Текст книги "Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»"

Приют для престарелых «Розовая терраса»

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

28 сентября 1986 г.

Сегодня у них был богатый обед: кока-кола и картофельные чипсы, а на десерт – фиги, специально по заказу миссис Тредгуд. Она объяснила Эвелин, что миссис Отис съедает по три штуки в день, чтобы поддерживать пищеварение.

– Лично я их ем потому, что люблю. Но я вам скажу, что на самом деле вкусно. Дома, когда я была не в настроении готовить, я отправлялась в лавку Осии, покупала пакет маленьких золотисто-коричневых булочек и поливала их кленовым сиропом, это и был мой обед. Это совсем недорого. Попробуйте как-нибудь, очень советую.

– Нет, это я вам скажу, что на самом деле вкусно, миссис Тредгуд. Медовые пончики.

– Медовые?

– Ага. По вкусу напоминают булочки с корицей. Ну вы знаете.

– Да, с корицей я обожаю. Давайте как-нибудь поедим их, ладно?

– Хорошо.

– Знаете, Эвелин, я так рада, что вы больше не сидите на диете. Эта сырая пища вас рано или поздно прикончила бы. Мне не хотелось вам этого говорить, но миссис Эдкок едва не померла, когда села на какую-то диету для похудания. Она ела столько сырых продуктов, что угодила в больницу с острой болью в желудке и ее пришлось срочно оперировать. Она рассказывала мне, что когда врач ковырялся у нее внутри, то вытащил печень, чтобы как следует ее рассмотреть, и уронил на пол. И представляете, эта печень подпрыгнула раз пять или шесть, прежде чем ее удалось поймать. Миссис Эдкок жаловалась, что с тех пор у нее ужасно болит спина.

– Ох, миссис Тредгуд, неужели вы ей поверили?

– Ну, дорогая, она сама рассказала мне об этом вчера за обедом.

– Да она просто выдумала. У человека печень соединена с телом.

– Ну, может, она чего и напутала, может, это и не печень была, а что-то другое, но я на вашем месте ела бы поменьше этой сырятины.

– Хорошо, миссис Тредгуд, раз вы настаиваете… – Эвелин откусила кусочек картофельного чипса. – Я вас вот о чем хотела спросить. Вы как-то сказали, что люди думали, будто Иджи убила человека. Или мне послышалось?

– Нет, милочка, многие действительно думали, что это так. Особенно когда ее и Большого Джорджа судили в Джорджии за убийство.

Эвелин ахнула:

– Судили?

– Да разве я вам не рассказывала?

– Нет. Ни разу.

– Это было ужасно! Как сейчас помню то утро. Я мыла посуду и слушала радио, когда к нам зашел Грэди Килгор и позвал Клео. У него было такое лицо, будто кто-то умер. Он сказал: «Клео, я с большим удовольствием дал бы отрезать свою правую руку, лишь бы не делать этого, но мне поручено арестовать Иджи и Большого Джорджа, и я прошу тебя пойти со мной».

Знаете, ведь Иджи была его лучшим другом, и ему действительно легче было умереть. Он признался Клео, что мог бы послать любого полицейского, но при мысли, что Иджи придет арестовывать кто-то чужой, ему становилось совсем тошно.

Клео сказал: «Господи боже мой, Грэди, да что она натворила?» А он ответил, что ее и Большого Джорджа подозревают в убийстве Фрэнка Беннета в тридцатом году А мы даже не знали, умер он, или просто исчез, или еще что.

Эвелин спросила:

– А почему они решили, что это сделали Иджи и Большой Джордж?

– Ну, вроде бы они раза два угрожали, что убьют Фрэнка, и в полиции в Джорджии имелась об этом запись, поэтому, когда нашли грузовик, их сразу взяли под стражу…

– Какой грузовик?

– Фрэнка Беннета. Искали в реке его тело, а нашли грузовик недалеко от заведения Евы Бейтс. Вот почему они узнали, что в тридцатом году Фрэнк был около Полустанка.

Грэди просто лопался от злости, что какому-то кретину пришло в голову позвонить в Джорджию и навести их на след. Руфь к тому времени уже восемь лет как умерла, Культяшка с Пегги поженились и переехали в Алабаму, значит, шел пятьдесят пятый или пятьдесят шестой год.

На следующий день Грэди отвез Иджи и Большого Джорджа в Джорджию, и Сипси тоже с ними поехала. Не смогли ее отговорить. Иджи никому больше не велела с ней ехать, и мы все остались дома ждать.

Грэди постарался не поднимать шума. В городе об этом не болтали, даже те, кто был в курсе. Дот Уимс знала, но не напечатала в газете ни слова.

