Текст книги "Лед и пламя"

Все эти тонкости поначалу удивляли и раздражали Джона, но тем не менее со временем он начал испытывать ко всему этому смутный пока интерес. Единственное, чего не делалось в винокурнях, это розлива в бутылки – бочки направлялись в специализированные фирмы, однако ответственность за розлив несли винокурни. Джон уже дважды отвозил бочки в предместье Эдинбурга, и это маленькое путешествие ему даже понравилось.

– Так и будешь тут курить весь день?

Скотт, который подошел незаметно, так что Джон его не увидел, шлепнул его по плечу, и паренек вздрогнул.

– Если тебе нечего делать, пойдем со мной.

Как только Джон старался отойти куда-нибудь и побыть простым наблюдателем, неведомо откуда сразу возникал Скотт и подыскивал ему какое-нибудь занятие. При таких условиях как мог Джон не приходить в ужас при слове «винокурня»? Они вошли в здание администрации, где полный рабочий день трудились три секретаря и бухгалтер. Здесь царила шумная деловая атмосфера, то и дело входили и выходили служащие и водители, не смолкали телефоны.

– Я собираюсь ввести тебя в курс дела во всем, что касается поставок, – заявил Скотт, открывая дверь в свой кабинет. Комната была полностью отделана дубовыми панелями и украшена медными аппликациями, над которыми красовались несколько ламп из опалового стекла и старинные гравюры, имеющие отношение к виски. Перед большим письменным столом красного дерева стояли два обязательных честерфилдских кресла, обтянутых уже потертой зеленой кожей, словно ждавшие посетителей.

– Недостает только шотландских занавесок! – с иронией произнес Джон.

– Мы ничего здесь не трогали со времен моего деда, – пояснил Скотт. – Мне очень нравится здешняя атмосфера, да и моим клиентам тоже.

– Очень уютненько, местный колорит… Сегодня утром мы здесь будем работать?

– Я – да, но не ты. Найдешь Джэнет, и пусть она тебе подробно объяснит, как производятся поставки.

– Не очень-то веселая программа на день.

– Предпочитаешь переворачивать лопатой ячмень в цеху просушки? Или мешать брагу в чанах?

– Все это мы уже проходили, не стоит так напрягаться!

Скотт сел за стол, оставив Джона стоять.

– Я и не думаю напрягаться. Пока что ты только всему учишься, ты ведь этого хотел? Впрочем, будущим летом я поставлю тебя вместе с другими на уборку ячменя, чтобы ты постиг всю науку, так сказать, с самого начала.

– Вот об этом не может быть и речи! Летом у меня каникулы, и я планирую отправиться подальше от Шотландии. Мне нужно повидаться с моим отцом во Франции. Думаю, это будет куда интереснее, чем терпеть все твои мелкие пакости.

– Не изображай из себя жертву, Джон. А ты на что рассчитывал? Что тебе тут же предложат хорошо оплачиваемую работу и притом не слишком утомительную? Нет уж, сначала тебе нужно приложить усилия и познать все детали профессии. А она настолько сложна, в ней целая масса разных тонкостей, о которых ты пока и представления не имеешь.

– Да плевать мне на все это, Скотт! Я здесь только для того, чтобы угодить маме, и мы оба это знаем.

– Действительно, она, пожалуй, единственная, кто получает от этого удовольствие. Что до меня, то тащить на себе весь день такого ленивого болвана, как ты, это просто крестный путь какой-то!

Обиженный, потому что Скотт угодил в больное место, назвав его болваном, Джон перевел разговор на другое:

– За что ты меня так ненавидишь? Вероятно, за то, что я ступил на твою территорию? Вот ты и устроил мне суровую жизнь, чтобы я поскорее отказался, ведь ты все делаешь для того, чтобы эта работа вызвала у меня отвращение.

– Ты ошибаешься.

– Вот только не рассказывай мне сказок! Ты очень плохо воспринял повторный брак отца, хотел остаться единственным сыном и самому все держать под контролем, до последнего пенни. А тут на тебе – придется делиться, вот это-то тебе и встало поперек горла!

