Текст книги "Сновидение"

22

Детективный роман начинался с исчезновения ребенка в горной деревушке близ Гапа, в Верхних Альпах, зимой 2008 года. Мальчика звали Вильям Лафонж, ему было одиннадцать лет. Автор вел рассказ от лица полицейского из уголовного розыска, мрачного и загадочного, почти асоциального типа, которому дал в напарницы сыщицу, специалиста по исчезновениям, явившуюся прямиком из Парижа. Валери Лазиньер, тридцати пяти лет. Блондинка с голубыми глазами, довольно высокая, спортивного телосложенная, бездетная. Ее родители оба погибли в автокатастрофе два года назад. Вдобавок в возрасте шестнадцати лет ее изнасиловали.

Тут Абигэль вздрогнула. Если не считать изнасилования, героиня Валери Лазиньер походила на нее, некоторые общие черты прямо-таки бросались в глаза. Однако, хоть она и заметила это странное совпадение, чтение ее не захватило. Стиль оказался тяжеловат, а некоторые ошибки в описании следственных действий раздражали. В случае подтвердившегося исчезновения обычно пускали в ход тяжелую артиллерию: мобилизовывали силы полиции или жандармерии, вертолеты, даже задействовали план «Тревога: похищение». В романе же лишь два главных героя вели расследование в одиночку и, Абигэль уже чуяла это, должны были вскоре переспать.

Двое сыщиков опрашивали родителей, соседей, лавочников… Обнаружили два-три следа, оказавшиеся пустышками. Расследование буксовало, и книга тоже. Герои переспали в седьмой главе. Чтобы оживить интригу, автор время от времени вел рассказ от лица ребенка, запертого в темноте, перепуганного, умоляющего через толстую деревянную дверь – ту, что была изображена на обложке, – выпустить его.

Абигэль хотела было отложить книгу, как вдруг новый сюжетный поворот произвел на нее действие разорвавшейся в животе бомбы: полицейские получили анонимное письмо, присланное в комиссариат. Всего несколько слов, напечатанных на компьютере на белом листе: «На четвертом я остановлюсь. Время пошло. Тик-так, тик-так».

Абигэль кинулась к пробковой доске над компьютером и посмотрела на скан письма, полученного бригадой в самом начале дела Фредди, в марте 2014-го. «Будут еще трое. Ни одним больше, ни одним меньше».

Кто такой этот Джош Хейман? Псевдоним француза? Американец? Пресса в свое время писала о деле Фредди, и это письмо просочилось в СМИ. Что же, Хейман отчасти вдохновился их расследованием? Роман вышел два с лишним месяца назад; если автор писал его в прошлом году, это было вполне возможно.

У Абигэль почти не осталось сомнений, когда два сыщика в романе нашли, вскоре после второго похищения, не одежду на чучеле, но молочный зуб, принадлежавший первой жертве. Похититель послал его напрямую родителям мальчика. Еще более извращенный ход.

Теперь она не могла оторваться от романа. Где-то с середины книги автор ударился в чернейшие ужасы и худшие извращения, в том числе сексуального характера. Стиль письма изменился, стал резче и как-то… безумнее. Да, безумный, вот точное слово. Абигэль представила себе блажного писателя, одержимого своими демонами, и снова начальная сцена «Апокалипсиса сегодня» – ласка безумия – пришла ей в голову.

В интриге был задействован садизм, торговля людьми – целая сеть с ответвлениями в Бельгии и Румынии. Запрещенные форумы, на которых мужчины обменивались фотографиями детей. Хейман выдавал описания, от которых тянуло блевать, и все глубже погружался в свои потемки. Продолжение истории он сочинил, удаляясь мало-помалу от их подлинного дела. Логично, ведь сыщики команды «Чудо-51» в конце концов дали задний ход и больше не сообщали прессе никакой информации. И потом, расследование еще продолжалось, а книга уже была опубликована.

Она выпила еще травяного чая и вернулась к роману. Вот-вот должен был прийти Фредерик. Осталось только двое детей из четырех запертых в подвале – последние похищенные, Кантен и Коринна. Двух других забрали «черти». Кантен не знал, куда и зачем. Двадцать дней мальчик томился в этих подземельях. Накануне незнакомый мужчина клещами вырвал ему зуб. А назавтра Коринна, одиннадцати лет, черноглазая брюнеточка, оказалась с ним…

Какую участь им уготовили? Что станется с этими детьми? В этой главе автор сосредоточился на Коринне, все было увидено ее глазами. Перепуганная девочка звала родителей, скребла ногтями землю. Когда она спросила Кантена, сколько времени он томится в своем карцере, и он ответил ей, что долго, она завопила.