Помню, всю неделю, пока шел суд, мы с Альбертом жили в Трутвилле с Онзеллой, которая совсем потеряла голову от ужаса. Ведь если бы Большого Джорджа признали виновным в убийстве белого человека, он бы наверняка угодил на электрический стул, прямо как мистер Пегий.

В этот момент вошла медсестра Джинин и подсела к ним выкурить сигаретку и перевести дух.

– Джинин, это моя подруга Эвелин, – сказала миссис Тредгуд. – Помнишь, я тебе рассказывала про нее? Ну что она тяжело переносит климакс.

– Здравствуйте, – сказала Эвелин.

– Здравствуйте, – приветливо кивнула Джинин.

И миссис Тредгуд завела с Джинин бесконечный разговор о том, как, по ее мнению, Эвелин прекрасно выглядит, и не кажется ли Джинин, что Эвелин стоит попробовать рекламировать косметику «Мэри Кэй».

Эвелин надеялась, что Джинин скоро уйдет и миссис Тредгуд расскажет ей, чем кончилось дело, но так и не дождалась. И когда за ней зашел Эд, она расстроилась, поскольку теперь придется ждать целую неделю, чтобы узнать, как прошел суд. Когда медсестра наконец ушла, Эвелин сказала:

– Так не забудьте, на чем вы остановились.

Миссис Тредгуд посмотрела на нее недоуменно:

– Остановилась? A-а, вы имеете в виду «Мэри Кей»?

– Да нет же! Суд.

– Ах, ну да. Это было что-то!

Окружной суд

Валдоста, штат Джорджия

24 июля 1955 г.

Надвигалась гроза, в зале суда было душно и жарко. Иджи оглядывала зал, по спине у нее бежал пот. Ее адвокат Ральф Рут, приятель Грэди, ослабил галстук и шумно вздохнул.

Шел третий день заседаний, все мужчины, присутствовавшие в парикмахерской в тот день, когда Иджи угрожала убить Фрэнка Беннета, были уже опрошены. Свидетельское место занял некий Джейк Бокс.

Она снова оглядела зал. Где же Смоки Одиночка? Где его черти носят? Грэди послал ему записку, что Иджи попала в беду и просит его приехать. Не иначе как что-то случилось. Он давно должен быть здесь. Иджи забеспокоилась: да жив ли он вообще?

В эту минуту Джейк Бокс указал на Большого Джорджа и сказал:

– Вот он. Тот, который шел на Фрэнка с ножом, а эта женщина была с ним.

Публика зашумела от возмущения – еще бы, черный посмел угрожать белому человеку! Грэди Килгор нервно заерзал на стуле. Сипси, единственная, кроме обвиняемого, чернокожая в этом зале, стояла на балконе и молилась за свое дитя, хотя ему перевалило уже за шестьдесят.

Даже не потрудившись допросить Большого Джорджа, обвинитель направился прямиком к Иджи. Она встала.

– Вы знали Фрэнка Беннета?

– Нет, сэр.

– Вы уверены в этом?

– Да, сэр.

– То есть вы утверждаете, что не были знакомы с человеком, чья жена Руфь Беннет в течение восемнадцати лет была вашим деловым партнером?

– Совершенно верно.

Он повернулся к присяжным и засунул большие пальцы за жилетку.

– То есть вы хотите сказать, что в августе тысяча девятьсот двадцать восьмого года вы не заходили в парикмахерскую в Валдосте и не вели разговора на повышенных тонах, угрожая смертью Фрэнку Беннету, человеку, которого вы, по вашим словам, не знали?

– Нет, я была там. Я думала, вы хотите узнать, были ли мы знакомы. Нет, я не была с ним знакома. Да, я грозилась его убить, но мы никогда не были, как говорится, представлены друг другу.

Несколько зрителей, которые недолюбливали напыщенного прокурора, засмеялись.

– Итак, другими словами, вы признаете, что угрожали жизни Фрэнка Беннета?

– Да, сэр.

– А правда ли, что вы вместе с вашим негром посетили Джорджию в сентябре тысяча девятьсот двадцать восьмого и уехали, забрав с собой жену Фрэнка Беннета и его ребенка?

– Только его жену, ребенок появился позже.

– На сколько позже?

– Как обычно, через девять месяцев.

В зале снова засмеялись. Брат Фрэнка Джеральд, сидевший в первом ряду, не сводил с нее глаз.

– Правда ли то, что вы дурно отзывались о характере Фрэнка Беннета в разговорах с его женой и склонили ее к мысли, что его моральные устои намного ниже признанных обществом? Вы внушали ей, что он ей не подходит как муж?

