьма щекотливые вопросы.

Киров кивнул водителю, который отдал ему честь, и отступил в сторону, пропуская Ларису в автомобиль.

– Щекотливые вопросы… – произнес он, расположившись на сиденье. – Думаешь, этим все ограничится?

Лариса посмотрела на перегородку, отделявшую кабину водителя от салона, убеждаясь в том, что она поднята до конца. Этот и подобные ему рефлексы за годы обучения искусству военной разведки стали неотъемлемой частью ее существа.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она. – Для солдата у тебя слишком прогрессивные взгляды. Из-за них у тебя так много врагов.

– Если под «прогрессивными взглядами» ты подразумеваешь стремление обеспечить России вхождение в двадцать первый век, то я готов признать свою вину, – отозвался Киров. – И если мне придется рисковать, чтобы эти взгляды возобладали над происками дикарей, которые тянут нас назад к прогнившей политической системе, что ж, я готов. – Автомобиль на большой скорости вылетел на широкий бульвар, и Киров ухватился за дверную ручку. – Послушай меня, Лариса, – продолжал он. – Такие люди, как Смит, слов на ветер не бросают. Можешь быть уверена – он явился сюда не для того, чтобы водить нас за нос. Кто-то в верхах американского правительства счел информацию достаточно важной, чтобы послать Смита к нам.

– Информация из уст предателя, – с горечью произнесла Лариса.

Ей потребовалось двадцать минут, чтобы выяснить, что Юрий Данко действительно пропал без вести.

И только американцы, будь они прокляты, знают, что он мертв!

– В свете происходящего Данко действительно выглядит предателем, – согласился Киров. – Но оцени вставшую перед ним дилемму. Что, если бы он обратился к своему непосредственному начальнику или даже к вышестоящему руководителю, а этот человек оказался причастен к заговору? Данко все равно погиб бы, но ничего не сумел бы узнать. – Киров смотрел сквозь пуленепробиваемое стекло на огни фонарей, проносившихся мимо. – Поверь, я от всей души надеюсь, что американцы заблуждаются, – негромко произнес он. – Больше всего мне хочется доказать Смиту, что «Биоаппарат» охраняется как следует и что он стал жертвой обмана. Но до тех пор, пока я не могу этого сделать, придется ему доверять. Ты понимаешь, милая?

Лариса стиснула его ладонь.

– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Что ни говори, я ученица лучшего из мастеров.

Огромный лимузин неторопливо въехал в ворота Спасской башни, задержавшись только у контрольно-пропускного пункта. Минуты спустя Кирова и Телегину проводили в ту часть Кремля, где находились квартира президента и его рабочие помещения.

– Я лучше останусь здесь, – сказала Лариса, когда они с Кировым остановились в величественном вестибюле с куполообразным потолком, построенном еще при Петре Первом. – Я жду поступления дополнительных сведений о Данко.

– Такие сведения обязательно появятся, – заверил ее Киров. – Их сообщит нам Смит. Думаю, сейчас самый удобный момент познакомить тебя с еще одним мастером, только штатским.

Едва скрывая изумление и трепет, Лариса поднималась вслед за дежурным офицером по широкой лестнице. Их провели в элегантно обставленную библиотеку. У потрескивающего огня камина сидел человек в пижаме из плотной материи.

– Олег Иванович, надеюсь, у вас были серьезные причины разбудить меня, – сказал Петренко, приподнимаясь в кресле и пожимая Кирову руку.

– Позвольте представить мою помощницу, лейтенанта Телегину, – произнес Киров.

– Лейтенант Телегина, – протянул Петренко. – Я слышал о вас много хорошего. Пожалуйста, садитесь.

Ларисе показалось, что Петренко задержал ее руку в своей дольше, чем требовалось. Быть может, слухи о слабости семидесятипятилетнего президента к молодым женщинам, особенно балеринам, были правдой.

Как только все расположились, Петренко заговорил вновь:

– Так что с «Биоаппаратом»?

Киров быстро изложил суть своего разговора со Смитом и напоследок сказал:

– Думаю, мы должны отнестись к его предупреждению всерьез.

– Вот как? – задумчиво отозвался Петренко. – Лейтенант Телегина, а вы как считаете?

Лариса понимала, что слова, которые она собралась произнести, могут стоить ей карьеры. Но знала она и то, что оба ее собеседника – великолепные психологи и сразу распознают ложь, словно ястреб, высматривающий кролика.

– Боюсь, мне придется сыграть роль адвоката дьявола, господин президент, – проговорила она и объяснила, почему не спешит принимать слова Смита за чистую монету.

– Недурно сказано, – подбодрил ее Петренко. Он повернулся к Кирову: – Смотрите, не упустите эту девушку. – Он выдержал паузу. – Как же нам быть? С одной стороны, американцы ничего не выигрывают, зазря подняв шумиху. С другой – мне ненавистна сама мысль о том, что похищение такого масштаба может произойти прямо у нас под носом, а мы даже не узнаем о нем.

Петренко встал и подошел к камину, согревая руки. Казалось, миновала целая вечность, прежде чем он заговорил вновь:

– Если не ошибаюсь, в предместьях Владимира размещена учебная база спецназа.