Абигэль не могла оторваться от их диалога на странице 387.

«– Тот, кто с нами это сделал, дает нам всем прозвища, – прошептал Кантен. – Я – Кро-Маньон. Не знаю, почему он зовет меня так. А ты? Он уже дал тебе прозвище?»

Абигэль перевернула страницу, нервно царапая ногтями губы.

Она прочла первую строчку, и глаза у нее полезли на лоб.

«– Да, – ответила Коринна. – Он назвал меня Жемчужинкой Любви».

23

Первым, что почувствовал Фредерик, вернувшись домой после этого утомительного июньского дня, был сильный запах антисептиков. Заинтригованный, он шагнул в квартиру, заглянул в кабинет, где стоял его компьютер. Едва начатая сигарета, раздавленная в пепельнице, которой он никогда не пользовался, удивила его: Абигэль не курила.

Бросив куртку на спинку дивана, он пошел по коридору. Из спальни донесся скрип половиц. Его подруга, должно быть, проснулась после сиесты. Проходя мимо ванной, он заметил валявшиеся у раковины бинты в пятнах то ли крови, то ли бетадина. Он кинулся в спальню. Абигэль расхаживала по комнате, прижимая к уху телефон. На кровати были разложены четыре тетради снов. Последняя, под номером 4, открыта. Рядом лежала новенькая книга, «Четвертая дверь» Джоша Хеймана.

– Не отвечают, – сказала Абигэль, вешая трубку. – Я позвоню в издательство Джоша Хеймана завтра с утра.

Она переоделась в бежевый свитер с длинным рукавом, хотя на улице было больше двадцати пяти градусов тепла. На ткани виднелось пятнышко крови. Фредерик подошел, взял ее за левую руку и приподнял рукав свитера. Он увидел повязку.

– Ничего страшного, Фред.

– Ты поранилась?

Она не ответила. Он осторожно отклеил пластырь. От вида маленького ярко-розового кратера на коже у локтя скрутило желудок. Ожог от сигареты…

– Боже мой, Абигэль, не говори мне, что…

– Иголок уже недостаточно. А боль от такого ожога не может сымитировать никакой сон. Когда я обожглась, я убедилась: то, что я пережила, – реальность. Это важно, очень важно для меня – сохранять ясный ум. Потому что происходит что-то такое, что, возможно, поможет мне наконец продвинуться.

Фредерик бережно приклеил пластырь на место. Он подсунул руку под затылок Абигэль и погладил ее.

– Он останется на всю жизнь, этот ожог, ты понимаешь?

– Вот именно.

– Это не должно повториться, Аби. Скажи мне, как тебе помочь?

Она кинулась к кровати, схватила книгу и сунула ему в руки.

– Скажи мне, видел ли ты эту книгу? Я купила ее в первый раз в магазине десять дней назад. И конечно же, принесла ее сюда, положила на стол или поставила на полку. Посмотри на нее хорошенько.

Фредерик перевернул томик, бросил взгляд на заднюю сторонку обложки.

– Первый раз вижу.

– Нет! Не может быть! У меня есть чек от одиннадцатого июня!

Она взяла книгу у него из рук, открыла ее на странице 387, ткнула пальцем в верхнюю строчку. Фредерик прочел реплику. Абигэль уловила искру, блеснувшую на долю секунды в его глазах.

– Ты говорила мне, что называла так Леа. Она нашла крошечную жемчужинку в устрице в прошлом году…

Абигэль энергично закивала:

– Она так этим гордилась. Книга вышла меньше трех месяцев назад. В ней говорится о похищении детей, о преступных сетях, о заточении. Этот Джош Хейман заменил жандармов полицейскими, изменил место действия и мотивации своего преступника, но он взял за основу часть нашего расследования, тут никаких сомнений. Четверо похищенных детей, как у нас. Даже у его сыщицы есть общие черты со мной. И он пишет об автомобильной аварии, в которой погибли ее родители.

В яблочко. Фредерик всегда щипал себя за нижнюю губу, когда бывал озадачен. Она вдобавок показала ему расшифровку имени Д-Ж-О-Ш из своего сна.

– Все ведет меня к этой книге.

Фредерик сел на кровать.

