Текст книги "Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»"

Еженедельник миссис Уимс

«Бюллетень Полустанка»

28 ноября 1935 г.

НАСТОЯЩИЙ ДРУГ

Прошлой ночью Железнодорожный Билл сбросил 17 окороков из поезда с правительственными запасами, и, насколько я понимаю, наши друзья из Трутвилля прекрасно встретили День благодарения.

Спектакль «История Полустанка», показанный в школе, напомнил нам, что индейцы, которым раньше принадлежали эти земли, были людьми смелыми и свирепыми, особенно в интерпретации Весты Эдкок, игравшей вождя Сиакаггу, предводителя племени черноногих.

Моя дражайшая половина Уилбур заявил, что он на треть черноногий индеец, но все же он не настолько свиреп… Шучу, Уилбур!

Р. S. Иджи говорит, что Сипси, ее цветная помощница, вырастила в саду Тредгудов окру высотой шесть футов и десять дюймов. Она выставила ее в своем кафе.

Мы скорбим о смерти Уилла Роджера. Его любили все, и вряд ли кто-нибудь сможет заменить нам дорогого Доктора Яблочных Соусов. Разве можно забыть чудные вечера в кафе, когда мы слушали его по радио! В те тяжелые времена он заставлял нас хоть ненадолго отвлечься от бесконечных забот и горестей, дарил нам улыбку. Его жене и детям шлем нашу любовь и наилучшие пожелания, а Сипси посылает ореховый пирог собственного приготовления. Так что приходите на почту и распишитесь на открытке, которая к этому пирогу прилагается.

Дот Уимс

Приют для престарелых «Розовая терраса»

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

16 февраля 1986 г.

Эвелин привезла разного печенья, чтобы порадовать свекровь, но Большая Мама сказала: «Спасибо, мне ничего не надо», поэтому Эвелин отнесла печенье миссис Тредгуд, которая ужасно обрадовалась подарку.

– Я могу целыми днями питаться одним имбирным печеньем и ванильными вафлями, а вы?

Эвелин неохотно кивнула в ответ. Смакуя печенье, миссис Тредгуд взглянула на пол.

– Знаете, Эвелин, я терпеть не могу линолеум. Вы только подумайте, тут все старики носят войлочные тапки, которые словно специально шиты, чтобы поскальзываться, падать и ломать конечности. Поэтому везде пришлось настелить ковров. У меня в комнате тоже коврик из лоскутков. Я заставила Норриса отнести мои черные ботинки в ремонт и приклеить резиновую подошву и теперь не снимаю их с утра до вечера. У меня почему-то нет желания ломать ноги. Стоит тебе что-нибудь сломать – и все, кончен бал.

Здешние старички ложатся в половине восьмого, ну в восемь. Я так не привыкла. Дома нипочем не засыпала, пока не услышу в десять двадцать гудок поезда на Атланту. А тут укладываюсь в восемь, гашу свет, чтобы не мешать миссис Отис, и жду, когда в десять двадцать прогудит мой поезд. Раньше заснуть не получается. Представьте себе, его на весь город слышно. Хотя, может, мне только кажется, что слышно, но это не важно. Все равно не сплю и жду.

Хорошо, что я люблю поезда. Наш Полустанок – это знаете что? Крошечный привокзальный городишко. А Трутвилль – горстка лачуг и церковь, простая баптистская церквушка Горы Сион, куда ходила Сипси и все остальные.

Железная дорога проходит совсем близко от моего дома. Будь у меня удочка, я могла бы высунуть ее в окно и дотронуться до стенки вагона, вот насколько близко. Потому-то последние пятьдесят лет я провела на крылечке в кресле-качалке, глядя на проходящие поезда. Могла смотреть и смотреть, не надоедало. Как тому еноту, который мог без конца мыть безе. Особенно мне нравилось разглядывать вагоны по ночам. Знаете, что я больше всего любила? Вагон-ресторан. Нынче это просто закусочная, где люди сидят, пьют пиво, курят, но раньше, пока не отменили фирменные поезда… Поезд «Серебряный полумесяц» Нью-Йорк – Новый Орлеан проходил в семь сорок, как раз во время ужина, и бог мой, вы бы это видели! Черные официанты в белых накрахмаленных куртках и черных кожаных галстуках-бабочках разносили прелестные крошечные чашечки и серебряные кофейники, а на каждом столе свежая роза и маленькая лампа под абажуром.