– Да чем, в сущности, делиться? Делить работу, обязанности? Так вот, ты на это не способен. Вопреки тому, что ты там себе придумал, мне бы хотелось иметь напарника, который мог бы меня иногда подменить. Полноценное возобновление объема продаж нашего виски – это потрясающие возможности, и я собираюсь сделать все, что только от меня зависит, чтобы две наши винокурни давали максимальный доход. Во времена, когда всем заправлял отец, дела шли ни шатко ни валко, он порой с трудом удерживался на плаву. Теперь же – девять винокурен из десяти входят в ассоциации, готовые раздавить одним махом тех, кто еще сохраняет независимость. Но когда речь заходит о качестве, которое всегда должно быть безупречным, причем неизменно безупречным, когда речь заходит о традиционных шотландских технологиях, столь же безупречно выдержанных, вот тогда мы получаем мощный рычаг, чтобы сопротивляться этим объединениям. Мой отец старался следовать этому всю жизнь, но я хочу большего, хочу прогресса, развития, хочу пойти дальше. И для этого мне нужна рядом команда из верных людей. И ты мог бы стать одним из них, поскольку, хочу я этого или не хочу, ты мне доводишься родственником.

– Стать одним из твоей команды? И это после пяти, а то и десяти лет обучения, которое уж ты точно постараешься сделать для меня отвратительным? Нет, мне этого недостаточно. Для этого я слишком честолюбив и не собираюсь всю жизнь подчиняться твоим приказам, чтобы помогать тебе как можно успешнее продавать свое пойло! Ну и что тебе остается? Кого ты возьмешь в свою команду? Моих двух братьев в качестве бесплатной рабочей силы?

Джон начал кричать, но его гневную тираду сопровождала такая тишина со стороны Скотта, что в конце концов тот вдруг почувствовал себя неуютно. Скотт смотрел на него, и невозможно было понять, что выражал его взгляд. Через какое-то время он бросил:

– «Бесплатная рабочая сила» – громко сказано. Вы трое ни на что не годны.

Не торопясь он поднялся с места, обошел кабинет и открыл дверь.

– Я попросил тебя обратиться к Джэнет, чтобы она тебе объяснила, как работать на поставках. Если ты не хочешь этого делать, ты вправе покинуть винокурню навсегда.

– На самом деле?

– Умом, как вижу, Джон, ты не отличаешься. Но я оберну против тебя твое же оружие. Возвращайся домой, пожалуйся матери и увидишь, что на этот раз ты встретишь не слишком хороший прием. Конечно, она на тебя рассчитывала, что ты попортишь мне немало крови, но главное, она хотела внедрить тебя сюда, чтобы потом похвастаться перед отцом твоими успехами. Ей казалось, что рано или поздно ты сможешь стать еще одним наследником. К несчастью, отец досконально знает эту профессию и будет судить о твоих достижениях по тому, как ты сумеешь проявить себя в качестве ученика в этой области. Он мне тебя навязал и теперь спуску тебе не даст. Сбежав отсюда, ты теряешь свой единственный шанс занять в нашем деле какое-нибудь место. Он очень влюблен в твою мать, здесь я согласен с тобой, однако дураком он от своего чувства не станет, не рассчитывай.

– Ты недооцениваешь власть, которую имеют красивые женщины над старыми джентльменами! – возразил Джон, трясясь от ярости.

Он хотел бы вывести Скотта из себя, возможно, спровоцировать скандал или, еще лучше, драку, о которой только и мечтал. Но Скотт оставался невозмутимым и молчал, ожидая ответа. И Джон вдруг сдался, осознав, что у него нет никакой лазейки.

– Ну и кто она, эта Джэнет?

– Блондинка в очках.

Выйдя из кабинета и сильно хлопнув дверью, Скотт сделал глубокий вдох, затем на секунду закрыл глаза, чтобы успокоиться. Бесконечные усилия, которые ему приходилось прикладывать, чтобы не отвечать на провокации Джона, не только изматывали его, но и делали желчным. Бывали моменты, когда ему отчаянно хотелось схватить его за шею и как следует встряхнуть, как щенка. Единственным утешением сегодня было то, что он наконец сказал Джону, что тот ни на что не годный глупец. Эти высказывания, несомненно, будут сообщены Амели тем же вечером.