– Нет, сэр, она и без меня это знала.

В зале опять послышался смех. Обвинитель начал злиться.

– Вы заставили ее поехать в Алабаму, угрожая ножом? Отвечайте, да или нет?

– А никакого ножа и не понадобилось. Она уже ждала нас с вещами.

Он сделал вид, что не слышал последней фразы.

– Правда ли, что Фрэнк Беннет приезжал в Полустанок, штат Алабама, и пытался вернуть то, что принадлежало ему по праву, – свою жену и малютку-сына, – и что вы с вашим негром убили его, дабы предотвратить возвращение Руфи Джемисон в лоно счастливой семьи и воспрепятствовать обретению сыном отца?

– Нет, сэр.

Этот крупный мужчина с гордо выпяченной грудью как будто и не слышал ее слов – его несло.

– Осознаете ли вы, что своим вторжением опустошили самое святое на этой земле – христианский дом с матерью, отцом и возлюбленным чадом? Что разрушили самое интимное и священное – брак между мужчиной и женщиной, брак, освященный самим Господом Богом нашим в баптистской церкви в Валдосте первого ноября тысяча девятьсот двадцать четвертого года? Что вы стали причиной того, что добрая христианка нарушила Божий закон и слово, данное пред алтарем мужу своему?

– Нет, сэр.

– Полагаю, вы сбили с толку бедную слабую женщину обещаниями денег или напоили ее до бесчувствия и на какой-то момент она потеряла над собой контроль, а когда муж приехал забрать ее домой, не вы ли с вашим негром хладнокровно убили его? – Он повернулся и крикнул ей прямо в лицо: – Где вы были ночью тринадцатого декабря тысяча девятьсот тридцатого года?

Иджи прошиб холодный пот.

– Сэр, я была в доме моей матери в Полустанке.

– Кто еще был с вами?

– Руфь Джемисон и Большой Джордж. Он той ночью был с нами.

– Руфь Джемисон может это подтвердить?

– Нет, сэр.

– Почему?

– Она умерла восемь лет назад.

– А ваша мать?

– Она тоже умерла.

Казалось, прокурор вернулся на землю. Он постоял секунду, покачиваясь на носках, и снова повернулся к присяжным.

– Итак, мисс Тредгуд, вы полагаете, что двенадцать образованных людей поверят вам, несмотря на то что два ваших свидетеля мертвы, а третий, ваш работник, который был с вами в день похищения Руфи Джемисон из родного дома, – всего лишь дрянной, лживый ниггер? И вы осмеливаетесь просить этих достойнейших людей взять и поверить вам на слово?

Конечно, Иджи нервничала, и все же прокурору не стоило обзывать Большого Джорджа такими словами.

– Вот именно, ты, тупорылый, слюнявый, толстожопый ублюдок!

Зал взорвался, а судья принялся изо всех сил стучать молотком.

Большой Джордж, стараясь перекричать шумевших зрителей, умолял ее не сопротивляться, но она твердо решила обеспечить ему алиби на ту злосчастную ночь. Иджи понимала, что она – его единственная надежда. У нее, белой женщины, куда больше шансов выйти сухой из воды, чем у Джорджа, особенно если его алиби основано всего лишь на показаниях другого негра. Нет, она никогда не допустит, чтобы Большой Джордж сел в тюрьму, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.

Суд был настроен враждебно к Иджи, и, когда в последний день заседания в зал торопливо вошел свидетель, которого Иджи никак не ожидала видеть, она решила, что ей крышка. Он шествовал между рядами, весь из себя набожный, благочестивый дальше некуда… ее старый заклятый враг, человек, которого она изводила годами.

Все, теперь мне конец, подумала она.

– Пожалуйста, назовите ваше имя.

– Преподобный Херберт Скроггинс.

– Чем вы занимаетесь?

– Я проповедник баптистской церкви Полустанка.

– Положите правую руку на Библию.

– Спасибо, я принес свою. – И, важно положив руку на собственную Библию, преподобный Скроггинс поклялся говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет ему Бог.

Иджи была окончательно сбита с толку. Неужели это ее адвокат додумался пригласить Скроггинса? Почему же он не посоветовался с ней? Она бы непременно растолковала ему, что этот человек никогда в жизни ничего хорошего про нее не скажет. Но теперь слишком поздно, он уже стоял на свидетельском месте.

– Преподобный Скроггинс, не могли бы вы поведать суду, почему вы мне позвонили и что рассказали вчера вечером?

Преподобный откашлялся.