Конечно, в те дни женщины одевались просто шикарно, носили меха и шляпки, а мужчины в синих костюмах тоже выглядели очень и очень элегантно. На окнах «Серебряного полумесяца» были даже жалюзи. Сидишь там как в настоящем ресторане и катишь сквозь ночь. Я часто говорила Клео, что мне ужасно нравится ехать и при этом что-нибудь жевать.

А Иджи шутила: «Нинни, ты, кажется, садишься в поезд только для того, чтобы поесть». И между прочим, была права. Я просто обожала бифштексы, которые там готовили, и никогда мне не приходилось есть яичницу с ветчиной вкуснее той, что подавали в вагоне-ресторане. По пути поезд останавливался в маленьких городках, и на станциях повара покупали свежие яйца, ветчину и свежую форель. Да, тогда все было такое свежее!

Я в последнее время почти не готовлю. Разогрею консервированный томатный суп, и сойдет. Не то чтобы мне разонравилась хорошая еда. Нет, я люблю поесть! Но теперь трудно найти что-нибудь вкусное. Как-то миссис Отис записала нас на программу «Еда на колесах», которую организовала церковь, но там кормили премерз-ко, и мы не стали туда ходить. Может, эта еда и на колесах, но совсем не похожа на ту, что подавали в поездах.

Конечно, когда живешь так близко от железной дороги, то случаются и неприятности. Посуда у меня, например, вся битая, в трещинах, даже тот зеленый сервиз, который я выиграла в Бирмингеме во время Великой депрессии, – мы тогда все отправились в кино. Знаете, какой фильм показывали? «Всем привет» с Кейт Смит. – Миссис Тредгуд посмотрела на Эвелин отсутствующим взглядом. – Наверно, вы ее не помните, но тогда ее все знали. У нее было прозвище – Певунья с Юга. Большая такая толстушка. Вам не кажется, что все полные люди добрые?

Эвелин, поскольку доедала уже вторую шоколадку, криво улыбнулась: мол, хотелось бы верить.

– Я бы поезда ни на что не променяла. Без них я бы в те годы померла от скуки. Телевидения еще не было. А так я всегда находила себе занятие: гадала, куда едут люди, откуда… Когда Клео удавалось скопить несколько долларов, он брал меня и малыша, и мы путешествовали до Мемфиса и обратно. Джаспер, сын Большого Джорджа и Онзеллы, работал тогда проводником в спальном вагоне и обслуживал нас так, будто мы – королевская чета из Румынии. Потом Джаспер стал президентом Объединенного братства проводников спальных вагонов. Он и его брат Артис уехали в Бирмингем совсем мальчишками… Но Артис раз или два попадал в тюрьму. Странно, никогда не знаешь, как сложится судьба у ребенка. Взять, к примеру, малыша Руфи и Иджи. Он через такое прошел в жизни… Кому угодно это могло сломать жизнь, но только не ему.

Кафе «Полустанок»

Полустанок, штат Алабама

16 июня 1936 г.

Услышав крики у железнодорожных путей, Иджи сразу поняла: с кем-то случилось несчастье. Она выглянула из окна и увидела Бидди Луис Отис, которая со всех ног бежала к кафе. Сипси и Онзелла возились на кухне. Бидди, распахнув дверь, крикнула:

– Ваш малыш, его поезд переехал!

У Иджи оборвалось сердце.

Сипси зажала рот руками:

– Господи Иисусе!

Иджи крикнула Онзелле:

– Не выпускай Руфь! – И помчалась к путям.

Шестилетний мальчик лежал на спине, глядя широко открытыми глазами на обступивших его людей. На их лицах застыло выражение ужаса.

Увидев Иджи, он улыбнулся, и она чуть было не улыбнулась в ответ, решив, что все обошлось, но потом заметила его руку, лежавшую в луже крови в шести футах от него.