Потом он вновь зашел в кабинет и посмотрел в свой рабочий блокнот. Вообще-то, сегодня он сопровождал Мэри на джазовый концерт в театре «Коттьер», так что на ночь в особняк возвращаться не собирался. Кстати, приезжать туда ему хотелось все меньше и меньше. Он сожалел об этом из-за Мойры, отца, из-за прелестной малышки Кейт. Впрочем, не такая она уж и малышка! Но она все так же чувствовала себя уязвимой перед братьями, третировавшими ее и считавшими маленькой девчонкой, которой она вовсе не была. Филип тоже шел по стопам старшего брата, он завалил один экзамен, оканчивая среднюю школу, и не имел никаких шансов поступить в высшее учебное заведение. В то же время Джордж вот уже несколько месяцев принадлежал скорее к золотой середине класса, то есть учился вполне сносно, и это уже был не такой безнадежный случай. Он вел себя намного приличнее, чем остальные братья, был любезнее и добрее, чем они. Скотт не испытывал к нему антипатии, однако настоящую привязанность он испытывал только к Кейт. Был ли он несправедлив или нетерпим, как это утверждал Джон? Он никогда не рассматривал детей Амели как угрозу. Зная отца, он был почти уверен, что тот не даст себя провести. Однако фраза Джона о власти красивой женщины над пожилым джентльменом заставила его призадуматься. Если бы он вступил в открытую войну с Амели, чью сторону принял бы Ангус? Тот продолжал демонстрировать доброжелательное безразличие к своим пасынкам, но тем не менее в итоге Амели набирала очки. Разве не он обязал его «внедрить» Джона на винокурню, разве не он предоставил ему автомобиль, взял на себя все расходы по содержанию четверых детей? Кто, как не Ангус, позволил Амели изменить убранство почти во всех комнатах особняка, постоянно притеснять Мойру, оскорблять Дэвида? Как далеко он мог зайти, чтобы угодить жене? Скотт понимал, что Амели его ненавидела. Она рассматривала его как препятствие для ее планов относительно собственных сыновей, но если убедить Ангуса было для нее не слишком сложно, то Скотт полностью ускользал из-под ее влияния. Он являлся единственным законным сыном Ангуса, носившим имя Джиллеспи, и она должна была каким-то образом отстранить его от борьбы, разделаться с ним любым способом для достижения своих целей.

С задумчивым видом он стал рассматривать гравюры, украшавшие стены его кабинета. Одна из них представляла первую этикетку односолодового виски «Джиллеспи», появившуюся двенадцать лет назад. За десятилетие графика претерпела незначительные изменения, но строгая элегантность дизайна осталась прежней. На полках магазинов такие бутылки издалека замечались настоящими ценителями. И целью Скотта было не просто сбыть свой товар: на его виски спрос неизменно превышал предложение, но и увеличить производство. А это было довольно сложной задачей, поскольку он должен был предвидеть, каким будет рынок через лет двенадцать, рассчитав время, которое понадобится для изготовления напитка. Отец, думая о будущем, не стремился к увеличению производства, учитывая, что разлитый по бутылкам виски уже не «стареет», подобно вину, и длительное складирование не придает ему дополнительной ценности. Однако Скотт был еще очень молод, впереди у него было много времени, и он мог себе позволить рискнуть.

Забыв и про Джона, и про все свои семейные проблемы, он вновь с головой ушел в работу. Для начала он решил заняться осмотром дистилляционных кубов, часть заклепок которых на его взгляд требовала замены.