– Да, могу. Я прибыл сообщить уважаемому суду некоторые сведения относительно местонахождения Иджи Тредгуд и Джорджа Пульмана Пиви в ночь на тринадцатое декабря тысяча девятьсот тридцатого года.

– Находились ли она и ее негр в тот вечер в доме ее матери, как было доложено суду ранее?

– Нет, их там не было.

О черт! – подумала Иджи.

Адвокат настаивал:

– Означает ли это, преподобный Скроггинс, что она солгала насчет своего местонахождения в тот вечер?

Проповедник поджал губы.

– Ну, сэр, как христианин я не могу с уверенностью утверждать, что она лгала. Я думаю, тут дело в другом: она просто перепутала даты. – Он открыл Библию в самом конце и принялся искать нужные страницы. – У меня есть привычка записывать в конце Библии даты наших церковных собраний, и недавно, проглядывая свои записи, я обнаружил, что как раз вечером тринадцатого декабря начались наши ежегодные молитвенные собрания в загородном баптистском лагере. И сестра Тредгуд была там со своим работником Джорджем Пиви, который занимался буфетом. Хочу заметить, что он это делает каждый год последние двадцать лет.

Обвинитель вскочил с места:

– Возражаю! Это ничего не доказывает! Убийство могло произойти и через день-два после этого.

Преподобный Скроггинс посмотрел на него исподлобья и обернулся к судье:

– В том-то и дело, ваша честь, что наши собрания всегда длятся три дня и три ночи.

– И вы абсолютно уверены, – спросил адвокат, – что мисс Тредгуд там присутствовала?

Преподобный Скроггинс, казалось, был несколько удивлен, что кто-то мог усомниться в его словах.

– Ну разумеется. – Он повернулся к присяжным: – Мисс Тредгуд никогда не пропускает наших собраний, и к тому же она солистка церковного хора.

Первый раз в жизни Иджи была так растеряна и обескуражена. Она не знала, что и думать. Все эти годы члены клуба «Маринованный огурец» врали напропалую и рассказывали небылицы, пребывая в полной уверенности, что никто на белом свете не сможет их перещеголять, а преподобный Скроггинс за какие-то пять минут умудрился положить их на обе лопатки. Его слова звучали настолько убедительно, что Иджи и сама едва не поверила ему.

– Более того, прихожане нашей церкви очень высоко ценят сестру Тредгуд, и все они приехали сюда в автобусе, чтобы выступить в ее защиту.

При этих словах дверь зала отворилась, и проход заполнила самая невероятная публика, какую только Господь Бог мог собрать вместе: Смоки Одиночка, Джимми Шишка Хэррис, Эл Заноза в Брюхе, Кривой Саккет, Элмо Уильямс Клякса, Долгоносик Джейк, Бородавочник Билли и так далее. Все как один подстриженные в салоне Опал и во взятых напрокат костюмах – небольшая горстка той толпы безработных бродяг, которых Иджи и Руфь кормили в годы депрессии. Смоки подоспел как раз вовремя.

Один за другим они выходили на свидетельское место и припоминали до мельчайших подробностей ход молитвенного собрания, которое состоялось под тентом на берегу реки в декабре 1930 года. Последней была Ева Бейтс – с сумочкой и в шляпе, украшенной цветами. Она едва не разбила сердце присяжным своим трогательным рассказом о том, как сестра Тредгуд подошла к ней в первую ночь молитвенного служения и сказала, что Господь вошел в ее душу благодаря вдохновенной проповеди преподобного Скроггинса, направленной против плотских утех и зла, приносимого алкоголем.

Маленький, сухопарый судья с тощей шеей даже не обратился к присяжным с просьбой огласить приговор. Он стукнул своим молотком и сказал обвинителю:

– Сдается мне, Перси, что твои шансы равны нулю. Во-первых, тело не найдено. Во-вторых, у нас есть свидетели, показания которых никто не собирается оспаривать. А что есть у тебя? Да ничего. Я так думаю, что этот Фрэнк Беннет напился и утонул. И его давно съели рыбы. А это можно расценить как смерть в результате несчастного случая. Вот так-то! – Он еще раз стукнул молотком и торжественно объявил: – Судебное заседание объявляется закрытым.

Сипси пустилась в пляс на балконе, а Грэди вздохнул с облегчением.

Судья, достопочтенный Кертис Смут, великолепно знал, что в середине декабря никаких трехдневных молитвенных собраний под тентом не было и быть не могло, а со своего места прекрасно видел, что книга, на которой поклялся преподобный Скроггинс, была отнюдь не Библией. И уж конечно, он не поверил свидетельским показаниям этой оравы умытых и принаряженных забулдыг. Но две недели назад умерла его дочь, не успев состариться и прожив собачью жизнь на городской окраине, а все из-за Фрэнка Беннета. Вот почему судье было глубоко безразлично, кто укокошил этого сукиного сына.