Большой Джордж, который готовил на заднем дворе барбекю, примчался сразу следом за Иджи и увидел кровь одновременно с ней. Он подхватил ребенка и со всех ног бросился к дому доктора Хэдли.

Онзелла стояла в дверях, не выпуская Руфь из комнаты:

– Нет, миз Руфь, вам туда нельзя сейчас. Сладкая вы моя, подождите здесь, потерпите.

Руфь была испугана и ничего не понимала.

– Что там? Что случилось? Что-то с ребенком?

Онзелла силой усадила ее на кушетку и сжала ей руки смертельной хваткой.

– Ну тише, тише, сладкая моя. Посидите тут и подождите, милая, все будет хорошо.

Руфи стало страшно.

– Да что там такое?

Сипси стояла посреди зала кафе, тыкая пальцем в потолок.

– Не смей этого делать, Господи… Не смей этого делать с миз Иджи и миз Руфью… Не смей! Слышишь, ты, Бог? Не делай этого!

Иджи мчалась за Большим Джорджем, оба кричали: «Доктор Хэдли! Доктор Хэдли!», хотя его дом был за три квартала.

Маргарет, жена доктора, услышала крики и выбежала на крыльцо. Увидев их, она крикнула мужу:

– Иди скорей! Это Иджи с Бадди-младшим.

Доктор Хэдли выскочил из-за стола и бросился им навстречу, все еще держа салфетку. Увидев льющуюся из руки мальчика кровь, он отшвырнул салфетку и сказал:

– Быстро в машину! Повезем его в Бирмингем. Понадобится переливание крови.

Подбегая к своему старенькому «доджу», он крикнул жене:

– Звони в больницу, скажи, что мы едем!

Маргарет бросилась к телефону, а Большой Джордж, весь в крови, влез на заднее сиденье, держа мальчика на руках. Иджи села впереди и всю дорогу рассказывала Бадди истории, чтобы успокоить его, хотя у нее самой коленки тряслись.

Когда они подъехали к станции «Скорой помощи», медсестра и ассистент уже поджидали их у входа. Сестра сказала Иджи:

– Простите, но вашему спутнику придется подождать снаружи, это больница для белых.

Мальчик, за все время не проронивший ни звука, не спускал глаз с Большого Джорджа, пока его каталка не свернула за угол.

Большой Джордж, в крови с головы до ног, сел на ступени, прислонился к кирпичной стене, обхватил голову руками и стал ждать.

Мимо прошли два прыщавых подростка. Один ткнул пальцем в Большого Джорджа:

– Глянь-ка, еще одного черномазого порезали в драке.

Второй крикнул:

– Эй, парень, шел бы ты лучше в больницу для ниггеров!

Его косоглазый и щербатый приятель сплюнул, подтянул штаны и зашагал по улице, страшно довольный собой.

Еженедельник миссис Уимс

«Бюллетень Полустанка»

24 июня 1936 г.

ТРАГЕДИЯ У КАФЕ

Ужасно жаль, но я вынуждена сообщить, что малыш Иджи и Руфи потерял руку, играя на прошлой неделе на путях перед кафе. Он перебегал рельсы перед поездом, поскользнулся и упал. По словам машиниста Бэрни Кросса, состав шел со скоростью около сорока миль в час.

Мальчик до сих пор находится в больнице, но поправляется, хотя потерял много крови, и скоро вернется домой.

Итак, в этом году в Полустанке мы лишились ноги, руки и указательного пальца. Еще погиб негр, и вывод из этого может быть только один: будьте как можно внимательнее! Мы по горло сыты потерями конечностей, которые нам дороги, и всего прочего.

А мне лично надоело писать об этом.

Дот Уимс

Приют для престарелых «Розовая терраса»

Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама

23 февраля 1986 г.

Миссис Тредгуд с удовольствием ела из стаканчика ореховый крем и предавалась воспоминаниям о тех далеких и приятных временах, когда все поезда проходили мимо ее дома.

Однако Эвелин интересовало совсем другое, поэтому она спросила:

– Миссис Тредгуд, в тот раз вы сказали, что у Руфи и Иджи был ребенок.

