Текст книги "Королевская шутиха"

– Кто там?

Кажется, это был голос Джона Ди.

– Я ищу Роланда Ди.

Навес над входной дверью скрывал меня от глаз мистера Ди, и он слышал только мой голос, который наверняка успел забыть.

– Его здесь нет, – ответил Джон Ди.

– Мистер Ди, это я, шутиха Ханна! – крикнула я. – На самом деле я ищу вас.

– Тише! – сказал он и захлопнул окошко.

Послышался скрип лестницы, потом лязг отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась. В передней было темно.

– Входи поскорее, – шепнул мне Джон Ди.

Я протиснулась сквозь щелку, и он сразу же захлопнул дверь и задвинул засов. Мы стояли лицом к лицу в сумраке передней. Я уже хотела заговорить, но мистер Ди предостерегающе схватил меня за руку. Я застыла, ощутив знакомое чувство непонятного страха. Казалось бы, чего нам бояться? Снаружи доносились обычные звуки лондонской улицы. Шли люди, уличные торговцы громко расхваливали свой товар. На пристани разгружали лодки.

– За тобой никто не следил? – по-прежнему шепотом спросил Джон Ди. – Ты кому-нибудь говорила, что идешь меня искать?

У меня заколотилось сердце. Рука сама собой потянулась к щеке – отирать несуществующую сажу.

– Нет, мистер Ди. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь обратил на меня внимание.

Джон Ди кивнул, затем молча повернулся и стал подниматься по лестнице. Помявшись немного, я двинулась следом. По правде говоря, меня подмывало выскользнуть из этого странного дома через заднюю дверь, побежать к своему отцу и забыть о существовании мистера Ди.

Из раскрытой двери второго этажа лился дневной свет. Джон Ди кивком позвал меня в комнату. Возле окна стоял его письменный стол с каким-то диковинным медным инструментом. Сбоку находился второй стол – дубовый, с выщербленной столешницей. Тот был загроможден бумагами, линейками, карандашами, перьями и чернильницами. Тут же лежали свитки, покрытые бисерным почерком мистера Ди, где цифры преобладали над буквами. Похоже, здесь мы были в относительной безопасности, и я решилась задать вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:

– Что случилось, мистер Ди? Вас ищут? Может, мне лучше уйти?

Он улыбнулся и покачал головой.

– Это моя излишняя осторожность, – признался он. – Моего отца забрали на допрос. Но он известен своими протестантскими воззрениями. Против меня нет никаких обвинений. Просто я сильно удивился, когда ты пришла.

– Вы уверены? – допытывалась я.

Он засмеялся:

– Ханна, ты сейчас похожа на молодую олениху, готовую дать деру. Успокойся! Здесь тебе ничего не угрожает.

Я заставила себя успокоиться и оглядела комнату. Меня очень интересовал неведомый инструмент на письменном столе.

– Как ты думаешь, что это за штука? – спросил мистер Ди.

Я покачала головой. Ничего похожего я еще не видела. Инструмент был медным. В середине, на штыре, покоился медный шарик величиной с голубиное яйцо. Шарик окружало медное кольцо. Дальше шло еще несколько колец с прикрепленными к ним шариками. Похоже, эти кольца тоже могли вращаться. Чем дальше от центра, тем шире было кольцо и меньше шарик на нем.

– Это модель мира, – торжественным шепотом произнес Джон Ди. – Она показывает, как великий «небесный плотник» создал мир и привел его в движение. Здесь скрыт секрет работы Божественного разума.

Мистер Ди наклонился и слегка тронул первое кольцо. Словно по волшебству, все кольца пришли в движение. Каждое двигалось со своей скоростью. Прикрепленные к ним шарики на них то расходились, то догоняли друг друга. Только маленькое золотистое яйцо в центре оставалось неподвижным. Все вращалось вокруг него.

– А где же наш мир? – спросила я.

– Вот он, – с улыбкой ответил Джон Ди, показав на неподвижное золотистое яйцо. – Затем его палец указал на второе кольцо, чей шарик двигался медленно. – Вот Луна. А это, – он указал на третье кольцо, – наше Солнце. Дальше располагаются планеты.