* * *

День уже клонился к вечеру, но Кейт все еще гуляла. Она отважилась уйти далеко за пределы парка, по открытым ею новым тропинкам, которые всегда звали ее идти дальше и дальше. Подошвы застревали в грязи, что мешало ей двигаться, замедляло ход. Но ей было все равно, ведь такие прогулки доставляли ей огромное удовольствие. Она обогнула вершину холма, на котором стоял особняк Джиллеспи, и уже знала, что скоро издалека покажется море в самый час заката солнца. На обратном пути ей придется поторопиться, чтобы успеть вернуться до наступления темноты.

Прогулки по угодьям Джиллеспи всегда вселяли в Кейт энергию и хорошее настроение. Везде ее поджидали милые сюрпризы: увидеть верескового тетерева или тетерева-косача, белку или куницу, а иногда и дикого кота, выбирающегося из лесного болота. Кейт обожала шум ветра, который дул здесь почти ежедневно, но звуки производил совсем особые, разные в лесу и на открытом воздухе. С каждым годом она все больше влюблялась в Шотландию, околдованная диким видом ее необозримых просторов. Поместье Джиллеспи, раскинувшееся между морем и холмами, открывало множество неповторимых пейзажей с их яркой суровой красотой, которая ей никогда не надоедала. Она совершенно забыла про Париж, не думала больше о Люксембургском саде, таком маленьком и слишком упорядоченном. Даже об отце она отныне редко вспоминала. Обиженная его равнодушием, она окончательно смирилась. Многочисленные письма, которые она когда-то совершенно напрасно писала, даже не зная, куда их послать, теперь ей казались слишком приторными и слезливыми, когда она вспоминала некоторые отрывки из них. Пока они хранились у нее на дне ящика, но, поскольку они никогда не будут прочитаны, Кейт намеревалась их уничтожить. Вся эта «утраченная любовь» долгие годы причиняла ей боль, но теперь она уже больше не рыдала над ней. Иногда, когда она залезала в ящик за карандашом или ластиком и видела там письма, она просто пожимала плечами. Детство закончилось, образ отца мало-помалу растворился в небытии, и скоро от него останется лишь печальное воспоминание.

Когда Джон решительно ей заявил, что он летом собирается отправиться во Францию повидать отца, Кейт испытала шок. Увидеть? Неужели он, наконец, подал какие-то признаки жизни? Да, но почему он приглашает в Париж одного только старшего сына? Сообщение Джона произвело на нее эффект разорвавшейся бомбы. Но, несмотря на все мольбы Кейт, он решительно отказался назвать ей адрес, сказав, что они с отцом общались лишь однажды на «Фейсбуке». Кейт тогда чуть не заплакала, скорее от разочарования, чем от огорчения, но вдруг поймала себя на том, что слез-то и не было, во всяком случае, их не было из-за отца. Если уж тот решил затеять такую жестокую и гнусную игру, которая могла вбить клин между его собственными детьми, был ли он достоин ее слез? В таком случае его стоило вычеркнуть из жизни. Кейт тогда поклялась, что по возвращении Джона она не задаст ему ни одного вопроса, и надеялась, что ей хватит воли сдержать клятву.