– Ах да, Культяшка. Он был самым храбрым малышом в мире. Не раскис, даже когда потерял руку.

– Боже правый! Потерял? Как это случилось?

– Попал под поезд, и ему отрезало руку выше локтя. Вообще-то, его настоящее имя было Бадди Тредгуд-младший, а Культяшкой его прозвали потому, что от руки у него остался только обрубок. Мы с Клео навещали его в больнице, и он вел себя очень спокойно, не плакал и не жалел себя. Это Иджи его таким вырастила, научила стойко переносить удары судьбы.

У ее друга была мастерская по изготовлению памятников, так она попросила его сделать могильный камень и выгравировать на нем надпись:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ РУКА

БАДДИ-МЛАДШЕГО

1929–1936

МИР ПРАХУ ТВОЕМУ, ПОДРУЖКА!

Камень поставили в поле за кафе, и, когда мальчик вернулся из больницы, она повела его туда и устроила настоящие похороны руки. Все его приятели пришли: ребятишки Онзеллы и Большого Джорджа Артис и Джаспер, маленький Билли и Озорная Птичка и все соседские дети. Иджи пригласила духовой оркестр «Шотландский орел», и он сыграл похоронный марш. Иджи первая начала звать его Культяшкой. Руфь, когда это услышала, чуть в обморок не упала. «Бог мой, – сказала она, – какая гадость!» Но Иджи стояла на своем: во-первых, его не будут обзывать за глаза, а во-вторых, это поможет ему смириться с отсутствием руки и лишний раз не переживать по этому поводу. И она оказалась права. Вряд ли вы нашли бы человека, который мог так управляться одной рукой. Он метко кидал стеклянные шарики, охотился, ловил рыбу, да что угодно мог делать. Он был лучшим стрелком в Полустанке.

Когда в кафе приходил новичок, Иджи приводила Культяшку и заставляла рассказывать длинную историю о том, как он ловил зубатку в Уорриор-ривер, и все слушали открыв рот, а потом Иджи говорила:

– А ну-ка покажи, Культяшка, какой величины была зубатка?

И он растопыривал руки как заправский рыбак и говорил: «Во примерно какая». И оба хохотали, глядя на слушателей, которые честно пытались вообразить себе такую громадную рыбу.

Ну конечно, он не был ангелом, и свои закидоны у него случались, как у всех мальчишек. Но я помню только один случай, когда он пал духом. Под Рождество мы все собрались в кафе, пили кофе и ели фруктовый пирог, и вдруг он ни с того ни с сего начал кричать как сумасшедший и швырять игрушки. Руфь и Иджи побежали в его комнату, и в считанные секунды Иджи надела на него пальто и увела из кафе. Руфь, расстроенная и взволнованная, выбежала за ними следом и все спрашивала: «Куда ты его тащишь?» Но Иджи ответила, что они скоро вернутся.

И правда, вернулись они примерно через час, Культяшка смеялся и был в прекрасном настроении. Много лет спустя, когда он пришел ко мне подстригать газон, я позвала его посидеть со мной на крылечке, выпить чаю со льдом, и спросила: «Культяшка, помнишь то Рождество, когда ты разозлился и растоптал конструктор, который мы с Клео подарили тебе на день рождения?» Он улыбнулся и ответил: «Ой, тетя Нинни, – он всегда меня так называл, – конечно, помню». Я опять спрашиваю: «А куда тебя Иджи тогда возила?» – «Не могу тебе сказать, тетя Нинни, я обещал, что не скажу».

Ну вот, так я до сих пор и не знаю, куда они ездили. Видно, Иджи ему что-то сказала важное, и он после этого никогда не расстраивался из-за руки. Он был чемпионом 1946 года в охоте на дикую индейку. Знаете, как трудно подстрелить дикую индейку?

Эвелин сказала, что нет, не знает.

– Ну тогда, милочка, я вам объясню. Нужно попасть этой самой индейке точнехонько между глаз, а голова у нее не больше моего кулака! Вот что значит хорошо стрелять.

Он играл во все спортивные игры, и ему ни разу не помешало отсутствие руки. А какой он был славный! В жизни не видела мальчишек добрее.

