Текст книги "Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов"

Процессы Дахау

Завершив выездные следственные действия на огромной территории Маутхаузен – Гузен, Бен вернулся в Баварию. В Мюнхене он посетил «знаменитую пивную» Гитлера. Должно быть, раньше это было чудесное место, подумал он. Теперь большая его часть лежала в развалинах, но «джи-ай» все равно каждый день могли там выпить. Из Мюнхена он поехал в Эрланген в Средней Франконии; там армия США захватила расположение немецкого гарнизона. Американцы назвали его «Казармы Ферриса», в честь американского героя войны, погибшего в Тунисе в 1943 году. В группе по расследованию военных преступлений Бен как руководитель аппарата писал отчеты о расследованиях, которые впоследствии легли в основу различных судебных процессов, проводимых американской системой военной юстиции. Помимо Нюрнберга основным местом судебных процессов был Дахау, где находился классический пример немецкого «лагерного порядка».

В ходе основного судебного разбирательства в Маутхаузене в период с конца марта до середины мая 1946 года 61 подсудимый был признан виновным: 58 из них приговорили к повешению; позже 9 из них смертные приговоры заменили пожизненным заключением. В ходе разбирательства был дан ответ на вопрос, поставленный Беном: должны ли «тюремные функционеры», или капо, предстать перед правосудием. Троим капо были предъявлены обвинения в суде над надзирателями в Маутхаузене. Всех приговорили к смертной казни, приговор привели в исполнение. Помимо основного судебного разбирательства, было проведено множество параллельных процессов с участием 238 обвиняемых. Обвиняемыми на одном из судов были четверо испанских капо. Состоялось также несколько судебных разбирательств, касающихся концентрационных лагерей Флоссенбюрг и Бухенвальд. В каждом случае обвинение основывалось на результатах расследований, которые Бен и другие следователи собрали в рамках «Программы по военным преступлениям».

Расследования Бена по линчеванию летчиков авиации союзников привело к так называемым процессам об авиаторах. В одном только Дахау состоялось 200 судов. Самым значительным был процесс против обергруппенфюрера Юргена Штропа и других соучастников, продолжавшийся до марта 1947 года. Речь шла о различных убийствах пилотов, которые Бен также расследовал в Гессене. Как генерал-лейтенант войск СС и полиции на территории «Рейн – Вестмарк» убежденный нацист был привлечен к ответственности за план по совершению общеуголовных преступлений («Общий умысел»). От нацистских властей поступали официально зарегистрированные недвусмысленные указания, что армия и полиция не должны препятствовать самосуду, а виновные должны оставаться безнаказанными. При этом убийства летчиков нарушали как международное, так и немецкое право. Обращение с авиационными экипажами на территории противника регулировалось Гаагской конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны (1907 года) и Женевской Конвенцией об обращении с военнопленными (1929 года), обе из которых были признаны Германским рейхом. Штроп и двенадцать других подсудимых были приговорены к смертной казни в Дахау, другие получили тюремное заключение на срок от трех до пятнадцати лет. Некоторые приговоры, в том числе два смертных приговора, были впоследствии смягчены.

В Адлерхорст на джипе

Если по окончании боевых действий нагрузка на войска значительно снизилась, то у Бена, наоборот, прибавилось работы. «Я веду самую увлекательную жизнь в Европе, и историй об интригах и предательстве, убийствах, жестокости и выслеживании шпионов хватит на целую книгу», – написал он Гертруде из Эрлангена 23 мая. Происходило столько всего, что ему не хватало времени писать.

Интересная история приключилась с ним в Оберзальцберге под Берхтесгаденом. На своем джипе с прицепом Бен отправился в ставку Гитлера «Адлерхорст» («Орлиное гнездо»)[21]21
  Автор допускает неточность: комплекс «Адлерхорст», специально построенный и оборудованный как командно-штабной центр, служивший одной из ставок Гитлера, располагался в горах в центральной части Германии более чем в 400 км северо-западнее мест, описываемых в данном параграфе. Так же неофициально был назван дом официальных приемов Кельштайн-хаус, построенный на одной из вершин, возвышавшейся над личным поместьем Гитлера Бергхоф, которое посетил Бен.