Итак, как Кейт и надеялась, она добралась до места, откуда ее взору открывалось море, и она могла воспользоваться моментом, чтобы полюбоваться уходящим за линию горизонта солнцем. Увидит ли она наконец тот таинственный зеленый луч, который крайне редко вертикально падает в волны после того, как солнце полностью исчезнет? Она не очень-то верила этой шотландской легенде, которую упоминал в своих книгах Жюль Верн, но не могла помешать себе наблюдать за небом: не удастся ли ей все же стать свидетельницей этого удивительного явления? Долгое время она стояла, подставив лицо ветру, словно растворившись в этом незабываемом зрелище. Потом в конце концов Кейт обернулась, волосы хлестнули ее по щекам, и она отчего-то начала смеяться. Одинокие прогулки по холмам всегда вызывали в ней неповторимое, очень приятное чувство свободы. Неутомимая в ходьбе, Кейт пробиралась без боязни сквозь овечьи стада, издали махая рукой пастухам, взбиралась на вершины и сбегала вниз по склонам. Ничто ее не останавливало: ни холод, ни грозы, ей всегда было хорошо на этих удивительных, необъятных просторах. Порой она возвращалась промокшей и дрожавшей от холода, и тогда Мойра ругала ее, торопясь приготовить для нее поскорее чашку крепкого чая. А потом, сидя возле камина и держа в руках обжигающий фарфор чашки, Кейт описывала Мойре прогулку, а та заканчивала одной и той же фразой: «Скотт был как ты, он любил бродить по холмам и терял всякое представление о времени!» Эта фраза была своего рода сигналом, после которого Мойра начинала ей рассказывать истории из детства Скотта, а Кейт с восторгом ловила каждое слово. Одержимость Скоттом не оставляла девушку, она питала ее, это был стимул для жизни. Он продолжал оставаться принцем на белом коне ее мечтаний, единственным сумевшим зажечь ее сердце, все остальные на его фоне казались лишь бледными тенями, только с виду напоминающими мужчин. Ибо с некоторых пор у Кейт появились поклонники. Мальчики ее возраста начинали смотреть на нее по-особенному, улыбаться ей с глупым видом, приглашать на свидания. Один из них, Нил, преследовал ее с особым усердием, он вбил себе в голову заинтересовать ее игрой в гольф, национальным видом спорта. Узнав, что Кейт стала играть в гольф, Ангус пришел в восторг. «В воскресенье, после мессы, мы могли бы с тобой немного сразиться, что скажешь?» – пошутил он. А потом с важным видом богатого господина подарил ей полный комплект для гольфа. Кейт уже давно не сопровождала его в церковь, во всяком случае, не чаще раза в месяц, однако после подарка она с большой охотой стала с ним играть, внимательно прислушиваясь к его советам. Между ними возникло дружеское чувство двух сообщников, которое становилось все крепче. Ангуса забавляла стойкость падчерицы, которая могла километры вышагивать под проливным дождем, сохраняя чувство юмора, и потом он высоко ценил ее сдержанность, свежесть восприятия, равно как и тонкий ум, который проявлялся во время их долгих разговоров. Амели приходила в восторг от того, что они так прекрасно ладили, и считала будущее дочери устроенным, не сомневаясь, что Ангус подыщет для нее прекрасную партию, когда придет время. Разумеется, Кейт и не помышляла об этом, поскольку думала только о Скотте. Каждый день она боялась услышать объявление о его браке с Мэри, и, когда он являлся на ужин в Джиллеспи, душа ее разрывалась между страхом и радостью. Не осмеливаясь задать ему роковой вопрос напрямую, она ограничивалась тем, что интересовалась новостями о Мэри, а потом тут же переключалась на что-то другое.

Внезапно Кейт заметила, что уже совсем стемнело. Пока она возвращалась домой, как всегда, погруженная в свои мысли, нежданно-негаданно спустилась ночь. Конечно, она знала дорогу, но ей нужно было еще идти около получаса, чтобы добраться до особняка, а темнота сильно замедляла продвижение. Порывшись в карманах пальто, она достала электрический фонарик, с которым никогда не расставалась. Кейт всегда заботилась о том, чтобы батарейка была свежая, так что, нажав выключатель, она обрела серьезную поддержку в виде мощного луча света, освещавшего перед ней путь. Какое-то время она сомневалась, не пойти ли ей прямо через лес либо избрать окольный путь, проходивший по открытой местности, но в конце концов остановилась на первом. Подняв голову вверх, она увидела перед собой лишь черное небо, луна еще не появилась, так как время ее не пришло. Небрежно пожав плечами, она продолжила путь, уверенная, что при необходимости сможет найти дорогу домой даже с закрытыми глазами. Но в этот момент ее нога наткнулась на что-то твердое, и страшная боль, пронзившая ее, заставила девушку громко вскрикнуть. Кейт рухнула и выронила фонарик, который сразу же погас. Ощупав руками лодыжку, она поняла, что только что угодила в стальной капкан.

* * *

Мэри забыла о джазе и концерте. Тесно прижавшись к Скотту, она едва перевела дыхание, по ее губам блуждала блаженная улыбка.

– Это было божественно… – прошептала она наконец.