– Эта Жемчужинка Любви появляется еще где-нибудь в книге?

– Нет, я проверяла. Только на странице 387.

– Ладно. Давай спокойно попытаемся во всем разобраться. Какой-то тип пишет роман, который выходит в конце марта, вдохновившись, судя по всему, нашим делом. Кстати, а что сталось с детишками в книге?

– Все кончилось плохо. Их находят мертвыми на бельгийской границе, их тела утопили в частном пруду во владениях главы педофильской сети. Гнусная история в духе Марка Дютру…[11]11
  Марк Дютру (р. 1956) – бельгийский педофил и серийный убийца.


[Закрыть]

– Очень обнадеживает. Короче, дело разжигает страсти, пресса шумит, наши физии маячат в газетах, и твои качества эксперта по криминологии выходят на первый план. Достаточно набрать твое имя в Интернете, чтобы поисковик выдал кучу статей в региональных газетах, в том числе большой портрет на три полосы. Пресса тебя любит и следит за тобой уже несколько лет: психолог-криминолог, страдающий нарколепсией, – такое не каждый день встретишь… Ну вот, автор твоей книжицы использует эти статьи, чтобы выстроить свою интригу. Вдобавок у него могут быть свои источники в жандармерии, как знать? Он пишет книгу и публикует ее, когда наше расследование в самом разгаре. Ты ее покупаешь несколько дней назад, возможно, читаешь целиком, но не обращаешь внимания на страницу 387? Мало ли, была рассеянна или устала… И потом, эти твои провалы в памяти. До сих пор это касалось далекого прошлого, но, может быть…

Он замолчал. Сел рядом с ней.

– Что бы ни случилось, я тебя не оставлю. Никогда.

Фредерик попал в точку, как это часто бывало. Абигэль посмотрела в его глаза, два больших темных круга, в которых она любила теряться, когда ей было плохо.

– Леа терпеть не могла, когда я называла ее Жемчужинкой Любви. Я знала, что это ее бесит, но именно в наших мелких ссорах мы были особенно близки. Я прижимала ее к себе, гладила по волосам – я не могла этого делать, когда все было хорошо. Какая-то стыдливость разделяла нас. В тринадцать лет она уже была маленькой женщиной со своим характером, знаешь?

Она замолчала, глядя в пол. Фредерик знал, что в такие моменты Абигэль была с дочерью. Что между ними существовала незримая связь. Он оставил ее в покое, ушел в кухню и открыл морозильник. Вздох… Ведерко карамельного мороженого… Большая ложка… Некоторые бегают до изнеможения, чтобы выпустить все скопившееся в голове дерьмо. Он этого не мог из-за невралгии сухожилий левого плеча при любом длительном усилии. Вот он и компенсировал это кайфом от приема сахара, в одиночку склонившись над столом, поставив перед собой ведерко как олицетворение отчаяния.

Абигэль стояла за его спиной и смотрела, как он поглощает мороженое в астрономических количествах.

– Жемчужинка Любви – это было только наше имечко, – сказала она, подойдя ближе. – Откуда же этот Джош Хейман мог его узнать?

– Может быть, Леа кому-нибудь рассказала? – ответил Фредерик перемазанными в мороженом губами. – В школе? В танцевальном клубе? В Интернете? Она ведь пользовалась соцсетями, правда?

– Время от времени.

– Имечко дошло до ушей писателя тем или иным образом, и он использовал его в своей книге. Это просто совпадение, случайность.

Абигэль принялась расхаживать взад-вперед, обхватив голову руками, откинув свои длинные волосы назад. Фредерик глотал без вкуса, без желания, в замедленном темпе. Сахар обволакивал его язык и желудок, и ему казалось, будто горло разбухает, как после укуса осы. Ни дать ни взять парочка психопатов, подумал он. Ее сжигает жар, а его – холод.

– Может, случайность, а может, и нет, – отозвалась Абигэль. – Пятого декабря две тысячи четырнадцатого года машина моего отца врезалась в дерево, и Фредди как раз был там. Через два месяца я возвращаюсь туда и нахожу стихотворение, в котором моя дочь сообщает мне, что скоро умрет. Сегодня в книге о похищении детей, расследование в которой похоже на ваше, я нахожу нечто очень личное, касающееся нас с Леа. Я хочу понять, как это может быть. И я найду этого Джоша Хеймана. Я хочу знать, как он ухитрился написать слова, которые могла произнести только моя дочь.