[Закрыть] высоко в Баварских Альпах, чтобы найти свидетельства преступлений, совершенных руководством нацистов. В нацистскую эпоху этот район был «закрытой территорией фюрера». Развитая инфраструктура позволяла рейхсканцлеру использовать Берхтесгаден в качестве второй резиденции правительства и «филиала Берлина». Он с гордостью принимал государственных гостей в Бергхофе, которых впечатляла резиденция, расположенная на лоне великолепной природы. 14 июля 1944 года Гитлер в последний раз побывал в своей любимой ставке, после чего до 20 ноября 1944 года действовал в основном из ставки «Вольфсшанце» («Волчье логово») в Восточной Пруссии. 4 мая 1945 года американские и французские части оккупировали Берхтесгаден. 25 апреля Бергхоф был разрушен в ходе воздушного налета. Подразделения СС подожгли оставшуюся часть зданий. Вскоре 101-я воздушно-десантная дивизия США высадилась с воздуха на Оберзальцберг. На эмблеме дивизии был изображен орел, что оказалось весьма символично для захвата ставки Гитлера с воздуха. Резиденция осталась одним из немногих неповрежденных зданий[22]22
  Имеются фотосвидетельства обратного, демонстрирующие разрушения, причиненные всему поместью Бергхоф, включая резиденцию Гитлера —http://www.thirdreichruins.com/berghof.htm


[Закрыть].

По крутой извилистой дороге Бен поднялся на вершину горы, испещренной воронками после бомбардировок союзников. Сверху открывался великолепный вид. Он любовался пейзажем с террасы, по которой некогда разгуливал фюрер, и на мгновение ему показалось, что он «смотрит на мир свысока». Теперь он понимал, как того, кто стоял здесь, на вершине, могла одолеть мания величия. Бен описал этот случай в «Историях». Он не нашел здесь ни документов, ни других доказательств преступлений. Гитлер редко бывал в «Орлином гнезде», хотя резиденция часто фигурирует в популярных фильмах и рассказах. Бен закончил историю словами: «Мне не оставалось ничего другого, кроме как спуститься с горы и сообщить в штаб о своей ошибке».

Рандеву с антикваром Гитлера

Вместо этого ему повезло напасть на другой горячий след. В конце мая Бену сообщили, что один из самых разыскиваемых немцев пойман и задержан в Вюрцбурге. Его имя фигурировало в розыскном списке «Центральной канцелярии учета подозреваемых в военных преступлениях и преступлениях против безопасности». Канцелярия вела учет лиц, которых западные союзники подозревали в совершении военных преступлений. В Вюрцбурге арестовали Карла Габерштока, поставлявшего лично Гитлеру произведения искусства. Американцы подозревали, что именно Габершток стоял за международной кражей художественных ценностей нацистами. Габершток был родом из семьи банкира в Аугсбурге. В 1933 году он вступил в НСДАП и вскоре сыграл ведущую роль в культурной политике национал-социалистов. Он специализировался на немецкой живописи и европейских старых мастерах, а также торговал произведениями французских живописцев, таких как Гюстав Курбе и Эдуард Мане. В 1936 году он продал Гитлеру первую картину «Венера и Купидон» венецианского художника Париса Бордоне. Благодаря прямому контакту с фюрером он мог продавать картины Йозефу Геббельсу, Герману Герингу и Альберту Шпееру. В нацистском мире искусства он маневрировал между приспособленчеством и слабым противостоянием. Однажды он смог предотвратить сожжение произведений «дегенеративного искусства», но после 1939 года он стал самым влиятельным антикваром по «Специальному заказу в Линце». Это было кодовое название для плана, который был настолько амбициозен, насколько и грязен. Гитлер, неудавшийся художник, хотел собрать ранее не виданную коллекцию произведений искусства и позже представить ее в «Музее фюрера», специально построенном в австрийском Линце. Шпеер даже создавал проекты монументального здания. Коллекцию пополняли предметами искусства, которые были приобретены, в том числе с оказанием давления, конфискованы и отобраны насильно. Работы старых мастеров, принадлежавшие еврейским владельцам, разрешалось продавать «свободно», но не дороже одной тысячи рейхсмарок, тот есть фактически их изымали. После блицкрига на Западе Габершток продолжил путь торговли и воровства на территории оккупированной Франции. До конца войны тысячи картин, скульптур, предметов мебели, фарфоровых изделий и гобеленов из тайной коллекции Гитлера скрывали в различных хранилищах. Их стоимость исчислялась миллиардами. Бен чувствовал «огромный потенциал» этого дела, но был вынужден бороться с мнением начальства, о чем сообщил Гертруде в письме от 6 и 7 июня 1945 года. Его начальник заявил, что это «не имеет никакого отношения к военным преступлениям». Были даже попытки закрыть дело. Над этим также работало Управление стратегических служб – разведывательная служба Военного министерства. Неделю спустя в Вюрцбурге арестовали известного антиквара, и Бену удалось получить разрешение допросить подозреваемого. В воскресенье 3 июня он прибыл в то, что осталось от города Вюрцбург, с водителем и неизменно сопровождавшим его офицером. На месте средневекового города остался только «скелет». Королевские военно-воздушные силы Великобритании разнесли его вечером 16 марта. Удары с воздуха продолжались всего 20 минут, но уничтожили 90 процентов исторического центра. «Пораженные, мы проезжали через город-призрак», – написал Бен.