Его палец замер над внешним кольцом. В отличие от других, оно было серебряным. Это оно от легкого прикосновения начало двигаться само и привело в движение остальные кольца.

– Смотри, Ханна. Это primum mobile[4]4
  Главная движущая сила (лат.).


[Закрыть]. Это кольцо символизирует прикосновение Бога, заставившее двигаться все, из чего состоит наш мир. Это Слово. Это проявление Божьего повеления: «Да будет свет».

– Свет, – повторила я.

– Какие прекрасные слова: «Да будет свет». Если бы я узнал, что заставляет мир двигаться, я бы узнал тайну небесного движения, – сказал мистер Ди. – В этой модели я могу играть роль Бога. Я знаю, как устроена эта вещица. Но мне неведомы небесные силы, заставляющие планеты двигаться по своим орбитам. Я не первый год бьюсь над вопросом: что, какая сила заставляет Солнце вращаться вокруг нашей Земли?

Он молчал, будто ждал моего ответа. Но что могла сказать я, четырнадцатилетняя девочка, если лучшие умы не могли ответить на этот вопрос? Я покачала головой, завороженная блеском колец и шариков.

Мистер Ди осторожно тронул серебряное кольцо, остановив его, и все кольца тоже послушно остановились.

– Эту забавную штучку изготовил мне мой друг Герард Меркатор, когда мы с ним оба были студентами. Когда-нибудь он станет великим создателем карт. Я в этом не сомневаюсь. А я… я пойду своим путем. Куда бы этот путь меня ни завел. Мой ум должен быть ясен и свободен от честолюбия, а сам я должен жить в свободной стране, где нет гонений на знания. Я должен идти ясным путем. – Он умолк, затем посмотрел на меня, будто только сейчас вспомнил о моем присутствии. – А ты, Ханна? Что привело тебя сюда? – спросил он несколько изменившимся голосом. – И почему ты справлялась о моем отце?

– На самом деле мне нужны были вы. Я узнала, что вас, скорее всего, нужно искать в доме вашего отца. Так мне сказали при дворе. А искала я вас, чтобы передать послание.

Лицо мистера Ди озарилось.

– Послание? От кого?

– От лорда Роберта.

Джон Ди нахмурился:

– А я было подумал, что к тебе явился ангел с посланием для меня. И что нужно лорду Роберту?

– Он хочет знать, какими будут дальнейшие события. Он дал мне два поручения. Первое: передать принцессе Елизавете, чтобы нашла вас и стала у вас учиться, как когда-то учился он сам. А второе – просил вас встретиться с несколькими людьми.

– С какими людьми?

– С сэром Уильямом Пикерингом, Томасом Уайеттом и Джеймсом Крофтсом, – перечислила я. – И еще он просил вам передать: эти люди занимаются алхимическим экспериментом по превращению простых металлов в золото и распыляют серебро в прах. Вы должны им в этом помочь. Эдуард Куртене может устроить какую-то… алхимическую свадьбу. И я должна буду вновь пойти к лорду Роберту и передать ему все, что вы мне скажете.

Мистер Ди покосился на окно, словно боялся, что нас могут подслушать.

– Сейчас не те времена, чтобы я служил опальной принцессе и человеку, заключенному в Тауэр за государственную измену. Что касается названных тобой имен… они мне знакомы, но в их замыслах я и раньше сомневался.

Я пристально посмотрела на него:

– Как вам будет угодно, сэр.

– А тебе, девочка, стоило бы найти себе занятия побезопаснее, – добавил мистер Ди. – О чем он думал, подвергая тебя такой опасности?

– Я сама согласилась, – твердо ответила я. – Я дала слово.

– Лорд Роберт должен освободить тебя от каких-либо обязательств. Нельзя из Тауэра повелевать другими.

– Он и освободил меня. Мне нужно увидеть его только один раз. Он просил меня сообщить ему ваши предсказания о будущем Англии.

– Для этого ты должна заглянуть в зеркало. Ты готова? – спросил мистер Ди.