24

Абигэль всю ночь не сомкнула глаз. Она без конца переживала свою находку несколько часов назад в лесу близ Сент-Амана, совсем рядом с местом аварии. Вырезанный на дереве глаз… Пластиковый пакет, зарытый в листья… Катаплексия, паралич, улетающие пакет и файлик… И в последний момент пойманный листок. Ужасное четверостишие на нем, явно адресованное ей:

 
Тебе я делать больно не хочу,
Но знаю, очень скоро я умру.
Тебе я редко это говорю,
Но знай, тебя я, мамочка, люблю.
 

Вскоре после находки, около полуночи, она вернулась в помещение группы. На месте был только Патрик Лемуан и очень удивился, увидев ее так поздно. Она все ему рассказала: как вспомнила о черном «Рено-Кангу», стоявшем в двух-трех сотнях метров от места аварии на Д151, и, главное, о письме в файлике и пластиковом пакете, зарытом в опавших листьях точно в том месте, где ее нашли без сознания после трагедии двумя месяцами раньше.

На следующий день после ее находки, в одиннадцать утра, Абигэль держалась только на нервах. Она расхаживала вокруг стола в гостиной, где лежали листки – стихи, письма, – написанные рукой дочери, которые она откопала в одном из ящиков в ее комнате.

Приходилось признать очевидное: на первый взгляд письмо, найденное в лесу, было написано тем же почерком.

Абигэль снова припала к кухонному окну. Вот-вот вернется Фредерик и сообщит что-нибудь новенькое по поводу странных вчерашних открытий. Он отказался что-либо объяснить ей по телефону. Что означало, что это важно. Что жандармы ухватили ниточку. Кто написал фразу на бумаге? Один из похищенных детей? Сам Фредди? Но как можно было с такой точностью воспроизвести почерк Леа? И почему обращались к ней?

Ей хотелось ощутить в горле пламя алкоголя, но надо было оставаться трезвой. Услышав так хорошо знакомый ей шум мотора, она кинулась к двери. Настоящая собака Павлова, выделяющая слюну при звоне колокольчика.

Она почувствовала, как взволнован ее гость, когда они поцеловались. Судя по виду, он тоже недоспал. Он указал на стоявший у двери чемодан:

– Ты уезжаешь?

– Мне надо съездить забрать вещи отца из дома, который он снимал в Этрета. После твоего ухода сразу и отправлюсь. Сделаю дело и, наверно, переночую в отеле. Вернусь завтра.

Фредерик бросил взгляд в сторону кухни. Он знал, где найти бутылку водки: между двумя раковинами. Однажды он застал ее, когда она выливала содержимое в слив, в другой раз – пьющей из горлышка. Демоны в ней бились не на жизнь, а на смерть.

– До Этрета путь неблизкий, Абигэль. С твоим лечением и…

– Я знаю, Фред, знаю. Но во-первых, я трезва. А во-вторых, несколько часов пути средь бела дня – это не смертельно. По автостраде я не поеду. Если захочется спать, остановлюсь на обочине, подремлю и покачу дальше.

– А в случае катаплексии?

– Я справлюсь.

– Ты не можешь справиться.

Абигэль не ответила. Они прошли в кухню и сели. Фредерик достал из-под куртки папку с тесемками. Внутри лежал листок с написанной от руки фразой. Абигэль налила им черного кофе; они оба любили крепкий.

– Прежде чем перейти к этому письму, я должен сказать тебе кое-что о чучеле, найденном вчера в лесу…

Он подвинул к ней фотографию Артура: мальчуган в футбольной форме с мячом под мышкой. У Абигэль висела такая же в кабинете, но она все убрала в ящик стола, хоть и не выбросила – просто не смогла. Фредерик протянул ей другие фотографии – сделанные вчера, когда обнаружили чучело.

– Итак, во-первых, длинные светлые волосы. Нашли несколько луковиц, и анализ показал, что волосы женские. Их проверили по картотеке ДНК, это ничего не дало. Неизвестно, кому они принадлежат.

– Об исчезновении так и не заявляли?

– Ничего. Если это волосы ребенка или подростка, родители должны были проявиться уже давно. До сих пор Фредди посягал только на семьи. Но может быть, эта девочка из приюта? Из какого-нибудь заведения? Сирота?

– Тем более что Фредди, возможно, хотел выставить свое чучело в ночь моей аварии. А в таком случае девочка с длинными светлыми волосами пропала два месяца назад…

– Мы тоже об этом думали. Лемуан в контакте с прессой. Информация уже циркулирует вокруг этой новой находки. Может быть, кто-нибудь и проявится.