Найти временное жилье было нелегко; наконец, военная администрация предоставила им виллу за городом, принадлежавшую руководителю местного отделения НСДАП. На вилле оставались слуга и жена скрывавшегося нацистского деятеля, которые заботились о гостях. Сопровождавший офицер оказался не зеленым новичком, который пороху не нюхал, а бывалым воякой, закаленным в бою «плохим парнем». Лейтенант Дуайт Маккей, ирландец по происхождению, хорошо повоевал против танкистов Роммеля в Африке, а затем в Нормандии, где был ранен. Здесь Бен проявил свои юридические способности. Наскоро осмотревшись, он вышел и вернулся с ветчиной, маслом, хлебом, сахаром, кофе, фруктовым соком и несколькими банками персиков и помидоров из запасов армии США. Без лишних церемоний он объявил виллу штабом небольшого следственного подразделения и отправил слугу на кухню.

Затем Бен и Маккей отправились на поиски Габерштока. Они нашли его в местной тюрьме. Медленно к ним подошел обычный дедушка (1878 года рождения) с седыми волосами и закрученными усами. Выглядел он «довольно безобидно». «Полного сложения джентльмен поклонился и весьма печально на нас посмотрел», – описывал Бен их встречу. Они отвезли антиквара Гитлера на виллу и устроили трехдневный допрос. Бен знал, что Габершток представлял «власть, стоящую в тени трона», и мог принимать решения о милости и немилости на правах управляющего музея рейха. Габершток вел торговлю для «всех важных персон», «и о том, как те или иные картины были приобретены и кому они действительно принадлежали, знал больше, чем любой другой человек в Германии».

Можно было просто красть вожделенные ценности и отправлять их владельцев в концлагеря, но к таким грубым методам предпочитали не прибегать, поскольку «это смотрелось бы нехорошо». Карл Габершток описал более изощренную процедуру, используемую в оккупированной Франции: он расплачивался за бесценные картины из парижских музеев чеками от немецкого правительства, выписанными на Банк Франции. Затем «после простого процесса дипломатично обставленных финансовых переговоров» стоимость картин вычитали из военных долгов, которые Германия возложила на французов, «и все были квиты». В результате Гитлер «покупал» картину, не обогатив Францию ни на цент, так что фюрер извлекал «из всего наибольшую выгоду». Еврейских владельцев нацисты шантажировали под видом бюрократического порядка, ссылаясь на переселенческий и имущественный налоги для евреев и аналогичные правила, и вынуждали их продавать картины «за смехотворно низкую цену». К некоторым приходили сотрудники гестапо. «Никогда в истории не было более успешных коллекционеров произведений искусства», – пишет Бен. Габершток раскрыл пикантные факты соперничества Гитлера и Геринга, фигур номер один и два в Германском рейхе: оба временами торговались из-за одной и той же картины. В такие моменты антиквар старался держаться как можно дальше.

У Бена сложилось впечатление, что Габершток говорил открыто, но нервничал. Так получилось из-за техники допроса лейтенанта Маккея. Время от времени он вскакивал со стула и кричал с сильным американским акцентом: «Не лги мне, сукин ты сын, или я прямо здесь тебя уложу!» Габершток озадаченно смотрел и спрашивал у Бена: «Что он сказал?» Теперь Маккей объявил, что решает, когда повесить Габерштока – на этой неделе или на следующей. «Дедушка» никак не мог понять, «собираемся ли мы его арестовывать и всерьез ли угрожаем его жизни», – писал Бен в «Историях». Они с Маккеем отыграли роли «хорошего полицейского» и «плохого», а на следующий день поехали в маленький городок в этом районе, чтобы раздобыть белое франконское вино. Оно было «прозрачным и крепким», и Габершток разговорился. «В десять вечера он пожал всем руки и пообещал нам дорогие картины».