Я не торопилась отвечать. Честно говоря, я побаивалась заглядывать в темное зеркало, стоящее в темной комнате. Наверное, я боялась каких-то сущностей, способных выскочить из зеркала и прицепиться к нам обоим.

– Мистер Ди, в прошлый раз это было не настоящее видение, – нехотя созналась я.

– Ты говоришь про дату смерти короля? – (Я кивнула.) – И когда ты предсказала, что следующей королевой будет Джейн?

– Да.

– Однако твои ответы оказались правдивыми, – улыбнулся мистер Ди.

– Я их просто угадала. Можно сказать, взяла с потолка. Простите меня.

Он снова улыбнулся:

– Тогда сделай это еще раз. Возьми с потолка. Для меня. Для лорда Роберта, раз он тебя попросил. Согласна?

Он поймал меня, и отказываться было поздно.

– Согласна, – пробормотала я.

– Тогда не будем терять времени. Садись, закрой глаза и постарайся ни о чем не думать. А я приготовлю для тебя комнату.

Я повиновалась ему и села на табурет. Мистер Ди тихо прошел в другую комнату. Зашелестели шторы, которые он задергивал. Потом затрещала свечка. Должно быть, он зажег ее от углей очага, чтобы ею зажечь еще несколько свечей.

– Ну вот, все готово, – сообщил он, подходя ко мне. – Идем, и пусть добрые ангелы направляют наш путь.

Взяв мою руку, Джон Ди повел меня в тесную комнатку. На столике, прислоненное к стене, стояло знакомое мне зеркало. Перед зеркалом лежала восковая табличка со странными знаками. Чуть поодаль располагалась зажженная свеча. Напротив мистер Ди поставил вторую, и в зеркале возникла бесконечная вереница уменьшающихся свечей. Они уходили далеко за пределы нашего мира, дальше Солнца, Луны и планет, которые я недавно видела на его диковинной модели. Только за пределами были не сияющие небеса, а полная тьма.

Я глубоко вздохнула, отогнала свои страхи и уселась перед зеркалом. Мистер Ди вполголоса прочел молитву.

– Аминь, – прошептала я и стала всматриваться в темноту зеркала.

Мой язык произносил какие-то слова, но я едва их понимала. Я слышала поскрипывание пера – мистер Ди записывал то, что я говорила. Кажется, я называла какие-то цифры, а еще – непонятные стихи. По-своему красивые, с определенной рифмой, однако их смысл был мне непонятен. А потом мой слух внезапно стал четким, и я услышала свой голос, произносящий по-английски:

– Ребенок будет и не будет. Король будет и не будет. Королеву-девственницу ждет всеобщее забвение. Будет другая королева, но не девственница.

– А что станется с лордом Робертом Дадли? – шепотом спросил Джон Ди.

– Он воспитает принца, который изменит историю мира, – прошептала я в ответ. – Он умрет своей смертью, любимый королевой.

Придя в себя, я увидела Джона Ди. Он подал мне кружку с питьем, похожим на фруктовый напиток с металлическим привкусом.

– Ну как? Пришла в себя? – спросил он.

– Да, – зевнула я. – Только спать хочется.

– Сейчас тебе лучше всего вернуться ко двору, не то тебя хватятся.

– Вы повидаетесь с принцессой Елизаветой? – спросила я.

Мистер Ди задумался:

– Когда это будет безопасно, но никак не раньше. Можешь передать лорду Роберту, что я буду служить ему и делу и что я тоже думаю – время настало. В дни перемен я помогу ей и ее шпиону. Но я должен соблюдать осторожность.

– Вы боитесь? – спросила я.

Мне почему-то казалось, что таким людям, как Джон Ди, неведом страх слежки и они не замирают при ночном стуке в дверь.

– Немного боюсь, – признался он. – Хотя у меня есть влиятельные друзья. Понимаешь, мне нужно осуществить свои замыслы, и я не хочу, чтобы мне мешали. Королева восстанавливает монастыри. Нужно восстановить и монастырские библиотеки. Бог обязывает меня приложить усилия и сделать так, чтобы на полках этих библиотек вновь появились книги и манускрипты. Я должен разыскать ученых монахов и уговорить их вернуться. А еще я надеюсь увидеть, как простые металлы превращаются в золото.