Преподобный Скроггинс подошел к Иджи и пожал ей руку.

– Увидимся в воскресенье в церкви, сестра Тредгуд. – Он подмигнул ей и вышел.

Его сын Бобби, узнав о суде, позвонил отцу и рассказал, как Иджи спасла его от тюрьмы. И Скроггинс, которого Иджи так изводила на протяжении многих лет, тут же помчался ее выручать.

Иджи была настолько смущена его поступком, что долго не могла выдавить из себя ни слова. Однако по дороге домой она сказала:

– Вот что я подумала… Не представляю, что хуже – сесть в тюрьму или до конца жизни быть благодарной священнику.

Приют для престарелых «Розовая терраса»

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

5 октября 1986 г.

Сегодня Эвелин не терпелось поскорее попасть в приют, и она всю дорогу подгоняла Эда. Как всегда, она зашла к свекрови и хотела угостить ее медовыми пончиками, и та, как всегда, отказалась: «Если я это съем, то потом буду блевать как собака. Прямо в голове не укладывается, как ты можешь жрать такую приторную дрянь».

Эвелин извинилась и поспешила вниз, в зал для посетителей. Миссис Тредгуд, в платье с ярко-зелеными цветами, увидев ее, воскликнула:

– С Новым годом!

– Дорогая, до Нового года целых три месяца, – в полном недоумении сказала Эвелин. – Еще и Рождество не справляли.

– Я знаю, – засмеялась миссис Тредгуд. – Просто я подумала, может, чуть-чуть поторопим время? Хоть повеселимся немножко. Все эти старики такие мрачные ходят, бормочут какой-то бред.

Эвелин вручила миссис Тредгуд гостинец.

– Ой, Эвелин, неужели медовые пончики?

– Они самые. Помните, я вам про них говорила.

– Какие замечательные! – Старушка взяла пончик. – Вот спасибо, милочка. А вы никогда не пробовали пончики с кремом? Они такие легкие, прямо воздушные. Я всегда говорила Клео: «Если будешь проходить мимо кондитерской, прихвати нам с Альбертом дюжину пончиков – шесть глазированных с кремом и шесть с джемом». А еще я люблю такие плетеные, знаете, как косичка. Забыла, как они называются.

Эвелин не вытерпела:

– Миссис Тредгуд, ну рассказывайте про суд.

– Вы имеете в виду суд над Иджи и Большим Джорджем?

– Да.

– Ну это действительно было что-то невероятное. Помню, мы тогда перепугались до смерти. Думали – все, они никогда больше домой не вернутся, но в конце концов их признали невиновными. Клео говорил, будто они представили доказательства, что на момент совершения преступления находились в другом месте и у них просто не было физической возможности это сделать. А еще он сказал, что Иджи держалась молодцом, потому что хотела защитить другого человека.

Эвелин задумалась.

– А кто еще мог желать смерти Фрэнку?

– Ну-у, милочка, не важно, кто мог желать, важно, кто убил. Вот в чем вопрос. Одни говорили, что это сделал Смоки Одиночка, другие – что это дело рук Евы Бейтс и ее дружков с реки. Прости меня Господи, но там ведь собирался довольно грубый народец, да и все члены клуба «Маринованный огурец» горой друг за дружку стояли, так что бог их разберет. И потом, конечно… – миссис Тредгуд помолчала, – там ведь еще и Руфь была.

Эвелин удивилась:

– Руфь? А где была Руфь в ночь убийства? Ведь кто-то это знал?

Миссис Тредгуд покачала головой:

– В том-то и дело, милочка, что никто ничего наверняка не знал. Иджи говорила, что они с Руфью были в доме мамы Тредгуд, она тогда болела. И я ей верю. Но некоторые не верят. Я знаю только одно: Иджи скорее умерла бы, чем позволила запятнать имя Руфи убийством.

– Так нашли убийцу или нет?

– Нет, милая, так и не нашли.

– Ну ладно, если Иджи и Большой Джордж не виновны, то кто же, по-вашему, это мог сделать?

– Чего не знаю, того не знаю.

– И вам не хотелось узнать правду?

– Ну конечно хотелось бы, кому ж не хочется? Это одна из самых больших загадок. Но правды никто никогда не узнает, милочка, за исключением разве что убийцы Фрэнка Беннета и самого Фрэнка Беннета. Как говорится, мертвый не выдаст.