После того как Габершток подробно все рассказал, Бен отправился на поиски документов, содержащих сведения о краже произведений искусства от имени фюрера. Он стремился вернуть более или менее незаконно приобретенные предметы их законным владельцам, поэтому хотел получить записи Габерштока. Дом антиквара в Берлине разбомбили, но он успел вывезти свои бумаги и большую часть частной коллекции произведений искусства. Важные фонды коллекции хранились в Ашбахе под Бамбергом, где Габершток еще в конце войны нашел убежище у своего друга, барона фон Пёлльница. Замок был полон произведений искусства. Там же жил коллекционер Хильдебранд Гурлитт^IX, который в ящиках привез в Ашбах ценные картины и рисунки. В джипе Бен и Маккей со своим заключенным направились через сельскую местность к замку. На неожиданном свидании Габершток и его жена упали друг другу в объятия и заплакали. «Никто не промолвил ни слова. Это была очень трогательная сцена», – написал Бен. Госпожа Габершток все еще молча пожала Бену руку. Барона не было – его арестовали несколькими днями ранее. Бен сказал супруге барона, что они займут три комнаты и какое-то время погостят в замке.

Из окна комнаты он видел «прекрасную лужайку и сад». Бен спал на «великолепной перине», прогуливался по мягким ковровым дорожкам и разглядывал мрачные картины на стенах– более воодушевляющее искусство явно скрывалось в ящиках Габерштока и Гурлитта. Проточной воды не было. Он предпочел бы двухкомнатное бунгало с горячим душем старому замку, иронизировал он в своем письме Гертруде. На званый ужин явилось около десяти других гостей. Они были «любезны и умны»; изысканная беседа проходила в основном на английском языке. Около полуночи госпожа Габершток открыла несколько бутылок благородного многолетнего шампанского, чтобы отпраздновать возвращение мужа. В два часа Бен улегся на свою перину. Маккей и другие несокрушимые выпивали до шести утра. На следующий день Бен отправил Габерштока «на работу». Он попросил его собрать свои документы. Кроме того, он допрашивал «другого антиквара», который остановился в замке; вероятно, Гурлитта. Разглядывая изысканные коллекции, он жалел, что не учил эстетику основательнее, поскольку «завидовал энтузиазму ценителей».

Рембрандт в соляной шахте

Несметные сокровища из коллекции Гитлера не были спрятаны в Ашбахе. Американские следователи обнаружили их в австрийском городке Альтаусзее. В 1943 году фюрер распорядился поместить произведения искусства в подземную соляную шахту, чтобы они могли пережить войну без повреждений. В непробиваемой бомбами горе были почти идеальные условия для хранения ценных полотен. Температура постоянно держалась на отметке 8 градусов Цельсия, а влажность составляла 75 процентов. Здесь обнаружился второй горячий след, по которому шел Бен, чтобы прояснить «самую крупную кражу произведений искусства в истории». Уже 23 июня он смог подробно рассказать Гертруде о последних расследованиях. Снаружи огромная шахта выглядела как маленькая гостиница, за которой начинались низкие пещеры. Вход строго охранялся. «Я вынужден был показать свое удостоверение десять раз, прежде чем мне позволили войти». Печать «По приказу генерала Паттона» творила чудеса. Охранники вытягивались по стойке смирно и отдавали честь со словами «Есть, сэр!», когда Бен спрашивал у них дорогу.

Он шел по узким рельсам рудника, пока не вышел в большую пещеру. Бен увидел множество запертых металлических дверей, охраняемых часовыми. За каждой дверью скрывалось хранилище. Несколько местных жителей упаковывали картины. Они складывали полотна в деревянные ящики, затем выносили из шахты и погружали на грузовики армии США. «Громадная комната была заполнена снизу доверху картинами, очень аккуратно расставленными по размерам, пронумерованными и составленными бок о бок по всей ее длине. В одном углу стояла дюжина полотен Рембрандта, в другом – много картин Ван Гога». Бен смотрел на «одну из изысканнейших коллекций произведений искусства в мире, ради мимолетного взгляда на которую художники готовы были бы приехать с других континентов и стояли бы как вкопанные в безмолвном восхищении».