– Вы про философский камень?

– Нет, сейчас это просто загадка, – улыбнулся Джон Ди.

– Что мне передать лорду Роберту, когда я пойду навещать его в Тауэре?

Джон Ди задумался:

– Скажи ему, что он умрет своей смертью, любимый королевой. Ты это видела, хотя и не знала о своей способности видеть. Ты увидела правду, хотя нынче такая правда кажется невероятной.

– Мистер Ди, вы уверены? Королева не казнит лорда Роберта?

– Уверен, Ханна. У него впереди еще много дел, и время золотой королевы обязательно наступит. Лорд Роберт не из тех людей, что умирают молодыми, не завершив трудов своей жизни. Я предвижу большую любовь, которой наградит его судьба. Величайшую любовь, которую ему суждено познать.

Я затаила дыхание, потом шепотом спросила:

– А вы знаете, кого он полюбит?

Ни единого мгновения я не думала, что это буду я. Да и могло ли быть такое? Кто я? Его вассал. Он называл меня «мисс Мальчик» и смеялся над моим обожанием, когда предложил освободить меня, а я отказалась. Нет, я никогда не дождусь от лорда Роберта взаимности.

– Его полюбит королева, – сказал Джон Ди. – Он станет величайшей любовью ее жизни.

– Но ведь она собирается замуж за Филиппа Испанского, – возразила я.

Джон Ди покачал головой:

– Что-то я не вижу на английском троне испанца. И не я один. Многие не видят.

Попробуйте улучить момент, чтобы поговорить с принцессой Елизаветой без соглядатаев и наушников! Задача не из легких. Хотя у принцессы не было друзей среди придворных и общение ограничивалось узким кругом ее фрейлин и слуг, ее постоянно окружали люди, как бы случайно оказывающиеся рядом. На самом деле половина таких «случайных» людей была платными шпионами. Свои шпионы имелись в Англии у французского короля, а у испанского императора была здесь целая сеть. Все более или менее влиятельные персоны, и в первую очередь – члены государственного совета, стремились завести шпионов повсюду, чтобы знать о малейших признаках готовящегося заговора. Естественно, своя сеть платных доносчиков имелась и у королевы Марии. Наверняка кому-то платили, чтобы следить за мной и доносить обо всех моих словах и поступках. Одна эта мысль наполняла меня страхом. Мы жили в напряженном мире постоянной подозрительности и ложной дружбы. Я не раз вспоминала модель мира, увиденную у Джона Ди. В реальной жизни место Земли занимала Елизавета. Она была в центре всего. Вот только звезды ее небосвода завистливо следили за ней и желали ей всяческих бед. Неудивительно, что она с каждым днем становилась все бледнее и бледнее, а тени под ее глазами из голубоватых превращались в лиловые. Близилось Рождество, однако Елизавете оно не предвещало ничего хорошего.

Враждебность королевы к своей сестре тоже возрастала с каждым днем. Марии достаточно было увидеть принцессу идущей с гордо поднятой головой и задранным носом, и у нее портилось настроение. Я уже не говорю о тех моментах, когда Елизавета подчеркнуто отворачивалась в часовне от статуи Богоматери или «забывала» взять коралловые четки, зато прицепляла к поясу миниатюрный молитвенник – подарок покойного короля Эдуарда. Все знали, что там содержится предсмертная молитва юного короля: «Всемогущий Боже, убереги мою страну от католичества и сохрани в ней истинную религию». Предпочесть молитвенник подаренным королевой четкам было чем-то бóльшим, нежели разовым проявлением бунтарства. Это был вызов, постоянно бросаемый королеве.

Возможно, Елизавета не слишком-то об этом и задумывалась, но наша королева воспринимала дерзкое поведение сестры как оскорбление, наносимое прямо в сердце. Для прогулок верхом Елизавета всегда одевалась вызывающе ярко. Она улыбалась и махала собравшимся. Они приветствовали принцессу и тоже махали ей шляпами и шапками. Однако во дворце принцесса неизменно ходила в черных платьях с белыми манжетами и белым воротником. Те, кого допускали на галерею во время королевского обеда, специально приходили полюбоваться на хрупкую красоту Елизаветы и скромное протестантское благочестие ее одежды.