Она чувствовала, как он гладил ее волосы, играя мелкими прядями на затылке. Заниматься с ним любовью было для нее ни с чем не сравнимым блаженством, она обожала его кожу, запах, малейший его жест. Поскольку они хорошо знали привычки и желания друг друга, каждый старался доставить партнеру максимум удовольствия, но, помимо удовольствия, которое она получала и дарила сама, Мэри еще была безумно влюблена в Скотта. С самого начала романа Мэри привязывалась к Скотту все больше с каждым днем. Она не только считала его красивым и умным, но, помимо этого, открыла для себя, что он может быть нежным, деликатным и полным юмора, несмотря на непростой характер.

– Пора одеваться, – с сожалением заметила она, – иначе мы пропустим начало концерта. Я быстренько пойду приму душ, а потом уступлю место тебе.

– Нет, я пойду с тобой, так будет быстрее.

Он наблюдал, как она вставала, и состроил гримасу.

– Хотя… – сказал он, протягивая руку, чтобы ее удержать. – Ты действительно так уж хочешь пойти на концерт?

– Знал бы ты, с каким трудом мне удалось достать билеты! – воскликнула она, смеясь. – К тому же Грэм и Пэт нас будут ждать, нельзя же их подвести.

Забавляясь от души его разочарованием, она направилась в ванную. Их банные халаты, висевшие на вешалках рядышком, к сожалению, вовсе не значили, что они со Скоттом жили вместе. Несмотря на все попытки, Мэри так и не удалось добиться, чтобы он отказался от своей независимости. Обычно либо она приходила к нему, либо он ее навещал, короче, они встречались как любовники на первых свиданиях, а ведь их связь уже длилась довольно долгое время. Он дал ей ключ от своей квартиры, но она им не пользовалась и всегда предупреждала о своем приходе на всякий случай. С большим тактом он напомнил ей, что иногда ночевал в Джиллеспи и не всегда мог оказаться дома. Хотел ли он таким образом удержать ее от неожиданного вторжения? Она не сомневалась в его преданности, верила в слова любви и никак не могла понять, почему он до сих пор сохранял определенную дистанцию между ними. Для настоящих устойчивых отношений Скотт считал себя слишком молодым, и в какой-то мере это оправдывало его поведение.

Дверь ванной распахнулась, и Скотт бросился в душ, но не для того, чтобы заключить ее в объятия.

– По-моему, они там совсем безмозглые дома! – бросил он, хватая мыло. – Представь, Кейт пропала, а они даже не заявили в полицию!

– Кейт?

Ошарашенная, она смотрела, как Скотт быстро помылся и схватил полотенце.

– У нее недавно вошло в привычку бродить по холмам в полном одиночестве, – объяснил он.

– Но это ведь опасно, правда?

– Не больше всего остального… А в общем ты права. Кейт – молоденькая девушка, с ней может случиться все что угодно.

– Не стоит сразу думать о плохом. Ну конечно, она просто заблудилась.

– Не верю. Она прекрасно ориентируется на местности и притом очень разумна. Опоздать домой на несколько часов для нее немыслимо.

– У Кейт есть мобильный телефон?

– Да, но она не отвечает.

– Ты сейчас туда поедешь?

– Конечно! Даже если я приеду позже, чем полицейские, я наверняка лучше их знаю местность.

– Я поеду с тобой, – заявила Мэри.

– Нет, это ничего не даст. Потом я тебе позвоню.

Не слушая ее протестов, он принялся одеваться. Двумя минутами позже, когда Мэри заканчивала сушить волосы, она услышала, как хлопнула дверь. Понятно, что он очень волновался из-за малышки Кейт, но мог, по крайней мере, проститься с ней и не таким сухим тоном, который оставил у нее неприятный осадок.