Шахта тянулась на много километров в соляные горы. Через несколько минут Бен добрался до другой двери из тяжелого металла. Он спросил охранника, что находится внутри. Солдат ответил, что не знает, но ему приказано никого не пропускать. В этот момент Бен вытащил свой волшебный пропуск и сказал, что такие приказы к нему не относятся. Охранник прочитал – и впустил его. В темноте Бену показалось, что пещера за дверью пуста. «Скажите, Вы что, охраняете здесь воздух?» – пошутил он. Потом он огляделся внимательнее. Первым, что он обнаружил, были две створки Гентского алтаря братьев ван Эйк от 1432 года, с изображенными на них Адамом и Евой. Фландрский шедевр имел бурную историю и политическое значение, по мнению Гитлера. Однажды Наполеон уже похищал среднюю часть алтаря. Боковые створки невероятным образом добирались до Старого музея в Берлине. После Первой мировой войны Германия была обязана уступить их Бельгии в рамках репарационных платежей. Гитлер расценил это как национальный позор, который он стремился сгладить, захватив алтарь в следующей войне.

Бену постепенно становилось холодно в сырых галереях, и он завершил свою экскурсию по старым мастерам в соляной шахте. Снаружи было чем заняться – дело оказывалось все более феноменальным. Американцы узнали, что высокопоставленные нацисты планировали взорвать шахту и уничтожить сокровища. Бен должен был допросить свидетелей и выследить подозреваемых. Саботаж почти увенчался успехом. Бен выдал Гертруде тайну о том, что вандалы, схваченные в последний момент, уже заложили в шахту несколько крупных зарядов, которые могли взорвать в любой момент. Они лежали в коробках с надписью «Осторожно, мрамор! Не бросать». К слову, заряды весом пятьсот килограммов были «американского производства». Но им не суждено было взорваться. Шахтеры никак не могли понять, почему все ящики стоят в разных пещерах, и из любопытства заглянули внутрь. Они догадались, что замышляют нацисты, и извлекли взрывчатку.

В отчете Бен намекнул, что по вопросу о том, следует ли уничтожать культурные ценности, между ведущими национал-социалистами на заднем плане разгорелся яростный спор. В последние дни от Гитлера из «Фюрербункера» поступали противоречивые приказы. Август Айгрубер, гауляйтер «Обердонау»[23]23
  Oberdonau (нем.) – «Верхний Дунай», территориально-административная единица Третьего рейха.


[Закрыть], хотел любой ценой уничтожить произведения искусства. Его противником был Эрнст Кальтенбруннер, начальник охранной полиции и службы безопасности СС, а также начальник Главного управления имперской безопасности СС в Берлине. Как и многие другие высокопоставленные представители режима – в том числе и Адольф Эйхман, – Кальтенбруннер в конце войны скрывался в районе Альтаусзее. Многочисленные курортные дома и клиники предоставляли удобное укрытие. «Они могли просто замотать лица бинтами, сменить имена, зарегистрироваться как пациенты и наслаждаться жизнью среди прекрасной природы, пока напряжение не спадет». Единственной зацепкой было то, что американцы знали об их планах. Кальтенбруннер наконец одержал победу в тяжбе с Айгрубером и поддержал руководство шахты в планах по спасению. Таким образом, взрывное безумие гауляйтера оказалось в центре внимания американских следователей. Айгрубер исчез, но вскоре его поймали. За сопричастность к пыткам и убийствам заключенных в концентрационном лагере Маутхаузен он был приговорен к смертной казни и казнен в Дахау.

Судебное преследование национал-социалистов за кражу произведений искусства оказалось более сложным. В настоящее время он работает над делом Геринга, сообщил Бен в письме от 8 августа. Рейхсмаршал был страстным любителем искусства; его украденная коллекция была второй по величине после коллекции Гитлера. Фюрер сам вынес себе приговор, а Геринг должен был предстать перед судом в Нюрнберге за более серьезные преступления. Тем временем после первых допросов, проведенных Беном, Габерштока допросили в Бад-Аусзее в июне. Он не предстал перед американским военным судом. В 1949 году так называемый денацификационный трибунал, созданный для очищения общества от влияния нацистской идеологии, классифицировал его как сочувствующего. Его отношения с Гитлером, Герингом и Кº носили исключительно деловой характер. Хотя свидетели иногда выдвигали против него серьезные обвинения, его также освободили от ответственности в ходе производства по пересмотру дела.