Противостояние Елизаветы никогда не перерастало в открытое столкновение. Однако каждый ее шаг давал новую пищу для слухов и сплетен, жадно ловимых всеми, кто оставался верен протестантизму.

«Принцесса-протестантка сегодня была бледна и не окропила пальцы святой водой».

«Принцесса-протестантка просила освободить ее от посещения вечерней мессы, говоря, что снова себя плохо чувствует».

«Принцесса-протестантка живет при католическом дворе почти как узница, однако крепко придерживается своей веры и дожидается своего часа, не боясь разверзнутой пасти Антихриста».

«Принцесса-протестантка – настоящая мученица за веру. Вечно надутая сестрица травит ее, словно стая гончих – медведя, всеми способами пытаясь замутить ее чистую совесть».

Рядом с огненным сиянием волос Елизаветы, мученической бледностью ее лица и предельной скромностью платьев королева, наслаждающаяся роскошными нарядами и сверкающая фамильными драгоценностями, выглядела дешевой безделушкой. Мария могла надевать самые изысканные платья, украшать пальцы, шею и уши самыми удивительными драгоценностями, и все равно ей было не выдержать битву с торжеством цветущей молодости Елизаветы. Королева, годящаяся ей в матери, рядом с ней смотрелась изможденной и придавленной ношей правления, которую на себя возложила.

Увы, я не могла просто отправиться в покои Елизаветы и попросить о встрече с ней. Я бы сразу попала в поле зрения испанского посла, который следил за каждым шагом принцессы и обо всем исправно доносил королеве. Но в один прекрасный день, когда я шла по галерее следом за принцессой, она вдруг оступилась. Я бросилась к ней на помощь, и она схватила мою руку, чтобы не упасть.

– Ну вот, опять каблук попал в выбоину. Теперь надо отдавать туфли сапожнику, – сказала она.

– Разрешите, я провожу вас до ваших покоев, – предложила я и шепотом добавила: – У меня есть для вас послание от лорда Роберта Дадли.

Елизавета даже на мгновение не повернулась ко мне. Она потрясающе умела владеть собой. Я сразу поняла, что страхи королевы не напрасны. Ее сестра была прирожденной заговорщицей.

– Без позволения сестры я не принимаю никаких посланий, – учтивым тоном произнесла она. – Но я буду тебе очень признательна, если ты поможешь мне добраться до моих покоев. Когда каблук сломан, очень тяжело идти. Того и гляди, ногу вывихнешь.

Елизавета наклонилась и сняла поломанную туфлю. Я не могла не заметить красивую вышивку на ее чулке, однако сейчас было не время расспрашивать принцессу, откуда она взяла такой узор. Между тем все, чем она владела и что делала, по-прежнему вызывало у меня тайное восхищение. Я протянула ей руку. Придворному, шедшему нам навстречу, я поспешила объяснить:

– Принцесса сломала каблук.

Он кивнул и пошел дальше. Думаю, случись это без меня, вряд ли он помог бы Елизавете добраться до ее комнат. Зачем навлекать на себя гнев королевы?

Принцесса глядела прямо перед собой, слегка прихрамывая на ногу без туфли. Мы шли медленно. У меня было предостаточно времени, чтобы передать ей послание, которое, по ее словам, она не смела выслушивать без позволения сестры.

– Лорд Роберт просил вас позвать Джона Ди и начать заниматься с ним, – шепотом сообщила я. – Он просил вас заниматься усердно и не отлынивать от учебы. – (Елизавета по-прежнему глядела перед собой.) – Я могу ему передать, что вы это сделаете?

– Можешь ему передать, что я не сделаю ничего, что могло бы огорчить мою сестру-королеву, – беззаботным тоном ответила принцесса. – Но мне давно хотелось учиться у мистера Ди, и я намерена просить его заняться со мной чтением. Меня особенно интересуют труды ранних отцов Святой церкви. – Она всего лишь раз мельком взглянула на меня. – Я стараюсь как можно больше узнать о Католической церкви, – сказала Елизавета. – Мое обучение до недавнего времени было поставлено из рук вон плохо.