– Пресса вредит нам столько же, сколько помогает. А родители Артура знают про чучело?

– Да… Сама понимаешь, в каком они состоянии.

Она со вздохом взяла письмо:

– Ты должен был начать с этой записки. Что вы обнаружили?

Фредерик помедлил с ответом, отпив глоток кофе.

– У тебя еще остались кое-какие личные вещи в помещении группы. Бумаги, три фотографии дочери и несколько милых записочек, которые она писала тебе, в духе: «Я тебя люблю, я тебя тоже нет. Твоя Жемчужинка Любви».

– Я знаю, они есть и в моем кабинете, и в ящиках в комнате Леа. – Она показала на стол. – Они повсюду… Я зайду за ними… скоро.

– Мы сделали графологический анализ текста, написанного на листке, который ты принесла этой ночью. Сравнили его с другими, написанными твоей дочерью. Наш эксперт дал однозначный ответ: это почерк Леа.

Абигэль прижала ладони к щекам:

– Вы уверены, что это не имитация?

– Никаких сомнений. Эти слова на листке, который ты принесла Патрику, написала Леа.

Абигэль утратила дар речи. Она представила себе, как Леа в своей комнате, заперев дверь, пишет эти четыре зловещие строчки и прячет листок в ящик стола.

– Мы побывали на месте аварии сегодня утром, – объяснил Фредерик. – Ночью навалило много мокрого снега. Все размыто, невозможно отыскать место, где ты будто бы копала…

– Что значит «будто бы»?

– Это письмо… Ты понимаешь, что этого не может быть, Абигэль?

– Тогда что же? Вот эти слова, перед тобой, и почерк моей дочери!

– Есть два варианта. Первый: Фредди был здесь, у тебя, украл этот листок и закопал его в лесу.

Абигэль не вздрогнула. Она только скрестила на груди руки, вдруг ощутив озноб. Фредди ведь побывал и у Виктора, он всегда околачивался поблизости от своих жертв. Но с какой стати он проник к ней, чтобы украсть лист бумаги, о существовании которого она сама не подозревала? Откуда он мог знать?

– Ты не замечала ничего подозрительного в последнее время? – спросил Фредерик. – Следов взлома? Открытой двери? Незнакомца, бродившего вокруг твоего дома?

– Нет-нет… Только покупатели приходили на днях с агентом по недвижимости. Но я всегда была здесь, когда они смотрели комнату Леа. Стихи лежали на дне маленького ящика ее письменного стола. Никто не мог об этом знать.

Абигэль помнила, что заглянула в эти письма, перед тем как открыть чемоданы, но прочла не все. Было ли среди них это зловещее послание? Как она могла его не заметить?

– Если это и вправду Леа написала эти слова, если письмо было в ее столе среди всех этих листков, то как она могла предсказать, что скоро умрет? Откуда ей было это знать? Боже мой, она же спала, когда случилась авария! Я… я не понимаю, Фредерик. Как с ремнями безопасности, опять что-то не укладывается у меня в голове.

– А ты не замечала за Леа странного поведения в последние недели перед аварией?

– Мы меньше говорили, отношения стали напряженными. Я слишком много работала, а она быстро взрослела. Ты же знаешь, что такое подростки в тринадцать-четырнадцать лет. Переходный возраст. Мы сцеплялись иногда, но ничего серьезного. У нас с ней и не такое бывало.

– Она изменилась? Тебе не казалось, что она стала другой?

– Нет, то есть я хочу сказать, она была нормальным подростком. Но мне кажется, она в кого-то влюбилась. Это было видно. Стала более скрытной, лукавой. Может быть, в одноклассника. Но когда я пыталась с ней об этом поговорить, она замыкалась и отмахивалась, мол, не лезь не в свое дело. Я не давила на нее. Леа была полна жизни, я была счастлива видеть ее такой.

Абигэль не понимала: почему ее дочь написала такие слова? «Тебе я делать больно не хочу, но знаю, очень скоро я умру…» Похоже на прощальное письмо. Зловещее предчувствие.

– Я не могу поверить, что Фредди проник сюда, чтобы украсть это письмо. Бессмыслица какая-то.