Мэри вернулась в спальню в раздумьях. Если она хотела еще застать Грэма и Пэт, она должна была поспешить, но ей захотелось задержаться, потому что она в первый раз осталась одна у Скотта дома. Никогда она не опустилась бы до того, чтобы рыться в его вещах, но неожиданно для себя она увидела обстановку в его жилище другими глазами. В этой квартире она чувствовала себя гостьей, чужой, так как никогда полностью не одобряла его выбора. Разве не нелепо было им платить за две квартиры, жить по отдельности, каждому в собственном мирке? В этой квартире даже мебель не принадлежала Скотту, ничто здесь не говорило о его вкусах, о его личности. Для молодого человека двадцати пяти лет Скотт был довольно аккуратен, нигде не валялась одежда, хотя не исключено, что он подготовился к приходу Мэри и сделал уборку. На письменном столе аккуратными стопками были сложены папки с документами по винокурням, но там же находились и личные вещи – несколько рамочек с фотографиями отца Скотта в килте; Мойры в наброшенном на плечо шарфике из тартана; Грэма и Скотта в костюмах для игры в регби; Дэвида с куропаткой в одной руке и охотничьим ружьем в другой. И наконец, она, Мэри, перед зданием прядильной фабрики, веселая, смеющаяся. В последней рамочке, самой маленькой, был снимок Кейт в полный рост с развевающимися на ветру волосами, наверняка сделанный в ландах. И ни одной фотографии матери Скотта, о которой тот никогда не говорил. Он был очень скрытным, Скотт, и редко касался личных тем. Когда она пыталась вызвать его на откровенность, он чаще всего уходил от вопроса с помощью смешка или нежного словца. Что же касается свадьбы, на которую она иногда намекала, в этом случае Скотт сразу замыкался в себе и отказывался говорить на эту тему. Единственной данью ей был завтрак в Эдинбурге, и все равно он был крайне сдержан с родителями Мэри и абсолютно ничего не сказал насчет их будущего. И притом он так ни разу и не пригласил Мэри в Джиллеспи, чтобы представить ее Ангусу.

– Либо сейчас, либо никогда! – произнесла она вслух.

Он не захотел, чтобы Мэри сопровождала его, но ведь она всегда могла притвориться, что очень волнуется за малышку Кейт и не смогла удержаться, чтобы не узнать о ней новости. Прежде всего, она была с ней знакома, к тому же Скотт часто говорил, что она ему как младшая сестренка, что он взял ее под свою защиту и очень к ней привязан.

Охваченная внезапным возбуждением, Мэри взяла мобильный телефон, отослала сообщение с извинениями Грэму, потом быстро начала собираться.

* * *

Полицейские считали, что такой беззвездной ночью и под проливным дождем поиски окажутся нелегким делом. Не лучше ли было дождаться рассвета? И потом, могла ли ее семья утверждать с уверенностью, что девушка попросту не сбежала? В ее возрасте такое случалось часто, тем более если учесть особенности этой семьи.

После такого заявления полицейских Амели в ужасе вытаращила на них глаза, Ангус же пришел в бешенство. Слава богу, с их семьей все было хорошо, и малышке очень нравилось в Джиллеспи. Кейт была прелестной девушкой, она прекрасно училась, и у нее не было бойфренда. Мысль о том, что она могла сбежать, всем казалось идиотской, ведь она ничего не взяла с собой, никаких вещей, а просто отправилась на прогулку, как делала это ежедневно.

Полицейские попросили разрешения осмотреть ее комнату, не переставая задавать им нелепые вопросы о «ее знакомствах». Вскоре появился Скотт, обезумевший от беспокойства, и, оценив ситуацию, решил приступить к поискам Кейт, не теряя ни секунды. Они с Дэвидом захватили фонарики, веревки, одеяла и тут же ушли, пока Ангус и полицейские вели беседу на все более повышенных тонах.

Джип «Патриот» мог с легкостью преодолевать любой путь, взбираться по крутым склонам или прокладывать себе дорогу в жидкой грязи. Главная трудность заключалось в том, что они не знали, где искать и откуда начать.

– Кейт любит наблюдать за отарами овец, – напомнил Дэвид. – Она знает всех пастухов и собак. Если бы что-то случилось в той стороне, нам давно бы уже сообщили.

Скотт старался двигаться как можно медленнее, челюсти его были стиснуты, руки судорожно вцепились в руль. Он зажег все возможные фары, которые прорезали темноту далеко впереди машины.