Мы подошли к ее покоям. Стражник возле дверей тут же вытянулся в струнку и распахнул дверь. Елизавета отпустила мою руку.

– Спасибо, что помогла мне дойти, – довольно холодно сказала она и скрылась за дверью.

Как только дверь закрылась, оттуда вскоре донесся стук каблуков принцессы. Разумеется, они оба были в полном порядке.

Английский народ не хотел, чтобы его королева выходила замуж за испанца, и все сильнее противился этому. Предсказание Джона Ди каждый день подтверждалось десятками событий. Против брака с Филиппом Испанским сочинялись и распевались баллады. Проповедники из тех, что посмелее, метали громы и молнии против такого союза, опасного для независимости Англии. На стенах домов появлялись наспех нарисованные карикатуры, высмеивающие этот брак. Уличные торговцы почти за бесценок торговали памфлетами, клевещущими на испанского принца и упрекающими королеву за ее выбор. Испанский посол не жалел красноречия, уверяя придворных и знать, что принц Филипп и в мыслях не имеет воссесть на английском престоле, что на этот брак его уговорил отец. В ход шли и такие доводы: если бы не подчинение отцовской воле, принц, который на одиннадцать лет моложе Марии, наверняка нашел бы себе более выгодную партию, чем английская королева. Любые намеки на то, что принцу стоило бы поискать себе другую невесту, воспринимались испанским послом как оскорбление. Англичане же видели в этом браке не что иное, как проявление испанской алчности.

От нескончаемого потока противоречивых советов королева чуть не падала в обморок. Мария начинала всерьез опасаться, что, не успев приобрести поддержку Испании, она может потерять любовь англичан.

– Почему ты сказала, что он разобьет мое сердце? – пристала она ко мне в один из дней. – Ты уже тогда видела, что события примут такой оборот? Я уже ничего не понимаю. Мои советники убеждают меня отказаться от этой партии, и они же твердят, что мне необходимо поскорее выйти замуж и родить наследника. Как такое возможно? Я помню, как ликовал народ во время моей коронации. Еще и полгода не прошло, а они готовы проклинать меня, узнав о грядущей свадьбе.

– Ваше величество, я не смогла бы вам этого предсказать. Думаю, никто не предвидел такого быстрого и резкого поворота.

– Я опять вынуждена защищаться ото всех, – сказала она не столько мне, сколько себе самой. – На каждом повороте событий я должна следить, как бы они от меня не разбежались. Что знать, что те, кто под ними… Все они должны были бы стать моими верными слугами. А они только и знают, что шептаться по углам и обсуждать каждый мой шаг.

Королева встала, прошла к оконной нише, поднялась на восемь ступенек, но не села на приоконную скамейку, а опять спустилась вниз. Я вспомнила, как впервые увидела ее в Хансдоне, окруженную несколькими фрейлинами, редко улыбающуюся и еще реже смеющуюся. Там она смотрелась почти узницей. Теперь Мария была королевой Англии, однако по-прежнему оставалась узницей людских мнений и по-прежнему не смеялась.

– Совет – он еще хуже моих фрейлин! – воскликнула она. – Они позволяют себе спорить и препираться в моем присутствии. Казалось бы, у меня столько советников – и ни одного здравого совета. Они все ждут от меня чего-то иного и все, как один, мне лгут. Мои осведомители приносят мне одни истории, а испанский посол – совершенно другие. Кому прикажешь верить? Я же чувствую: они постоянно что-то замышляют против меня. При первой же вспышке безумия они столкнут меня с трона и посадят туда Елизавету. Они лишились небесной благодати и сами низринули себя в ад, и все потому, что их мозги пропитались ересью. Им уже не услышать слов истины, даже если я стану кричать им прямо в уши.

– Людям нравится думать самостоятельно… – попыталась возразить я.