– Вот именно, мы тоже не верим, по правде сказать, – ответил Фредерик. – Ты же нас знаешь, мы всегда рассматриваем все возможные сценарии. Мы хорошенько обдумали эту историю с пропавшими из чемодана Леа вещами, о которых ты говорила: черный котенок и брюки в клетку. Как ни крути, трудно понять, зачем он взял их из чемодана Леа и сложил все потом, как будто так и было. Если четко представить себе картину, он должен был взять ключ из кармана ее… выброшенного из машины трупа, вернуться к багажнику, открыть чемодан, украсть эти вещи, а потом положить ключ обратно в карман.

– И все же других вариантов нет. Фредди столкнулся с исключительной, неожиданной ситуацией, отчего его быстро охватило возбуждение. Психический процесс, соответствующий четкой схеме, пошел в его голове, и он действовал в соответствии с ним. Словно художник, который смотрит на произведение искусства и добавляет к нему свои маленькие мазки.

– Есть другая гипотеза, и мне очень неприятно тебе это говорить, но представь себе, просто представь, что Леа вовсе не положила свою плюшевую игрушку в чемодан в тот вечер, когда вы уезжали. И брюки в клетку тоже. Это вполне объясняет непонятную историю с ключом: Фредди и не думал рыться в ее чемодане. Лично я считаю, что, когда произошла авария, он испугался и убежал. Это было бы настолько логичнее.

– Логичнее? Я знаю, что я видела в тот вечер, когда мы уезжали. И знаю, что Фредди вполне мог остаться и оценить «зрелище».

– Ты, может быть, просто устала? Тебе показалось и…

– Идем.

Абигэль прошла в комнату дочери и сунула ему в руки фотографию в рамке:

– Что ты здесь видишь?

– Леа… и ее брюки в красную и белую клетку.

Абигэль показала на ворох одежды на кровати. Потом открыла двери гардеробной и стала кидать Фреду сложенные брюки. Он ловил их одни за другими, чтобы они не упали на пол.

– Если я действительно все выдумала, то где же они, эти брюки? Леа положила их в чемодан в тот вечер. Она взяла с собой эти брюки и своего плюшевого котенка… Я в этом уверена.

Фредерик встал:

– Позволь, я взгляну?

Абигэль села на кровать. Фредерик заглянул в ящики, потом перебрал висевшие на плечиках куртки и пальто. Раздвинул их. Ничего. Он снял их с вешалки, действуя методично, как при обыске.

Когда Фредерик обернулся, он держал в руках клетчатые брюки Леа.

– Они были под курткой.

– А ведь я была уверена, что…

– Очень может быть, что черный котенок тоже где-то в доме.

– Я везде искала, Фредерик, клянусь тебе. Его здесь нет.

– Иногда мы не видим того, что у нас перед носом, ты сама повторяешь это целыми днями. Возможно, у тебя в мозгу что-то заклинило и мешает тебе видеть.

Абигэль вынуждена была признать очевидное: рассудок обманул ее насчет брюк. Неужели с котенком то же самое?

– Скажи мне твою версию.

– Это вопрос деликатный, но… придется тебе сказать. Она связана со скверной смесью, которую ты употребляешь: антидепрессанты, алкоголь, пропидол… Извини, Абигэль, я тебя, боже сохрани, не осуждаю, но…

– Давай, не тяни.

– Фредди никогда здесь не был. Ты нашла это странное письмо, разбирая вещи дочери, и это стало для тебя настоящим эмоциональным шоком. Я не сомневаюсь, что ты была на месте аварии вчера вечером. Пытаюсь поставить себя на твое место, должно быть, это было ужасно. Ты видишь символ, толкуешь его по-своему. Принимаешься копать. И вот тут-то думаешь, что нашла это письмо, когда на самом деле оно уже у тебя было.

Абигэль смотрела на него не мигая.

– Значит, вы считаете, что я все выдумала. Как и про ремни безопасности.

– Ты просто объединила две независимые друг от друга вещи: письмо – с одной стороны, символ – с другой. Твой мозг естественным образом связал их и породил что-то вроде ложного воспоминания. Или, может быть, это был сон? Видение из тех, что у тебя бывают? Ты, кстати, рассказывала, что с тобой случился приступ катаплексии и…

– Катаплексия случилась потом, и от нее у меня не бывает видений. Я в полном сознании во время этих приступов. Короче, вы мне не верите, я поняла. И поэтому, полагаю, вы не стали искать черный «кангу», который я видела на обочине в вечер аварии?

Невыносимое молчание Фредерика было красноречивее любого ответа.