Конечно, Руфь была ему хорошей матерью, и он ее просто обожал. Ее все обожали, но вы бы посмотрели на Культяшку и Иджи – это было что-то необыкновенное. Они и рыбу ловили, и охотились лучше всех, и были просто без ума друг от друга. Думаю, никто в целом свете не был ближе, чем эти двое.

Однажды, помню, Культяшка положил в карман кусок орехового пирога и испортил свои лучшие брюки. Руфь ужасно разозлилась, а Иджи, наоборот, хохотала до упаду, вот как.

Но порой Иджи обращалась с ним даже жестоко. Например, когда ему было всего пять лет, швырнула его в реку, чтобы научить плавать. Но я вот что скажу, он никогда не грубил матери, как другие мальчишки. По крайней мере, когда рядом была Иджи. Она этого не позволяла. Никому и никогда. Нет, он слушался мать. Не то что Артис, сын Онзеллы. С этим парнем ничего не могли поделать, правда?

Эвелин сказала:

– Наверно, не могли. – И вдруг увидела, что миссис Тредгуд надела платье наизнанку.

Полустанок, штат Алабама

Рождество 1937 г.

Почти все ребятишки получили на Рождество в подарок пистолеты с пистонами и собрались в саду доктора Хэдли пострелять. Весь двор пропах серой, целый день в морозном воздухе стоял треск. Каждый был убит по сотне раз. Паф! Паф! Паф! Ты убит! Паф, паф!

– Ой, в меня попали!

Восьмилетний Дуэйн Килгор схватился за грудь, упал на колени и стал умирать. Дернувшись в последний раз, он выхватил запасную красную обойму и перезарядил пистолет.

Культяшка Тредгуд немного опоздал к началу перестрелки, удрав от рождественского ужина в кафе с семьей и Смоки Одиночкой. Он вбежал во двор, когда все только что зарядили пистолеты и готовились к новому бою, спрятался за деревом и прицелился в Вернона Хэдли. Паф! Паф!

Щелк! Щелк! Вернон выпрыгнул из-за куста и заорал:

– Ты промазал, грязная скотина!

Культяшка, у которого кончились пистоны, перезаряжал пистолет, когда Бобби Ли Скроггинс подбежал к нему вплотную и выстрелил.

Щелк! Щелк! Паф! Паф! Убит! И, не успев опомниться, Культяшка был застрелен… Но не огорчился. Раз за разом перезаряжал он пистолет только для того, чтобы его снова и снова убивали.

Пегги Хэдли, младшая сестра Вернона, училась в одном классе с Культяшкой. Она пришла в сад в новом темно-бордовом пальто, с новой куклой и села на ступеньки смотреть. И вдруг Культяшке разонравилось каждый раз оказываться убитым. Все отчаяннее пытался он попасть хотя бы в кого-нибудь, но ребят было много, а он не мог заряжать пистолет так же быстро, как они, и не успевал отстреливаться.

Щелк! Щелк! Снова убит! Но Культяшка отчаянно рванулся к большому дубу посреди двора, за которым можно было прятаться, выскакивать, стрелять и вновь прятаться. Он уже убил метким выстрелом Дуэйна и прицелился в Вернона, когда сзади, из-за кучи кирпичей, выскочил Бобби Ли. Культяшка обернулся, но было поздно. Бобби Ли наставил на него два пистолета и расстрелял две обоймы.

Щелк! Щелк! Щелк!

– Ты убит! – заорал Бобби Ли. – Два раза убит! Давай умирай!

И Культяшке не оставалось ничего другого, как умереть на глазах у Пегги. Это была быстрая, тихая смерть. Он поднялся и сказал:

– Пойду домой, возьму еще пистонов. Я скоро вернусь.

Пистонов у него было предостаточно, просто ему хотелось умереть по-настоящему. Ведь Пегги видела, как его все время убивают.

Когда он ушел, Пегги крикнула брату:

– Ты нечестно играешь! Ведь у бедного Культяшки только одна рука. Я все про тебя маме расскажу, Вернон.