– Ошибаешься, Ханна! – резко ответила королева. – Людям не нравится думать самостоятельно. Им нравится следовать за тем, кто обещает, что будет думать вместо них. Теперь им кажется, будто они нашли такого человека. Его зовут Томас Уайетт. Я его знаю. Фигура известная. Сын любовника Анны Болейн. Нетрудно догадаться, на чьей он стороне. И он не один. Такие, как Роберт Дадли, сидят в Тауэре и ждут, когда им выпадет шанс. Думаешь, Елизавета далеко от них ушла? Глупая девка, слишком молодая, чтобы жить своим умом. Зато тщеславия у нее хоть отбавляй. И алчного нетерпения. Как же ей хочется поскорее успеть к трону! Ей неведомо достойное ожидание, как ждала я. Долгие, мучительные годы, запертая в глуши. Думаешь, мне было легко? А она вообще не желает ждать.

– Вам нечего бояться Роберта Дадли! – выпалила я. – Помните, он объявил о вашей поддержке? Он пошел против своего отца. А про Уайетта я совсем не слышала. Надо думать, он ничего против вас не замышлял, раз остается на свободе?

Мария подошла к стене, постояла, затем вернулась к окну.

– Уайетт одним из первых поклялся мне в верности и пообещал честно служить. Теперь же он категорически против моего брака, – сухо ответила она. – Как будто его мнение что-то значит! Он вообще говорит странные вещи. Говорит, что столкнет меня с трона, а затем посадит снова.

– А у него много сторонников?

– Половина Кента, – прошептала она. – И этот коварный дьявол Эдуард Куртене тоже облизывается на трон. Наверное, в мыслях уже видит себя королем. А Елизавета надеется стать его королевой. И денежки на оплату его преступных замыслов обязательно найдутся. В этом я не сомневаюсь.

– Деньги?

В ее голосе появилась горечь.

– Да, Ханна. Франки. Врагам Англии всегда платят золотыми франками.

– Почему же тогда вы не арестуете его?

– Сначала его надо найти. Уайетт – предатель с головы до ног. Но я не знаю ни где он сейчас, ни времени, когда он от слов перейдет к действиям.

Мария глядела в окно, будто видела не только голый сад, дворцовую ограду и Темзу, серебрящуюся под холодным зимним солнцем, но и далекое графство Кент, и прятавшихся там врагов.

Как же она отличалась от той Марии, что ехала в Лондон, полная радужных надежд!

– Ваше величество, когда мы ехали в Лондон, я думала, что вся ваша борьба осталась позади.

Она посмотрела на меня… Я хорошо знала этот взгляд – взгляд затравленного, преследуемого человека. Потухшие глаза, кожа, словно наплывы воска на подсвечнике. Казалось, она постарела на десять лет, и ее триумфальный путь в Лондон, нескончаемые приветствия народа и армия ее ликующих сторонников – все это было очень давно.

– Я тоже так думала, – вздохнула она. – Я думала, что все мои несчастья остались позади. Детство, полное страхов, ночные кошмары и не менее кошмарные пробуждения, когда убеждаешься в реальности своих ужасов. Называй это моей наивностью, но я искренне считала: вот меня коронуют, вот я стану законной королевой, и придет долгожданное ощущение безопасности. Где там! Все стало хуже, чем прежде. Каждый день я слышу о новом заговоре, каждый день, идя к мессе, ловлю на себе чьи-то косые взгляды. Каждый день кто-нибудь вслух восхищается образованностью принцессы Елизаветы, ее достоинством или грациозностью движений. Каждый день кто-нибудь перешептывается с французским послом, повторяя мелкие сплетни, мелкую ложь, будто я готова швырнуть королевство к ногам Испании. Они что, забыли, сколько лет я потратила, ожидая трона? Они забыли о жертве, принесенной моей матерью, когда она отвергла предложения короля, поскольку хотела, чтобы я оставалась наследницей престола? Она умерла в одиночестве, не видя меня и не услышав от него ни одного доброго слова. Умерла в ветхом, сыром, разваливающемся доме, вдали от друзей. И все – ради того, чтобы однажды я стала английской королевой. Неужели они думают, что красивый портрет затмил мне глаза и я променяю на него свое наследие? Неужели они все впали в безумие, если думают, что я могу предать себя? – В ее голосе чувствовались слезы. – Для меня нет ничего драгоценнее английского трона. Для меня нет ничего драгоценнее английского народа. А люди этого не видят и не желают мне доверять!