– Ты смотри на дорогу, а я буду следить за обочинами, – предложил Дэвид. – Мы можем спуститься к морю, если она, конечно, не пошла прямиком через лес…

– Каких диких зверей она могла там встретить? – прервал его Скотт. – Оленя? Сейчас не время гона, они не агрессивны. Лисицу?

– Да нет! Они боятся людей, ты же знаешь. И случаев бешенства среди них больше нет, болезнь полностью искоренена.

– Это не так! Летучие мыши до сих пор успешно ее распространяют.

– Не будь наивным. Ты почему-то предпочитаешь считать, что она наткнулась на зверя, а не на человека, да? Потому что по-настоящему страшная встреча – это…

Скотт ничего не ответил на это предположение, сосредоточенно наблюдая за дорогой. По прошествии нескольких минут Дэвид внезапно ему прошептал:

– Я-то хотел немедленно броситься на поиски, но твой отец, Мойра и Амели спорили, и никто не хотел уступить. Потом приехали полицейские. К счастью, я додумался позвонить тебе. Скотту здесь никто не смеет противоречить.

– И тебе тоже, насколько мне известно!

– Нет, что ты, а твоя мачеха? Она постоянно за мной следит, спуску не дает никакого.

– Скажи об этом отцу.

– Он меня не послушает, он влюблен. Притормози немного, мне трудно все вокруг рассмотреть.

Скотт переключился на первую скорость, принуждая себя оставаться спокойным. Ровный шум дворников приводил его в неистовство, он бы отдал сейчас все на свете, только бы увидеть Кейт.

– Как ты думаешь, сможет она постоять за себя? – спросил он вдруг.

– Кого ты имеешь в виду?

– Она совсем не подозрительна, поэтому, если Кейт даже увидит какого-нибудь подонка или человека с грязными намерениями, она не бросится тут же бежать.

Они снова замолчали, потом Дэвид продолжил:

– Надеюсь, она не встретила негодяя с дурными намерениями.

– Не все же мужчины – педофилы.

– Это тут ни при чем. Кейт – уже молодая девушка, но все же она еще ребенок.

Пока Скотт обдумывал эти слова, они выехали на опушку леса.

– По какой тропе стоит поехать?

– Объедем их все, – предложил Дэвид. – Но среди них есть такие узкие, что джип там не пройдет.

– Пройдет. В крайнем случае, обломаем ветки деревьев, если понадобится.

Он опустил стекло и останавливался время от времени, чтобы прислушаться. Дождь лил как из ведра, он уже промочил салон, так что куртка и джинсы Скотта были мокрыми.

– А что братья, они не отправились на ее поиски? – поинтересовался Скотт.

– Амели не пустила. Джон еще не вернулся домой, но она запретила Джорджу и Филипу выходить из дома.

– Она сделает из них мокрых куриц! Да и толку от них никакого, только мешали бы. Они абсолютно не знают местности, никогда не выходят гулять!

Лишившись вожака, оба мальчика заперлись в своих комнатах, слушали музыку или играли на компьютерах. Ангус упрекал их в том, что они совсем не занимались спортом, в то время как он приобщил Кейт к игре в гольф, и она оказалась способной ученицей.

– Не понимаю, как они могут не умирать от беспокойства за сестру, – проговорил Скотт.

– Очень им это нужно! Филип сказал, что она может даже ночью читать при лунном свете, забыв о времени.

– Кейт вовсе не безответственная, если бы этот придурок хоть сколько-нибудь ею интересовался, он бы это знал. Кстати, сегодня и лунного-то света нет.

– По-моему, Джордж лучше остальных, – заметил Дэвид. – Повернем направо.

Джип въехал в лес, разрезая фарами темноту. В белом зыбком свете казалось, что деревья наступают на них, как призраки. Скотт ехал очень медленно и часто останавливался, окликая Кейт, прислушиваясь и всматриваясь в заросли. Он чувствовал себя одновременно разочарованным, нетерпеливым и обескураженным.