Культяшка ворвался в свою комнату, бросил на пол пистолет и швырнул о стену игрушечный поезд. Он кричал от отчаяния, кричал как безумный. Когда вбежали Руфь и Иджи, он топтал конструктор, от которого уже остались одни обломки.

Увидев их, Культяшка зарыдал:

– Я ничего, ничегошеньки не могу сделать этим обрубком проклятым! – И стал бить по культе.

Руфь крепко прижала его к себе.

– Мальчик мой, что случилось? Что с тобой?

– У всех по две кобуры, кроме меня! Я не могу их победить, меня весь день убивали!

– Кто?

– Дуэйн, и Вернон, и Бобби Ли Скроггинс.

– Ох, милый… – Руфь опешила. Она знала, что когда-нибудь такой день настанет, но теперь, когда он настал, позабыла все слова, которые приготовила на этот случай. И что можно сказать семилетнему ребенку? Что все будет хорошо? Она беспомощно посмотрела на Иджи.

Иджи вдруг сдернула Культяшку с кровати, накинула на него пальто и повела к машине.

– Мистер, вы поедете со мной.

– Куда?

– Узнаешь.

По дороге к реке оба не проронили ни слова. Подъехав к табличке с надписью КЛУБ РЫБАКОВ «ФУРГОННОЕ КОЛЕСО», Иджи свернула, и вскоре они оказались у ворот, сделанных из двух больших белых колес. Иджи вылезла, открыла ворота, остановилась возле домика и посигналила. В дверях показалась рыжеволосая женщина.

Иджи велела Культяшке оставаться в машине, а сама вышла и о чем-то заговорила с рыжеволосой. Из дома доносился восторженный визг собаки: она скакала и тявкала, приветствуя Иджи.

Через несколько минут женщина вернулась в дом и вынесла Иджи резиновый мячик. Когда она открыла дверь, собачка выскочила во двор и стала так вертеться и вилять хвостом, что казалось, вот-вот умрет от восторга.

Иджи сошла с крыльца и сказала:

– Пошли, Леди! Ну, давай, девочка! – И подбросила мяч.

Маленький белый терьер подпрыгнул фута на четыре, поймал на лету мячик и, подбежав к Иджи, отдал ей. Иджи снова и снова кидала мяч, а Леди ловила его, прыгала и ловила. И вдруг Культяшка заметил, что у собачки только три лапы. Леди прыгала за мячом минут десять и ни разу не потеряла равновесия. Наконец Иджи позвала собачку в дом и попрощалась с рыжеволосой женщиной.

Она вела машину по узкой дороге вдоль реки.

– Культяшка, я хочу кое-что у тебя спросить.

– Да, мэм.

– Как ты думаешь, той собачке было весело?

– Да, мэм.

– Она счастлива, что живет на свете?

– Да, мэм.

– А тебе не показалось, что она себя жалеет?

– Нет, мэм.

– Так вот, ты мне все равно что сын, и я тебя всяким люблю. Ты это понимаешь?

– Да.

– Но знаешь, Культяшка, мне чертовски обидно думать, что мозгов у тебя не больше, чем у этой бедной собачонки.

Он смотрел в пол машины.

– Понятно, мэм.

– И я больше никогда не хочу слышать, что ты чего-то не можешь сделать. Ладно?

– Ладно.

Иджи открыла бардачок и достала бутылку виски «Грин Ривер».

– К тому же мы с твоим дядей Джулианом собираемся взять тебя охотиться на следующей неделе. Будешь учиться стрелять из настоящего ружья.

– Правда?

– Правда.

Она отвинтила пробку и сделала глоток.

– Черт подери, мы сделаем тебя лучшим стрелком штата, и пусть тогда кто-нибудь из этих пацанов попробует тебя победить. На-ка, глотни.

Культяшка вытаращился на бутылку.

– Я?

– Давай-давай, глотни. Только маме не говори. Мы еще всем утрем нос.

Культяшка сделал глоток. В горло как будто хлынул горящий керосин, но он постарался не сморщиться.

– Что это была за женщина? – спросил он чуть погодя.

– Друг.

– Вы здесь бывали раньше?

– Да, пару раз. Только маме не рассказывай.

– Ладно.