Ее трясло. Я никогда еще не видела Марию столь подавленной и удрученной.

– Ваше величество, вам обязательно нужно успокоиться. Даже если внутри вас все бурлит, внешне вы должны казаться спокойной и безмятежной.

– Мне нужен кто-нибудь рядом, – прошептала она, будто не слыша моих слов. – Тот, кто позаботится обо мне, кто поймет, в какой опасности я нахожусь. Мне нужен защитник.

– Если вы думаете, что Филипп Испанский… – начала я, но она сердито махнула рукой:

– Ханна, мне больше не на кого рассчитывать. Я надеюсь, что он все же приедет. Вопреки всей злобной клевете на нас обоих. Вопреки опасностям для нас обоих. Его уже грозят убить, едва он ступит на английскую землю. Я очень надеюсь, что Господь дарует Филиппу достаточно мужества и он приедет сюда, женится на мне и избавит от страхов и тревог. Бог мне свидетель, одна я не в силах управлять королевством.

– Помнится, вы говорили, что будете королевой-девственницей. Вы собирались жить, как монахиня, посвятив себя не мужу и детям, а народу.

Королева отвернулась от созерцания холодной реки и таких же холодных стальных небес:

– Верно, Ханна, я так говорила. Но тогда я не знала, каково мне придется на троне. Я не знала, что титул королевы принесет мне куда больше страданий, чем титул принцессы. Тогда меня привлекал ореол королевы-девственницы. Я не представляла, со сколькими опасностями это связано. Вечная опасность. Страх перед будущим, не оставляющий тебя ни на минуту. И всегда одна. Но хуже всего – сознание недолговечности всех своих начинаний.

Мрачное настроение не покидало королеву и во время обеда. За столом она сидела хмурая, опустив голову. Естественно, что и в большом обеденном зале стояла мертвая тишина. Никто не позволил бы себе веселиться в присутствии насупленной королевы. К тому же у придворных хватало и своих страхов. Если королева не сумеет удержать трон, можно ли рассчитывать на безопасность собственных жилищ? А вдруг Елизавета сместит ее? Тогда тем, кто восстановил католическое благочестие своих часовен и платил священникам за мессы, вновь придется менять веру. Придворные сидели, стараясь не поднимать голов от тарелок. Оживление возникло, лишь когда Уилл Сомерс встал, церемонно расправил дублет и направился к столу королевы. Конечно же, он знал, что глаза всех обращены сейчас на него. Шут изящно припал на одно колено и взмахнул платком.

– Чего тебе, Уилл? – рассеянно спросила королева.

– Я пришел предложитто вам бракко, – торжественным голосом, но смешно коверкая слова, ответил шут.

Придворные затаили дыхание.

В глазах королевы мелькнули смешливые искорки.

– Брак? С кем, Уилл?

– Я завзятый холостякко, – продолжал Уилл, не обращая внимания на смешки, раздавшиеся из глубины зала. – Но в такой ситуатто я готов пересмотретто свои принциппо.

– В какой ситуации? – едва сдерживая смех, спросила Мария.

– В ситуатто моего предложетто, – ответил он. – Вашему величеству бракко со мной.

Даже для Уилла это была опасная грань.

– Я не ищу себе мужа, – чопорно заявила королева.

– Тогда я удаляюсь, – с необычайным достоинством произнес Уилл.

Он встал, повернулся и неторопливо побрел вглубь зала. Придворные молча ждали, чем закончится его шутка. Королева – тоже. Уилл великолепно рассчитал время. Он снова повернулся лицом к трону.

– Но неужели вы не подуматто? – спросил он, предостерегающе вытягивая свой костлявый указательный палец. – Неужели вы не подуматто, что вам придется губитто свою жизнь в бракко с сыном обычного императорро? Теперь у вас есть лучший шанссо. У вас есть я!